Прошлое не продаётся

Николай Леонов

Настоящий сыщик всегда начеку, даже на отдыхе. Ехали с рыбалки друзья-сыщики Гуров и Крячко да случайно приметили подозрительного типа: не иначе из монастыря сбежал, прихватив с собой что-то ценное. И как в воду глядели! Наутро обнаружился на окраине Москвы труп этого самого беглеца, только пакета, который он вез, нигде не оказалось. Как выявила проверка, он и впрямь подвизался в одном из монастырей, откуда похитил старинную книгу. Так случайная ниточка вывела сыщиков на опасную банду торговцев антиквариатом. Успеть бы только всех задержать и допросить, пока они сами друг друга от страха не перемочили…

ГЛАВА 1

— Вот это ничего себе! Наловили рыбки от всей души. — Полковник Крячко был откровенно зол сейчас на весь мир.

Да и как тут не разозлиться, если первая за несколько лет рыбалка, так хорошо начавшаяся, закончилась аж двумя происшествиями. Сперва к ним с Гуровым подкатили на «Чероки» три крутых, но наивных хлопца с восемнадцатилетними телками и попробовали показать, кто в доме хозяин. С молодцами разобрались быстро, причинив лишь самый необходимый минимум телесных повреждений. Потом, уже на трассе, по дороге в Москву, ребятки на «Форде» и «Фиате» подрезали Стасов «Мерседес» и попробовали скачать с двух полковников Главного управления миллион убытка. Этим морды пришлось рихтовать поосновательнее, но после полной победы свое средство передвижения пришлось оставить в мастерской в одном из подмосковных городков. Железо не человек, оно такого не выдерживает.

Выйдя из мастерской, Крячко вскинул рюкзак на плечо и, оглянувшись на Гурова, предложил:

— Ну что, пошли на автобус? А то на такси нам только сесть и тут же вылезать. Денежка-то почти вся на ремонт ушла.

— Автобус? — Гуров поморщился. — На нем столько пилить… Нет уж, тут рядом станция электрички, лучше туда.

Обогнув бараки, они действительно метрах в трехстах увидели железнодорожную насыпь и высящееся над ней длинное желтое здание небольшого полустанка. На платформе было немноголюдно. Видимо, электричка ушла совсем недавно, и пассажиры на следующую еще только начали собираться. Оглядываясь по сторонам, Гуров втянул носом уже ставший прохладным вечерний ветерок, дующий в лицо, и чуть ностальгически вздохнул.

— Да, запах железной дороги — это что-то особенное. Его ни с чем не спутаешь, — заговорил он, глядя на отполированные колесами рельсы, уходящие вдаль. — Вот вроде бы и шпалы сплошь железобетонные, а дорога все равно, как и раньше, все так же пахнет креозотом. Я этот запах с детства помню. Еще совсем пацаном с родителями ездили в гости. И вот он мне так понравился, я так завидовал тем, кто здесь работает… Даже мечтал стать железнодорожником.

— Хм… — Стас как-то неопределенно улыбнулся. — Плачь, железная дорога, — ты потеряла лучшего из своих несостоявшихся министров. Ну, или хотя бы управляющего одним из региональных подразделений. Кстати, когда-то я, тоже в сопливом детстве, путешествовал по железной дороге. Помню паровозы — черные, с красными колесами. А дыму от них было — всю округу, как тучами, занавешивали. А еще… О, смотри — наша электричка!

Зайдя в вагон электропоезда, Гуров устроился ближе к середине. Но садиться можно было где угодно — в вагоне насчитывалось не более десятка пассажиров. Неподалеку угнездилась над чем-то хихикающая компания подростков. Две старушки обсуждали какие-то свои глобальные проблемы. Мужчина в темной рубашке и затрапезных штанах, с густо заросшим лицом сидел, не выпуская из рук яркий полиэтиленовый пакет с чем-то прямоугольным, напоминающим книгу.

— Смотри-ка, — Стас тоже обратил внимание на бородача, — ни дать ни взять — Робинзон Крузо, да и только. А ну-ка, Лева, напряги свои извилины, выдай дедуктивную характеристику сему волосатому.

— Ого, да ты, оказывается, был отличником по литературе, — с некоторым удивлением отметил Гуров. — Запросто Тургенева цитируешь… Ну, хорошо. Вероятно, он беглый монах, оставивший без дозволения наместника родную обитель. К тому же что-то прихвативший на память в своем родном монастыре. Хотя, скорее всего, он по натуре не специалист по кражам, брал, вероятнее всего, под нажимом: его или шантажировали, или он оказался в трудных жизненных обстоятельствах. Думаю, в монастыре он был не слишком долго. Года два, не больше. Он единственный ребенок в семье, в детстве его часто обижали… Хватит?

— Лева, ты меня потряс. — Крячко воздел большие пальцы обеих рук. — Кое-что из тобой сказанного я и сам в какой-то мере «пробил» в его габитусе. Но такая детализация… Шерлок Холмс отдыхает.

— Вы не скажете, который час? — неожиданно обратился к Гурову мужчина, сидевший на соседнем, через проход, месте.

Незнакомец был среднего роста, худощав, темноволос, но уже пробивающаяся седина говорила о годах, близких к пятидесяти или даже более того, большие очки и «молотовские» усы придавали ему интеллигентный вид.

— Ровно девять, — взглянув на часы, ответил Гуров. — Судя по вашей ручной клади, вы — художник. И вы, как я понимаю, не москвич.

— Верно, — улыбнулся незнакомец. — Как вы правильно заметили, я художник, живу в Саратовской области. Владимир Солдатов, член Союза художников.

Держался он простецки, без многозначительной напыщенности.

— Станислав Крячко, полковник милиции, — кивнув, аттестовался Стас. — А это лучший опер всея Руси — полковник Лев Иванович Гуров. У вас что-то вроде творческой командировки?

— Да, наподобие, — согласился художник. — Ездил в Сергиев Посад, делал наброски. Хочу написать несколько работ на тему «Золотые купола России». Я бывал во многих местах, но Сергиев Посад — это нечто необычайное. Вот уж действительно заповедник истории. А вообще, где мне только не довелось побывать! Наш бывший Союз я изъездил вдоль и поперек. От западной границы Белоруссии до восточного побережья Камчатки.

— А мне всегда почему-то казалось, что художники больше домоседы, — снова в разговор включился Гуров. — Вы родом откуда-то с юга Украины или даже из Молдавии?

— Все правильно, — согласился художник. — Я родился в Молдавии. Когда-то это был процветающий край садов и виноградников. А сейчас… Но вот что интересно: меня почему-то всегда манил Север — морозы, снега, тайга без конца и края. Вот сейчас живу в Заволжье. Так там даже снег другой. На Севере он более жесткий, более холодный, всегда чуточку синеватый или даже фиолетовый. А у нас он белый, пушистый, легкий — как перышко…

— А вы специализируетесь на какой-то одной тематике или рисуете все подряд? — достав из кармана сигареты и со вздохом снова их спрятав, поинтересовался Стас.

— Нет, я пишу — у нас говорят «писать» — работы на самые разные темы, — увлеченно заговорил Владимир. — Иногда я их долго ищу, а иногда они находятся сами. Ночевал я однажды в отдаленной сибирской деревушке, и среди ночи вдруг меня как будто кто-то разбудил. Просыпаюсь и слышу… Вернее, тишина стояла абсолютная — даже лая собак не было слышно. Но в воздухе как будто разлита не уловимая ухом тончайшая хрустальная мелодия. Вышел я во двор и просто онемел: небо охвачено сиянием, красота — невероятная. И все это вместе — белый снег, черные избы, небо, где вспыхивают и переливаются самые изумительные цвета и оттенки, — меня настолько потрясло, что я забыл про сон, тут же сел за работу. А бывает, тема приходит во сне. В начале девяностых я был на Северном Кавказе, и мне приснилось там нечто жуткое: скандинавский демон войны — валькирия. Она летела над горами, держа в руке меч и что-то крича. Что она кричала, я не мог понять, но от ее голоса я проснулся в холодном поту.

— Это и немудрено, что вы ее не смогли понять, — рассмеялся Крячко. — Кричала-то она по-скандинавски…

— Наверное, — тоже рассмеялся Солдатов и уже совершенно серьезно продолжил: — А через год полыхнуло в Чечне. Вот хотите верьте… А бывало, сам попадал во всякие переделки. Был на Камчатке, пошел писать сопку Ключевскую. Иду в гору, пробираюсь по склону, поросшему мелким кедрачом. Вдруг прямо перед собой слышу громкий храп. Присмотрелся — не по себе стало: в метре от меня в зарослях развалился и спит камчатский медведь. Я на него едва не наступил. А они злющие — разорвал бы. А в Армавире как-то собрался пойти на Кубань… Ну, река там есть такая. Вышел из гостиницы, а тут разыгралась буря — в жизни такой я не видел. И вот прямо на здание гостиницы идет огромный смерч. Мне бы бежать, укрыться где-нибудь, а я как будто к месту прирос. И смотрю, смерч вырвал дерево толстенное и вогнал его в крышу старой трехэтажки — до первого этажа просадил насквозь. Потом говорили, что там даже были жертвы. И я уж было с белым светом попрощался, а смерч вдруг вбок ушел, и вскоре все утихло. Значит, мой час тогда еще не пробил.

— Да-а… — протянул Стас. — И кто бы знал, когда тот час пробьет? Хотя, по мне, лучше его не знать вовсе. Э, граждане, а куда подевался этот наш монах в синих штанах?

— Сошел на предыдущей станции, — поправив очки, сообщил художник. — Я вообще думал, что он до самой Москвы. Он сел со мною вместе в Сергиевом Посаде. Странный какой-то, дерганый весь, как будто чего-то боится.

— А вы не обратили внимание, он один сошел или с ним кто-то еще выходил? — заинтересовался Гуров.

— Двое мужчин вышли следом, — глядя на дверь вагона, стал припоминать Владимир. — Один — типичный дачник. А вот второй… Я так и не понял, что это за тип. Но человек, по-моему, скверный. Взгляд у него волчий. А вы их в чем-то подозреваете?

— Пока нет… — Гуров изобразил рукой какой-то неопределенный жест. — Просто есть такое профессиональное несчастье, когда и за праздничным столом думаешь только о работе. Кстати, а почему ты сказал, что он в синих штанах? — повернулся он к Стасу.

— А-а… — Крячко рассмеялся. — Это я просто в рифму. Когда-то в детстве у нас была такая игра, называлась «В краски». К художнику поочередно приходят двое — «монах в синих штанах» и «черт с рогами, с горячими пирогами». Оба просят ту или иную краску. Если она есть, то от них убегает, а они догоняют и ловят, пока та не села на свое место. Если таковой нет — скачут штрафной круг на одной ножке. Когда краски разобраны, обе команды меряются силой — кто кого перетянет. По-моему, это было куда интереснее, чем нынешние игры в каких-нибудь покемонов или компьютерные тарахтелки.

— А мы больше в лапту… — начал было рассказывать Гуров, но его перебил голос диктора, извещающий о прибытии на Ярославский вокзал.

Вагон замер, пассажиры жиденькими шеренгами потянулись к дверям.

— Вам в гостиницу? — шагая вслед за Владимиром, спросил Гуров.

— Да где там! — со смехом отмахнулся художник. — Мне гостиница не по карману. Я у бывшего однокурсника остановился. Учились вроде одинаково. Но он в столице устроился оформителем и живет как король. А я в провинции. Там у нас не зажируешь… Даже в райцентре пятьсот рублей зарплата не редкость. А уж в селах она и того меньше.

— Ну, мы сейчас на метро. Если хотите — идемте с нами. А то вдруг возникнут проблемы, мало ли чего… — предложил Гуров.

Когда они уже подходили к концу перрона, перед ними внезапно появились два крепких сержанта с хрипящими рациями, висящими на плече. Судя по всему, непонятная троица — художник и два рыболова — их чем-то заинтересовала.

— Сержант Гж… пш… мж… — невразумительно представился старший, небрежно подняв руку к голове — то ли честь отдал, то ли хотел нос почесать. — Ваши документики.

— А в чем дело, товарищ сержант? — изобразив из себя «пинжачка», пожал плечами Гуров. — Мы вам чем-то не понравились?

— Так! — сурово отчеканил сержант, грозно поглядывая на осмелившегося возразить, пусть и на крохотную йоту, гражданина. — Ты кончай тут дергаться, показывай документы. А то сейчас пойдешь в «обезьянник», до выяснения. Понял?!

— А почему вы со мной разговариваете на «ты»? — продолжая строить из себя простофилю-провинциала, Гуров недоуменно развел руками. — Я что, похож на террориста?

— А ну, все трое, пошли! — подняв дубинку, свирепо прорычал второй. — Ну?! А то щас по-пластунски поползете.

— Документы, говорите? — усмехнулся Гуров.

Достав из кармана свое удостоверение, он сунул его чуть ли не под нос старшему из этих двоих. У «стражей правопорядка» разом отвисли челюсти, и оба тут же съежились, став как будто на голову ниже. Мгновение спустя они опомнились и, вытянувшись в ниточку, вскинули руку к голове.

— Виноват, товарищ полковник! — жалобно проблеял тот, что еще мгновение назад пытался издавать рычание тигра.

— А теперь, любезные, предъявите ваши документики. — Стас тоже продемонстрировал свое удостоверение. — Ого! Да вы в органах-то без году неделя, а уже так «оперились». Это что же из вас дальше получится? Банда в погонах? Вот что, хлопцы, даем вам шанс не вылететь с позором и барабанным боем. Сейчас же идете и пишете рапорт об увольнении по собственному желанию. Если завтра вы еще обнаружитесь в черте Москвы, петушиться будете в другом месте. Вы меня поняли?

Вернув документы скисшим, сникшим, разнесчастным «стражам порядка», Стас зло плюнул, и все трое в молчании вновь продолжили свой путь.

— Лева, я сейчас же выброшу свою рыбу в ближайшую урну! — неожиданно объявил Крячко, сердито засопев носом. — А то твоя теория компенсации приятностей неприятностями уже начинает перехлестывать по части негатива. Неужели из-за того, что мне на какой-то мизер повезло насчет рыбы, я теперь обречен все оставшееся время суток без конца сталкиваться с дерьмом всевозможного фасона? То эта отмороженная шпана в лесу, то уроды на автотрассе, то эти скоты в погонах… Эти, по-моему, хуже всей той отморози. Им люди доверять должны, а они, гады, из нас пугало делают. Стрелять таких надо!

— Стас, забудь о теории — это была шутка. — Гуров приятельски похлопал его по плечу. — Улов тут вовсе ни при чем. Просто день такой выдался. Как сказал один из древних философов… Точно не помню, но примерно это выглядит так: не пытайся пересилить непосильное, смирись с неизбежным и, несмотря ни на что, делай предписанное судьбой. Так что не стоит зацикливаться на неприятном, лучше думать о хорошем.

— Э-эх!.. Лева, у меня стойкое предчувствие, что завтра нам подкинут что-нибудь «висячное». Помяни мое слово. Представляю: утром мы заходим к Петру, и он нам с порога объявляет: «О, друзья, вы очень кстати. Тут такая заморочка…» Можем поспорить.

— У меня тоже предчувствие, — чуть улыбаясь, сообщил художник. — Что-то подсказывает: с кем-то из вас мне очень скоро предстоит увидеться снова.

— Странно… — Гуров посмотрел на уже потемневшее небо. — Вроде и не полнолуние, и не новолуние, и число не тринадцатое, и день не пятница… А тут прямо вернисаж пророчеств. Что-то странное происходит, однако… Ладно, всем — счастливо, всем — спокойной ночи.

Полчаса спустя Гуров подходил к своему дому. Здесь все было как и обычно. О чем-то оживленно переговариваясь, стайка подростков бежала к призывно мигающему огнями клубу компьютерных игр, занявшему место бывшей сапожной мастерской. «Трио» из первого подъезда, в составе экс-чемпиона по гребле, отставника-связиста и бывшего институтского доцента, спешило в бар «дегустировать» пиво. У пятого подъезда «симпозиум» пенсионерок гневно обличал сантехников, не желающих чинить трубы в подвале дома… Одним словом, жизнь била ключом.