Неизвестная цивилизация. Перевод с бурятского языка Виктора Балдоржиева

Дугаржап Жапхандаевич Жапхандаев

Рукопись Дугаржапа Жапхандаева «Повесть о моём детстве» яперевёл с бурятского языка и издал в 1999 году под названием «Алханай – Шамбала моей души». Каждое поколение по-новому будет знакомиться с главами этой удивительной книги новелл о жизни на Восточной Окраине России в первой четверти XX века. Ведь сегодня Алханай стал Шамбалой души всех.

ПОМНЮ…

Я родился и жил в бескорыстном мире детей природы и века.

Помню… Алханай… Мне три или четыре года, дверь юрты закрывают, но сейчас она распахнута. В юрте никого нет. Обрадованный, спрыгиваю с кровати, спешу к двери, на волю, перелезаю через порог и бегу по влажной траве. Неожиданно слышу голос мамы:

— Куда побежал! Там ручей, опасно.

Мама догоняет меня, высоко поднимает на руки и прижимает к себе. Как далеко видно с высоты! В голубом тумане купаются горы и тайга, видны юрты, коровы и овцы, недалеко кузница папы. Когда я убегаю, папа тоже берет меня на руки и несет обратно…

В юрте мама дает мне блестящий замок и много позванивающих ключей в связке, на которые я давно зарился.

— На, играй и сиди дома! — говорит она, потом пододвигает ко мне деревянную чашку с молоком и длинный ломтик хлеба. Ключи к замку не подходят, увлекшись игрой, я молчу. Приходит папа.

— Дома его уже не удержать, недавно он бегал в кустарниках за конем, еле нашли. Не одевать же на него снова колокольчик, — ворчит мама.

Папа молчаливо поддакивает и не спеша пьет чай. Наигравшись, я снова заскучал. Принимаюсь за еду. Жую хлеб и берусь за чашку. Молоко бежит по подбородку и стекает на грудь. Мама подбегает ко мне и вытирает пальцем белые струйки.

— И когда ты избавишься от этого, — приговаривает она, дергая за квадратный кожаный слюнявчик, накрепко пришитый к моей рубашке…

Помню… Алханай… Загдачей… Я взрослею с каждым днем. Однажды моя сестра Жалма-абгай отпросилась у мамы пойти вместе с подружкой на старое стойбище Онхошо. Я затаился в ожидании, но девочки незаметно вышли из юрты и заспешили. О, как я умею притворяться! С ревом и плачем, спотыкаясь и падая, я побежал за ними, пока мама не крикнула девочкам:

— Возьмите его за руку, ладно, пусть идет с вами!

Долго мы брели, утопая в травах и цветах. Наконец добрались до Онхошо. Как здесь хорошо! Старый развалившийся балаган из бересты, огромные кучи навоза, черные квадраты спрессованного аргала. А какие запахи! Всюду валяются сине-белые скотские лодыжки, увесистые бабки, россыпи мелких белых камней. Лодыжки, конечно, стали быками, белые камушки — овцами, а торчащие бабки — пастухами. Девочки играют, а я смотрю, завороженный. Как мы далеко ушли от дома! Ошеломленный, оглядываюсь и, сорвавшись с места, начинаю носиться по старому стойбищу, поднимая вихри пыли…

Помню… Теплая летняя ночь. Что это у самого горизонта, огромное и черное, подпирает мерцающее звездами небо? Барун-ундэр или медная гора Мадага? Любая из них опасна! Там могут быть и волки, и черти. Страшно! Папа несет меня в темноте на закорках, крепко зажмурив глаза, прижимаюсь одним ухом к спине папы. Тепло. Земля гудит. «Ууй! Кто это догоняет нас?» — вздрагиваю я и оглядываюсь. Никого нет. Где-то далеко, чуть ли не у подножия Саган-Шулута, лает собака. Там наверняка бродят волки! А может быть на чье-нибудь стойбище прокрались воры или разбойники? Слышат ли сейчас собачий лай мои друзья Жамьян-Дэби, Цыден-Еши или Жигмит-Сынгэ? В жуткой ночи медленно испаряются утробные и страшные звуки, звон медных литавр. Это лама отгонял злых духов… Мы идем в темноте мимо огромных сосен и берез, сквозь дрему мне кажется, что я покачиваюсь на качелях в нашей стайке.

— Дугарка, просыпайся! Домой пришли, — говорит папа и быстро спускает меня, сонного, на землю. Мама, позванивая связкой ключей, открывает низенькую дверь нашей юрты.

В юрте темно. Сноп лунного сияния падает из верхнего окна на низенький топчан. Ложусь в этот светлый и теплый квадрат, засыпаю…

Просыпаюсь от трубного рокота раковины, на улице мычит корова. Выглядываю из-под мехового одеяла. В юрте тепло. Дымок из очага вьется и поднимается к открытому своду. Почему мама так рано выгнала корову из загона? Папы и Жалмы-абгай в юрте нет. Быстро встаю, одеваюсь. Натянул носки, сапоги, надел рубашку, ремень рядом. А вот и шапка. Теперь готов. Вперед, на улицу! Куда бежать? К Жамьян-Дэби нельзя — у Намсараевых собака отпущена, мама всегда напоминает, чтобы я опасался. Эта собака и на взрослых кидается! Намсараевы — наши богатые и добрые соседи, Жамьян-Дэби — их сын, мой ровесник и друг.

Чашка густого чая и кусок хлеба — вот и весь мой завтрак. Арсу я ждать не буду, никуда она от меня не уйдет. А вот сходить к дедушке и добежать до кузницы надо. Ого, сколько голубей сидит на крыше сарая Намсараевых! И никто не пугает. Наш дедушка иногда стреляет их. Почему они не садятся на нашу стайку?

Дедушка хороший охотник. Иногда зайцы свисают с двух боков его саврасого коня. У дедушки всегда есть мясо дичи. Он и бабушка никогда не закалывают на мясо животину. А может быть у них и вовсе нет скота…