Агнес из Сорренто. Впервые на русском!

Гарриет Бичер-Стоу

Италия, конец XV века. Печально известные Борджиа разоряют земли знатных римских семейств. Бесстрашный монах Джироламо Савонарола призывает церковь к покаянию. В горной хижине на окраинах Сорренто живёт старая Эльси со своей внучкой, прекрасной Агнес. Выросшая на легендах о святых, девочка мечтает уйти в монастырь, когда на ее пути встает Агостино Сарелли – обаятельный главарь разбойников… Книга пронизана солнечным светом, ароматом апельсиновых рощ, журчаньем римских фонтанов и свечением моря.

Глава 2. Голубиное гнездо

Старинный город Сорренто лежит на возвышенном плато, которое простирается до самых солнечных вод Средиземного моря; со всех сторон город окружён грядой гор, которые ограждают его от пронзительных ветров и служат такой же естественной защитой от внешнего мира, как забор для сада. Здесь простираются апельсиновые и лимонные рощи, которые приносят обильный урожай и наполняют воздух чудесным ароматом. Запах цитрусов переплетается с нотками роз и жасминов. Луга и поля изобилуют цветами и кажутся живым воплощением мифических Елисейских полей, воспетых древними поэтами. Жаркий воздух неизменно охлаждается морским бризом, который привносит приятную свежесть в душный климат.

В этих благоприятных условиях живут люди с такой совершенной внешностью, какую редко встретишь в иных местах. Говорят, что в Сорренто и его окрестностях красота — это правило, а не исключение. Здесь непривычно встретить не идеальное телосложение, а его отсутствие. Редко увидишь мужчину, женщину или ребёнка, которые бы не имели в себе чего-то привлекательного; даже разительная красота вполне обычна. Под этим ласковым небом даже манеры людей наделены естественной мягкостью и грацией. Казалось бы, человечество, убаюканное добротой природы, проявило себе все лучшие качества, какими может обладать человек, раскрылось и подобрело, не в пример суровым и замкнутым народам под пасмурным небом Севера.

Город Сорренто нависает над морем, тянется по скалистым, извилистым берегам, которые то тут, то там обрываются красочными гротами и ущельями, обрывисто сбегающими к самой воде, полными дикого винограда и ярких цветов. Отсюда открывается один из прелестнейших в мире видов. Вдалеке, окутанные лёгкой сиреневой дымкой, вздымаются две вершины Везувия. Неаполь с примыкающими к нему рыбацкими деревнями поблескивает на расстоянии, как жемчужная нить на королевском плаще. Чуть поближе сквозь туманную пелену мерцают скалистые берега острова Капри. Море переливается и горит всеми цветами, как павлиний хвост, и даже в самом воздухе разлито очарование.

С трёх сторон город отделён от материка ущельем в двести футов глубиной и сорок или пятьдесят футов шириной. Две стороны ущелья соединяет узкий арочный мост, строительство которого уходит корнями во времена Римской империи. Этот мост — излюбленное место отдыха жителей города. По вечерам у его замшелых перил прохлаждается пёстрая публика: мужчины в красочных вязаных шаперонах, с кокетливо отброшенной на бок пелериной; женщины с блестящими чёрными волосами и огромными жемчужными серьгами в ушах — гордостью и достоянием целой семьи.

Возможно, современный посетитель Сорренто, побывавший на этом мосту, вспомнит как, вглядываясь в мрачные глубины ущелья, видел над отвесным обрывом белую виллу, окружённую садом и апельсиновой рощей. Несколько сотен лет назад на месте этой виллы стоял скромный домик — жилище двух женщин, чью историю мы только что начали рассказывать. Небольшой каменный коттедж с арочной аркадой перед входом выделялся своей белизной из тёмной листвы апельсиновых деревьев.

Жильё это ютилось между двумя скалами как птичье гнёздышко. За его плечами отвесно возвышалась гора, создавая естественную стену. Вокруг домика, почти подвешенный в воздухе, был расположен крохотный участок возделываемой земли, края которого круто обрывались над самым ущельем, уходившем вниз на несколько сотен футов.

На плодородной вулканической почве садика произрастали две дюжины апельсиновых деревьев, высоких и стройных, со здоровыми блестящими стволами; их листва бросала на землю такую густую тень, что ни одно растение, кроме бархатистого мха, не осмеливалось запустить между ними свои корни. Эти деревья были единственным источником дохода двух женщин и единственным украшением сада; обвешанные золотистыми плодами, полные душистых цветов, они превращали этот скалистый клочок земли в сказочный сад Гесперид.

Перед дверями каменного коттеджа, как мы уже упоминали, была открытая побеленная аркада, с которой можно было заглянуть вниз в ущелье, как в загадочный подземный мир. Странный и причудливый вид открывался сверху. В прохладной тени можно было разглядеть загадочные входы в пещеры, прикрытые длинными ветвями вьющихся растений, медленно покачивающихся от лёгкого ветра; гигантские серые кусты алое, ухитрившиеся запустить корни в скальные трещины и напоминающие призрачных рогатых эльфов. Не было недостатка и в цветах: белых ирисах, подобных бледнолицым принцессам, выглядывающим из зачарованной башни; пурпурной герани, жёлтом дроке и красных гладиолусах, вспыхивающих яркими красками в редких лучах солнца, долетавших до дна ущелья.

А ещё, в этом месте было то, что дополняет красоту каждой итальянской картинки — весёлое журчанье воды. Прямо рядом с домиком из скалы выбивался чистый горный ручеёк, который с тихим бормотаньем перескакивал с камня на камень, падая, наконец, в причудливую замшелую вазу, затерявшую здесь ещё со времён римских гробниц. Её бока были богато украшены резными листьями и знаками, но смысл их давно потерялся под серым лишайником. Там, где ручей разбрызгивал свою живительную влагу, густо разросся папоротник и адиантум; серебристые капли подрагивали на листьях в такт пения ручья. Избыток воды перетекал из вазы по небольшому жёлобу ко краю сада, откуда скатывался в пропасть, подпрыгивая всю дорогу до самого потока на дне ущелья.

Руины древних построек давали о себе знать повсюду. Садовая стена на краю обрыва тоже была построена из кусков белого мрамора, — вероятно, обломков той же римской гробницы. То тут, то там среди пышной растительности виднелся то коринфский орнамент, то основание старинной колонны, а то и часть какой-нибудь скульптуры. Разбросанные по всей Италии, эти остатки прошлого до наших дней шепчут об ушедшем, о целых поколениях людей, на чьих могилах построена современная жизнь.

— Присядь, отдохни, моя девочка, — сказала дама Эльси своей маленькой подопечной, когда они зашли в свой дворик. Только сейчас она заметила, что девочка совсем запыхалась и тяжело дышала от скорости, с которой они добирались сюда. — Посиди, дорогая, я приготовлю ужин.

— Хорошо, бабушка, я посижу. Ведь мне необходимо сейчас прочитать молитву за душу того красивого джентльмена, который поцеловал меня сегодня.

— Откуда ты знаешь, что он красив, дитя? — спросила пожилая женщина с досадой в голосе.

— Он попросил меня взглянуть на него, бабушка, и я это увидела.

— Тебе следует немедленно забыть об этом, — сказала та.

— Почему? — спросила девочка, подняв на неё удивлённые глаза, такие же чистые, как у трёхлетнего ребёнка.

— Если она не знает, зачем говорить ей об этом? — подумала старая Эльси, направляясь в дом и оставив ребёнка на замшелом парапете садовой стены.

С места, где сидела Агнес видно было не только тёмное ущелье; оттуда открывался также вид на Средиземное море, мерцавшее далеко впереди. Сегодня море было спокойно и отливало то золотом, то багрянцем, а облака, нависшие над Везувием, окрасились в бледно-розовый цвет.

В гористой местности на человека снисходит возвышенное настроение. Чувствуешь себя как физически, так и духовно выше этого мира; начинаешь смотреть на земные дела как будто со стороны. Наша маленькая героиня несколько минут сидела, молча вглядываясь вдаль. Взгляд её задумчивых глаз был устремлен на что-то невидимое для остальных, губы слегка приоткрылись: казалось, она обдумывала какую-то серьёзную, но приятную мысль.

Наконец, очнувшись от задумчивости, она начала срывать свежие цветы апельсина, целуя и прижимая их к себе. Цветы предназначались для домашней часовенки, вырубленной прямо в скале, где за стеклянной дверцей находилась икона Мадонны с Младенцем. Картина была удачной копией одного из прекраснейших творений флорентийской школы. Именно флорентийским художникам мы обязаны лучшими портретами нежных женских лиц, которые порой глядят на нас из придорожных часовен или в домашних святынях.

Бедняга, который нарисовал эту икону, был бродячим художником, которого Эльси приютила и за которым ухаживала во время его долгой болезни много лет назад. Он вложил в последнюю картину всё своё умирающее сердце и несбывшиеся надежды; может быть поэтому икона казалась почти живой. Агнес была знакома с ней с раннего детства, и каждый день сменяла перед ней цветы. Эта картина казалась ей старой знакомой: она улыбалась её детским радостям и разделяла её детские печали.

Старательно украсив часовенку цветами, Агнес опустилась на колени и стала молиться за душу молодого человека.

— Святой Иисус, — сказала она. — Он очень богат, молод, красив, и ещё он — родственник короля. Всеми этими преимуществами дьявол может искушать его, чтобы он забыл Бога и погубил свою душу. Святая мать, дай ему добрый совет!

— Иди, детка, ужин готов, — отозвалась Эльси. — Я подоила коз, всё готово!