Архивы Дрездена: Ведьмин час

Джим Батчер, 2020

Его зовут Гарри Блэкстоун Копперфилд Дрезден. Можете колдовать с этим именем – за последствия он не отвечает. Когда дела принимают странный оборот, когда то, чему положено хорониться во мраке, выползает на свет, когда никто больше не может помочь вам, звоните… Кому? Ему, Гарри Дрездену. Имя его есть в «Желтых страницах»… Нет, это невероятно! Вроде бы все готовы мирно разрешить разногласия и подтвердить свое участие в Неписаном договоре – и старейшины Белого Совета, и Белая Коллегия вампиров, и свартальвы, и вурдалаки, и даже некоронованный подпольный король Чикаго «джентльмен» Джонни Марконе – и вдруг… В замок, где назначена встреча всех участников намеченной встречи, прибывает последняя из титанов, Этне, владелица самого сокрушительного оружия, которое есть на свете, и объявляет: «Если до ведьмина часа каждый из здесь присутствующих не сделает выбор: отринуть смертный мир или сгореть вместе с ним, – то мир смертных будет разрушен». Гарри Дрезден! Слышишь? Сделай хоть что-нибудь!

Глава 4

Тут из глубины квартиры донесся тишайший звук, и старик вскочил на ноги с прытью бездомного кота, но перед тем прошипел какое-то слово, и посох выскользнул из угла и прилетел к нему в руку.

— Э, полегче! — Я тоже встал и развел руками. — Может, расслабитесь? Пожалуйста?

— Кто там? — осведомился он, просверлив меня алмазным взглядом. — Кто?!

— Я же только что накормил вас оладьями… — пробурчал я. Если старик стал такой нервный, дела в его мире и впрямь обстоят не лучшим образом. — Звезды и камни!

— Не говори так. — В его тоне появились брюзгливые модуляции. Вот, так-то попривычнее. — Ты даже не знаешь значения этой фразы.

— Тот, у кого я ее подцепил, в подробности не вдавался, — парировал я. — Ну, расслабитесь? На пять секунд? Пожалуйста!

Он сердито взглянул на меня и приопустил посох — совсем чуть-чуть.

— Зачем мне расслабляться?

— Затем, что мне не хочется, чтобы моя дочь до смерти испугалась своего прадедушки. При первой встрече.

Услышав это, старик моргнул. Дважды. И тут же опустил посох — теперь окончательно.

— Что? Она здесь? И была здесь? Все время?

— Общение с незнакомцами дается ей непросто.

Я опустил глаза на Мыша и мотнул подбородком в сторону двери. Пес послушно встал и направился к спальне, чтобы поддержать девочку своим присутствием.

— И ты допустил, чтобы рядом с ней ошивался вампир? — прошептал дед с потрясенным выражением лица.

— Мэгги! — негромко позвал я. — Можешь выходить. У нас гость, и тебе надо бы с ним познакомиться.

Дверь спальни приоткрылась. Я увидел клинышек дочкиного лица и настороженный карий глаз.

— Иди поздоровайся с прадедушкой, — продолжил я, не повышая голоса, и глянул на старика. — Этот момент я представлял себе иначе, но как есть, так есть. Выходи, солнышко.

Дверь приоткрылась чуть шире. Мэгги высунула руку и водила ею в воздухе, пока не нащупала собачью шерсть. Зарылась пальцами в гриву Мыша, а затем медленно-медленно открыла дверь до конца и молча застыла перед Эбинизером.

— Мэгги, — сипло произнес он. — Здравствуй, юная леди.

Она едва заметно кивнула.

Эбинизер кивнул в ответ, после чего повернулся ко мне; в глазах у него тлел гнев, какого я в жизни не видел. Старик хотел что-то сказать, но я предостерегающе зыркнул на него и предложил:

— Как вам идея подняться в сад, чтобы Мыш размял лапы?

— Давайте, — согласилась Мэгги.

Старик пронзил меня кинжально-острым взглядом. Затем приструнил эмоции, повернулся к моей дочери и мягко улыбнулся.

— Звучит заманчиво.

Вскоре мы с Эбинизером стояли и смотрели, как Мэгги и Мыш играют с детворой свартальвов.

Сад во внутреннем дворе посольства был великолепный: в центре несколько деревьев, а вокруг лужайки и клумбы, разбитые с большим вкусом и оставляющие достаточно места для беготни и игр в прятки. Маленькие свартальвы — существа странной наружности со свойственной родителям серой кожей и прямо-таки громадными глазами. Очаровательные пострелята. Тех, что по возрасту годились Мэгги в друзья, в посольстве жило с полдюжины, и все они без исключения были в восторге от Мыша. Мой пес играл с ними в салки, с легкостью прыгая туда-сюда и, несмотря на внушительную мышечную массу, ловко уклоняясь от детских рук.

В саду находились несколько взрослых свартальвов. Они вежливо держали дистанцию — что физическую, что психологическую, — но определенно чувствовали напряжение между мной и стариком.

— Ты что, сдурел? — осведомился Эбинизер.

— Просто сделал выбор, — ответил я.

— С тем же успехом можешь подарить ей футболку с мишенями на спине и груди. — Старик говорил негромко, чтобы не слышали дети. — Рядом с тобой девочка станет первейшим объектом для атаки. Господи! Вампирам уже известно, кто она и где находится!

— Она долго жила вдали от меня, в надежном доме. И не сказал бы, что это пошло ей на пользу.

— А чем тебе не угодил дом Карпентеров? — спросил дед. — Если не считать штаб-квартиры в Эдинбурге, более безопасного места не сыскать. Почему бы не оставить Мэгги у них?

— Потому что ее отец там не живет, — ответил я.

— Дурень ты, вот ты кто! — Старик поднял глаза к небу, словно умоляя Всемогущего даровать ему терпение.

Я скрежетнул зубами:

— Есть предложения получше?

— Ей надо жить в проверенном убежище. Подальше от тебя. По крайней мере, пока у нее не проявятся скрытые таланты и она не научится защищать себя.

— Если такое вообще произойдет.

— В ином случае ей не выжить в нашем мире.

— Вы-то, конечно, предпочли бы поступить иначе. — Я понял, что начинаю сердиться.

— Я и поступил иначе, — отрезал дед. — Сделал так, что твоя мать выросла вдали от рисков, свойственных моему образу жизни.

— И что из этого вышло? Давайте спросим у мамы. Хотя погодите. Спрашивать-то не у кого. Ведь мамы нет в живых.

Вдруг стало очень тихо. Мне показалось — или не показалось, — что на пару секунд солнце потускнело. Но готов ручаться, что свартальвы отступили от нас еще дальше.

Старик заговорил, и его голос рокотал, как далекие раскаты грома:

— Что ты сказал мне, мальчик?

— Что мамы нет в живых, — с расстановкой повторил я. — Ваша дочь, которую вы прятали в безопасном месте, уже не с нами. Так что вам нечего мне предъявить.

Старик молчал. Он походил на статую, вырезанную из старинной слоновой кости.

— Да, чудовища уже пытались убить Мэгги. Но я их остановил. И если это повторится, остановлю снова. Ей не надо где-то отсиживаться. Пусть лучше будет рядом с отцом.

— Как ты смеешь… — прошипел старик.

— Может, я не лучший отец на свете, но вот он я, здесь. Я есть в ее жизни. И этого не заменить. Ничем. Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.

— Идиот, — процедил Эбинизер сквозь стиснутые зубы. — Ты хоть знаешь, на что способны твои хозяева?

— У них хотя бы слова не расходятся с делами, — со злостью сказал я.

— Не нарывайся, мальчик, — предупредил он.

— На что? Что вы сделаете? Сдадите меня в систему патронатных семей? Разумеется, для моего же блага.

Голова старика дернулась назад, словно я отвесил ему пощечину.

— Мамы не стало, когда я родился, — ровным голосом произнес я. — Папы — когда я пошел в детский сад. А вы просто взяли и оставили меня в одиночестве.

Эбинизер отвернулся, и плечи его поникли.

— Может, вы думали, что защищаете меня, — продолжал я без интонации, — но на самом деле вы меня бросили. И мне было больно. У меня остались шрамы. Я даже не знал о вашем существовании и до сих пор на вас сержусь.

Я смотрел, как дети гоняются за Мышем. Он мог бегать часами, и это никак не сказывалось на его дыхалке. Все веселились на полную катушку.

— Моей дочери пришлось несладко, — тихо проговорил я. — Хватит. Не хочу, чтобы Мэгги тоже через это прошла.

Загривок и макушка старика налились кровью. Я слышал, как щелкнули суставы пальцев: крепкие грубые руки сжались в кулаки.

— Ты не в себе, мальчик, — грубо проворчал он. — И не понимаешь сути дела.

— Не стану спорить, что это определение подходит одному из нас.

— Твоя мать мертва, — сказал Эбинизер. — Отец мертв. Мертва и женщина, выносившая твоего ребенка. Что связывает всех этих людей? Ты! Разве непонятно? Неужели ты не видишь, что сейчас не время идти на поводу у эмоций?

Гнев и боль вспыхнули с такой силой, что я уже боялся потерять над собой контроль — и вовсе не из-за того, что на мне была Зимняя мантия.

— Я вижу лишь маленькую девочку, и она нуждается в отцовской любви, — сказал я. — А для этого я должен быть рядом.

— Ты заблуждаешься.

— Может быть. Но она моя дочь, а потому мне и карты в руки.

Эбинизер покачал головой.

— А поскольку я заметил, что порой моя жизнь напоминает мексиканскую мыльную оперу, причем с бездарным сценарием, — не унимался я, — пора вам кое-что узнать.

— Что именно?

— По-моему, сейчас вы думаете, как бы схватить ее и спрятать в укромном месте. Но имейте в виду: если так, я за ней приду. Даже через ваш труп… сэр.

Старик повернулся ко мне, словно грозовая туча.

Я, не моргая, выдержал его взгляд.

— Послушай, парень, — начал Эбинизер. В его голосе появилась легкая шотландская картавость. — Ты ступаешь на очень тонкий лед.

— Не в первый раз. И не в последний.

Старик агрессивно выпятил подбородок и с шумом втянул воздух.

— Джентльмены! — раздался еще один голос, густой и низкий. — Прошу меня извинить.

Мы с дедом гневно уставились на того, кто осмелился нам помешать.

Перед нами стоял совершенно невозмутимый свартальв в темно-синем шелковом костюме. Повыше, чем Аустри, да и покрепче.

— Джентльмены, вы гости в моем доме. Но ведете себя по меньшей мере невежливо.

Я оторопело огляделся по сторонам. В саду уже не играли. Дети свартальвов попрятались за родителей, а Мэгги, оказавшись на полпути между ними и нами, балансировала на одной ноге, словно готовилась дать деру. Обеими руками она отчаянно вцепилась в гриву Мыша. Закрыв ее своим телом, пес смотрел на меня, и в его взгляде я не увидел ни капли одобрения.

Пожалуй, мы говорили громче, чем казалось.

— Этри. — Дед приветствовал его кивком. — Мы тут обсуждаем… вопросы личного свойства.

— Обсуждайте их в другом месте. — Глава посольства свартальвов обратил к Эбинизеру взгляд, в котором не было ни сочувствия, ни понимания. — Вы пугаете детей. Пока вы в моем доме, Маккой, извольте вести себя учтиво и благопристойно.

Это заявление, сделанное самым решительным и бескомпромиссным тоном, исключало любые поблажки. Я изумленно смотрел на свартальва. Да, он пользуется уважением в сверхъестественном сообществе — чему, как правило, сопутствует немалая личная власть, — но Эбинизер Маккой?.. Бодаться с ним рискнет только глупец.

Да, я в курсе подтекста. Лично я бодался с дедом уже минут десять.

Старик демонстративно вздохнул и обвел глазами территорию. Его взгляд задержался на Мэгги, и вдруг мне показалось, что он слегка сдулся — словно за последние несколько секунд постарел на десяток-другой лет.

Тут я крепко призадумался обо всем, что наговорил в приступе гнева, и мне стало стыдно.

— Само собой разумеется, — сказал старик. — Приношу официальные извинения и прошу простить, что беседа вышла из-под контроля и я расстроил ваших детей. Этому нет оправданий, и я прошу закрыть глаза на мою грубость.

— Угу, — добавил я. — Подписываюсь под каждым словом.

Пару секунд Этри изучал Эбинизера, затем взглянул на меня, едва заметно закатил глаза и кивнул.

— Полагаю, ваш визит завершен, чародей Маккой. Я велю проводить вас к парадным воротам.

— Нет, погодите, — вмешался я. — Сэр, я не хотел…

— Вне всяких сомнений, вы совершенно правы, Этри, — резко произнес Эбинизер и развернулся, чтобы уйти.

— Сэр… — попытался остановить его я.

— Мне пора, — устало сказал Эбинизер. — Дел невпроворот.

И он ушел.

Я не видел, как в саду появился Аустри. Охранник без лишнего шума последовал за стариком, и я махнул ему рукой — дескать, полегче, — а он состроил непробиваемую физиономию, но секундой позже смягчился и сочувственно кивнул мне в ответ.

Какое-то время Этри смотрел им вслед, а затем бросил на меня непроницаемый взгляд, покачал головой и тоже удалился. Остальные свартальвы последовали его примеру.

Когда все ушли, Мэгги подбежала ко мне и обняла за пояс. Я поднял ее на руки и прижал к груди.

— Это я виновата? — спросила она дрожащим голосом. — Я собиралась… собиралась поговорить с прадедушкой, но слова как будто во рту застряли. Я не хотела, чтобы он рассердился и ушел!

В горле у меня образовался комок, и я закрыл глаза, скрывая подступившие слезы.

— Ты не виновата, солнышко. Вовсе не виновата. Ты прекрасно себя вела.

Она обхватила меня за шею — пожалуй, даже крепче, чем требовалось.

— Но почему он рассердился?

— Бывает, взрослые расходятся во мнениях, — объяснил я. — Иногда злятся, и у них непроизвольно вырываются обидные слова. Но это пройдет. Сама увидишь.

— Понятно, — сказала она.

Мыш подошел ко мне и прильнул к ноге, выражая безмолвную поддержку.

— А прадедушка приедет на Рождество? — спросила Мэгги.

— Возможно.

— Это хорошо, — сказала она. — Сердишься на меня?

— Нет. — Я чмокнул ее в макушку. — Ты же мое солнышко.

— Это тоже хорошо, — проговорила она, — но я бы поела оладий.

— Так пойдем и нажарим, — предложил я.

Мыш с надеждой застучал хвостом по моей ноге.

Но прежде чем уйти, мы какое-то время постояли втроем, находя утешение в близости друг друга.