Докричаться до отца

Владислав Дорофеев

Книга «Докричаться до отца» рассказывает о представителях семи поколений одного рода, истории которых казалось бесследно рассеялись во времени и пространстве. Это эксцентричный роман-предание, где невозможно провести грань между семейной легендой, документальной хроникой, фарсом, игрой авторского воображения. Лучше всего говорят о книге имена ее героев: Дорофей-Волкодав – одолевший в одиночку стаю волков при строительстве деревни на Урале, куда он перевез семью из еврейского местечка под Пинском; Яков-Плотник – женившийся на бывшей подруге Александра Ульянова; Гавриил-Лошадник, самовольно оставивший службу ради страстной любви своей суженной, преодолевшей ради встречи с ним в Тюмени несколько сотен километров таежного зимника в крещенские морозы 1914 года. А ещё Симон-Механик – незаурядный самоучка, открывший в себе телепатические способности после железнодорожной катастрофы, случившейся с ним по дороге домой после военного столкновения с японцами в районе монгольской реки Халкин-Гол; Георгий-Офицер, которому были дарованы чудесные спасения в отрочестве, Автор-Хроникер, по дороге на проводы отца увидевший на границе степи четырех всадников Апокалипсиса. «Докричаться до отца» – это стремление дотянуться до своих предков, соединив в одном повествовании две истории: библейскую человечества и обозримую одного рода и семьи. Какая линия поведения, какие события историчны, какие вели в тупик и к забвению? В каждой из представленных историй есть свои закономерности, свой договор с Богом, божественный план. Даже зримое отступление от плана – самоубийство одного из представителей рода или распятие Христа – есть часть единого плана. В основу книги легли документальные записки отца автора, офицера запаса. После тяжелой болезни он взялся восстановить историю своего рода, как казалось, навсегда утерянную, а точнее, никем и никогда не записанную. Он осознал, что это его последняя возможность что-то изменить, восполнить, выяснить, исправить кривизны своей жизни. Это было искупление, акт покаяния, передача эстафеты. Это были не только его знания, его память. Отец автора вел переписку с родственниками, ездил на места родовых могил и бывших гнездовий, опрашивал современников и свидетелей, по воспоминаниям и обрывкам полученных сведений собирая крупицы рассеянных знаний. На костылях, или с черной складной походной тростью, в неизменно помятой шляпе, с армейским вещмешком. Отец автора умирал трижды, но перед тем, как окончательно уйти, успел воссоздать хронику рода по мужской линии с начала 19 века, в жизненных обстоятельствах и человеческих деталях, в реальных людях из плоти и крови. Успел оживить истлевшую давно память нескольких поколений предков, потому как ушедшие живы, пока мы о них думаем, молимся, помним, читаем. Владислав Дорофеев

Яков-Плотник, сын Дорофея, отец Гавриила

Яков/Иаков, сын Дорофея, — крещен на девятый день от рождения, в храме, то есть без матери, которой до сорокового дня вход запрещен в святое место. Яков по русскому закону родства по отцу — еврей, но крещеный, но уже не новокрест, в отличие от отца Дорофея. Его русская жена Софья была дочерью орловского помещика. Одно время университетской подругой Александра Ульянова, цареубийцы и старшего брата будущего Владимир Ульянова (Ленина), с которым Софья рассталась еще до его ареста и казни, разочаровавшись в дикой и грязной безнравственности и гордыне революционных террористов.

Софья ушла из дома менять самодержавие. Но не убивать царя! Софья плюнула старшему Ульянову в лицо. Буквально. Слава Богу! Нашелся хотя бы один человек, который плюнул ульяновскому отродью в лицо. И этот человек — моя прапрапрапрабабка Софья.

Откуда, вообще, эта тотальная неприязнь, отторжение и недоверие, к монархии и власти, охватившие просвещенную часть российского общества в конце 19, начале 20 веков? Откуда эта щемящая душу нечеловеческая ненависть к монарху, собственно, народу, идея которого, принцип реализации, выражен посредством монархии.

Отец Ульянова был генерал-губернатором, но женившись на еврейке Марии Бланк, лишился генерал-губернаторства и получил попечительство. Мать братьев Ульяновых Мария Бланк, была фрейлиной при царице, возможно, у нее был любовный роман с великим князем, к которому она ходила просить о помиловании сына. А ведь потом еще выйдет на сцену Владимир, в итоге отомстивший за старшего брата, расстрелом царской семьи, разрушение России не входило в его планы, это было следствием его борьбы и мести семье Романовых. По одной версий младшего брата в свое время отчислят со второго курса университета за изнасилование какой-то барышни, а не за протесты, согласно официальной советской биографии. Преступная психология у братьев Ульяновых в крови, впрыснута в состав крови.

Софья уехала на Урал, по найму, в школу учить детей. В дорофеевскую деревню она попала случайно, ездила по деревням собирать учеников. Она влюбилась в Якова первая. О чем сама и сказала Якову, не дожидаясь, пока он обратит на нее внимание, потому как петербургские уроки женского равноправия не были напрасными.

Якову к тому времени было двадцать три года. Он был высок, костист, носат, с огненными глазами и смольно черен. Софья была пухленькой барышней, с бездонными небесными глазами, потрясающей улыбкой, и, как бы сейчас сказали, сексуальным голосом. У Софьи была маленькая, изящная головка, рыжие волосы и брови дугой. Крепкие руки и цепкие пальцы. И глаза. Тигровые глаза. Пламенеющий взгляд. Это не глаза, а куски пламени. Горящая свеча. В этих глазах всегда был огонь. И огонь этот не адов. В глазах судьбы.

Воли и характера Софье было не занимать, о чем говорил ее раздвоенный крепкий подбородок. Дорофея это и привлекло в невестке. Он, правда, поставил ей единственное условие — ходить в церковь, быть набожной, и воспитать детей с Богом в сердце. Ей, несостоявшейся бомбистке! Согласилась. Влюбилась в Якова.

Яков, как и Ефрем, стал мастером, в совершенстве освоил свое ремесло, но его материалом было дерево, а главным инструментом топор. В этом был его дар, проявленный очень рано, уже лет в пятнадцать он был известным в округе плотником. Совсем как Иисус, говаривала ему мать.

В отличие от Дорофея, который любил руководить и организовывать, Яков предпочитал индивидуальный труд. Он любил строить. Впрочем, своей строительной артелью, которую он организовал в неполные двадцать лет, он заправлял без особого напряжения. Яков построил несметное количество домов и мельниц в округе. К нему приезжали заказчики со всей губернии. Обращались уважительно — «Яков Дорофеич»!

Яков построил дом, в котором семья встретила двадцатый век, пережила три революции и выдержала две мировые войны. Неохватный пятистенок, с неясным запахом олив, травы, земли и моря, молельной комнатой без окон и небольшим иконостасом.

Яков был молчалив. Сохранилось в памяти рода его любимое выражение — «Ум дома — в отце, сердце дома — в матери».

По последней в девятнадцатом столетии переписи вышло, что в деревне жили сто семьдесят четыре землевладельца, со своими семьями и хозяйством. А всех душ вместе с младенцами, женщинами и стариками там благополучно проживало семьсот сорок человек.

К тому времени Яков родил Гавриила. В тот же год родился поэт Владимир Маяковский. Шел 1893 год.

Новорожденный Гавриил был белобрыс. Дорофей умилился, а Елена расстроилась, поскольку хотела черненького.

После рождения Гавриила Дорофей рассказал Якову родословную до Авраама. Яков не спал всю ночь. Пошел к реке, искупался. Август был на исходе, ночи стали длиннее. Долго сидел у воды. Затем до восхода солнца молился у материнской Богородичной иконы.

Омытый любовью, Яков встал с колен, поклонился, вышел во двор, простер руки восходящему солнцу и запел песню, которой его научил Дорофей. Дорофей говорил ему, что рождественскую песню мужчина поет, когда постигает правду и любовь.

Сохранилась фотография Якова. Послереволюционная, сделанная перед самой смертью. Пробивающий время и пространство сильный взгляд человека, знающего себе цену. Во взгляде нет страха, есть непримиримость. Умер Яков ровно через девяносто лет после рождения Дорофея. Яков захлебнулся от ненависти к большевикам. Его отпели в деревенской церкви. А на следующий день приехал большевистский негодяй из коммунистического райкома-горкома-обкома и закрыл храм в деревне.

Шел 1927 год. Похоронен Яков на деревенском кладбище, могила не сохранилась.

Могилы Ефрема, Дорофея, Якова растворились в земле. Некуда прийти коленопреклоненно помолиться об их душах.