Любовь-морковь и третий лишний

Дарья Донцова, 2005

Голову даю на отсечение – каждому из вас хоть раз хотелось выступить на сцене и сорвать шквал аплодисментов! А мне, Евлампии Романовой, представилась эта потрясающая возможность! Дело было так: меня попросила выйти вместо нее на подмостки Жанна, актриса театра «Лео». И не думайте, что я совсем завралась! Никто бы не заметил подмены: роль горничной была без слов, а все актеры в этой странной пьесе играли в масках. И вдруг прямо во время спектакля скончалась известная театральная прима Тина Бурская. Все уверены – убийца Жанна. Именно она подала Тине сосуд с водой. Лишь я одна точно знаю, что Жанна невиновна. Ведь отравительница под маской – это я! Что же делать? Уносить ноги?! Но я решила поступить в точности наоборот – прыгнуть в самое пекло…

Глава 3

— Дальнейшее ты знаешь, — тихо сказала Жанна и зябко поежилась. — Я замерла от неожиданности, а стоящая рядом машина двинулась, потом вылетел грузовик… Это была моя смерть, но она другому досталась, я обманула старуху с косой, подсунула вместо себя иного человека. Ужасно, да?

— Простое совпадение, — фальшиво бодро воскликнула я, — шофер, очевидно, был пьян.

— С утра?

— Подумаешь, некоторые люди никогда трезвыми не бывают!

— И он сел за руль?

— Придурков много.

— Нет, это предназначалось мне. Зря я не узнала координаты ясновидящей.

— Ерунда, нельзя предвидеть будущее.

— Оказывается, можно, вон он, красный заяц!

— Это совпадение.

Жанна вцепилась правой рукой в свои кудряшки, потом резко спросила:

— Ты когда-нибудь видела зайчиков такого цвета?

— В реальной жизни нет, а на прилавках игрушечных магазинов сколько угодно! Послушай, ты вся трясешься.

— Есть немного, — призналась Жанна, — меня колотит и подташнивает.

— Иди ляг на диван, поспишь, и все пройдет, на кастинг тебе не попасть сегодня.

— Господи, за что мне такая невезуха? — жалобно воскликнула Жанна.

Огромные прекрасные глаза молодой женщины наполнились слезами, я вспомнила про свои муки на ниве поиска работы и бодро воскликнула:

— Не беда!

— Просто ты не понимаешь! — нервно воскликнула Жанна. — Такое предложение редко делают.

Прозрачная слеза потекла по щеке девушки, за ней вторая, третья.

— Не реви, — велела я, — ну-ка, тебе звонил режиссер?

— Помреж.

— Неважно! Саша Коваленко, сериал «Загробные тайны»?

— Верно.

Я улыбнулась:

— Сейчас я улажу ситуацию. Ты спокойно засыпай, а я позвоню на «Мосфильм», найду координаты этого или этой Саши и скажу: «Жанна Кулакова попала в аварию, но завтра непременно приедет!»

Актриса затряслась еще сильней.

— Давай ложись, — велела я, — и Ириску бери, она тоже вся дергается, небось простыла.

— Нет, — промямлила Жанна, идя в гостиную, — она чешется!

— Давно?

— Ну… Я Ириску получила неделю назад, она еще крошка.

— Наверное, у нее блохи.

— Нет, ее брали в дорогом питомнике, — вяло возразила Жанна, — заводчица сказала, что все йорки до полугода обязательно чешутся.

Уложив осунувшуюся от переживаний Жанну на диван, я плотно задернула шторы.

— Разбуди меня в четыре, — прозвучало из-под одеяла, — на спектакль надо.

— Будет сделано, — ответила я, вернулась на кухню, взяла телефон и, набирая номер справочной, посмотрела на Ириску. Крошечное создание, постанывая и покряхтывая, отчаянно чесало ухо задней лапой.

— Перестань, — велела я, — до крови раздерешь.

Ириска жалобно глянула на меня и снова заработала лапкой, похоже, зуд сильно мучил щенка.

Время до обеда я потратила на поиски Саши Коваленко. Телефон раскалился от напряжения, блокнот покрылся записями, в конце концов мне стало ясно: сериала «Загробные тайны» не существует. Никто даже не слыхивал о подобном проекте. Может, он и должен запускаться, но только сегодня на «Мосфильме» никто не проводил для него кастинг. Не успокоившись, я позвонила своей приятельнице, журналистке Свете Сафоновой, пишущей о телесериалах, и велела ей:

— Немедленно узнай, кто задумал стодвадцатисерийный фильм «Загробные тайны».

— Ничегошеньки не слышала о столь масштабном проекте, — мигом сказала Светка, — а ко мне стекается вся информация.

— Это точно?

— Сейчас проверю, — деловито пообещала Сафонова.

В пятнадцать ноль-ноль она сообщила:

— Такого сериала нет.

— Вообще?

— Ага.

— Ты уверена?

— Послушай, Лампа, — возмутилась Светка, — это мой хлеб. Стодвадцатисерийный фильм — огромная затея, о ней бы давным-давно языками мололи. А тут полнейшая тишина. И все мои информаторы о «Загробных тайнах» не слыхивали. Ты вообще откуда сведения нарыла?

— Значит, я напутала!

— Похоже, что да, — согласилась Светка.

Я выпила чаю, дала непрерывно чешущейся Ириске молока, потом пошла будить Жанну.

— Что такое? — с трудом простонала она.

Я осторожно изложила ей отчет о своих поисках.

Жанна потерла глаза кулаками.

— Твоя Света не врет?

— Нет, конечно.

— Она компетентный человек?

— Не первый год в журналистике и специализируется именно на телесериалах, знает обо всех проектах будущего года, но «Загробных тайн» среди них нет.

— Ловко, — протянула Жанна, потом она села и с криком «Ой!» обвалилась на подушку.

— Что такое? — испугалась я.

— Голова кружится и болит дико! Плохо мне очень.

Я пощупала лоб Жанны.

— Да у тебя температура.

— Нет, просто все кружится, кровать куда-то уплывает!

Я сбегала за градусником и через пять минут, взглянув на ртутный столбик, сообщила:

— Тридцать девять и пять.

— Не может быть!

— Лежи спокойно, сейчас принесу что-нибудь жаропонижающее.

— Мне надо встать.

— Ни в коем случае.

— У меня спектакль вечером.

— С ума сошла, да?

Внезапно Жанна разрыдалась:

— Ты не понимаешь, я не имею права пропустить работу.

— С гриппом на сцену?

— Да.

— Это невероятно!

— Арнольский меня ненавидит, — хлюпая носом, сказала Жанна, — только и ждет, чтобы прочь выставить: не явилась на работу, пошла вон!

— Бюллетень возьмешь.

— У нас не принято.

— А если, к примеру, человек ногу сломал?

— На костыле приковыляет. И вообще, даже если умер, изволь явиться, выступи, а потом ползи на кладбище.

— Ну и дикость!

— Кулисы — это джунгли сознания, — выпалила Жанна и схватила меня за руку, — помоги!

— С радостью бы, но что я могу?

— Сыграй спектакль!

Я подскочила:

— Ни фига себе! Каким образом?

Жанна молитвенно сложила ладони у груди:

— Меня выгонят вон, на улицу, устроиться я никуда не смогу, пока числюсь актрисой театра «Лео», имею хоть какой-то статус, а оказавшись на улице, мигом потеряю все, даже ту маленькую надежду на съемки, которая есть сейчас. Арнольский не должен знать, что я пропустила спектакль, следующий лишь через неделю, я успею поправиться. Мне, ей-богу, дико плохо, не встать, все ходуном ходит, помоги, умоляю, больше надеяться не на кого.

Я попыталась воззвать к голосу рассудка.

— Жанночка, я не знаю текста!

— Его нет, — закричала девушка, — все элементарно! Второй акт начинается с того, что я выхожу на сцену с подносом, на котором стоит чашка с водой. Медленно пересекаю пространство, подхожу к креслу, в котором сидит баронесса, и, сделав реверанс, подаю ей чашку. Баронесса недовольно морщится, тычет пальцем в столик и велит: «Туда, Амалия, туда». Я снова делаю реверанс, ставлю принесенное на указанное место и удаляюсь. Ерунда, любой с этим справится.

— Ладно, на такое я и впрямь способна, но лицо? Мы с тобой совершенно не похожи!

— Ошибаешься! — воскликнула Жанна. — Фигуры у нас одинаковые, платье горничной на тебя легко налезет.

— Верно, — протянула я, — а волосы? У тебя роскошные кудри, а у меня жалкие перья.

Жанна улыбнулась.

— Это парик, — сказала она и в ту же секунду сдернула буйные локоны с головы, — видишь, с прической у меня совсем беда, измучилась просто! Чего только ни делала — концы подстригала, касторкой мазала, всякие процедуры применяла, толку ноль, не растут совсем, вот я и перешла на парики. Зимой, кстати, это удобно, вместо шапки, тепло и красиво. Да ты примерь.

Я натянула на голову «шевелюру» и глянула в зеркало. Надо же, мне, оказывается, идут мелким бесом вьющиеся волосы.

— Ладно, с «оперением» понятно, но само лицо-то! Неужели никто из твоих коллег не заметит подмены?

— Нет! — воскликнула Жанна, пытаясь сесть и претерпев очередную неудачу. — Нет!

— Они идиоты?

Актриса натянула плед до подбородка.

— Нет, — устало ответила она, — кретин Валерий Арнольский. Он поставил спектакль совершенно диким образом, все актрисы одеты одинаково: баронесса, горничная, молодая любовница и престарелая матрона. У нас темно-синие атласные платья с серебряной вышивкой, а лица закрыты масками, невозможно узнать кто есть кто, понимаешь?

— Но зачем он так поступил? — изумилась я.

Жанна полежала некоторое время молча, потом с большим трудом прошептала:

— Говорю же, кретин. Нам объяснил свою гениальную задумку так: «Хочу показать, что все люди одинаковы, несмотря на их происхождение, образование и богатство, вы играете не человека, а эмоцию. Баронесса — гордыню, горничная — смирение, любовница — страсть, лицо тут ни при чем, изображать чувства следует словом и жестом». Там и текста-то практически ни у кого нет. Театр мимики и жеста получился, бред, концептуальная фигня, но все просто тащатся от Арнольского, а мне особо выбирать не приходится, спасибо, что такая ролька досталась. Кстати, получила я ее лишь потому, что режиссер хотел, чтобы актрисы были одной фактуры, роста. В общем, дело простое. Приедешь в театр, пойдешь в комнату номер тринадцать, она не заперта, и в шкафу найдешь вешалки с платьями, маски лежат на полке, внизу обувь, внутри моих туфель написано: «Кулакова». У тебя какой размер?

— Тридцать девятый.

— Отлично, как у меня, — обрадовалась Жанна, — видишь, мы с тобой практически одинаковые. Нацепишь одеяние, маску и стой спокойно в кулисе, только приходи ровно в семь пятнадцать, как раз первое действие начнется, все на сцене будут. Быстренько переоблачишься — и вперед, сейчас научу тебя, что делать предстоит.

— А вдруг со мной кто-нибудь заговорит?

— Некому. Явишься к началу первого акта, во втором выйдешь на сцену, и до свидания. Пока переоденешься, все еще перед зрителем будут. Я порой ни с кем не сталкиваюсь, когда этот спектакль идет.

— А совместный поклон?

— Горничная не выходит.

— Ага, понятно. Впрочем, нет, как же меня охрана пропустит?

— Господи, — скривилась Жанна, — на вахте Елена Маркеловна сидит, носом в газету, пойдешь мимо и буркнешь: «Привет, баба Лена, это я, Жанна». Она даже головы не поднимет, скажет в ответ: «Жануся, детка, не заболела ли? Голосок скрипит». Бабка слышит плохо и всем одно и то же талдычит. Спокойно отвечай: «Мороженое мясо на улице ела», и топай себе прямо по коридору, никуда не сворачивая, тринадцатая гримерка последняя.

— Может, не надо про мороженое мясо? — насторожилась я.

— Это шутка местная, — пояснила Жанна, — все ей так отвечают. Значит, согласна?

— Ну… вдруг не получится.

— Элементарно.

— Э… э…

— Послушай, — горько воскликнула Жанна, — больше мне попросить некого. Не приду на спектакль, Арнольский озлобится и выпрет меня. Что тогда делать, а?

— Может, кто-нибудь из твоих подруг…

— У меня их нет.

— Совсем? — изумилась я.

— Таких, чтобы за меня в огонь прыгнули, нет.

— А коллеги? Позвони кому-нибудь, вдруг выручат.

— Актрисы — это клубок целующихся змей, — устало ответила Жанна, — если видишь за кулисами двух нежно обнимающихся женщин, то не подходи близко, заразишься ненавистью, которая исходит от милашек. У нас все с виду очень пристойно, поцелуи, улыбочки, возгласы: «Дорогая, ты шикарно выглядишь». А потом вдруг перед выходом на сцену водички захочешь, выпьешь из бутылки, нам в гримерках их бесплатно ставят… мама родная, понос прошиб! Помреж по громкой связи орет: «Спектакль пошел! Где Офелия, пусть готовится!» А невеста принца датского в сортире к унитазу приклеилась, встать не может, понимаешь почему?

— Сильное слабительное в воде?

— Верно. И на кого подумать? Или в туфли лезвие всунут, парик изнутри клеем намажут… В основном бабы стараются, но и мужики не отстают. Впрочем, среди наших ни мужчин, ни женщин нет, средний пол, особый зверь — актер, они на все способны. Никто мне помогать не станет, не на кого рассчитывать, если и ты откажешь — мне кирдык! Прощай, моя мечта…

Жанна уткнулась в подушку.

— Хорошо, — быстро согласилась я, — в конце концов, я имею опыт нахождения на сцене.

— Ты актриса? — испуганно воскликнула девушка.

— Нет, арфистка, бывшая, теперь больше не концертирую.

— Ну и повезло же мне, — вырвалось у Жанны, — ладно, давай порепетируем.