Полет внутрь

Григорий Вахлис, 2017

Пациент психиатрической больницы на протяжении двух десятилетий исследует отношение сознания к непостижимому собственному «я». Не замечая разницы между больными и здоровыми, мучительно ищет ответы на вопросы, волнующие каждого человека. Книга включает также роман «Ворованный воздух».

Любовь

— Таракаша! Сумки неси! Да не болтай ими, как яйцами!

— Ладно.

По приезде в Иерусалим Паша Котова прошла гиюр^[18]. Нашивала длинную юбку и шляпу, похожую на немецкую каску времен ВОВ. Пыталась устроиться в театр «Гешер» по специальности, и даже какое-то время поработала там уборщицей. Завела нужные знакомства… Потом четыре года отработала в «Ешиват Двир»^[19], где тайно курила в туалете. Носила домой куриные ножки без кожи, вред которой недавно открыли учёные. Тут же, в столовой, работала диетолог Неля Нехамкис: «Идиоты! Могли бы делать шкварки!» — говорила она.

Котова любила шкварки. С фасолью, на печеночном паштете, и просто так, с хлебом. Хлеб она могла бы купить в русском магазине. Там продавали «Бородинский». Но денег хватало только на «лехем каль». Вынутый из тостера этот продукт напоминал поджаренный картон — и по виду тоже.

Таракаша невнимательно слушал ее. Он был занят поисками подходящего симпозиума. На симпозиумах неплохо кормили, выдавали мраморные глыбы, заселяли обычно во вполне приличные помещения: хостели, кемпинги, а иногда и в настоящие гостиницы — правда, по двое-трое в один номер. Но главное, на симпозиумах ему встречались молодые скульпторы женского пола.

Паша контролировала телефонные счета, занималась всеми финансовыми вопросами и в конце месяца подводила итоги. Кроме того, могла заранее предсказать, будут ли пользоваться успехом его произведения.

— Знаешь, во что обошлась твоя последняя поездочка?

Считай, что ты съездил в Милан два раза: первый и последний!

— Оставь, пожалуйста, свои шутки!

— И не говори, что я ревную тебя к твоему творчеству!

Оно в последнее время не может вызвать эмоций.

— Только не надо…

— Таких, как ты, в обществе приличных людей называют альфонсами. Кстати, это вовсе не имя нарицательное…

— Прекрати! Я сейчас взорвусь!

— Только не обляпай стены говном!

Диалог временно прервался. В давно неметенной комнате зависла угрюмая тишина.

— Ну, будет, Таракаша… Я ведь все еще люблю тебя. Хоть ты полный ноль и блядь в шортах. Давай, побрейся и выщипли волосы из ноздрей… Стой! Дай-ка я! Не вертись, а то будет больно! А еще мужик… Посмотри, какой славный волосок! Будто не из носа вовсе, закрученный такой… Может, ты его на симпозиуме подцепил? Дай нос вытру… Рыльник отверни, из пасти воняет! Лучше скажи, Таракаша: ты ведь эрудит! Видел ли когда-нибудь фильм… Ну, знаешь, такой легкий, светлый, и в конце хэппи-энд… И чтоб никаких дурацких трудностей… Скажем, он и она, молодые, красивые, познакомились, встречаются, он водит ее в кино, кормит мороженым с ложечки… они смеются, а в конце — свадьба?

— Нет. Я такого фильма не видел. Я вообще ничего подобного не встречал… Ни в кино, ни в литературе. В скульптуре — да: «Поцелуй» Родена! Вроде бы все у них идет хорошо…

Но знаешь ли, некий драматизм все же имеет место. Сама, как бы это сказать, пластика, что ли… Изгибы тел какие-то трагические. Словно они уже знают — все на этой земле временно, все тлен.

— Роден! Ты-то какое отношение к нему имеешь? Какого черта ты его приплел? Я устала, понимаешь? Я хочу отдохнуть. От всего. В первую очередь — от тебя. Чтоб ты стал человеком как все, нашел бы нормальную работу, а не играл бы в искусство. Ты ведь сам отлично знаешь, чего стоишь. Ты тратишь заработанные мною деньги на этих шлюх!

— С ума только не сходи!

— Ну конечно! Это они тратят на тебя! На непризнанного таланта с внешностью пожилого Аполлона! У тебя типичная сексуальная зависимость! Носишься со своим членом, как с партбилетом… А дорогу туда-обратно оплачиваю я! Взять бы твои поганые гантели и по мозгам! Хотя какие у тебя мозги?

— Ты отлично знаешь: скульптура — наименее доходный вид искусства. А на симпозиумах…

— Твоя последняя дура, эта Верочка…

— Котова, ты опустилась до чтения чужих писем!

— Каких там чужих! Это обо мне: «Она тебя не понимает!» — было бы что понимать! «Ты должен бросить её, и вернуться к творчеству!» — а где ты будешь харчеваться, она не поинтересовалась? Сама — скелет, кое-где обтянутый кожей, видно, что питается как попало… И фото скинула: никакой задницы, а грудь минус первого размера! Зато лобок булыжником… Ты себе ничего не отбил?

— Котова, ты унижаешь себя! Читать письма, адресованные другому человеку, это…

— Ты ведь до сих пор не кумекаешь, как это работает! Из аккаунта надо выходить, козел!

— Все равно, как только поняла, что это не тебе пишут, ты обязана была прекратить чтение!

— Ага, — сразу после слова «любимый»…

Потом они пошли в супермаркет.

— Посмотри только, какое дитя! — умилилась Паша, — господи, какие ручки, а глаза… Чубик! Ты глянь, как смутился, отвернулся, губки поджал и смотрит искоса… Когда я работала у Вырыпаева… Нет, ты только глянь — амурчик! А ресницы! Удивительная пластика…

— Важно одно — что из него вырастет! — задумчиво заметил Таракаша.

— Такая же падаль, как ты!

Примечания

18

Гиюр — обряд обращения нееврея в иудаизм (ивр.).

19

«Ешиват Двир» — религиозное училище.