Искры летнего костра

Виктория Вашингтон

Стать вожатой в лагере и получить в напарники парня, которого по моей вине бросила девушка. Так могло повезти только мне. Надежда лишь на то, что я достаточно изменилась за эти годы и он меня не узнает. Но это было бы слишком просто. Этот месяц будет жарким.

8

Семь лет назад

Смена в лагере не отличается ни от одной из множества других, уже проведённых здесь. Единственное — это мой проснувшийся талант к рисованию. Правда, судя по тому, что я вижу сейчас перед собой на альбомном листе, его попросту нет. Но от этого желание взять в пальцы карандаш и рисовать что-то из того, что яркими картинками всплывает в голове, никуда не пропадает. Наоборот, ощущаю воодушевление, стоит только присесть отдаленно от остальных и коснуться грифелем чистейшего белого простора.

Словно в мультике в один момент создаётся ощущение, что вокруг головы начинают летать птички, от появившегося резкого головокружения и неприятной ноющей боли. Зарываю глаза и касаюсь ушибленного места.

— Ты в порядке? — слышу чей-то голос, но не пойму чей из-за того, что в ушах немного звенит. — Прости, я случайно. Отвести тебя в медпункт?

Открываю глаза и вижу перед собой Холодова. Кто-кто, а он обязательно каждый год попадает со мной в одну смену. Или же, аналогично мне, проводит здесь все лето. Кажется, он местный и живет тут со своим дедушкой, пока родители устраивают жизнь в большом городе.

— Слышишь меня? — обеспокоено спрашивает, внимательно вглядываясь в глаза.

У него они самого обычного карего цвета. Но если что-то такое, что постоянно не позволяет оторвать взгляд. Смотрит он так, будто способен залезть в твою голову, и узнать все-все сокровенные секреты. Постоянно ощущаю, что щеки начинают печь от такого взгляда, но по-прежнему не могу его отвести.

— Слышу, — отвечаю, немного отодвигаясь в бок, потому что становится неловко от такой тесной близости. Кажется, настолько вблизи ко мне Егор ещё никогда не был.

— Не нужен мне медпункт, — бросаю взгляд в сторону, и понимаю, что причина моей головной боли, мяч, брошенный Холодовым. — От этого ещё никто не умирал.

— Мало ли, — виновато улыбается он. — Точно все в порядке? Голова не кружится?

— Нет, — нагло вру. — Иди уже, тебя ждут.

Замечаю, как за нами наблюдают все, кто играл в мяч. В том числе, девушка Холодова — Аня Морозова. Она, кстати, смотрит внимательнее всех. По моим подсчётам они встречаются целую вечность. По крайней мере, далеко не первый год. И это, как говорится, самая известная парочка на селе. В нашем случае, в лагере. Что-что, а многие обсуждают то, что их союз идеальный и нерушимый. Куда там, если даже их фамилии буквально созданы, чтобы дополнять друг друга?

Уже не один раз они ставили на уши весь лагерь, когда сбегали по ночам на «тайные» свидания, и их пропажу обнаруживали вожатые. Правда даже они привыкли, что у ребят любовь-морковь, и со временем перестали бить тревогу в похожих случаях.

— Ладно, — продолжает Холодов. — Если будешь плохо себя чувствовать — просто найди меня.

— Обязательно, — он не замечает, что эту фразу я говорю с сарказмом, подмигивает и поднявшись, отправляется сначала за мячом, а потом обратно к друзьям.

Морозова виснет на нем, стоит Егору только приблизиться. Закатываю глаза. И зачем только постоянно свои обжимания выставлять напоказ? Никогда этого не понимала, и, наверное, не пойму.

— Нет, ну ты видела? Вот ведь стерва! — возле меня мгновенно материализуется злая Маша.

В нашем лагере она впервые, но родители прислали её на целое лето, поэтому наше знакомство длится уже второй жаркий месяц. И, вроде, нас даже можно мало-мальски назвать подругами. По крайней мере, она рассказывает мне буквально о каждом своём шаге.

— Ты о чем? — спрашиваю, не понимая, в чем дело.

— Ты разве не видела?! — возмущается она, поправляя свои шелковистые волосы. — Эта из-за Морозовой тебе в голову прилетело! Она мяч киданула! — Маша разминает кулаки так, будто уже сейчас готова броситься в бой. — Как же она раздражает! Ещё и Холодов прибежал за неё прощение просить! Ну вот скажи, разве она этого стоит?

Совсем не удивляюсь Машкиным возмущениям. Ей позволительно. Холодов покорил её девичье сердечко, стоило ей только впервые на него взглянуть. И все, пропала девчонка.

Правда, я в этом видела лишь глупость. Настоящую девчачью глупость. Ну какая влюбленность, если он с ней за два месяца даже не разу не заговорил?

В целом, это главная причина по которой изо дня в день я выслушивала триады о неидеальностях идеальной Ани и о том, какой же Холодов неземной красавчик.

Слишком сильно начало напрягать, из-за чего общение с Машей с каждым днём стала сводить к минимуму.

От полученной информации, я всего лишь бросила взгляд в сторону Морозовой. Подумаешь, попала мячом. Со мной в школе и не такое случалось. Однажды в спину случайно прилетел мяч, когда я впервые забралась по канату до самого верха. До сих пор не знаю, как не слетела оттуда от неожиданности. А то, что Холодов попросил прощения, приняв всю вину на себя. Ну, учитывая их незримую силу любви, совсем неудивительно. Спасибо, хоть кто-то из них решил принести извинения.

— Мне наплевать, — пытаюсь снова сфокусироваться на рисовании, но заранее знаю, что попытка не увенчается успехом.

Маша в упор не замечает моего нежелания продолжать эту тему. Она продолжает свои возмущения насчёт Морозовой и заявления о благородстве Холодова. Правда, практически все я пропускаю мимо ушей, снова сосредотачиваясь на нарисованных пейзажах. Все, кроме того, что буквально цепляет и фокусирует внимание на словах подруги.

— Не зря он ей изменил, — радостно выплевывает она. — Жаль не со мной, я бы была не против.

— Что? Ты о чем? — в этот момент у меня буквально замирает сердце. Как такое может быть?

— Ты ещё не слышала? — подруга мгновенно и восторженно начинает новую историю. — Егор вчера целовался с Семеновой из третьего отряда. Их застукали вожатые.

От шока уставляюсь сначала на подругу, а потом на Холодова, который преспокойно продолжает игру.

— Да ну, бред. Кажется, у них все хорошо, — облегченно выдыхаю, когда Морозова подбегает к Егору и оставляет поцелуй на его щеке.

— Потому что она не знает, — щёлкает пальцами Маша. — Ты же знаешь, у Егора тут все братья и друзья. Никто просто не посмеет рассказать ей правду, потому что побоятся.

Замечаю логику в словах подруги и в одночасье смотрю на эту пару совсем другими глазами.

Просыпается какая-то резкая неприязнь к Холодову и нереальное сочувствие к ничего не подозревающей Ане. Разве можно так играть человеческими чувствами? Животный поступок, который не терпит прощений и оправданий.

Маша продолжает что-то рассказывать. И вполне понятно, что новость о моногамности Егора её несомненно радует. Это ведь даёт ей шанс конкурировать с идеальной Морозовой. Ну а что? Семёновой то из третьего отряда перепала капелька его тепла, а чем Маша хуже?

Весь этот бред в её исполнении пропускаю мимо ушей, продолжая в упор пялится поочередно на Егора и Аню. Серьёзно, ну как можно совершать такие бесчеловечные поступки? Ведь если только подумать, что она почувствует, когда правда вскроется, становится тошно. Но если представить, что Морозова будет дальше жить в розовых очках, не представляя на что способен человек, в которого она влюблена, то…Даже не знаю, что в данном случае хуже.