Глава 5
— Не удивляйся, что встреча прошла скверно, — сказала Кэррин. — Ссора между родственниками… Поверь, семейные конфликты — самые паршивые.
— Семья еще не воссоединилась, а мы уже ругаемся, — пожаловался я.
— Судя по тому, что я видела, вполне себе воссоединилась, — сухим тоном заметила она.
— Как скажешь. Но прежде мне нечасто выдавался случай поссориться с родней.
— А я, бывало, ссорилась. Видишь ли, родственники небезразличны друг другу. Разозлись, скажи какую-нибудь грубость, и твои слова причинят сильную боль. К тому же очень многие вещи остаются недосказанными. По-моему, это хуже всего. Все думают, что прекрасно знают друг друга, хотя на деле это не всегда так, и поэтому паузы заполняются воображаемыми фразами, которых тебе не говорили. И даже не думали говорить.
— Таково ваше профессиональное мнение, доктор Мёрфи? — хмуро спросил я.
Она фыркнула и, не ответив, сжала мою руку. Ее ладонь была маленькой, сильной и теплой. Последнее время мы частенько держались за руки.
Я приехал приготовить ей что-нибудь на обед. Кулинарные навыки у меня скромные, но терпимые, а поэтому мы до отвала наелись запеченной в духовке курицы с картошкой и свежим салатом. Кэррин было непросто передвигаться по кухне — из-за бедра, плеча и тех перевязок, что удерживали руку и ногу в более-менее неподвижном состоянии, — а от покупной еды ее уже тошнило. Еще бы, которую неделю на больничном. Вот я и приезжал раз в пару-тройку дней, чтобы приготовить ей что-нибудь вкусное, когда у детей Карпентеров появлялась возможность посидеть с Мэгги.
— Раз уж речь зашла о докторах, — продолжил я как ни в чем не бывало, — что сегодня сказал врач?
— Первый раунд операций прошел нормально, — ответила Кэррин и со вздохом прижалась щекой к моей руке.
Мы сидели на диване у нее в гостиной, а раненую ногу она положила на подаренную мной оттоманку. Кэррин совсем миниатюрная, пять футов с кепкой, хотя это вполне себе мускулистые пять футов. Волосы светлые, чисто вымытые, но растрепанные: непросто выдерживать стиль в прическе, когда приходится делать все одной рукой. И никакого макияжа.
Вид у нее был усталый. Оздоровительное безделье оказалось для Кэррин Мёрфи довольно-таки утомительным.
Эти раны она получила вместо меня. Не по моей вине — по крайней мере, в этом я себя убеждаю, — но, как ни крути, Кэррин оказалась в опасном месте по моей просьбе. Можете сколько угодно говорить о свободе воли, причинно-следственной связи и личном выборе, но факт остается фактом: не втяни я ее в свои дела, сегодня вечером Кэррин, скорее всего, была бы на тренировке по рукопашному бою.
— Второй раунд начнется на следующей неделе, — продолжила она профессиональным тоном, отстраненным и начисто лишенным любых эмоций. Этим тоном Кэррин говорила, когда была по-настоящему расстроена. — Затем каких-то три месяца в гипсе и с этими дурацкими косынками, после чего полгода физиотерапии, во время которой меня снимут с обезболивающих, а когда все это закончится, причем если пройдет наилучшим образом, врач подозревает, что я смогу ходить без палочки. Но не очень быстро.
— А как же твои тренировки? — насупился я.
— Травмы серьезные, — ответила Кэррин даже не тихо, а как-то безжизненно. — Колено, плечо, локоть. Врачи надеются вернуть пятьдесят процентов функциональности. Базовой. Не спортивной.
Я вспомнил, как она вскрикнула, когда Никодимус лягнул ее в колено. Вспомнил тот неприятный влажный хруст, с которым он, и глазом не моргнув, выдернул ее руку из сустава. Разорвал вращающую мышцу, а одновременно с ней — локтевые связки. Он сделал это преднамеренно, чтобы причинить как можно больше вреда. И боли.
— Я больше не вернусь к нормальной жизни, — прошептала она.
В прошлом Кэррин получала ранения — и всегда восстанавливалась.
Но у всего есть пределы. В конце концов, она всего лишь человек.
Мы посидели в полной тишине, если не считать размеренного тиканья старых часов.
— Скажи, нельзя ли… — начала она, и я покачал головой:
— В целительских делах магия ненамного опережает обычную медицину. Наши люди обучаются у ваших. Разве что захочешь пойти на Фаустову сделку…
— Нет, — твердо ответила она.
Я кивнул. Добавить было нечего.
— Прости, — наконец пробормотал я.
— Не извиняйся. — Она легонько мотнула головой. — Я уже поплакала на эту тему. И еще поплачу. Но сейчас не хочу об этом думать. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Я задумался, о чем бы поговорить, но ничего не придумал и поэтому поцеловал ее.
— Ты, Дрезден, само красноречие, — пробормотала она мне в губы, но потом закрыла глаза и отдалась поцелую, и все остальное начало терять значение.
Целоваться проходилось с умом. Примерно двадцать секунд дыхание Кэррин смешивалось с моим дыханием, а затем Зимняя мантия как с цепи сорвалась, и во мне проснулась звериная похоть. Эта чертова аура, которую пожаловала мне Мэб, позволяет совершать невероятные поступки, но в голове у меня теперь беспрестанно вьются мысли о сексе и насилии, и от них просто так не отделаться. Поэтому на двадцатой секунде я задышал чаще, на тридцатой не думал ни о чем, кроме «чем можно заняться с Кэррин», а спустя минуту пришлось вспомнить, что я сильнее, чем кажется, и ослабить хватку на ее теле.
Хотя, если честно, Кэррин вела себя примерно так же. И она не имела порочной ауры фэйри, на которую можно списать все грехи.
Так что нельзя исключать, что дело не в мантии. Быть может, дело во мне самом. А это уже страшновато.
А может, дело… в нас с Кэррин.
Кстати говоря, это была очень приятная мысль.
— Хорошо, — прошептала она, глубоко зарывшись пальцами мне в волосы, — ты и впрямь гений коммуникации. Именно это мне и нужно.
— Ты увере… — начал было я.
— Господи! Умолкни уже, Гарри, — почти прорычала Кэррин, а рука ее бесстыдно скользнула мне под рубашку. — Надоело ждать. И тебе, и мне. Нам обоим.
Я согласно промычал, но мычание превратилось в рык, а затем ее губы нашли мой рот, и рык сделался приглушенным, а сердце мое забилось в бешеном ритме, свойственном потерявшим голову подросткам. И ее сердце тоже. Мы синхронно задышали быстрее, а затем я положил ладонь ей на бедро, а Кэррин издала такой призывный стон, что я напрочь лишился способности о чем-либо думать.
— Давай, — прошептала она, а за шепотом последовали разнообразные сочетания гласных и согласных звуков, а также шелест снимаемых — или, по крайней мере, меняющих положение — предметов одежды.
Кэррин могла действовать только одной рукой, поэтому я слегка ей помогал; она поторапливала меня — впрочем, обходясь без слов, — а чуть позже оказалось, что я стою на коленях на полу, а она распростерлась передо мной на диване, и наши бедра соприкоснулись, и я подался вперед в поисках ее губ, и…
…и почувствовал, как она вдруг оцепенела от боли, такой сильной, что у нее перехватило дыхание. То ли плечо, то ли нога — но, черт возьми, предполагалось, что Кэррин будет выздоравливать, а не заниматься… гм… акробатикой.
Ее глаза широко распахнулись. Она пару раз моргнула:
— Что?
— Я… — промямлил я, — не знаю, можно ли…
Сверкнув глазами, здоровой рукой она схватила меня за рубашку и притянула к себе:
— Гарри, я не стеклянная. И знаю, чего хочу. Умоляю, хотя бы раз в жизни закрой рот, перестань думать и порадуй девушку.
— Эм-м… — сказал я, опуская взгляд.
Кэррин сделала то же самое, заглянула мне в лицо, на мгновение закатила глаза к потолку, и, Богом клянусь, на лице у нее отразилось крушение надежд похлеще моего, а затем она сникла — я, как вы уже поняли, сник чуть раньше — и глубоко-глубоко вздохнула:
— Дрезден, это твое рыцарство временами выглядит очень мило, но прямо сейчас мне хочется двинуть тебе по шарам.
— Не могу делать тебе больно, — признался я. — Прости.
Она снова закатила глаза и притянула меня еще ближе — так, чтобы обнять рукой за шею, — в то время как я старался не налечь на нее всем телом. Кэррин поцеловала меня в висок и нежно сказала:
— Знаю, дорогой мой дурачок.
В ответ на это я аккуратно обнял ее. И в этот момент кто-то бесцеремонно постучал в дверь.
Я подскочил — в совершеннейшем дезабилье — и постарался привести в порядок свой наряд. Мёрфи заелозила по дивану, пытаясь сделать то же самое одной рукой, поскольку вторая ее не слушалась, да и от ног не было особого толку. Мы оба остановились, заметив всю нелепость этих поползновений, а затем обменялись взглядами и, нервно посмеиваясь, возобновили попытки вернуть себе благопристойный вид.
— Дверь, — хихикнула Мёрфи, натягивая на голые ноги стеганое покрывало.
Я кое-как доковылял до порога, глянул в глазок и узнал человека за дверью, а затем приоткрыл ее, но слегка, чтобы скрыть тот факт, что штаны мои опять съехали на колени.
На крыльце стояли легавые.
Их было двое, и они ждали, нацепив вежливо-нейтральные полицейские маски. Одного я узнал, несмотря на то что прошло уже много времени с тех пор, как я видел его в последний раз: приятный на вид, чуть выше среднего роста, черноволосый, с уставной военной «площадкой» и выбритыми висками, хотя к его внешности добавились густые усы, на удивление подходившие к его голубым глазам. Костюм был дороговат для его зарплаты, а под мышкой у гостя я увидел толстый желто-коричневый конверт.
— Детектив Рудольф, — поздоровался я, совладав с брюками, и продолжил тоном, обычно приберегаемым для фраз «Чтоб ты сдох!» или «Я тебе глотку вырву!»: — Не представляете, как я рад новой встрече.
— Дрезден. — На его губах мелькнула самодовольная улыбка. — Великолепно. Двух зайцев одним выстрелом. Миз[12] Мёрфи дома?
Он сделал легкое ударение на слове «миз», напоминая, что Мёрфи больше не служит в полиции, и мне захотелось врезать ему. Однако я мужественно сдержался и сообщил:
— Сейчас не самое удобное время. Она восстанавливается после ранений.
— Полученных этой зимой, — добавил Рудольф.
Я изогнул бровь. Раны Мёрфи, оставшиеся от нашей стычки с бандой кровожадных психопатов, недовольных общественными порядками, не были огнестрельными. Врачи не обязаны были сообщать о них в полицию, да и места преступления, по сути, не существовало, а значит, копы самостоятельно разнюхали, что да как. И хорошего в этом мало.
Напомню, что Мёрфи помогала мне с грабительским налетом на ад — или по меньшей мере одно из мест с таким названием. Наша цель не относилась к юрисдикции департамента полиции Чикаго, но в точку назначения мы попали через хранилище банка, и в итоге оно ощутимо пострадало. К тому же там была охрана. И полиция, окружившая банк. И копы, которых мы уронили на выходе. Мы очень старались никого не убить, но один из наших все же прикончил охранника.
В глазах закона это делало нас как минимум соучастниками убийства. Причем небезосновательно.
— Да, вот именно, — сказал ему я. — Так что проваливайте.
— Или что? — ласково спросил Рудольф.
— Или, если у вас нет ордера или резонного основания войти в этот дом, Мёрфи засудит ваш департамент так, что света белого не увидите.
— А если я буду настаивать? — улыбнулся Рудольф.
— С удовольствием бы на это посмотрел, — ответил я.
Я отнюдь не шутил. Мантия вновь заговорила со мной. «Коли не можешь снять напряжение с благоприятно настроенной дамой, — советовала она, — хотя бы выбей дурь из Рудольфа. Это будет терпимой заменой сексу».
— Не-а, — сказал второй коп сухим и даже скучающим тоном. — Вам это не понравится, сэр.
Я смерил его взглядом. Примерно пять футов шесть дюймов — во всех трех измерениях. Даже не помню, когда я последний раз видел такого крепыша. На нем был костюм, сшитый на заказ, — сомневаюсь, что людям подобных габаритов есть что выбрать в магазинах готового платья, — но из нейтрального неброского материала, чтобы сливаться с фоном делового мира. Волосы цвета «соль с перцем» коротко подстрижены, на лице — намек на бороду, и я заподозрил, что эта щетина появляется секунд через десять после бритья. Что-то в его манере держаться и взгляде, устремленном куда-то в пустоту, подсказывало, что парень знает себе цену и эта цена довольно высока.
С копами из отдела внутренних разбирательств я был знаком хуже, чем с ребятами из отдела специальных расследований или патрульными, отвечавшими за мои излюбленные районы города.
— Значит, вас назначили напарником Руди? — спросил я. — Кстати, я Гарри Дрезден.
— Детектив Брэдли, — представился он. — Сэр, миз Мёрфи следует побеседовать с нами. Это в ее непосредственных интересах.
— Или можем забрать ее в участок, — добавил Рудольф. — Меня устраивают оба варианта.
— Рудольф, — сказал я самым приятным тоном, — известно ли вам, как непросто отмыть усы от засохшей крови из разбитого носа?
— Гарри, — с укоризной позвала с дивана Кэррин, — сбавь-ка обороты. — И примирительно помахала рукой, но этот жест остался скрыт от стоявших за дверью. — Давай просто покончим с этим, ладно?
Я сердито посмотрел на полицейских:
— Сохраняю за собой право вышвырнуть…
— Гарри, — вздохнула Мёрфи.
–…попросить вас уйти, если мне покажется, что она устала, — плавно сменил я формулировку и глянул на второго, который был постарше Рудольфа. — Договорились?
— Ах, ты… — начал Рудольф, но человек-танк положил руку ему на плечо и легонько сжал пальцы.
Рудольф мигом захлопнул варежку и бросил тяжелый взгляд на своего напарника.
— Сэр, — сказал Брэдли, — никто не станет причинять раненой даме излишних неудобств. Мы будем кратки.
— Отлично, — проворчал я. — Входите.
Они вошли и попросили разрешения сесть. Ну и черт с ними. Я же садиться не стал. Обогнул диван и встал за спиной у Кэррин, прислонившись к стене и сложив руки на груди.
— Мёрфи, — сказал Рудольф.
Кэррин настороженно кивнула ему. Я неплохо ее знаю, а поэтому увидел в этом кивке уважение, а то и симпатию.
— Брэдли. Выкладывай, Рудольф. Зачем пришли?
Рудольф открыл желто-коричневый конверт и бросил на журнальный столик несколько цветных фотографий. Я поднял их и передал Кэррин, не сводя глаз с полицейских.
Пока она просматривала снимки, я чувствовал, как в ней растет напряжение. Наконец Кэррин протянула фотографии мне.
Первая — распечатка кадра с видеокамеры на чикагской улице. Точного места я не узнал, зато рассмотрел нечеткое лицо Мёрфи в ее маленьком внедорожнике, мчавшемся по усыпанной снегом улице.
На других листках — кадры с банковских камер наружного и внутреннего наблюдения. Из-за скверной погоды и переизбытка магии в воздухе все снимки получились искаженными и размытыми, но на одном я увидел две фигуры, выходящие из банка. Одна среднего роста, другая очень высокая.
Другими словами, я смотрел на себя и наемника по фамилии Грей. На снимке, сделанном со значительного расстояния, был запечатлен момент нашей эвакуации. Наверное, маскировка на секунду исчезла, а может быть, камера поймала момент, когда защитная вуаль еще не настолько загустела, чтобы скрыть нас от любопытных глаз. В любом случае на размытом фото не было видно лиц: только общие очертания. Однако грабителей банков баскетбольного роста не так уж много — ни в Чикаго, ни где-либо еще. Остальные распечатки были такими же мутными, если не хуже, но на каждой я видел узнаваемый силуэт высокого парня. Лица не было нигде, кроме последнего снимка: там я бежал по тротуару, и любой, у кого есть глаза, — а у присяжных они, как правило, имеются, — сказал бы, что человек на фотографии — это я.
— Этот твой снимок, — заявил Рудольф, глядя на Кэррин, — сделан в тот же день, когда тебя угораздило пораниться. Чертовски странное совпадение.
— Почему это? — спокойно спросила она. — Любой, кто живет в Чикаго, каждый божий день попадает на камеру. Причем пару-тройку раз.
— Но не каждый превышает скорость в такую опасную погоду, — возразил Рудольф.
— С каких это пор чикагский ОВР занимается дорожными нарушениями? — осведомилась Кэррин. — С тех самых, как вы побороли коррупцию?
— Превышение скорости на центральном проспекте во время бурана и гололеда, — объяснил Брэдли. — Неподалеку от места, где в это же время происходило ограбление.
— Я торопилась домой к началу сериала, — холодно произнесла Кэррин.
— Так, что разбила машину?
— Юным свойственна неосмотрительность. — Кэррин указала на гипс. — Врач в курсе дела.
— Мы беседовали с ним, — кивнул Брэдли. — Говорит, никогда не видел, чтобы такие травмы появлялись в результате аварии. Слишком чистые. Врач склоняется к выводу, что они причинены насильственным путем.
— Он ошибается, — сказала Кэррин. — И нарушает АМПМС[13].
— Ваш известный сообщник… — продолжил Брэдли, будто не услышав ее реплики. — Он тоже попал на камеры.
— У нас имеется прекрасное ваше фото, Дрезден, — подхватил Рудольф. — На тротуаре у здания, где на следующий день мы обнаружили труп. — Он выудил из кармана блокнотик и зачитал: — Некоего Харви Моррисона, дипломированного бухгалтера.
В ответ на это Кэррин скроила полицейскую гримасу; я же удовольствовался чародейской, но дело было плохо. Желудок перевернулся вверх тормашками. Несмотря на мои попытки спасти Харви Моррисона, он погиб, причем самым скверным образом, а когда речь заходит о трупах мужчин или женщин, принявших насильственную смерть, — особенно если убитый был честным человеком, никак не связанным с преступным миром, — копы непременно делают стойку.
Не суметь спасти человека и убить его своими руками — несколько разные вещи, но, если смотреть со стороны, одно практически неотличимо от другого.
— Моррисон регулярно пользовался услугами трастового банка «Верити», — продолжил Брэдли. — Того, который ограбили днем позже. Во время ограбления было вскрыто персональное хранилище Моррисона. Этому сопутствовали несколько взрывов и множество выстрелов из огнестрельного оружия. — Он кивнул на распечатки. — На снимках мы видим подозреваемого. Предположительно, одного из грабителей. Его рост — от шести футов восьми дюймов до шести футов одиннадцати дюймов. — Он бросил на меня любезный взгляд. — Шесть… и девять? Верно, Дрезден?
— По утрам я прилежно съедал целую тарелку овсянки, чтобы быстрее расти, — скромно сказал я.
— Остряк, — прошипел Рудольф. — Давай хохми себе дальше. Мы тебя крепко держим за задницу.
— «Хохми себе дальше»? — Глядя на Брэдли, я покачал головой и ткнул большим пальцем в сторону Рудольфа. — Да как он смеет!
— Нельзя исключать, что он прав, — спокойно произнес Брэдли и перевел взгляд на Кэррин. — Мы умеем докапываться до истины.
— Да, умеете, — признала Кэррин.
Брэдли кивнул:
— Ваша семья, Мёрфи, неплохо послужила нашему городу. Вам обоим будет полезно поговорить с нами. Пока мы не раскопали что-нибудь еще.
Мы с Кэррин даже не переглянулись. Сверяться по этому вопросу не было нужды. Подобно большинству смертных, копы не особо разбираются в сверхъестественных делах. Заведи мы речь об ограблении под руководством одержимых демонами маньяков, которым по две тысячи лет от роду, с участием меня и Кэррин, оборотня-перевертыша, снежного человека, одного-в-поле-воина и специалиста по магии огня, Брэдли с Рудольфом ответили бы непонимающими взглядами, пришли бы к выводу, что мы хотим сослаться на невменяемость, и взяли бы нас под стражу.
Даже не верится, что люди способны игнорировать самые очевидные вещи. Проклятье! Рудольф своими глазами видел, как луп-гару[14] сровнял с землей полицейский участок, но все равно отказывался это признать.
— Понятия не имею, о чем нам говорить, — произнесла Кэррин. — На этой фотографии я пытаюсь добраться домой во время бурана. И ничего не знаю насчет упомянутого вами бухгалтера.
— А я вообще ничего не знаю, — добавил я. — Разве что в Чикаголенде[15] проживает плюс-минус тысяча человек ростом от шести футов восьми дюймов и выше. И на этих снимках может быть любой из них. Надеюсь, у вас достаточно большая комната для опознания.
— А вот эта фотография? — вежливо спросил Брэдли. — С вашим лицом?
— По-моему, я торопился на поезд, — заявил я, делая ставку на простодушие.
Но Брэдли на это не повелся. Он внимательно посмотрел на меня, на Кэррин, кивнул и выдохнул:
— На поезд? Ну-ну…
— Что ж, мы хотели как лучше, — вскочил на ноги Рудольф.
Брэдли смерил его твердым взглядом, тоже встал и негромко сказал:
— Подождите за дверью. Я скоро выйду.
— Кто я тебе, младший напарник? — злобно возразил Рудольф. — Черта с два! Я вышестоящее должностное лицо!
— Да, сэр, — согласился Брэдли. — И я скоро выйду.
Рудольф с отвращением посмотрел на него, перевел взгляд на меня, а затем ткнул в мою сторону указательным пальцем:
— Жду не дождусь того момента, когда увижу вас за решеткой, Дрезден.
— Угу. Ждите дальше, — отозвался я.
Рудольф ухмыльнулся — сперва мне, затем Кэррин.
Она ответила пристальным взглядом. А взгляд у нее тяжелый. Ухмылка Рудольфа померкла, и он, не сказав больше ни слова, очистил помещение.
— Засранец, — вздохнула Кэррин, как только закрылась дверь. И, взглянув на Брэдли, спросила: — Вы с ним в паре? Серьезно?
— Работа есть работа. — Брэдли повел массивными плечами. Это движение походило на тектонический сдвиг. — Кто-то должен ее делать.
— Ну да, — тихо согласилась Кэррин.
— Псов спустили с цепи, — продолжил Брэдли. — И скоро они возьмут след. Вы с Дрезденом давно уже ходите по краю, но на сей раз заступили за черту.
— Не понимаю, о чем ты, — сказала Кэррин.
— Все ты понимаешь. — Брэдли провел ладонью по коротко стриженной голове. — Ладно. Раз вы так хотите, разыграем все по правилам. До конца.
— Просто делай свою работу, — посоветовала Кэррин. — Как всегда.
— Договорились. — Брэдли покачал головой. — Рудольф перешел на личности. Это неэтично. Извини.
— Я и не ждала, что он будет вести себя прилично. Ты не виноват.
— Кстати, — встрял я, — почему этим делом занимается отдел внутренних разбирательств? Почему не убойный?
— Наверное, потому, что Мёрфи была одной из нас, — пожал плечами он. — Да и вы тоже. В каком-то смысле.
Какое-то время Кэтрин пристально смотрела на него. Затем сказала:
— Спасибо, что заглянул, Брэдли.
— Угу, — вежливо кивнул он. — Благодарю, что уделили время. И желаю вам скорейшего выздоровления, миз Мёрфи.
После чего он тоже вышел и аккуратно прикрыл дверь, словно боялся ненароком расщепить ее надвое. Может, за ним такое водилось.
Я же глубоко вздохнул и подошел к двери, чтобы убедиться, что копы ушли. Затем оглянулся на Кэррин, кивнул и спросил:
— Что ты от него узнала? Я так и не понял.
— «Наверное, потому, что Мёрфи была одной из нас», — повторила она слова Брэдли. — Но слова «наверное» для него не существует. Он и впрямь не знает, почему дело ведет ОВР.
Я почесал переносицу.
— Значит, кто-то за кулисами дергает за ниточки. Дело передали одному из своих. Рудольфу.
— А Рудольф принадлежит Марконе. — Кэррин поджала губы. — По крайней мере, мы пришли к такому выводу.
— А кому еще он может принадлежать? — хмыкнул я. — Кто еще пользуется у нас в городе таким влиянием?
— Вопрос к одному из присутствующих, — покачала головой она, — но точно не ко мне.
— Ха, — произнес я. — Есть еще несколько вещей, которые следует учесть. Итак, чего нам ожидать?
— Брэдли как оголодавший пес, который дорвался до кости, — объяснила Кэррин. — Если взял след, с пути уже не свернет. И он не заметает мусор под ковер. Не играет по общим правилам.
— Неудивительно, что в таком возрасте он до сих пор подчиняется Рудольфу, — согласился я. — К счастью, на нашей стороне имеется одна мелочь под названием «факты». Мы не убивали ни Харви, ни того парня в банке.
— Мы были там, а затем солгали полиции, — фыркнула Кэррин. — Этого уже достаточно, чтобы закрыть нас на какое-то время. Плюс наша ДНК на месте преступления, потенциальные свидетели, видевшие нас на улице, новые фотографии с каких-нибудь камер, или…
— Или кто-то подбросит дополнительные улики, — подсказал я.
Кэррин кивнула:
— У них может получиться крепкое дело. И для нас оно закончится отнюдь не лучшим образом.
— Итак, каковы наши действия?
— Действия? — Она изогнула бровь. — Кто мы вообще такие — негодяи из детективного романа Брэдли? Предлагаешь сбить его со следа? Уничтожить улики? Подставить кого-то вместо себя?
— И все же, — хмыкнул я.
— Мы мало что можем сделать, — тихо сказала Кэррин. — Разве что выяснить, что происходит. У меня остались кое-какие связи. Вот и поспрашиваю.
— А я добавлю к своему списку еще один пункт: «Узнать, кто спонсирует Рудольфа».
Она кивнула:
— Думаешь, это помешает вашему чародейскому съезду?
— Быть может, для этого все и задумано. — Какое-то время я обдумывал свою последнюю фразу, а затем добавил: — Когда уйду, звони Баттерсу.
Кэррин покосилась на меня, приподняв бровь.
— Судя по всем признакам, надвигается акулий торнадо[16], — объяснил я. — Пусть Баттерс оповестит об этом всех. Я имею в виду всех в Паранете.
— «Об этом»? О чем конкретно?
— О том, чтобы смотрели в оба. Немедленно сообщали, если заметят что-нибудь подозрительное. И были готовы. Кто-то стряпает серьезное варево, и я уже чую его запах.
Кэррин кивнула, и ее взгляд скользнул на старинные часы у стены.
— У тебя в запасе еще есть немного времени, — сообщила она.
— Да ну?
Она снова кивнула. Взгляд ее голубых глаз был совершенно однозначным.
— Иди сюда.
— Гм… — Я приподнял бровь. — Вообще-то, в этом плане ничего не изменилось. Даже не знаю, стоит ли…
— Адаптируйся и преодолевай[17], Гарри. — Эти слова сопровождались озорным смешком. — Я неглупый человек. А у тебя как минимум приличное воображение. Если объединить усилия, что-нибудь да придумаем. — Она прищурилась. — Быстро. Иди. Сюда.
Отказывать даме было бы крайне невежливо.
Поэтому я послушался.
