Неизвестная цивилизация. Перевод с бурятского языка Виктора Балдоржиева

Дугаржап Жапхандаевич Жапхандаев

Рукопись Дугаржапа Жапхандаева «Повесть о моём детстве» яперевёл с бурятского языка и издал в 1999 году под названием «Алханай – Шамбала моей души». Каждое поколение по-новому будет знакомиться с главами этой удивительной книги новелл о жизни на Восточной Окраине России в первой четверти XX века. Ведь сегодня Алханай стал Шамбалой души всех.

КРАСНОЕ ПАСХАЛЬНОЕ ЯЙЦО

У Жамьян-Дэби на щеках лукаво двигаются ямочки. Он дает мне серую бумажку.

— Понюхай! Знаешь что это?

Нюхаю. Конечно, я знаю что это бумага из-под махорки, но не хочу расстраивать друга. А Жамьян-Дэби мечтательно спрашивает:

— за красным яичком поедешь?

— Не знаю…

Побывать в русской деревне — моя самая заветная мечта. Жамьян-Дэби хорошо, он был там с отцом. Возьмет ли меня папа? Однажды мама поехала на коне в деревню, я долго бежал за ней и кричал: «Мама! Возьмите меня к русским». Мама остановила коня и ласково сказала: «Ты поедешь потом с папой за красным яичком…»

Весенний ветреным днем папа запряг коня в телегу. Вдруг подошла мама и, застегнув на моем тэрличке верхнюю пуговицу, весело сказала:

— Ты поедешь с папой за красным яичком.

Сердце мое ликующе подпрыгнуло!

Радостно подскакивает телега, быстро мелькают деревья. Холодновато, но повсюду цветет багульник, а вдоль кремнистой дороги Дунда-Мадаги оживает дикий абрикос — буйлэсан. Дорога усеяна огромными булыжниками, телегу кидает в разные стороны и резко подбрасывает, перед глазами все время подрагивает зеленая трава на обочине. Мы поднимаемся выше и выше. Папа вытягивает шею и пристально смотрит в верх на синеющие горы.

— Вон на той вершине у меня умер конь, а сам я еле спустился вниз, — говорит он, показывая рукой на отвесные хребты и гребни, на которые и смотреть-то страшно. Выше их — только голубое небо. — Я прискакал с той стороны, у вороного разорвалось сердце, а я ушел пешком в тайгу.

— Почему? — удивился я. На лице папы мелькнула печаль. Он долго молчал и, вздохнув, продолжил рассказ:

— Мы были на летнике у Соктуя… Однажды к нам прискакал отряд тапхаевцев. Они наставили на меня ружья и приказали ехать с ними. Пришлось седлать вороного… Отряд остановился в большой русской деревне. С криком и руганью тапхаевцы начали грабить семьи. Потом они стали пьянствовать и распевать песни. Я знал почти всех русских людей в округе. От стыда и позора чуть не ослеп. Наконец я осмелился и, вскочив на вороного, помчался в тайгу. Вслед загремели выстрелы, но ни одна пуля не задела меня. Я взбирался все выше и выше, бедный мой конь вспотел и пена хлопьями летела по ветру. На вершине он умер, а я побрел пешком… Бедный мой вороной… А тапхаевцы не искали меня, Наверное, опьянели и забыли обо всем… Но! Чу-чу!

Показалась русская деревня… Как здесь красиво, какие большие дома и окна! Пока я вертел головой, папа въехал в ограду, где неистово лаяла и рвалась с цепи лохматая собака. Если сорвется — сразу съест! В синей рубашке, смеющийся, вышел навстречу наш Ванька — тала. Я вспомнил, что мама зовет его — Петруни Ванька. Он поздоровался с папой, наклонился и пожал мою руку.

— Мэндэ-здрасти, дорогие гости! — сказал тала и повел нас в дом.

В чистом доме пахнет жареным мясом, На столе в стеклянных банках с водой растут развесистые ветви, на них пушистые ярко — розовые и синие шарики. Как хозяева умудрились подвесить такие маленькие яички на веточки? На подоконниках цветут цветы, а со стены строго смотрит на меня русский бог.

Жена нашего талы суетится у огромной белой печи, шурудит внутри длинной жердью с вогнутыми железными рогами. Жарко в избе! Вдруг она вытащила из печи горшок, а потом на железном подносе что-то круглое и золотистое. Так это же поросенок!

Сижу возле отца и наблюдаю. Вдруг открылась дверь, и в избу ввалилось много людей. Первый русский заулыбался, что-то сказал и обнял нашего талу. Касаясь друг друга щеками, они три раза расцеловались. Я выпучил на них глаза. Но и жена нашего талы также расцеловалась с одной женщиной. Вошел русский старик. Тала и его жена подбежали к нему и стали целовать вдвоем. Вот, оказывается, как празднуют русские!

Потом жена нашего талы засуетилась снова, поставила посередине избы большой стол и, пока я удивлялся разговору русских, быстро расставила много-много всякой вкусной и сладкой еды. У меня закружилась голова. Там были шаньги, пряники, пенки, конфеты, картошка, золотистый поросенок, что-то зеленое и красное, блестящие ножи и вилки.

Когда все уселись за стол, в больших деревянных тарелках принесли красные, розовые, голубые, зеленые яйца! Весело запел большой сияющий самовар. Почему мы ставим стаканы на блюдца? Оказывается, так лучше пить чай.

Смотрю — русские едят очень мало, пьют чай и громко — громко разговаривают, Сижу возле папы и озираюсь. Вдруг жена талы что-то сказала мне по-русски и положила возле меня мягкий калачик, шаньгу и еще что-то очень вкусное на вид, легкое и квадратное. Наверное, она угощает меня и просит есть. Сразу берусь за это легкое и квадратное, жую. Нет, не вкусно, на вид красиво, а вкуса нет, одна картошка внутри.

Долго мы сидели за столом, вдоволь я насмотрелся на русских, наслушался разговоров. Застолье заканчивалось, когда жена нашего талы вдруг зачастила: «Ой, гостинцы маленькому, гостинцы…» С этими словами она начала запихивать мне за пазуху всякую вкусную еду, потом протянула несколько разноцветных яиц.

Одно из них было красным!