Лёд и Серебро

Диана Александровна Вурзель, 2023

Хэвен Лаво, после трагичной смерти старшего брата возвращается в маленький городок Стрэнджфорест, в дом ее бабушки, в котором прошло ее детство. Постепенно Хэвен начинает замечать, что сонный городок окутан мрачными тайнами, в окружающем его Лесу затаилось древнее зло, ее бабушка явно что-то от нее скрывает в тайнике в спальне, а сама Хэвен не может вспомнить ничего из своего детства, даже свою лучшую подругу Камиллу. События начинают быстро разворачиваться после загадочной смерти бабушки Хэвен. Хэвен снятся кошмары, связанные с событиями ее прошлого, во сне и наяву она видит своего погибшего брата, только вот это совсем не он… В маленьком городке происходит череда таинственных смертей, Хэвен и ее лучшей подруге угрожает смертельная опасность, и Хэвен приходится вступить в схватку с древнем Монстром, живущем в Лесу, пока… Пока она не вспоминает правду о том, кем она является на самом деле…

ЧАСТЬ 1. Отрицание. Глава 1. Возвращение

Его кровь горячая.

Густой волной она медленно растекается между ее пальцами.

Мгновение назад она текла по его венам, а сейчас…

Боковым зрением она улавливает чье-то движение. Кто-то приближается. Страх затапливает ее изнутри, она открывает рот, чтобы закричать…

Но ничего не происходит.

***

Свет бьет в глаза, она жмурится и нехотя просыпается.

Машина ровно скользит по асфальту, солнечные лучи просачиваются сквозь стекло и щекочут ей лицо. Она чешет щеку, зевает и хлопает ресницами, пытаясь привыкнуть к огромному количеству белого цвета — белые сугробы с блестящим хрустящим снегом, белый иней на ветках деревьев и практически полностью скрытое пушистыми белыми облаками небо. Уголки ее губ приподнимаются. Она любит зиму.

— Красиво, правда? — мама смотрит на нее в зеркало заднего вида и улыбается. Одно мгновение ей тоже хочется улыбнуться ей в ответ, но в следующую секунду она вспоминает, что делать этого не стоит.

Она обижена. Она не хочет быть здесь. Нечему тут улыбаться.

Она отворачивается к окну, надевает наушники и включает музыку на максимальную громкость. Она ставит песню на повтор, и через десять минут мелодия убаюкивает ее, пролетающие за окном одинаковые заснеженные деревья гипнотизируют, и она почти успевает снова погрузиться в сон, как вдруг машина останавливается.

Она стоит на подъездной дорожке, уставившись вперед, и хмурится. Дом и вправду красивый. Точно такой, каким она запомнила его с детства, только теперь он кажется ей чуть меньше по размеру. Кроваво-красный кирпич, белые узорчатые обрамления больших светлых окон и деревянная, потрескавшаяся от времени лестница из шести ступенек, уходящая в белые невысокие сугробы снега. Дорожку к дому давно не чистили, видимо гостей здесь ждут с нетерпением.

— Прекрати, — слышит она укоризненный голос мамы и чувствует, как та гладит ее по плечу. — Все намного лучше, чем ты думаешь.

Она что, сказала это вслух?

Что-то холодное и мокрое ударяется о ее щеку. Снег забивается под расстёгнутую куртку и свитер и немедленно начинает таять там.

Она уже собирается возмущенно закричать, но ловит взглядом улыбку, расплывшуюся на разрумянившемся личике младшего брата. В ту же секунду она хватает ребенка на руки и легонько прикусывает за щеку, отчего малыш снова заливисто смеется.

— Когда-нибудь, Джек, ты об этом пожалеешь!

Перед тем как постучать в дверь, мама бросает на нее долгий выразительный взгляд, который говорит «спрячь своего внутреннего чертенка поглубже, улыбнись и побудь нормальным ребенком». Она хмыкает, но все же натягивает на себя улыбку.

«Придется притворяться», решает она, а потом дверь открывается, и их глаза встречаются.

Она не видела ее почти одиннадцать лет, и все это время единственным напоминанием о ней служили подарки на ее день рождения и Рождество — небольшие милые безделушки, кажущиеся ей слишком детскими украшения, по непонятной ей причине, всегда в виде кувшинок разнообразных цветов и размеров, теплые вязаные свитера, каждый год разного цвета, которые она закидывала на верхнюю полку шкафа, никогда не надевала, но почему-то так и не решалась выкинуть.

Светло-голубая блузка с белой затейливой вышивкой, платок из мягкой льняной ткани с вышитыми на нем синими цветами и золотыми листьями и выбившиеся из-под него короткие седые пряди. Она практически не изменилась.

Они заходят в дом, мама быстро обнимает Клавдию и первой отстраняется, Джек льнет к ее ноге и тянется маленькими ручками к цветастому фартуку, Клавдия ловит их и целует по очереди, а потом подходит к ней.

Сначала она собирается держаться так же, как и планировала — немного холодно и отстраненно, но безукоризненно вежливо, но, когда бабушкины тонкие сухие руки аккуратно обнимают ее за талию, мягко придерживая ее, как в детстве, лед внутри нее тает. Она чувствует что-то такое, что, наверно, чувствуют люди, оказавшиеся после долгого путешествия дома.

Поэтому она решает на время забыть про свое намерение держаться отчужденно и с несвойственной ей нежностью обнимает Клавдию в ответ.

— Дети устали с дороги, милая. Отправим их спать и поговорим, — голос Клавдии резко меняется, и в нем появляются холодные нотки.

Хэвен удивленно поднимает голову. Последние полчаса они сидели в уютной гостиной с выкрашенными небесно-голубой краской дубовыми стенами, закутавшись в цветные вязаные пледы и убаюканные потрескиванием огня в камине. Хэвен пила чай с медом и чабрецом, уплетала, наверно, лучшее в ее жизни домашнее печенье с шоколадной крошкой и мало обращала внимания на разговоры мамы и бабушки и на изредка кидающегося в нее печеньем брата. Первые пару минут она слушала, как мама рассказывает про ее учебу, школьные проекты и занятия рисованием, а потом ей стало скучно, и она переключилась на свои мысли. Поэтому сейчас она усиленно пыталась вспомнить, что же произошло, и почему настроение бабушки так неожиданно изменилось.

— Да, ты права, — мама скидывает упавшую прядь со лба, и смотрит на Хэвен взглядом «иди в свою комнату и брата с собой захвати».

В любой другой день она начала бы возмущаться, и несомненно все это привело бы к очередному скандалу, но сейчас она и вправду устала. Да еще Джек, посапывая, уткнулся носом в ее коленки.

Для разнообразия она может сделать так, как ее попросили.

Она подхватывает задремавшего Джека на руки, целует маму в щеку и, к своему собственному удивлению, целует бабушку, а затем поднимается по крутой деревянной лестнице на второй этаж. В груди все обдает приятной волной теплых детских воспоминаний, когда она, уложив Джека спать, заходит в свою старую комнату. Она не была тут одиннадцать лет, а кажется, проснулась тут сегодня утром. Те же деревянные стены, приятно пахнущие смолой, выкрашенные в ее любимый оттенок персиково-розового, та же кровать с вырезанными вручную узорами и даже ее любимое одеяло из сшитых вместе разноцветных лоскутов.

«Это не просто одеяло. Оно волшебное, Хэвен. Спрячешься под него и станешь невидимой для всех монстров», — говорил папа, укладывая ее по вечерам в кровать. Он всегда оставлял ночник включенным, чтобы ей не было страшно, а мама приходила и выключала, считая глупостью потакать детским страхам.

Она вздыхает и падает на кровать. Ее настроение резко меняется. Впрочем, как и всегда.

Но нет, сейчас про него она думать не будет. Она себя заставит.

Надо бы сходить в душ, но все тело ноет от усталости, и душ может подождать до утра.

Она закрывает глаза и делает глубокий вдох.

***

В легких пустота.

Она широко раскрывает рот, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха, но он не проходит в горло, застревая в каком-то невидимом барьере.

«Спокойно. Дыши. Это все в твоей голове».

Ее охватывает паника. Хочется биться в истерике, закричать что есть силы, но тело будто парализовало. С трудом ей удается повернуть голову.

В его глазах невероятным образом смешиваются паника, животный ужас и невероятная нежность.

Он смотрит на нее и пытается улыбнуться.

Он все еще жив.