Плюшевая засада

Дарья Калинина, 2019

Беззаботная Ната работала официанткой в тихом кафе своего зеленого райончика. Пока однажды после смены к ней не подкатил автомобиль, годящийся в коллекцию к арабскому шейху! А из него вышел писаный красавец и позвал Нату ехать с ним. К сожалению, он не повез Нату в закат, а попросил помочь найти любимую супругу своего состоятельного отца, мать семейства Елизавету Николаевну. Накануне она зашла в кафе Наты и не вернулась… За приличную сумму Ната, разумеется, согласилась ввязаться в это дело. Хотя вскоре начала понимать, что женщина не просто пропала, а сбежала. От охраны, от диктатора мужа, от жестоких детей и черт знает от чего еще…

Глава 3

Как Ната и ожидала, в кафе ее подбитые окуляры и распухшая и посиневшая физиономия произвели фурор. Особенное впечатление произвел свернутый набок нос.

— Бедная! — слышалось со всех сторон. — Какой гад! Он же тебя изуродовал!

А буфетчица Марина твердила:

— С таким лицом ты не сможешь работать.

В голосе Марины слышалось сочувствие, но глаза победоносно сверкали. Она уже давно примерялась к должности Натки, а теперь впереди нарисовался реальный шанс стать хоть на время официанткой. И Марина торжествовала.

— Тебе очень больно? — возникла полная сочувствия мойщица тетя Нюра. — Может, холодненькое приложить?

— У меня замороженная говяжья вырезка есть, — добавила повариха Аглая. — Как раз подойдет по форме.

От вырезки Ната отказалась, побоялась, что потечет наложенный на нее грим. Хотя Гришенька и уверял, что грим самый что ни на есть водостойкий, что в нем можно и рыдать, и потеть, и даже мыться, но Ната ему не сильно поверила.

— Как же это тебя угораздило? Что с тобой случилось?

Это уже появилась их заведующая — дородная и пышная Анна Семеновна. Она внимательно выслушала рассказ Наты. А девушка не пожалела красок, описала, как ужасно с ней обошелся красавец на дорогущей машине.

— Сначала таким ласковым казался, разговаривал вежливо, прокатиться предложил, а как я в машину села, сразу же начал от меня требовать, чтобы я ему сказала, куда делась Елизавета Николаевна. Я ему говорю, понятия не имею, кто такая, отвали. А он озверел, все лицо мне расквасил, потом снасильничать пытался, а как я ему отпор дала, из машины вышвырнул и уехал. Километров за пять увез. Насилу назад добралась. Пешком шла. Кровища из носа ручьем текла, вот меня никто к себе в салон пускать и не хотел.

— Кошмар!

— В полицию идти надо.

— Да что им полиция! У них вся полиция вот где сидит.

— Не скажите, небось не девяностые, мигом управу найдут.

— Захотят — найдут. А не захотят — замнут дело. Ты номер машины запомнила?

Ната номер запомнила. И продиктовала. И повторила, что злодею на шикарной машине была нужна Елизавета Николаевна. И что он говорил, что всюду ее ищет и уверен, что она прячется у кого-то из них. Все время рассказа Ната бдительно наблюдала за своими коллегами. Но на их лицах читалось лишь искреннее недоумение, что за таинственная Елизавета Николаевна стала причиной несчастья, случившегося с Натой. Никто не поторопился вслух оповестить остальных о том, что знает эту женщину лично. Но Ната на такую удачу и не надеялась. Напротив, теперь она понимала, что тот, кто помог Елизавете Николаевне вчера бежать от охранников ее мужа, теперь еще сильней насторожится.

Постепенно все разошлись. Возле Наты осталась одна Маринка. Она уже несколько раз и так и эдак заходила в разговоре, что Нате нужно сесть на больничный.

— Ты не волнуйся, я запросто тебя заменю. Выздоравливай спокойно. Хоть неделю на больничном сиди, хоть месяц!

— Ага! А через месяц ты скажешь, что отлично справляешься со своими новыми обязанностями. И что я могу проваливать.

— Как ты можешь так думать! — обиделась Маринка. — Я тебе по-дружески хочу помочь, а ты!..

Но не ушла, а продолжала настырно уговаривать Нату, что той нельзя в таком виде показываться на глаза посетителям. Ната и сама понимала, что нельзя.

— Один день, Маринка! — строго сказала она. — Только на одну смену подменишь меня! Завтра. Запомнила? Одну смену! К понедельнику я очухаюсь и выйду на работу, как обычно.

— Согласна! — захлопала в ладоши Марина. — Ой, Наточка, ты себе даже не представляешь, какой хорошей официанткой я буду!

Ната хотела скептически улыбнуться, но ей помешал хитрый пластырь, которым Гришенька склеил ей лицо. Вышло нечто такое кривое и уродливое, что Маринка испуганно пискнула и тут же испарилась.

— Побежала к Анне Семеновне договариваться о завтрашней подмене, — прокомментировала тетя Нюра. — Не боишься, что подсидит тебя Маринка? Она давно на твое место метит.

— Пусть попробует.

Ната знала, что именно не дает покоя Маринке. У девчонки сложилось ошибочное мнение, что официанты буквально купаются в щедрых и обильных чаевых, которые оставляют им клиенты. Один раз дальнозоркая Маринка из-за своего прилавка увидела, как кто-то из посетителей оставил Нате сто рублей. Страдая от природы неуемным воображением, Маринка тут же помножила эти сто рублей на количество клиентов, в мечтах оделила многих лично ей симпатичных клиентов неслыханным финансовым благополучием, мысленно увеличив размер оставляемых ими чаевых в два или даже три раза, и получилась у нее в итоге очень даже приличная сумма.

И с тех пор Маринка потеряла всякий покой. Эти деньги не давали ей расслабиться. Маринке очень хотелось положить их в свой карман. Все клятвы и заверения Наты, что подобная щедрость среди их по большей части считающих каждую копейку клиентов просто немыслима, пропадали втуне. Маринка ничего не хотела слышать о том, что за клиентами самими нужен глаз да глаз, а то норовят вручить рваную купюру или вовсе заплатить меньше, чем указано в чеке. А уж появление пластиковых карт и вовсе свело систему чаевых к сущему мизеру. Ничего этого Маринка просто не желала слушать. Она была твердо уверена, что Ната пытается ее обмануть, скрывая от нее и вообще от всех в кафе свои прямо-таки фантастические доходы.

Вернулась сияющая Марина, которая всем объявила, что теперь она их новая официантка.

— Только на завтрашний день, — напомнила ей Ната.

Но Маринка сделала вид, что не слышит. Ей так не терпелось приступить к исполнению своих новых служебных обязанностей, что она тут же начала выпроваживать Нату.

— Ну, иди-иди! Чего тебе тут синяками своими светиться. Так ты мне всех клиентов распугаешь!

Нате было одновременно смешно и немного тревожно. А ну как и впрямь шустрая девчонка подсидит ее? Куда тогда денется Ната? Куда пойдет работать? Образование у Наты, конечно, есть. Хорошее высшее педагогическое образование. Но специальность очень уж непопулярная. Ната, видите ли, была преподавателем ручного труда у мальчиков. А кто нынче в школах, скажите, пожалуйста, пилит, строгает и стучит молотком? Нынче мальчики, как примерные девочки, вышивают на пяльцах, готовят пирожки и шьют переднички. Программа одна для обоих полов, сдвинута она куда-то сильно в матриархат. А в бывших школьных столярных мастерских давно разместились залы для конференций или малые спортивные залы для занятий физической культурой. Нет, физкультура — это прекрасно, но парень должен уметь что-то и своими руками мастерить.

— Ох, не потерять бы мне свою работу, вот чего.

И полмиллиона сразу стали казаться Нате чем-то несущественным. Полмиллиона хороши лишь как добавка к основному доходу, а сами по себе они разойдутся вмиг. И как бы Нате, гоняясь за журавлем в небе, не упустить ту синицу, что уже у нее в руках.

— Ната, тебя просит зайти к ней Анна Семеновна.

Девушка поспешила в закуток, где сидела Анна Семеновна.

— Я разрешила Маринке пока что поработать за тебя.

— Спасибо.

— Сходи к врачу, оформи больничный. Будем тебе платить по страховому случаю. Много не получишь, но совсем без денег тебя тоже не оставим.

— Спасибо.

— А теперь насчет того, что с тобой случилось. Я слышала, что от тебя требовали какую-то Любовь Николаевну вернуть?

— Да. Вернуть. Только не Любовь Николаевну, а Елизавету Николаевну.

— И как ты думаешь, кто это такая?

— Я не знаю. А этот ненормальный, который на меня набросился, и его папаша считают, что эта женщина прячется у кого-то из нашего кафе то ли дома, то ли в какой-то квартире.

— Ах, вот как они считают. Ну, пусть они так себе и дальше думают.

И на губах Анны Семеновны заиграла довольная улыбка. Похоже, ей очень понравилось то, что она услышала от Наты. А сама Ната была готова поклясться, что Анна Семеновна и была тем человеком, который помог вчера исчезнуть беглянке. Почему? Во-первых, у них было какое-то неуловимое сходство, какое появляется между близкими людьми. Женщины были примерно одного возраста. Обеим было слегка за пятьдесят. И они запросто могли оказаться подругами. Во-вторых, именно закуток Анны Семеновны находился непосредственно между залом и служебным ходом. Это было сделано не просто так, а со смыслом. Находясь на своем рабочем месте, Анна Семеновна могла контролировать всех любителей подымить или подышать свежим воздухом. Не то чтобы это вовсе не разрешалось, но все-таки и не поощрялось. «На работе надо работать» — так любила повторять Анна Семеновна.

Но в то же время в начальственный закуток можно было шмыгнуть прямо из зала. Сделать вид, что идешь в туалет, а самой нырнуть к Анне Семеновне, быстренько там переодеться в заранее приготовленную одежду, а затем выйти через служебный ход и скрыться. У остальных сотрудников просто не было возможности, чтобы помочь беглянке. А вот у Анны Семеновны была.

Об этом Ната и доложила Славе, едва выйдя из кафе. Направляясь к себе домой, Ната набрала номер детектива и отчиталась ему о проделанной работе.

Девушка ожидала, что ее похвалят, но в ответ лишь услышала:

— Я так и думал. Ты лишь подтверждаешь мои догадки.

Ната даже хотела обидеться, но потом передумала и спросила:

— И что вы будете делать? Допросите Анну Семеновну?

— А что мы ей предъявим? Она скажет, что знать ничего не знает. И мы будем вынуждены извиниться и отпустить ее. Не на дыбе же нам ее подвешивать, честное слово. Нет, сделаем вид, что верим ей. А сами проследим за ее передвижениями.

— Ну-ну, — хмыкнула Ната. — Еще дома у Анны Семеновны можете поискать.

— Мы так и сделаем. Выставим возле ее дома караул и…

— Нету там никого! — не выдержала и воскликнула Ната. — И не такая Анна Семеновна у нас дурочка, чтобы прятать беглянку у себя дома! Караульте там хоть до посинения, Елизавету Николаевну не увидите!

Слава расстроился.

— Что же делать? Хозяину нужен результат. Вечером мне предстоит отчитываться перед ним, а что мы успели узнать? Ровным счетом ничего! Ладно, созвонимся.

Ната к этому времени уже сунула ключ в замочную скважину своей двери. Она совсем забыла, что мама может оказаться дома. И, когда дверь распахнулась, обе женщины испуганно вскрикнули. Ната кричала от неожиданности. А мама… мама понятно почему.

— Наташка! Что с тобой!?

Мама буквально посерела, увидев свою дочь. Ната и думать забыла о том, что случилось с ее лицом. И сейчас проклинала себя за легкомыслие. У мамы давление, ей нельзя волноваться. А тут дочь приходит в жутком распухшем виде.

— Ничего. Была в салоне красоты.

— Тебя изуродовали!

— Это маска. Сейчас я ее смою!

И Ната нырнула в ванную, где заперлась изнутри. И, не обращая внимания на мамины крики, принялась тереть лицо. Но что такое? Ни мочалка, ни мыло, ни горячая вода не помогали избавиться от жутких синих пятен. С огромным трудом Нате удалось отклеить пластырь, вернув нос в изначальное положение. Сразу стало лучше. Ната вынула ватные шарики, которые перекашивали ее лицо, стало еще лучше. Но багровая синева у глаз все равно пугала. И самое скверное — что она не желала никуда исчезать.

— Правду Гришенька сказал, стойкий грим.

Ната обнаружила средство для снятия макияжа, протерла лицо им. Синева чуть-чуть побледнела. Из багрово-синюшных синяки сделались небесно-голубыми. Казалось, что у Наты на лице очки оригинального цвета. Ната протерла еще раз, но ничего не изменилось. Видимо, наружную часть краски лосьон снял, а до той, что уже впиталась в кожу, ему было не добраться. В принципе изъян был небольшой, поэтому Ната решила махнуть на него рукой. Она открыла дверь, и в ванную буквально ворвалась мама.

— Что у тебя с лицом?

Она впилась сумасшедшим взглядом в лицо дочери и сразу же успокоилась.

— А! Немного с тенями переборщила. Ничего страшного. А то уж мне показалось…

— Что?

— Не важно. Ужинать будешь?

Мама вела себя как-то странно.

И прежде, чем ответить ей утвердительно, Ната уточнила:

— А что у нас на ужин?

— Курочка с картофельным пюре и зеленым горошком.

— Курочка жареная? — еще более подозрительно спросила Ната.

Понять ее было можно. В последнее время у мамы появились какие-то кулинарные причуды. То она мясо тушила в наборе таких странных пряностей, что у Наты потом еще долго во рту переливалось разнотравье, а запах от него медленно выходил через нос и уши, и самой себе Ната казалась насквозь пропахшей карри и куркумой. То курица подавалась в белом соусе, разобранная от хрящей и косточек, начисто лишенная, на взгляд Наты, всякой привлекательности. Какое-то раскисшее белое месиво, а не курица. Эти мамины экспромты совершенно не нравились Нате, которая во всем предпочитала постоянство. Поэтому сейчас она и заподозрила маму в стремлении скормить ей очередной кулинарный шедевр.

Но мама с готовностью откликнулась:

— Жареная! Горошек вареный, а пюре давленое! Словом, все, как ты любишь.

— Тебе от меня что-то надо, — догадалась Ната.

Но мама начала ее уверять, что желание у нее одно-единственное, повкуснее и посытнее накормить свою дочурку. И Ната смягчилась. Ладно, должно быть, временное кулинарное помрачение у мамы закончилось. Очень хорошо. Вкусный ужин будет сейчас как раз кстати. Курочка оказалась именно такой, как она и любила, с хрустящей темно-золотистой кожицей, солененькой и перчененькой. Мясо было сочным. Горошек зеленым с кусочком сливочного масла, которое аппетитно подтаивало на самом верху гастрономической композиции, заливая его своими тонкими маслянистыми ручейками. Во время ужина Нате казалось, что мама собирается ей что-то сказать. Она то и дело открывала рот, но, так и не решившись, снова закрывала его.

После основного блюда Ната извлекла из кармана те фрукты, названия которых не знала и которые прикарманила в доме Валентина Петровича. Мама их вкус одобрила, но настояла на том, чтобы Ната тоже полакомилась вместе с нею. Мама сидела рядом и наблюдала за каждым кусочком, который Ната отправляла себе в рот.

— Вкусно, доченька?

— Да. Очень. Спасибо. А тебе?

— Мне тоже.

Мама еще немного помолчала. А потом все же решилась:

— Нам ведь очень хорошо живется вдвоем, правда, доченька?

— Хорошо, конечно.

— Но у тебя появился этот Гена. А у меня…

И мама замолчала, выдерживая интригу.

— У тебя тоже кто-то появился?

— Знаешь, да. И я завтра к нам на ужин пригласила одного хорошего человека.

— И что это за человек?

— Мужчина.

— Ого. Даже так! И что за мужчина?

— Зовут его Петр Николаевич.

И дальше на Нату полилась поистине удивительная сага о том, как ее мама, будучи уже дамой весьма в преклонных годах, полюбила, да еще как полюбила!

— Как я люблю Петра Николаевича, так я не любила никогда в жизни. Мне вообще кажется, что, только узнав его, я полюбила впервые в жизни.

— Подожди, а как же мой папа? Его ты разве не любила?

— Твой папа?.. — в голосе мамы слышалось сомнение. — Ты уже прости, не хочу говорить о нем плохо, но это был не тот человек, который мне нужен. Твой папа никогда не был хорошим семьянином, и сам сознавал этот свой недостаток.

— Папу ты не любила. А твой первый муж… Эдмонд, кажется? Его же ты любила?

— Это была всего лишь ошибка моей юности.

— А Владимир Сергеевич?..

— На него я кинулась от отчаяния. После развода с твоим отцом ничего путного мне не встречалось, а на безрыбье, как говорится, и рак — рыба. Вот я и стала встречаться с Владимиром Сергеевичем.

— Раз уж мы заговорили про рыбу, а как же тот механик с китобойного судна? Не помню, как его звали? Витя? Он еще потом слал нам посылки с бивнями моржей? Да не в подарок, а для последующей реализации.

— Виктор Андреевич. Как же! Помню! Очень положительный мужчина. К сожалению, оказалось, что у него жена во Владивостоке. Конечно, она мне никак не мешала, а я ей, соответственно, тоже, но мои принципы подсказывали мне, что нужно расстаться. Хотя порой я думала, что если бы моим принципам помолчать, то было бы куда лучше. Но даже его я не любила так, как люблю Петра Николаевича.

— И давно это у вас с ним?

— Давно. Уже месяц, как мы встречаемся.

— И это ты для него стала готовить всякие там тушеные овощи, рыбу на пару и всякую другую гадость?

— Это не гадость! Петечке очень нравится моя стряпня. И у него язва желудка. Ему нельзя жирное, жареное или острое.

— А с пряностями можно?

— Куркума обладает целебными свойствами.

Ната осмотрела остатки их совместной трапезы, которая была исключительно вкусной, и спросила:

— А от меня ты чего хочешь?

— Хочу, чтобы ты была мила и приветлива с Петей. По-настоящему мила, а не как в случае с Владимиром Сергеевичем.

— А в чем дело? Что я не так сделала?

— Ты же ему сказала, что по сравнению с твоим отцом, он ноль и пустое место.

— Сказала ему чистую правду.

— Но Владимир Сергеевич огорчился.

— В том нету моей вины.

Мама рассердилась.

— Вот ты какая! Сама встречаешься с этим увальнем Генкой, требуешь, чтобы я ему улыбалась и называла Геночкой, а мне палки в колеса ставишь! А Гена, между нами, мне ни капельки не нравится. Но я держусь с ним вежливо!

— Особенно когда интересуешься размером его заработной платы и удивляешься, почему она у него такая маленькая.

— Но это же и впрямь странно, что грузчик с незаконченным средним образованием получает так возмутительно мало. Обычно такие люди устраиваются на весьма высокооплачиваемую работу.

— Сколько раз тебе повторять, что он не грузчик, а водитель электроштабелера. И Гена оканчивал специальные курсы. У него и диплом об их окончании имеется.

Мама в ответ прошлась по поводу ценности диплома, который некоторые получают за два месяца, потом сравнила с дипломом, которые другие добывают за пять лет, сравнила зарплаты, которые получившие эти дипломы имеют, и пришла к выводу, что диплом — скорее помеха, чем помощь в устройстве на работу. Нате надоели эти глупости, которые изрекала ее мать исключительно с единственной целью — позлить Нату и отплатить ей за то, что дочь не хочет быть приветливой, милой и любезной с неким Петечкой — любителем вареной курицы и соуса с карри.

А Нате и впрямь было противно. Мама — уже такая глубоко пожилая дама, ей бы о душе подумать, о тепленьком местечке в раю, а мама все норовит построить себе рай в шалаше тут, на земле. Куда это годится? Дочь еще не замужем, а мама все норовит вперед дочки фату на себя напялить. Ната ушла к себе в комнату и отгородилась дверью от маминых упреков, недоеденной маминой курицы и зеленого горошка, которые были, оказывается, подкупом.

Но мама крикнула ей через стенку:

— Учти, Петр Николаевич все равно к нам придет.

— Пусть приходит. Но есть паровые котлеты я даже ради тебя не стану!

— Поджарю их отдельно. Специально для тебя! Если у тебя хватит совести пожирать их на глазах у больного человека, сделай такое одолжение.

Ната заверила, что совести у нее хватит. И на этом разговор с мамой прекратился.

От нечего делать Ната позвонила Генке. Вообще-то она полагала, что Генка должен был позвонить ей сам. Но ни одного вызова от него не наблюдалось. Хуже того, когда позвонила сама Ната, трубку он не взял. Несколько удивленная и встревоженная, она позвонила ему еще раз, потом еще и еще. Наконец Гена ответил. Он был пьян, это Ната поняла с первых же произнесенных им слов. Гена, как говорится, лыка не вязал. Кроме того, на заднем фоне раздавались звуки какой-то отвязной музыки и женские крики, тоже отвязные, пьяные и дикие.

— А-а-а! Натулик — гулена прорезалась! Чем обязан такой честью?

— Что у тебя там происходит? Ты где?

— Где? В…

И Генка выругался. Ната оторопела окончательно. Обычно Генка себе такого не позволял. И напиваться раньше никогда не напивался. Нет, он мог выпить три рюмки за ужином и рюмок десять на свадьбе или празднике, но рамок приличия никогда не переходил, чем изначально и привлек к себе Нату. Такого безобразия, которое происходило с ним сейчас, Ната за все время их отношений не могла припомнить.

— Гена, что с тобой происходит?

— Нагулялась? — заорал в трубку кавалер. — Все! Свободна!

— Что?

— Можешь гулять дальше!

И повесил трубку. Ната попыталась перезвонить, наткнулась на сигнал отбоя, потом еще раз, а потом плюнула. Если Генка такой дурак, что думает, будто бы она ему с кем-то изменяет, то пусть пасется со своими крикливыми телками дальше. А она… А чем займется она? На работу ей выходить пока что нельзя, у нее отпуск. Кавалера у нее теперь нет, к Генке не уедешь. С мамой она в контрах, значит, дома находиться тоже нежелательно. Мама, конечно, ничего ей не скажет, но будет ходить, вздыхать и всем своим видом требовать извинений. А извиняться не хочется.

И что же ей делать? Куда податься?

Стоило Нате хорошенько прочувствовать всю отчаянность ее положения, у нее зазвонил телефон. Думая, что это звонит Генка, который образумился и теперь хочет помириться, Ната ответила, не глядя. Но голос принадлежал не Генке, это был совсем другой голос, смутно знакомый, но все равно чужой.

И голос сказал:

— Мы принимаем твое предложение. Завтра поедешь в Александровскую.

— Что? Куда? Куда я поеду? Кто это вообще?

— Ты меня не узнала? — здорово удивился голос. — Это же Роман.

Ну конечно, голос прекрасного Романа нужно было узнавать с лету.

Роман немного попыхтел с досады, что его успели забыть, но потом все же продолжил:

— Завтра ровно в семь утра за тобой заедет водитель, так что будь готова к этому времени. На месте тебе нужно быть в половине девятого, а на дороге могут быть пробки. Это все, что я хотел тебе сказать.

— Подожди, а зачем это мне ехать в Александровскую? Может, я не хочу.

Возникла пауза. Потом Роман процедил сквозь зубы:

— Тебе достаточно заплатили, девочка. Не пытайся выудить у нас еще какие-то деньги. Пока что ты и те пятьсот кусков, которые уже получила от моего отца, не отработала.

— Я совсем о другом. Что там, в этой Александровской?

— Там находится дом Толстухи. И Антонина тоже там. Им нужна младшая горничная. Ты побудешь ею.

— Как это? А если я не сумею? Я же никогда не работала горничной.

— Сумеешь. Пыль вытирать не сложнее, чем с подносом бегать.

— Но они могут меня не взять! Я могу им не понравиться!

— Во-первых, кто это они? Кроме Антонины, там никого не будет. А во-вторых, у тебя будут такие рекомендации, что тебя возьмут.

— От твоего отца?

— Нет. Как раз про отца лучше не упоминать. Мое имя тоже вслух произносить не приветствуется. Ты должна делать вид, что к нашей семье ты вовсе никакого отношения не имеешь. Абсолютно посторонняя девица. Легенда такова: ты потеряла работу, потому что твои прежние хозяева, некие Абрамовы, уехали жить за границу, а дом свой продали. Жить тебе сейчас негде, поэтому ты ищешь место с проживанием.

— Хочешь, чтобы я внедрилась лазутчиком в дом твоей мачехи?

— Это же твое предложение.

— Но я не ожидала, что ты его примешь. Ты же был против.

— Мне нужно было время, чтобы все подготовить. Чтобы все прошло гладко. А теперь можешь не переживать, все твои рекомендации будут высшего качества. Антонина не сможет тебе отказать. Тем более что сегодня ей господа Абрамовы уже насчет тебя писали, отзывы о тебе были даны самого высокого уровня.

— Как же они обо мне писали, если они меня в глаза не видели?

— Эти люди кое-чем обязаны одному человеку, который, в свою очередь, обязан мне. Не суть! С завтрашнего дня ты горничная в доме Толстухи. Жду от тебя отчета каждый вечер с десяти до полуночи. Все! Адью!

И отключился. А Ната, взглянув на часы, стала готовиться ко сну. Что же, по крайней мере, многие ее проблемы решились сами собой. И завтра ей будет где преклонить голову, даже если придется уйти из родного дома. Ведь если Нату возьмут горничной в дом Елизаветы Николаевны — а ее туда возьмут, — то также предоставят ей и комнату, в которой Ната и проживет какое-то время.

А значит, ей не придется знакомиться с маминым Петечкой. И мириться с Генкой раньше времени тоже не придется. Вот и отлично, пожалуй, она вовсе не станет ни с кем разговаривать, раз они все такие противные, а целиком сосредоточится на расследовании исчезновения супруги олигарха.