Агнес из Сорренто. Впервые на русском!

Гарриет Бичер-Стоу

Италия, конец XV века. Печально известные Борджиа разоряют земли знатных римских семейств. Бесстрашный монах Джироламо Савонарола призывает церковь к покаянию. В горной хижине на окраинах Сорренто живёт старая Эльси со своей внучкой, прекрасной Агнес. Выросшая на легендах о святых, девочка мечтает уйти в монастырь, когда на ее пути встает Агостино Сарелли – обаятельный главарь разбойников… Книга пронизана солнечным светом, ароматом апельсиновых рощ, журчаньем римских фонтанов и свечением моря.

Глава 8. Молодой человек

Поразителен контраст в итальянском быту между условиями жизни на улице и дома. Снаружи всё цветёт, сияет и пахнет; внутри — сыро, темно и грязно. За исключением ухоженных дворцов богачей, жилища в Италии напоминают скорее берлоги, чем дома; при одном взгляде на них посторонний наблюдатель тотчас же понимает, почему эти энергичные и красивые люди проводят почти всю свою жизнь на открытом воздухе.

Невозможно представить себе ничего более похожего на рай, чем вечер в Сорренто. Солнце только что зашло, но в воздухе ещё струится рассеянное сияние, бросающее нежную радугу на поверхность моря. В широкой багряной полосе восходит месяц; он всё ещё низко над горизонтом, и его серебристый серп тоже кажется слегка розоватым. Рыбаки забрасывают сети; над золотисто-фиолетовой водой разносится их весёлое пение, а каждый всплеск весла, каждое движение лодки рассыпается по воде кругами сверкающих искр.

Волшебное свечение вечера окрашивает в розовый оттенок и старую каменную статую святого Антония.

В такой вечер все молодые жители Сорренто собираются поболтать на старом римском мосту, соединяющим обе стороны ущелья. Они праздно заглядывают в тенистые глубины пропасти, разговаривают и флиртуют друг с другом, как заведено на свете испокон веков.

Джульетта выделяется среди девушек своей красотой и самоуверенностью. Её чёрные как вороново крыло расчёсаны и отполированы до блеска, а наряд выгодно подчёркивает фигуру. Огромные жемчужные серьги поблёскивают, когда она качает головой; в середине каждой сверкает по изумруду. Итальянской крестьянке внешность выбирает Провидение, но серьги она обязана раздобыть сама, — ибо что за жизнь без серег? Огромные жемчужные серьги женщин Сорренто передаются из поколения в поколение; их складывают жемчужина за жемчужиной, и каждая оценивается в заработок нескольких лет.

Джульетта родилась в этот мир, как говорится, с золотой ложкой во рту: огромные жемчужные серьги ей оставила по наследству бабушка, трудолюбивая и энергичная женщина. Удачливой кокетке оставалось только демонстрировать всем своё сокровище, что она охотно и делала.

Этим вечером Джульетта проводила вечер в сопровождении высокого, изящно одетого молодого человека в шляпе с пером и красной накидке. Похоже, он был очарован своей спутницей, его большие тёмные глаза следили за каждым её движением. Она же то весело и доверчиво поддерживала с ним разговор, то вдруг переставала обращать внимание и делала вид, что уходит: ей доставляло удовольствие наблюдать, как каждый раз он бросался вслед за ней.

— Джульетта, — сказал, наконец, молодой человек, когда они оказались вдвоём у края моста; его голос звучал необычайно серьёзно, — завтра мне придётся уехать.

— И какое это имеет ко мне отношение? — сказала Джульетта равнодушным голосом, бросая на него кокетливый взгляд из-под длинных ресниц.

— Жестокая! ты же знаешь…

— Чепуха, Петро! я ничего о тебе не знаю, — перебила она, хотя её прекрасные глаза говорили обратное.

— Ты поедешь со мной?

— Что ты сейчас сказал?! Мы едва знакомы, а ты предлагаешь мне следовать за тобой на край света? Помилуй, как далеко до твоей лачуги?

— Всего два дня пути, Джульетта, и ты поедешь верхом.

— Благодарю Вас, сэр, Вы очень любезны! — я и не собиралась идти пешком. Но, честно говоря, Петро, я не думаю, что это подходящее место для приличной девушки.

— У нас живут только порядочные женщины, Джульетта, а у всех наших мужчин есть семьи. Даже наш хозяин уже выбрал себе невесту, если я не ошибаюсь.

— Кого? маленькую Агнес? — засмеялась Джульетта. — Ему понадобиться очень много удачи, чтобы её заполучить. Бабушка стережёт её как старый дракон и не выпускает из виду ни на секунду.

— Хозяин знает, как добиться своего, — сказал Петро. — Допустим, мы могли бы похитить их обеих посреди ночи, и никто бы даже не догадался. Но он хочет, чтобы девушка пришла к нему по доброй воле. Во всяком случае, завтра он отсылает нас в горы, а сам остаётся здесь ещё на несколько дней.

— Знаешь что, Петро? Вы не лучше турков или каких-нибудь других дикарей. Как ты смеешь так рассуждать о похищении девушки! А что будет, если у вас там кто-нибудь заболеет или умрёт? Что тогда будет с его душой!

— Что ты говоришь, Джульетта! У нас есть священники. Мы все очень набожны и никогда не выходим из дому, не произнеся молитву. Мадонна — добрая мать, она прикрывает глаза на грехи таких хороших сыновей, как мы. Во всей Италии нет места, где у неё было бы больше свечей, и колец, и браслетов, и всего, чего только может пожелать себе женщина. Каждый раз, возвращаясь домой, мы привозим ей какой-нибудь подарок. Все наши женщины тоже одеваются как принцессы, и делать им ничего не нужно с утра до вечера. Ну что, поедешь со мной?

Пока они так разговаривали на мосту, наслаждаясь красотой вечера, совсем другой разговор шёл на постоялом дворе Альберго делла Торре, в одном тех тёмных и сырых помещений, о которых мы уже упоминали. В грязной комнате, где каменный пол, казалось, не подозревал о существовании метлы, сидел наш знакомый из первой главы, так часто упоминаемый в связи с Агнес. Его благородный вид образованного светского человека разительно контрастировал с неряшеством и убогостью комнаты, как будто драгоценный бриллиант, выброшенный в грязь.

Он сидел у открытого окна, подперев голову рукой и глубоко задумавшись, когда открылась дверь, и на пороге показался мужчина почтенного возраста.

— Что ты хотел, Паоло? — спросил находившийся в комнате, вздрагивая от неожиданности.

— Милорд, все наши уезжают сегодня ночью.

— Отлично, пускай едут, — нетерпеливо сказал его молодой человек. — Я присоединюсь через несколько дней.

— Ах, милорд, позвольте Вас предостеречь! Зачем Вам рисковать, задерживаясь здесь? Вас могут узнать, и тогда…

— Ничего мне не грозит, — отмахнулся тот.

— Простите, милорд, но я обещал моей дорогой хозяйке, Вашей матери, на её смертном одре…

–…никогда не давать мне покоя, — сказал его хозяин с досадой в голосе, но улыбнулся. — Говори, Паоло. Я знаю, что тебя не остановить, если ты что-то надумал.

— Видите ли, милорд, эта девушка, — я навёл справки, и все в один голос говорят, что она набожна и скромна, — так вот, она — единственная внучка бедной старой женщины. Разве великому потомку древнего рода пристало обижать крестьянку?

— Кто собирается её обижать? «Потомок древнего рода»! — повторил молодой человек с горьким смехом. — Ты смеёшься надо мной, Паоло! Я нищий изгнанник, лишённый всего — титула, наследства, владений! Неужели я пал так низко, что недостоин посвататься даже к бедной крестьянке?

— Милорд, Вы не в состоянии ничего предложить крестьянке, а потому Ваш интерес к ней может обернуться только её позором. Вы — наследник семьи Сарелли, которая восходит своими корнями к самой Римской империи!

— И что мне пользы с того, что моя семья «которая восходит своими корнями к самой Римской империи»? Мой род искоренён как сорняки, выброшенные на полуденное солнце. Что мне осталось, кроме гор и моего меча? Нет, Паоло: я, Агостино Сарелли, наследник древнего рода не собираюсь позорить набожную и скромную девушку, разве что она посчитала бы позором стать моей женой.

— Тогда остаётся ждать помощи только от святых! Милорд! в своё время наш дом был породнён с королевской кровью. Я могу напомнить Вам, как Иоахим VI…

— Послушай, мой дорогой Паоло, избавь меня от очередной лекции по истории. Дело в том, дружище, что в мире всё идёт вкривь и вкось, всё перевернулось вверх ногами и неизвестно, чего ещё ждать. Благородные семьи разорены и уничтожены, наши земли опустошены, а Чезаре Борджиа свирепствует на них, как дикий кабан.

— О милорд, — сказал старый слуга дрожащим голосом, — времена, действительно, тяжкие. Говорят, что Его Святейшество отлучил нас всех от церкви. Анзельмо вчера услышал это в Неаполе.

— Отлучил? — повторил молодой человек с нескрываемым презрением. — Отлучил! Очень на это надеюсь! Каждый порядочный человек в этой стране должен молиться Святой Деве, чтобы это развратный, лживый, извращенный человек со своей свитой убийц отлучил его от своей церкви! Боюсь, что в наши времена отлучение — это единственная надежда попасть в рай!

— О дорогой хозяин, — воскликнул старик, падая на колени, — что с нами теперь будет? Я не могу поверить, что Вы выражаетесь как нечестивец и язычник…

— Вот бедный старый дурак! Ты что, никогда не слышал, как Данте описывал пап, которые горят в аду? Скажи на милость, разве Данте не был христианином?

— О милорд, милорд! Религия не строится на поэмах и романах. Нас не касаются личные дела главы церкви, ведь он назначен самим Богом! Нам следует закрыть глаза и подчиняться. Хорошо Вам говорить, пока Вы молоды и здоровы, но если придут болезни и смерть, нам понадобится религия, — а куда обратиться, если мы отлучены от единой истинной римско-католической апостольской церкви? Увы, я подозревал, что поэзия не послужит Вам на пользу, хотя покойная хозяйка очень гордилась Вами. Все эти поэты — еретики, милорд, таково моё убеждение. Но, милорд, если Вы отправитесь в ад, то и я отправлюсь с Вами. Поверьте, мне стыдно будет показаться на глаза святым, если я приду в рай без Вас.

— Полно, полно тебе, Паоло, — сказал молодой аристократ, протягивая слуге руку, — не принимай всего так близко к сердцу. От церкви отлучают людей намного более святых и добродетельных, чем я, и никакого вреда им это не приносит. Ты слышал о Джеромо Савонароле во Флоренции? О нём говорят, что он — самый святой человек наших времён, который получает откровения прямо с неба, — а ведь он тоже отлучён. Но несмотря на это, он продолжает проповедовать и причащает своих прихожан, и никто не возражает.

— Всё это для меня — загадка, — печально сказал пожилой слуга, качая своей седой головой. — Я ничего не могу в этом разобрать. Я не смею открыть глаза от страха, что стану еретиком. Всё смешалось, всё перепуталось. Но что бы там ни было, своей религии надо держаться. Ведь, потеряв в этом мире всё, что мы имели, было бы слишком обидно в конце концов ещё и попасть в ад.

— Поверь, Паоло, я не перестал быть христианином. Я, как Боккаччо, верю в христианство всем своим сердцем, потому что считаю, что оно пришло от Бога; иначе папы и кардиналы давно изжили бы его со света. Один лишь Бог в состоянии сохранить его вопреки всему.

— Опять Вы, дорогой хозяин, цитируете романы! Ах, ах, ах! и чем это всё закончится? Я лишь молюсь и стараюсь не вникать в то, что превосходит моё понимание. Но сейчас, дорогой хозяин, неужели Вы собираетесь остаться из-за этой девушки, пока кто-нибудь из наших врагов не прослышит, что Вы здесь? Да и наш отряд более уязвим в Ваше отсутствие; начинаются ссоры и разделения.

— Дай мне один день, — нетерпеливо сказал молодой человек, — всего один день, слышишь? Я должен найти возможность поговорить с ней ещё раз. Я должен её видеть.