Агнес из Сорренто. Впервые на русском!

Гарриет Бичер-Стоу

Италия, конец XV века. Печально известные Борджиа разоряют земли знатных римских семейств. Бесстрашный монах Джироламо Савонарола призывает церковь к покаянию. В горной хижине на окраинах Сорренто живёт старая Эльси со своей внучкой, прекрасной Агнес. Выросшая на легендах о святых, девочка мечтает уйти в монастырь, когда на ее пути встает Агостино Сарелли – обаятельный главарь разбойников… Книга пронизана солнечным светом, ароматом апельсиновых рощ, журчаньем римских фонтанов и свечением моря.

Глава 9. Художник-монах

Был вечер того самого дня, когда Агнес с бабушкой вернулись из монастыря. Закончив ужин, они вышли в сад и теперь стояли у каменного парапета, глядя в ущелье. Их внимание неожиданно привлёк мужчина в монашеской рясе, который медленно поднимался по скалистой дорожке, приближаясь к их дому.

— Не брат ли Антонио идёт к нам? — сказала дама Эльси, наклоняясь вперёд и вглядываясь в темноту. — Точно, это он!

— Ох, как я рада! — воскликнула Агнес, живо подпрыгнув и с нетерпением высматривая дядю.

Ещё несколько минут подъёма, и странник появился у калитки, приветствуя двух женщин жестом благословения.

По виду он был немного старше средних лет и незаметно приближался к старости. Высокий и хорошо сложенный, с тонкими чертами лица и внимательными тёмными глазами, с подвижными губами и румянцем на щеках, он с первого взгляда выдавал в себе того, кем был на самом деле: человека с тонкой душевной организацией, чуткого и духовного. Когда он разговаривал, все чувства отражались на его лице, а глаза вспыхивали каким-то внутренним светом и казались одухотворёнными.

На нём была простая, грубая ряса доминиканского монаха, которую он покрывал тёмным дорожным плащом с капюшоном. На боку болтались чётки и огромный чёрный крест, а в руках он нёс кожаную папку, набитую листами бумаги.

Отец Антонио, которого мы только что описали, был странствующим монахом и проповедником из монастыря святого Марка во Флоренции.

В Средние века монастыри нередко становились домом для тех, кто не согласен был жить в состоянии постоянной войны. Особенно живо под крышами монастырей развивались живопись и другие искусства: декоративное садоводство, резьба по дереву, переплёт и оформление книг, каллиграфия, изготовление лекарств. Именно с монастырями связаны славнейшие имена итальянских деятелей искусства. Особенно знаменит в этом отношении был монастырь святого Марка во Флоренции. Во дни своего расцвета это место сплотило вокруг себя почти идеальное общество, соединившее в себе религию, красоту и интеллект. Для всех одарённых поэтических натур монастырь был возможностью побега от прозы повседневной жизни.

Вопреки распространённому мнению о средневековых монастырях, монастырь святого Марка не был стоячим болотом: напротив, здесь кипела энергия, рождались идеи, которые опережали свой век. Вдохновителем и добрым гением монастыря был его аббат Савонарола — поэт и пророк итальянской религиозной жизни того времени.

Савонарола был итальянским Лютером, и отличался от своего северного брата настолько же, насколько горячие и пылкие итальянцы отличаются от сдержанных и чопорных немцев. Как Лютер, Савонарола выступал против коррупции и светского духа церкви, пытался вернуть христианство к духу и обычаям простых евангельских времён.

Как Лютер, Савонарола со временем оказался в центре интеллектуального общества страны. Он вдохновлял кисти художников, давал советы государственным деятелям, писал стихи и собирал толпы народа на свои проповеди. Монахи его ордена путешествовали по всей Италии, восстанавливая разрушенные часовни и церкви, выступая против плотской чувственности в искусстве и призывая народ к очищению и вере.

Отец Антонио был младшим братом Эльси. В ранней молодости он стал членом монастыря святого Марка; его привлекала там не только религия, но и искусство. В отношениях с сестрой у отца Антонио не было практически ничего общего: она была столь же далека от поэзии и духовных устремлений, как самый закоренелый нью-йоркский делец, и преследовала в жизни лишь одну цель — устройство будущего своей внучки.

Конечно же, Эльси считала своего брата очень достойным верующим человеком, который соответствует своему монашескому призванию, но она находила неуместной его неизменную восторженность, а уж к его художественным устремлениям была совершенно равнодушна. Агнес же, напротив, с детства всем сердцем привязалась к дяде и ждала его ежегодных визитов, как ждут каникул или праздников. Дядя был для неё тем, кому можно рассказать все секреты, инстинктивно скрываемые от бабушки; поделиться всеми чувствами и впечатлениями, которым бабушка не придала бы никакого значения.

Со своей стороны, Эльси обрадовалась приезду брата, потому что это позволяло ей немного расслабить своё неусыпное наблюдение за внучкой. Теперь, когда приехал отец Антонио, она могла позволить себе встретиться с подругой и немного отдохнуть.

— Дорогой дядя, как же я рада тебя снова видеть! — восторженно воскликнула Агнес, едва монах ступил в сад. — И ты привёз свои картины! Думаю, у тебя там столько красивого!

— Полно, полно, дитя, — тут же вмешалась Эльси, — не будем начинать с этого. Думаю, для начала не помешает принести немного хлеба и сыра, а то дядя проголодался с дороги. Иди, брат, умой ноги, а я вытряхну пыль из твоего плаща.

— Спасибо, сестра, — сказал монах, — а ты, моя птичка, не обращай на бабушку внимания. Я привёз тебе много интересного! — Она хороший ребёнок, сестра.

— Да, конечно, хороший, даже слишком хороший, — фыркнула Эльси, суетясь. — Только не бывают розы без колючек, это уж точно.

— Только у благословенной Розы Шаронской нет колючек, — благодушно ответил монах и набожно перекрестился.

Вслед за ним, наклонила голову и перекрестилась Агнес; Эльси тоже прекратила резать хлеб и нетерпеливо перекрестилась, — как сделал бы светский человек, который вынужден прервать интересную беседу ради молитвы.

Отдав должное законам гостеприимства, пожилая дама удобно устроилась на пороге дома со своей прялкой и поручив Агнес надёжной опеке своего брата. Она с удовольствием посматривала издалека, как эти двое сидят на парапете, наклонившись над папкой с рисунками, а тёплый вечерний свет мягко очерчивает их контуры.

В кожаной папке хранилась целая коллекция дорожных набросков брата Антонио. Рисунки фруктов, цветов, животных, насекомых, лиц, фигур, храмов, зданий, деревьев, — одним словом, всё, что может привлечь внимание человека, способного разглядеть красоту в каждом проявлении природы.

— Какая прелесть! — восторженно выдохнула Агнес, разглядывая рисунок с пучком розовых цикламенов на горной полянке.

— Они были просто чудо, моя дорогая, — согласился художник. — Видела бы ты то место, на котором я их обнаружил! Я остановился там рано утром, чтобы совершить молитву. Рядом находился небольшой водопад, а вокруг — целая поляна цикламенов; весь воздух был полон их аромата. Жаль, я не могу передать на рисунке этот розовый оттенок, у меня нет таких красок!

— Что они означают, дядюшка? Ведь у каждого цветка есть своё значение, не так ли?

— Конечно, моя девочка, — ответил монах, который обожал находить символическое значение во всём, что его окружало, — цикламены появляются из земли ранней весной, в тени, в сырых и прохладных местах, но на их головах распускаются прекрасные короны. Это напоминает мне Божьих людей, которые живут в монастырях и других малоприметных местах и хранят святое слово в своих сердцах. В ответ Бог поселяет в их душе прекрасные цветы любви, и увенчивает их Своей благодатью.

— Какое благословение — жить среди таких людей! — мечтательно сказала Агнес.

— Ты верно говоришь, детка. Благословенны Божьи цветы, которые могут жить в Его тени и не страдают от жгучих лучей и пыли этого мира!

— И я хотела бы быть одной из них, — сказала Агнес. — Посещая сестёр в монастыре, я часто думаю о том, что сама осталась бы с ними.

— Это что ещё за разговоры! — вмешалась Эльси, которая услышала её слова, — ты хочешь уйти в монастырь и оставить свою бедную бабушку совсем одинёшеньку? А кто, скажи на милость, трудился для тебя день и ночь многие годы, чтобы собрать для тебя приданое и найти тебе достойного мужа?

— Мне не нужен муж, бабушка, — сказала Агнес.

— Что я слышу? Тебе не нужен хороший муж, который позаботиться о тебе, когда не станет твоей бедной бабушки? Кто тогда будет заботиться о тебе?

— Тот же, кто позаботился о святой Агнес, бабушка.

— О святой Агнес, ещё бы! Это было очень, очень давно, и мир с тех пор сильно изменился. В наше время девушке необходимо иметь мужа. Не так ли, брат Антонио?

— Но что, если у девочки призвание? — мягко возразил художник.

— Призвание! Я лично присмотрю за тем, чтобы у неё не было призвания! Нет, вы думаете, я на это соглашусь? Вкалывать до седьмого пота, а потом всё потерять, потому что у неё, видите ли, призвание? Нет, в самом деле!

— Пожалуйста, дорогая бабушка, не сердись! — взмолилась Агнес. — Я сделаю всё, как ты хочешь, только разреши мне не выходить замуж.

— Ну ладно, ладно, крошка, не всё сразу. Я не буду заставлять тебя выходить замуж, пока ты сама не дашь на это согласия, — сказала Эльси, успокаиваясь.

— Ах, — тихо сказала Агнес, — как я слаба и мала! Если бы я могла каким-то образом послужить дорогому Господу, который отдал Себя за нас, и Его святой церкви!..

Её бледное лицо слегка порозовело, в глазах блеснули слёзы. Монах смотрел на неё с восхищением.

«Она выглядит, как святая дева в день Благовещенья, — подумал он. — Я уверен, что ей дана особая благодать. Теперь я знаю, что нашёл ответ на свои молитвы».

— Дочь моя, — сказал он мягко, — в последнее время во Флоренции совершается много славного, и всё это благодаря проповедям нашего благословенного аббата. Поверишь ли ты, что раньше находились художники настолько извращенные, что рисовали падших женщин в роли святой девы? А аристократы покупали их картины и дарили церквям, и таким образом Беспорочная Мать являлась людям в образе зла и разврата, — разве это не отвратительно?

— Какой ужас, — прошептала Агнес.

— Да, но видела бы ты огромную процессию во Флоренции, которая выступила против этого! Даже дети были вдохновлены словами нашего дорогого отца. С крестом и набожными гимнами они шли от церкви к церкви, и от дома к дому, требуя, чтобы всё злое и развращённое было предано огню; жители Флоренции выносили на площадь свои картины и книги, а дети устроили их них огромный костёр на площади. После этого наш аббат посвятил кисти и карандаши художников и призвал их искать образы среди набожных и святых женщин, которые живут скромно и уединённо, как сама святая дева до Благовещенья.

— Разве есть на земле та, которая была бы достойна стать прообразом святой Девы! — вздохнула Агнес благоговейно.

— Дорогое дитя, есть женщины, которые даже не подозревают, какую благодать дал им Господь. Как будто небесное сияние отражается на их лицах; и именно таких образов ищут набожные художники. Моя девочка, я уверен, что ты — одна из тех, кого избрал Господь. Я получил внутреннее откровение, что тебе предназначено быть прообразом для моей картины «Радуйся, Благодатная!»

— О нет, нет, это невозможно! — воскликнула Агнес, закрывая лицо руками.

— Дитя, ты одарена большой красотой, и это дано тебе не для себя, а для славы Божьей. Ты можешь принести Ему в дар свою красоту, как приносишь цветы на алтарь святой Катерины. Подумай, какое благословение ты принесёшь верным, напоминая им о скромности и смирении Марии; разве это не богоугодное дело?

Конец ознакомительного фрагмента.