Неизвестная цивилизация. Перевод с бурятского языка Виктора Балдоржиева

Дугаржап Жапхандаевич Жапхандаев

Рукопись Дугаржапа Жапхандаева «Повесть о моём детстве» яперевёл с бурятского языка и издал в 1999 году под названием «Алханай – Шамбала моей души». Каждое поколение по-новому будет знакомиться с главами этой удивительной книги новелл о жизни на Восточной Окраине России в первой четверти XX века. Ведь сегодня Алханай стал Шамбалой души всех.

БЕЛЫЙ МЕСЯЦ — САГАЛГАН

Пока считали дни и готовились к празднику Белого Месяца, он уже наступил. Идут последние приготовления, папа и мама убирают в юрте, до блеска вытирают бронзовых божков, вечером зажигают благовония и лампадки. Завтра — праздник!

Просыпаюсь. В юрте — благоговейная тишина. По обе стороны божницы из красного дерева выстроились сверкающие божки. Изумленно смотрю на них, какие они нарядные и красивые! Вот с краю совсем юный божок. У него пухлые щеки, бесстрастное сияющее лицо, прямая осанка. Он держит четки и внимательно смотрит на меня большими круглыми глазами. Я тоже внимательно смотрю на него. С праздником!

Стекла с божницы сняты. Перед божками расставлены блюда с разной едой. В ровном мерцании медных лампад отблескивает капающая желтым жиром жирная грудинка. На блюдах много конфет в красивых обертках, белый сахар, печенье, пряники, калачи, пенки, масло, айрак, молоко…

— Когда же все это съест бог? — изумленно спрашиваю я у мамы. Она посмотрела на меня и на лице ее сверкнула улыбка.

— У папы спроси! — ласково сказала она, Нет, я не буду спрашивать у папы. Дождусь и посмотрю, как бог будет кушать. Когда мы закалываем быка или овцу, тоже жертвуем богу, но я ни разу не видел, чтобы он съел разбросанные кусочки мяса.

— А почему бог никогда не ест мяса? — недоуменно вопрошаю я. Но мне никто не отвечает.

Наверное, на этот раз бог съест все подношения. А может быть эти конфеты и сахар отдадут мне?

Откуда мы начнем праздновать скажет мама. Обычно мы начинали с верхних стойбищ. Я, Жалма-абгай, Дашима Гатапова и Жамьян-Дэби Намсараев идем гурьбой по тропинке, через кустарники, к Даржаевым.

Бабушка Даржаевых, Цыремжит-абгай, всегда ласкова и приветлива. Вот и сегодня она вышла из юрты встречать гостей. Хотя глаза ее видят плохо, она давно заметила нас. Морщины на ее лице лучатся улыбкой.

— Дети! — восклицает она, протягивая к нам руки, — по — нашему обычаю я вышла принять ваших коней.

Запыхавшиеся, мы наперебой приветствуем ее, гурьбой вваливаемся в юрту и, помолившись божкам, садимся в предвкушении праздника

— Благословляю и желаю вам благополучия! — кланяется Цыремжит-абгай и по обычаю каждый «встречается с ней», прикасаясь к ее рукам двумя протянутыми руками.

— Цыден — Еши ушел к Лыгдыновым, Цыбегжидма побежала играть с Сунданом, — приговаривает Цыремжит-абгай, ставя на треножник очага прокопченный котел. Слева от нее оттаивает занесенное с улицы мясо, белеет мелко нарезанная домашняя лапша. А бабушка продолжает рассказывать новости:

— Молодежь гуляет. Наша Цырчигма поскакала к Золтоевым, Найдан Лыгдынов, парни Золтоевых, дочка Намсарая заседлали коней и вместе празднуют по стойбищам…

Припухлые щечки Дашимы жарко краснеют. «Золотая Дашима!» — называет ее мама. Я смотрю на нее и не понимаю отчего из золотой она стала огненно — красной.

Вдруг вбежал взволнованный Цыден — Еши, наш ровесник. Увидев нас, широко заулыбался.

— Сынок, поздоровайся с гостями, — ласково сказала Цыремжит-абгай. Но от избытка чувств Цыден — Еши только обрадовано рассмеялся.

Раскрасневшиеся, переглядываясь, мы едим из деревянных чашек вкусный суп с лапшой.

— Ешьте досыта! — то и дело слышится над нашими головами ласковый голос Цыремжит-абгай. — Потом можете играть на улице в тарбаган и волков. Хотите — играйте в юрте, у нас много лодыжек, возьмите цепочку Цырчигмы… Дугаржап, сколько тебе исполнилось?

— В Белом Месяце — шесть… Нет, семь! — бойко отвечаю я, оглядываясь.

Цыремжит-абгай открывает сундук и, вытащив оттуда сверток, смотрит на нас и добрая улыбка озаряет ее лицо.

— Ну, ребятишки, принимайте подарки Белого Месяца! Жамьян-Дэби, подходи. В какой год ты родился?

— Курицы!

— Значит тебе пять конфет. Кто еще в год курицы?

— Я, я… — перебиваем друг друга мы с Дашимой.

Мы суем за пазухи конфеты, сахар, пряники и выбегаем на улицу…

Наигравшись во дворе Даржаевых, бежим к Найдановым. Они живут в маленькой избушке с подслеповатыми оконцами. Лхамади-абгай дома нет. Но дедушка Найдан встречает нас как дорогих гостей. Усадив нашу ватагу на почетные места, он начинает готовить угощение. Взволнованные мы наблюдаем, как Найдан-ахэ раскатывает тесто и быстро — быстро нарезает острым тонким ножом лапшу.

Здесь мы снова едим суп с лапшой. Животы наши становятся тугими и уже трудно бежать. Не спеша мы бредем к Жалсановым.

Нас встречают жена дяди Жалсана — Должин-абгай, ее дочка Дыжит. Сын Жамбал, видимо, отправился куда-то в гости. Громким и скрипучим голосом Должин-абгай приветствует нашу компанию. Сонные и вялые, мы пьем чай и лениво хлебаем суп с лапшой.

— Уже поздно, — ласково говорит Должин-абгай, — оставайтесь у нас ночевать, играйте. Завтра домой пойдете. Куда вы на ночь? Снимайте шубенки. Гости Белого Месяца обязательно должны ночевать…

Мне не хочется оставаться. Боюсь. Ведь это стойбище на самом краю Мухар-Хунды, а один лама говорил, что в Мухар-Хунды водятся черти, Слышал я также, что черти всю ночь до рассвета терзают лошадей. «Почему они не проведут молебен и не изгонят чертей?» — думаю я…

Ночевать мы у Жалсановых не остались и ночью же вернулись домой.

Сагалган длится целый месяц. Однажды к нашей юрте подкатил на санях русский мужик. На нем была черная козья доха мехом наружу. Интересно, кто это? Долго я рассматривал его. Мужик неторопливо распряг коня, привязал его к коновязи. Он все время посматривал на меня и улыбался. Потом спросил, мешая русские и бурятские слова:

— Папка твой дома?

— Дома, дома, — зачастил я обрадовано.

Посматривая на меня, мужик взял из саней туго набитый мешок, подошел к дверям нашей юрты, положил на землю мешок, сбросил на него доху, сверху — мохнатую шапку. Я понял, что он ждет меня, подбежал, открыл дверь и ринулся в теплый сумрак юрты. Мужик неторопливо вошел за мной.

Папа рылся в ящике, где хранил всякие железки и инструменты. От звона он ничего не слышал. Мамы и Жалмы-абгай дома не было.

— Мэндээ! Здравствуйте! — громко и радостно сказал мужик и раскрыл для объятий большие руки. — С Белым Месяцем! Праздник… Почему работаешь?

Папа оглянулся и встал. Они обнялись и расцеловались.

— Мэндээ, Ванька — тала! Хорошо, ошень хорошо! — смеялся папа, разглядывая друга.

— как баранухи, яманы? Жирные? Волков нет? — расспрашивал гость.

— Хорошо, ошень хорошо! — продолжал радоваться папа.

Появились мама и Жалма-абгай. Увидев гостя, мама сразу поставила на недавно сложенную печурку чай, подбросила в огонь дрова.

— Тала приехал, — приговаривала она, — надо мясо с улицы занести, сена его коню дать.

Папа и его друг оживленно беседовали, мешая русские и бурятские слова. Я понял: папа будет что-то будет ремонтировать Ваньке — тала… Русские друзья отца часто привозят ему для починки ружья, топоры, ножи, самоварные трубы, расплачиваясь хлебом, мукой, зерном. У папы много друзей, он никогда не торгуется с ними, принимает все, что они привозят, ремонтирует и отправляет обратно. С нашими овцами иногда пасутся и овцы наших русских друзей. «Вот этот большой черный баран — не наш, а папиного друга», — доверительно сказала мне однажды Жалма — абгай.

Мама всегда увозит нашему другу подарки — сухожилия для ниток, выделанные шкуры, баранью грудинку… В седельных сумах она часто привозит нам большие ковриги хлеба, калачи, вкусные шаньги и булочки. Летом, когда курят араку, оставляют в большом деревянном жбане первач. Крышку жбана забивают деревянными гвоздями, ставят на хранение в тени. Это для нашего друга…

Сагалган продолжается. Днем и ночью мимо нашего стойбища проносятся нарядные всадники на конях с лохматыми гривами и красивыми седлами, веселыми хмельными голосами распевая песни. Скорей бы подрасти и праздновать как взрослые!