Неизвестная цивилизация. Перевод с бурятского языка Виктора Балдоржиева

Дугаржап Жапхандаевич Жапхандаев

Рукопись Дугаржапа Жапхандаева «Повесть о моём детстве» яперевёл с бурятского языка и издал в 1999 году под названием «Алханай – Шамбала моей души». Каждое поколение по-новому будет знакомиться с главами этой удивительной книги новелл о жизни на Восточной Окраине России в первой четверти XX века. Ведь сегодня Алханай стал Шамбалой души всех.

В РУССКИХ ДЕРЕВНЯХ

Русский бог любит красивые праздники. Мы с папой любим бывать на них, а русские люди любят моего папу — кузнеца Хайдапыча и приглашают его в гости вместе со мной…

На длинной улице деревни Хушун гуляет много людей, заливается гармошка, кукарекают петухи и поскрипывают колодезные журавли. В блестящих окнах больших изб стоят цветы. Ребятишки играют в городки и бабки. Взрослые мужики в нарядных рубахах тоже катают бабки. Ходят, обнявшись, полнотелые девушки и женщины, распевая озорные и заливистые песни… Сегодня — Троица, русский бог разрешил всем купаться.

Мы погостили у папиных друзей в Хушуне и направили свою телегу в Тулутай, где по словам папы живут крещенные буряты, которые давно превратились в русских. Как может русский превратиться бурята или бурят — в русского? Глаза и волосы что ли перекрасить?

— Поедем к Бурлаковым, — говорит папа, подгоняя коня. Один из сынов Бурлаковых без ноги. Папа часто ремонтирует ему деревянную ногу, обшитую рыжей кожей и со множеством блестящих железок. Говорят, что такая нога может скакать сама!

В голубой дымке купается высокая гора Дунда-Мадага, а с перевала зарябили крыши домов Тулутая. Мы въезжаем в деревню, папа мне что-то говорит, а я любуюсь высокой церковью и золоченным куполом. Как люди затащили и подвесили на такой высоте колокол? Русский бог сильный!

На улице много нарядных и веселых людей. Как высоко взлетают на качелях парень и девушка! Неужели у них не кружатся головы? Телега наша медленно едет по улице, папа здоровается с мужиками. Здесь тоже перекликаются петухи, стоят на подоконниках цветы, поют женщины. По улице смешно ходит золотоволосый парень на высоких деревянных ходулях.

Телега наша въехала в одну из оград, у дома много коней и телег. Как папа не заблудится среди многих домов? Во дворе большие амбары на прочных запорах и с черными железными замками, захлебываются от лая злые собаки, но к людям не приближаются.

В огромном доме можно заблудиться, много людей. Некоторые разговаривают с папой на бурятском.

— какой славный парнишка! Кем будет — кузнецом или охотником? — смеясь, заговорил с папой высокий русский мужик в красивой рубашке. Смотрю — в стене еще одна дверь, туда заходят люди. Там, наверное, живет другая семья.

Накрыли стол. Русские разговаривают между собой и с папой. Сижу и ничего не ем. Вдруг большая русская женщина, говорившая на бурятском, заговорила на русском: «Гостинцы, гостинцы…» и насовала мне за пазуху и в руки много всякой еды… Очень любят русские люди давать гостинцы!

Едем дальше. Солнце сдвинулось с зенита, тени стали длиньше.

— Хотел показать тебе лавку Ивана Бурлакова, да его безногого сына с ключами дома не оказалось! — досадует папа, нахлестывая вожжами коня.

Миновав Тулутай, направляемся в Харгастуй, который рассыпался у самого подножия заросшей лесом горы по обе стороны большой и пыльной дороги.

Здесь тоже — избы, цветы в окнах, колодезные журавли. На вершине сопки сложены камни обо. Неужели русские молятся на обо, как буряты?

— Косте Иванову зайдем, — говорит мне папа, спрыгивая с телеги и привязывая коня к подгнившему старому столбу. Во дворе — тишина, даже собачонки не видно. Нет и русских в красивых одеждах. Наверное, все ушли купаться.

Не спеша входим в низенькую избу. Из полумрака навстречу нам вышел седой и худощавый старик, узнав папу, он заулыбался, приветливо протягивая сухие руки.

— Мэндэ! — поздоровались мы.

— Мэндэ! С кем это ты, Хайдапыч, приехал? — заговорил старик, ласково смотря на меня. Я робко пожал протянутую руку. У него были пепельного цвета волосы, борода, выцветшие глаза, Даже рубашка на нем была старая и выцветшая.

Папа мой что-то сказал старику. Они снова заулыбались и заговорили… Я удивленно смотрел на большую прокопченную печь, наверху что-то шевелилось. Оттуда слезла седая сгорбленная старуха в черном сарафане и в полинявшем платке. Она была похожа на мою бабушку, но намного старее ее. Дрожащими руками она нащупала трубу самовара.

— Здравствуйте, — сказала она тихим, но обрадованным голосом, оглядывая нас. Я подошел к папе и прошептал ему на ухо: «Папа, эти старики не слепые?»

— Сынок, иди сюда! — вдруг позвал меня старик. Он достал из-под кровати деревянный ящик, вытащил оттуда что-то круглое и пронзительно зазвенел им, отпустив на пол. Я увидел круглую вертящуюся юлу. Вдруг юла подпрыгнула и упала. Я выпучил глаза и замер от восхищения. Старик рассмеялся и протянул мне юлу.

— Держи, твоя!

Теперь я все время буду играть юлой!.. Старик с папой продолжили беседу. Старуха старым сапогом раскочегарила самовар.

У Кости — талы не оказалось чая. Старики заваривали березовую чагу и ели хлеб из ярицы. Но мы были, как дома. Костя — тала знал всех бурят Загдачея, расспрашивал о здоровье своих знакомых, их детях, кто и где кочует, как перизимовал скот. Он был своим человеком!

На прощанье старуха вручила мне гостинец — огромную репку!

Солнце село, но было еще светло. Наша телега затарахтела по дороге домой. Показались крыши изб Тулутая. Впереди шли две женщины, папа попридержал коня, женщины сели на телегу и засмеялись, озорно поглядывая на меня. Они ссыпали мне в подол несколько горстей шуршаших семечек и, спрыгнув в Тулутуе, долго махали нам вслед.

Темнело, В Хушуне еще не зажигали огня. На фоне вечернего неба Дунда-Мадага кажется огромной и замершей рыбой, а белый абрикос — буйлэсан — чешуей. Подул прохладный ветерок. Папа завернул меня в старый тэрлик. Хорошо ехать в вечернем сумраке, прижавшись спиной к спине папы, и смотреть на убегающие контуры гор. В небе кричат невидимые птицы, а в тайге кто-то воет. Что это? Волки воют или русские поют?

Телега подпрыгивает и покачивается, как качели, иногда чуть не опрокидывается… Из сизого тумана медленно появляется седой старик в белой вылинявшей рубахе с длинной белой бородой, глаза у него закрыты, но вдруг они распахиваются, старик в упор смотрит на меня и зовет: «Иди сюда!» Только я хотел отскочить от него, как кто-то толкнул меня в плечо…

— Не спи, — говорит папа, — скоро будем дома.

Темень. Телега подпрыгивает. Снова проваливаюсь в дрему, появляются избы русских деревень, смеющиеся мужики… Бурлаковы, Ивановы, Кондратьевы, Шильниковы, Ларионовы, Поповы, Татауровы… Русские женщины улыбаются и протягивают мне гостинцы…