Дыхание Луны

Виктор Пикар, 2016

Древнейший артефакт, жезл Моисея, тысячелетиями хранился в джунглях на затерянном острове. И вот случайно он попадает в Москву. Наш герой нечаянно приводит его в действие и обнаруживает, что невиданная сила, скрытая внутри жезла, творит удивительные вещи. Два человека, находящиеся в его поле действия, становятся как один… Соединившись чудесным образом с прекрасной слепой девушкой, он обретает настоящую любовь и наслаждается самым изысканным образом, пока ее не похищают… Ему предстоит найти ее снова и пройти путь, полный невероятных приключений и неожиданных открытий. В поисках любимой ему придется соединиться таким же чудесным образом со многими людьми, злодеями и праведниками, порой странными и непредсказуемыми, и вместе с ними найти ответ на, быть может, главный вопрос мироздания, – о том, какая сила управляет человечеством и этим миром – добрая или злая. Ведь если эта сила – любовь, если она добрая и творит добро, то почему мы, люди, так много страдаем?

Маша и медведь

Следователь смотрит на меня с интересом.

— И что это было?

— Маша потом рассказала мне, что я вел себя, как медведь — она легко вычислила пришельца. С самого начала, меня выдали посторонние резкие запахи — виски и сигара. Она делала вид, что не почувствовала меня. Когда мои ноги споткнулись о табурет, она стремительно, не теряя ни секунды, как учил ее отец, принеслась в то место, где должно было быть мое тело, и ужалила, наугад, электрошокером. Как оказалось, точно. Главным в этой истории является то, что несколькими секундами ранее я привел в действие прибор, из каких-то там джунглей на островах. Отец Маши, морской офицер, получил его от своего отца, деда Маши, а тот — у умирающего хранителя древнего рода, как диковинный сувенир. Случайно, оставил на табурете, у стены, в гостиной — он так и не понял, что это такое и зачем нужно. Позже, мы стали называть его «объединитель» — скоро вы поймете, почему. Электрический разряд вкупе с активизированным прибором приводил к тому, что два человека, оказавшиеся рядом, становились одним человеком.

— Что ты сказал?

Следователь, разумеется, не понял. Я смакую этот момент, растягиваю удовольствие.

— Два человека становились одним.

Повторяю, как ни в чем не бывало.

— Одним?

Он морщит лоб. Потом кривится, недоверчиво.

— Как это — одним?

— Так это.

— Да ладно!

— Конечно, речь не идет о телах — каждый оставался в своем теле. Но ведь и человек — это нечто большее, чем физическое тело.

— Поясни.

— Человек — это желания. Каждый из нас является тем, что он хочет.

— Допустим.

Следователь смотрит на меня как-то странно. Так странно, что я думаю о том, как не переборщить.

— Когда я очнулся там, на полу гостиной, Маша сидела рядом, прямо на паркете, вытянув свои прекрасные ноги в белых вязаных носочках, и гладила меня по голове, как любимую собачку, обоими руками, зарываясь пальцами в моих волосах. Она уже ощущала это, а я — еще нет.

Я делаю многозначительную паузу, но вижу, что его это раздражает.

И тогда я говорю главное:

— Она чувствовала мои желания как свои собственные. Как будто я — это она, только в мужском исполнении.

Брови следователя ползут вверх от удивления.

— А ты?

— А я, как только очнулся, ощутил ее желания, как мои. Как будто она — это я сам, только в женском облике.

Он молчит, смотрит на меня расстроено, его лицо кислое как лимон, он достает сигаретку, крутит ее между пальцев:

— Зачем ты так шутишь? Зачем так нелепо дуришь меня?

Я пожимаю плечами.

— Ты сам просил рассказать, как все было на самом деле.

Он отходит к окну, встает ко мне спиной, молчит еще дольше — минуты три, думает. Не оборачиваясь, тихо бормочет, сам себе:

— Я дважды пробуждался этой ночью

И брел к окну, и фонари в окне,

Обрывок фразы, сказанной во сне,

Сводя на нет, подобно многоточью,

Не приносили утешенья мне. (Бродский)

Через пару минут он спрашивает:

— Ты читал ее мысли? А она знала, о чем думаешь ты? Так, что ли?

Я радуюсь тому, как он продвинулся в своих выяснениях.

— Мысли — обратная сторона желаний. Когда человек хочет чего-то, он потом думает, как это сделать, как добиться желаемого. Но сначала — желания, потом уже мысли. А некоторые желания даже не оформлены мыслями — например, вы хотите спать, и спите — а мысли только мешают. А во время оргазма — думаете ли вы о чем-либо? Ум полезен тогда, когда старые радости приелись, и нужно искать нечто новое, — тогда он и раскидывает свою паутину, как паук, в поиске новых жертв, новых удовольствий, новой пищи.

— А короче?

— Мы чувствовали то, что хочет каждый, напрямую. Желания — это огонь, а мысли — дым вокруг него. Если мы видели возможность еще больших наслаждений, то немедленно сплетались мыслями, как стволы деревьев в джунглях, в намерении как можно быстрее реализовать их.

— А еще короче?

— Глупо заниматься чтением мыслей, если есть наслаждение в тысячу раз большее.

Он смотрит на меня, и не понимает.

— Ладно, проехали. И что вы делали потом?

— Просто исполняли желания друг друга, все подряд, любые, как свои собственные, и наслаждались этим сверх всякой меры, целый месяц, самый сказочный и счастливый месяц в нашей жизни, пока не вернулся ее отец.

Он не выдерживает:

— Так в чем наслаждение-то? Я и так могу радовать себя самого. Зачем нужен еще кто-то, с его желаниями?