Помощник Мага. Его искушение

Властелина Богатова

Сбежав, я спаслась от врага. Но настоящий удар пришёл с другой стороны, и если бы не таинственный незнакомец, который спас меня, я бы попрощалась с жизнью. Мне бы следовало держаться от него подальше, ведь он маг-некромант. Но если бы все было так просто! Маг смотрит мне прямо в душу, и с каждым неровным ударом сердца я рискую выдать свой секрет. Ведь чтобы выжить, я вынуждена притворяться мальчиком…

3

— Да ты с ума сошёл! Да он тебя обчистит! — верещал довольно противный женский голосок. — Я не понимаю тебя, Нейтон! Сначала ты везешь меня в это захолустье, а потом тащишь в это грязное отвратительное место!

Мой слух напрягался от женского визга. Да уж, кто бы это ни был, не повезло милорду.

— Я не настаивал, чтобы ты поехала со мной, Хэдит, — голос милорда звучал строго и ровно, он явно не собирался церемонится с девушкой и потакать её капризам.

— Я не поеду в одной повозке с этим вшивым грязным дохляком.

Это она так про меня? Я сжала кулаки и вздёрнула подбородок. Да если бы она знала, кто я самом деле… Внутри меня всё звенело от негодования и гнева. Я бы могла выйти и ответить, но нельзя, если хочу выжить и отомстить тому, кто лишил меня всего.

Тишина была слишком давящей.

— Я найду тебе повозку, — раздался ответ Нейтона.

Мужчина жёстко закрывал этот разговор. Я даже почувствовал искры напряжения и слышала возмущённое сопение этой незнакомки. И не смогла сдержать ликование, но тут же взяла себя в руки — нехорошо леди так себя вести. А губы все равно расползались в улыбке.

— Ах так?! Ну хорошо. Мне надоело, что ты ставишь меня ниже… уже ниже бродяг! Это возмутительно! Я тебе этого не прощу, это слишком! Слышишь, Нейтон?! Нейтон! Стой, Нейтон!

Улыбка сползла с моего лица, прижалась к дверце и не знала, что делать. Уйти? Но куда? Нужно будет искать другое место — та шайка разорвёт меня на кусочки, если я ещё раз появлюсь на рынке. Работу я не смогу найти — кто возьмёт дохлого работягу, который не сегодня-завтра свалится с ног? А этот господин предлагает именно работу. Почему? Может, зря я его подозреваю, и ему просто стало жаль меня?

Пока я раздумывала, милорд вернулась. Открыв дверцу, он сел в салон. Я покосилась на него. Мужчина выглядел мрачнее тучи, что висела сейчас над столицей, даже, кажется, на улице потемнело от его хмурости. Немного подумав над чем-то, он повернулся и велел возничему ехать. Бросив на меня тяжёлый взгляд, сердито выдохнул и отвернулся к окну.

И кто же та особа, что так с ним вольготно разговаривала? Любопытство распирало, но какая мне разница?!

Я вжалась в сиденье, кутаясь в плащ, желая сравняться со стенкой, так мне было тесно и неловко. В конце концов, устав быть всё время в напряжении я отдалась на волю случая. Хуже мне уже не будет, пусть я пока не знаю, что за работу мне предлагают, но это лучшее, что могло случиться со мной сегодня.

Мне было жутко неловко за свой потасканный плащ и грязь на руках, я спрятала их в рукава и скрестила на груди, пряча под мышками. Так и сидела, насупившись, пока монотонное покачивание и тишина не стали навевать сон. Как бы я ни боролась с ним, меня все равно утягивало в топкую темноту. Усталость и пережитое сказывались, ко всему горячительное всегда действовало на меня подобным образом. Я клевала носом и вздрагивала, краснея до ушей от стыда, ожидая, что господин сделает мне строгое замечание, но он смотрел в окно и не обращал на меня никакого внимания, по-прежнему был где-то в своих мыслях.

Нейтон Кемрон… Мне ничего не говорило это имя, да я и не могла его знать. В столице Шедр-Виг я раньше никогда не бывала, а попав, кроме рынка, ничего и не видела. И сейчас хорошо бы смотреть, что за окном, но сон беспощадно наваливался, и единственное, о чём я мечтала это — о тепле и одеяле. До этого я ведь находила место для ночлега на складах и развалинах, но с приходом холодов ночи стали особенно мучительными. Я всего лишь месяц в бегах, а кажется, что несколько лет — так тяжело мне приходилось.

Я невольно перенеслась мыслями в прошлое, в дреме видела родной город Хоффрон, который стал недосягаемым для меня, и тот день, когда в наш дом ворвался Сальмос…

***

— Дрянь, как и твоя мать!

Увесистая пощечина опалила щёку, я отшатнулась, но Сальмос схватил меня за шкирку и швырнул на кровать. Я заскользила по постели, а мужчина выдернул артефакт из внутреннего кармана. Страх остудил вены, я сглотнула.

— Что вы делаете, милорд?! Остановитесь! — вмешалась нянюшка.

Ох, лучше бы она молчала, иначе ей тоже не поздоровится. Сальмос был в ярости, глаза налились кровью, по обветренному лицу и шее ходили красные пятна. Убьет точно. Убьёт за то, что я возразила, за мой протест.

Недавно Сальмос приехал в Хоффрон и прямиком направился в нашу усадьбу Адрингем, поднялся в мою спальню и начал диктовать свои права. Грязный, мерзкий старикан. Я укусила его за руку, когда он попытался меня лапать, он взбесился и отшвырнул меня.

— Сейчас я тебя проучу… сейчас ты у меня получишь… — сопел он, хватая меня за ногу и дёргая на себя.

Я взвизгнула, соскользнув с постели, сжала простыни. Он ухватил меня за ткань сорочки, послышался треск, я пыталась вывернуться, отбиться, но мне не удавалось справиться с мужчиной. Я закусила губы и зажмурилась, а следом вскрикнула, когда артефакт вплавился в моё плечо. Боль была настолько оглушающая и ослепляющая, что я закричала, схватившись за одеяло.

— Нравится? Теперь ты будешь моей. И только попробуй рот раскрыть, — прорычал Сальмос.

— Господин, ради всех святых, отпустите! Что вы же делаете? Побойтесь Слепую Деву! Убьёте! Убьете же! Дитя ещё! — завывала нянюшка, но Сальмос не пощадил, превращая мою спину в одну сплошную рану.

— Я тебя… научу… как кусаться… дрянь… Ты у меня получишь… я тебя отучу… Пожалеешь, что родилась.

И я пожалела. Пожалела, что родилась слабой, что родилась женщиной, что не могла себя защитить.

Артефакт выжигал на моей коже знаки принадлежности, но я уже не кричала. Из глаз лились немые слёзы, я молча кусала губы и ждала, когда он остановится, но не дождалась — провалилась в спасительную темноту…

…Очнулась от собственного стона.

— Потерпи, девочка, — прозвучал успокаивающий голос няни.

Я разлепила веки, различая за мутью золотистые языки пламени. Я была всё ещё в своей спальне. Значит, я всё же осталась жива. Осталась жива и обречена на муки, потому что Сальмос не остановится. Глаза вновь налились слезами.

— Где он?

— Внизу, напился, свинья, — не сдержалась от грубости Дориан.

Слепая ярость затопила голову. Первая мысль была взять нож и прикончить этого мерзавца, но это для него слишком лёгкая смерть. Я не должна так думать.

— Тише, не шевелись, я смазала ожоги мазью, которую назначил лекарь.

— Лекарь был здесь?!

— Был. Сальмос его позвал, — процедила сквозь зубы женщина. — Испугался.

Я пошевелилась и не почувствовала боль — может, это так действовала мазь?

— Вам нужен покой, Элиз.

— У меня его уже никогда не будет, Дори.

Отца и брата нет. Меня некому защитить. Слёзы вновь накатили на глаза, но я сдержала их — что толку от того, что я буду себя жалеть? Мне нельзя. Иначе… иначе поддамся этому тирану и убийце…

…Весь вечер и всю ночь я пролежала на животе, думая обо всем случившемся, и боялась, что Сальмос протрезвеет и поднимется ко мне в спальню. Хоть нянюшка и была рядом, но разве она может ему противостоять? А лекарь ведь видел меня изуродованную! Интересно, как Сальмос перед ним оправдывался? Что сказал? Наверное, дал ему кучу денег за молчание.

В следующий раз, когда я очнулась, был уже вечер. Дориан принесла ужин, но есть я не хотела. Нянюшка хоть и не показывала, но глаза её были на мокром месте — она переживала за меня сильно.

Я кое-как поднялась — поесть нужно, и я заставила себя. Силы мне необходимы, хотя, по правде, не хотелось жить. Сальмос унизил меня и втоптал в грязь, поставив печать принадлежности.

Но гнев угас, и это меня пугало, а когда увидела в зеркало, во что превратилась моя спина — вся в алых пятнах, с засохшей коркой и синяках — содрогнулась, меня пробрала мелкая дрожь. Хотелось разрыдаться, но я поджала трясущиеся губы.

Нянюшка подошла ко мне незаметно, взглянула с печалью и волнением.

— Бежать вам нужно.

— Бежать? — повернула я к ней голову и опустила взгляд, покачала головой: — Он найдет меня.

Это бессмысленно. Всю землю перероет, бросит на поиски своих верных псов, не успею я за стену выйти.

— Не найдёт, — твёрдо заявила нянюшка.

Я вновь повернулась к ней, внимательно посмотрев.

— Что ты задумала, Дори? Выкладывай, — потребовала, внутри воспарила надежда.

— Ох, грех мне будет на душу, да простит меня Слепая Дева, — запричитала женщина.

— Говори же, что придумала, — велела я строго.

— Вы вся в матушку, она тоже была худенькая — я-то знаю её с пелёнок. Подвижная, весёлая, проказничала много….

— К чему ты клонишь, говори же скорее, — сжала кулаки, теряя терпение.

Нянюшка сглотнула.

— Вы косы-то отрежьте и мужскую одежду наденьте, и никто вас никогда не признает.

Я смотрела пристально и долго на няню, осмысливая сказанное. На мои губы медленно наползла улыбка.

— Дори, ты молодец! — наконец, выдохнула я.

Она рукой махнула.

— Да что вы! Я бы никогда такого вам не пожелала, но… Сальмос погубит вас, — дрогнул её голос, а на глаза набежали слёзы.

Я повернулась к ней и склонилась.

— Найдешь одежду подходящую? — шепнула.

— А как же. Если уходить, то сейчас, пока этот зверь не проспался…

— Вот и поторопись, — подмигнула я.

Она убежала, а я осталась одна. Повернулась к зеркалу и взяла со стола ножницы, вдохнула. Матушка любила мои волосы, они у меня до поясницы, густые красивые медные волны. Я неспешно расчёсывала их, напевая древнюю, как сама Дева, песню, что передавалась от женщины к женщине. А потом, отложив гребень, взяла тёмную с золотистым отливом прядь и потянулась за ножницами. Отрезала не слишком коротко, чуть выше плеч. Взяла следующую. Пряди мягко падали на пол.

Вошла с тряпьем нянюшка и, застыв, побледнела.

— Ох, грех мне, грех… — вновь запричитала она.

Я смотрела на себя в зеркало.

— Не слишком-то я похожа на юношу, слишком большие глаза и брови женские, — подумав немного, я напустила на лоб пряди и сделала челку, чтобы та закрывала брови и глаза. — Ну вот, — улыбнулась я, — совсем другое дело. Спасибо тебе, — повернулась к женщине.

Глянула на одежды.

— Это моего племянника, ему пятнадцать — вам как раз будет…

Я прошла, взяв длинный лоскут, вопросительно глянула на женщину.

–…Этим грудь обернуть, — объяснила она.

— Помоги, — решительно попросила.

Стягивать рёбра было больно — раны на спине загорелись огнём, я искусала все губы, пока закончили.

— Вы одевайтесь, а я вещи соберу и мази положу…

Я кивнула и, взявшись за полотняную рубаху, принялась одеваться. Закончив, повернулась к Дориан, сжимая пальцами широкие длинные рукава. Слишком велико, но оно и лучше — скрывает все избы тела.

— Ох, не признать, госпожа.

Я забрала котомку и плащ, прошла к шкафу. Принялась собирать ценные вещи, пока нянюшка подметала локоны с ковра и бросала в тлеющий камин. Собрав всё, я приблизилась к ней.

— Дева пусть сохранит вас… — дрогнул её голос.

— Мне только выбраться отсюда, — проговорила я. В голове смутные, но всё же были планы. Главное — оказаться подальше от Саймоса, а потом я придумаю как вернуть своё имя и дом. — Я обязательно вернусь, — прошептала и утешительно погладила женщину по спине. — Береги себя, Дори.

— Не волнуйтесь за меня, госпожа, вы берегите себя… — она всё же заплакала.

— Мне нужно идти, — сглотнула я, отстраняясь.

Няня проводила меня потайным ходом, предназначенным для слуг.

Ледяной туман скользил по ногам, заставляя ёжиться. Я вгляделась в темноту и пошла вдоль стены прочь от дома, подкрадываясь к задним воротам. Там была лазейка, о которой не знал никто. Воспользовавшись ею, я оказалась в сырых зарослях можжевельника. Вскоре я вышла на дорогу…

…До столицы я добралась на рассвете. Торговая площадь постепенно оживала, торговцы открывали лавки, поднималась суета. Я бродила по рынку, пытаясь найти ювелирную лавку, где можно обменять украшения на деньги. Но меня принимали за бродягу, никто не воспринимал всерьёз.

— Гляди куда идёшь, раззява! — носильщик жёстко отпихнул меня со своего пути.

— Извините, — пробурчала я, радуясь тому, что меня всё же путают с мальчишкой.

Это хорошо. Очень хорошо. Но плохо то, что ни в одной ювелирной лавке меня не приняли, прогоняли с порога.

— Прочь, нищеброд! — только и слышала я.

Грубость выбивала из колеи. Я не привыкла к такому обращению, отчаяние накатывало с каждым часом моего блуждания все больше. В столице все оказались злыми и неприветливыми. Никому не было дела до моей беды.

Я мерзла — осенние рассветы становились холодными и сырыми, меня пробирало до костей. А погреться негде. Столица Энстердон огромная, она давила своей суетой, мрачностью и безжалостностью. Это не в моём городке в Хоффроне, где жизнь текла спокойным ручейком.

Я уже совсем перестала смотреть под ноги, сжимая плечи и стиснув зубы, вынырнула из толпы и носом уткнулась в ещё одного прохожего. И закрылась руками, ощущая кожей, что на этот раз оплеухи не избежать. Но, как ни странно, никто меня бить не собирался.

— Всё в порядке? — старушечий голос был скрипучий и жёсткий.

Я подняла глаза и застыла. Передо мной стояла седовласая женщина в отрепьях, глаза мутные, на носу уродливая бородавка. Я мотнула головой, почему-то испугавшись, и в то же время щёки мои загорелись — я отчего-то дико смутилась. Может, потому что старуха смотрела на меня будто насквозь.

— Я тебя не видела раньше, откуда ты?

— Из далека, — ответила уклончиво.

Старуха закивала, тряся лохматыми космами. А мне захотелось убраться подальше.

— Обманывать можешь кого угодно, я чувствуя, что ты необычная.

Я встрепенулась, оглядываюсь по сторонам, боясь, что нас кто-то услышит.

— Ты скрываешься не просто так.

— Вы ошиблись, — вздёрнула подбородком.

Я хотела уйти, но она схватила меня за руку костлявыми пальцами и дёрнула назад. Старая, а сил больше, чем у меня — неужели я настолько ослабла от этой проклятой печати? Я тут же испугалась, что она почует мою магию.

— Когда пройдёт время, от помощи не отказывайся, — вдруг заговорила нищенка, — следуй за тем, кто первый предложит помощь. Ты можешь вернуть то, что утрачиваешь.

— Матушка, пойдём, — вдруг подошла женщина.