Дыхание Луны

Виктор Пикар, 2016

Древнейший артефакт, жезл Моисея, тысячелетиями хранился в джунглях на затерянном острове. И вот случайно он попадает в Москву. Наш герой нечаянно приводит его в действие и обнаруживает, что невиданная сила, скрытая внутри жезла, творит удивительные вещи. Два человека, находящиеся в его поле действия, становятся как один… Соединившись чудесным образом с прекрасной слепой девушкой, он обретает настоящую любовь и наслаждается самым изысканным образом, пока ее не похищают… Ему предстоит найти ее снова и пройти путь, полный невероятных приключений и неожиданных открытий. В поисках любимой ему придется соединиться таким же чудесным образом со многими людьми, злодеями и праведниками, порой странными и непредсказуемыми, и вместе с ними найти ответ на, быть может, главный вопрос мироздания, – о том, какая сила управляет человечеством и этим миром – добрая или злая. Ведь если эта сила – любовь, если она добрая и творит добро, то почему мы, люди, так много страдаем?

Бордовый

— В первый же вечер Златан устроил пир на своей съемной квартире — туда мы приехали. Он заказал гору суши с доставкой, и достал из бара несколько бутылок темного рома. Мы выпили, в ожидании еды, пару литров, и захмелели. Он говорил тосты о братстве, о настоящей мужской дружбе, когда живут вместе и умирают друг за друга, а я слушал его, зная, что доставляю ему этим огромное наслаждение. «Номер один». Помнишь? Он говорил еще больше, видя, как я радуюсь тому, что делаю его счастливым, слушая его восторженные речи. Он делал это не для себя конечно — но для меня, наполняя мое желание доставлять ему удовольствие непревзойденным восторгом. «Номер два». Наши радости и устремления сплетались в потоке любви и взаимного и чуткого внимания друг к другу, образуя все более прекрасные и возвышенные состояния единства три, четыре.. десять — и так до бесконечности. Мог ли я представить себе, что эта скотина, что это животное в человеческом обличье, способно на такие тонкости восприятия реальности? Незаметно, мы выпили еще пару бутылок — и расчувствовались, и совершенно опьянели — а суши все не было. Он включил музыку — Tony Junior, Immortal. Видимо, его любимая. Под бешеный ритм мы вскочили, и прыгали, как дети, и носились по комнате, выделывая немыслимые кренделя. Я кричал ему — что ты чувствуешь? Как будто бы сам не знал. Он отвечал — я огромный бардовый дракон с черными железными крыльями, изрыгающий пламя, испепеляющий все вокруг. Я лечу прямо к Солнцу, чтобы слиться с его протуберанцами в дикой огненной пляске, я хочу померяться с ним силами. Он спрашивал меня — а что чувствуешь ты? Как будто сам не знал. Я отвечал — я изначальный звук этой Вселенной, первопричина всего, а если точнее — мощное биение барабанов, сотрясающее все миры так, что даже муравьи выползают из своих муравейников и пляшут, задрав свои усы наверх. Потом он выпил пару каких-то таблеток, и дал мне — глотай! Звучала новая музыка, такая же бешеная, мы плясали до изнеможения, истекая потом, и в какой-то момент я почувствовал, что исчезаю, выхожу из физического тела. Что он мне дал? Я спрашивал его — что ты чувствуешь? Как будто бы не жил внутри него. Он отвечал — я напряжение в миллиард вольт, в огромном космическом трансформаторе, и через мое поле бегут все токи — гравитация, свет и тьма, все проходит через меня так быстро, что планеты и галактики сходят со своих орбит. Он спрашивал меня — а что ощущаешь ты? Как будто не жил внутри меня, каждую секунду. Я отвечал — чувствую себя временем, которое внезапно остановилось, чтобы выйти из себя, посмотреть на течение секунд снаружи и понять — куда и зачем оно идет? Может, лучше повернуть вспять? А может, есть что-то вне времени? Потом в дверь зашел какой-то бандит, русский, и сначала выпендривался, но быстро сник, когда Златан стал бешено колотить его кулаками. Я спрашивал его — что ты чувствуешь? Как будто бы не ощущал это пронзительней его. Он кричал мне — чувствую себя богом войны, у которого множество рук, в которых — кувалды, отбойные молотки, камни и атомные бомбы. В своем праведном гневе, я ненавижу трусов, предателей и врагов. Он интересовался, не переставая молотить своими отбойными молотками — а что чувствуешь ты? Как будто бы не ощущал это пронзительней меня. Я хрипел — чувствую себя злом всего мира и при этом — важнейшим элементом мироздания, ведь если бы не было зла, что бы делало добро? И, если бы не было противоположностей и противоречий, тьмы и света, как будто бы воюющих друг с другом, над какими испытаниями и выяснениями поднимались бы люди, чтобы понять друг друга, слиться в объятиях любви и понять, что все — едино? Потом в квартиру робко зашло несколько молоденьких девушек, и мы…

— Стоп!

Следователь грозит мне кулаком.

— Достаточно. Не хочу больше слушать об этом. Давай пропустим эту страничку. Меня интересует вот что: ты совсем забыл о Маше?

Он смотрит на меня брезгливо.

— Нисколько.

— Не верю.

— Хорошо. У тебя есть тело, и ты чувствуешь все его органы. Так?

— Допустим.

— Так вот, я чувствовал всех людей, которых любил, и Машу, и Златана, одновременно, как органы своего тела. Так понятно?

— Допустим. И что чувствовала Маша, беременная твоим ребенком, в этот момент, когда ты весело проводил время в компании молоденьких девушек, с этим грязным отморозком?

— Ничего, кроме одиночества, тревоги и бескрайней, абсолютной и всепрощающей любви ко мне — что бы я ни делал и какими бы мерзкими и отвратительными делами, с точки зрения обычного человека, не был занят. Ведь она была мной, а я — ей. Более того, через меня она чувствовала Златана, через меня она любила и его тоже — такого, каким он был, грязного отморозка.

Я смотрю на следователя и думаю о том, что никогда в жизни не видел так близко более изумленного человека, чем он.