Искры летнего костра

Виктория Вашингтон

Стать вожатой в лагере и получить в напарники парня, которого по моей вине бросила девушка. Так могло повезти только мне. Надежда лишь на то, что я достаточно изменилась за эти годы и он меня не узнает. Но это было бы слишком просто. Этот месяц будет жарким.

10

— Не лезь ни в своё дело, — впервые за два дня Егор окидывает меня таким холодным взглядом, ни терпящим ничего.

Дыхание перехватывает, потому что так он на меня уже смотрел однажды. И, оказывается, этот взгляд настолько въелся в мою память, что по телу мгновенно пробегают мурашки. В эту самую секунду я почти убеждена, что он все-таки помнит меня. Совсем не забыл то, что совершила в тот злополучный вечер.

Буквально язык проглатываю и совсем не нахожу слов, чтобы атаковать в ответ. Ощущаю в груди сильный протест и вызов, но оно будто придавливается мощной грудой испуга, отчего продолжаю стоять истуканом и клипать глазами.

— Видимо, ты забыл, в какой роли находишься здесь, — наконец-то набираюсь смелости, придавая себе немного суровости во взгляде. Сейчас это максимум того, что могу из себя выжать. С языка едва не срывается фраза о том, что он давно не подросток, который крутил любовь с Морозовой. К счастью, вовремя беру себя в руки.

— Спасибо, что напомнила, Майя, — он выговаривает моё имя как-то по-особенному, делая на нем акцент. Или мне уже просто чудится от нервов? Теперь его взгляд просто холодный и отстранённый. — Но я как-нибудь сам разберусь. Договорились?

Он кивает в завершение собственных слов и закрывая дверь своей комнаты на ключ, идёт по коридору.

— Не договорились, — бросаю ему в спину, раздражённая таким пренебрежением к своим обязанностям и к самой мне.

Бесспорно, такой поворот событий цепляет самооценку. Даже слишком.

— Не мои проблемы, — Егор пожимает плечами, скрываясь за поворотом.

Вот и поговорили. Второй день в роли вожатой подходит к прекрасному завершению. В кавычках, естественно.

Все время, пока малышня выступает, я беру с Холодова пример, и даю ощутить им собственную поддержку. Правда, не знаю, получается ли у меня. Судя по тому, что концерт проходит задорно и дети довольны — справляюсь неплохо. Правда, если не брать в расчёт то, какие ненавидящие и раздражённые взгляды я бросаю в сторону Егора. Он в свою очередь, черт возьми, лишь единожды скользит по мне безразличным взглядом и никак не реагирует на мой красноречивый, чем распыляет злость во мне ещё пуще прежнего.

Во что бы мне это не вылилось, но я точно не могу позволить себе закрывать глаза на такую вопиющую безнравственность. Пускай, я сильно жалею, что уже однажды влезла в личную жизнь Холодова, хоть сделала это из лучших побуждений. Но теперь все совсем не так, как тогда. Думаю, буду последней дурой, если позволю ему вот так вот в открытую пудрить мозги совсем юной девчонке. И если только задуматься, что об этом ещё кто-то узнает, даже представлять не хочу, во что это выльется. Действовать необходимо, однозначно.

Семь лет назад

«Аня, я считаю, что ты обязана это знать! Холодов ещё тот подлец, и вчера целовался с другой! Вряд ли кто-то другой откроет тебе на это глаза»

«Ох! Я смотрю ещё одна «праведница» решила «открыть мне глаза»? Факты доказывающие твои слова есть? Мне в месяц по несколько раз пишут, такие, как ты»

Глупо клипаю глазами, вглядываясь в текст пришедшего сообщения. Она мне не поверила? Почему, я ведь хочу, как лучше! Унизительно любить человека, который за спиной вытирает об тебя ноги. В том, что друзья и знакомые будут до последнего на стороне Егора, сомнений вовсе не возникает.

«Но это правда! Открой глаза, неужели приятно, когда тебя за спиной поливают грязью и обсуждают, как легко, оказывается, охомутать твоего парня? Там уже очередь желающих оказаться в следующий раз на месте Семёновой»

« Я тебя услышала. Спасибо за информацию.»

Она больше не требовала доказательств. Да и манера её письмо тут же, кажется, изменилась. Что случилось? Не могла же она резко поверит мне сообщение спустя? Её первый порыв был агрессивным и не терпящим никаких доводов. Таким, будто Аня в априори не может даже чуточку сомневаться в Холодове.

Конечно, я понимаю, что их отношения, думаю, давным-давно перешли черту недоверия и прочей ерунды, учитывая то, какими крепкими и прочными они кажутся с первого взгляда. Но признаться честно, очень сложно представить себя на её месте. Это же насколько нужно верить человеку, чтобы безоговорочно защищать его невиновность. Может быть причина в том, что в моей жизни однозначно нет таких людей, к котором бы могла испытать такое искреннее, чистое и сильнейшее чувство веры.

Морозова больше не писала. Впрочем, как и я ей. К чему? О том, о чем мне хотелось ей рассказать, уже написано, а что делать дальше плана не имелось. Сразу стало как-то тревожно что-ли. Кто знает, что сейчас происходит между ними, и во что это выльется?

Решение написать Ане далось отнюдь не легко. Но ещё сложнее было ходить с мыслью, что на моих глазах так жестоко поступают с человеческими чувствами, а я бездействую, хотя имею возможность помочь. «Возможность, которая мне совсем ничего не стоит» — повторяла себе каждый раз, пока искала Аню в соцсетях и в процессе, когда пальцы быстро и спутанно порхали над буквами смартфона.

Кто же знал, что я могу так сильно заблуждаться? Уж точно и подумать не могла, что этот ничего незначащий поступок запустит механизм событий в моей жизни на годы вперед. И о последствиях, которые грядут, узнала на следующий день, стоило лишь столкнуться с Холодовым посреди площадки. Буквально сразу ощутила, что освежающий воздух стал более спертым и перестал приносить удовольствие каждым вдохом. Дышать в целом стало сложнее, когда в фокус зрения попала надвигающаяся фигура Егора. Он выглядел злым. Таким, будто стоит его коснуться — все вокруг мгновенно взорвется и разлетится на тысячи кусочков, которые больше никогда не станут одним целым. Слишком устрашающе. И, видимо, так казалось не только мне, потому что ребята, находящиеся рядом и обычно тут же пожимающие Холодову руку, расспрашивая о том, как его дела, сейчас держались на расстоянии. Никто не решался даже выкрикнуть привычное «Привет, бро!». Тем самым напрягая обстановку, что вырисовалась в моей голове до максимального придела. Да нет, что там, выше придела. Намного выше.