Гнездо летучей крысы

Виктор Иваницкий

Когда никто не подаёт пример и не наставляет на какой-либо путь, ты вынужден самостоятельно решать, кем ты станешь. И если молодость всё прощает, то те, кто постарше, могут воспользоваться твоими ошибками. Книга содержит нецензурную брань.

2

Представь себе любовь. Любовь с хорошим вкусом и изумительными формами. У этой любви тонкое чувство юмора, нежные руки и субтильный темперамент. Круглый беззаботный год ты даришь ей тюльпаны, а через какое-то время обезумевшими глазами смотришь порно с её участием. Я уверен, что ты обомлеешь не меньше, чем я.

Нет желания добираться до дома на транспорте.

Мой шаг такой же медленный, как и композиция, что сейчас звучит у входа в круглосуточный магазин. Я знаю её. Обычно она хоть как-то бодрит, совсем не навивает тоску, но сейчас я представляю Валери, стоящую раком. Она оскорбила меня, и именно поэтому я могу различить все её недостатки. Я увижу едва заметную белесую растительность на её квадратном лице, такую же четырёхугольную задницу, которой она так стеснялась поворачиваться во время секса со мной, припоминаю слюни, что текли сквозь тонкие губы в пьяном полудрёме, но, чёрт подери, как же меня всё это… заводит, что ли. Сзади неё — тип, чьего лица я не вижу. И вертится она на его детородном органе так, как я никогда не видел. И не увижу.

Ёб твою мать!

Именно сейчас мой не самый лучший из миров со всеми своими тайнами, загадками, чудесами и супермаркетами теряет цветные краски, праздники и всё живое. Я не вижу никого. Остался лишь я один.

Один.

Один обманутый полупьяный дурачок среди бетонных стен, измазанных и исписанных теми, кто когда-то ходил по этим улицам. Мгновение, и нелепые рисунки и буквы превращаются в размытые, едва различимые лица. Я бы дал им имена и даже огласил бы своими «друзьями», ведь именно ОНИ не дают мне потеряться.

Тем не менее, каким-то образом я попал во двор. Он незнаком, или малознаком, но сейчас это маловажно. Мне просто нужно сесть. И всё равно, что скамья мокрая.

Мокрая.

Интересно, а на сколько мокрая Валери с новым партнёром?

Чёрт!

Приземляюсь на скамью и снова расстёгиваю молнию в поисках пачки. На этот раз никотиновые палочки оказались в моей руке, как только я опустил её в сумку. О, так здесь ещё и полная бутылка виски!

День Рождения.

День, напоминающий, что не все подарки использованы по назначению.

Что ж, сейчас самое время для этакого порочного пикника.

Закурив, я пытаюсь открыть бутылку. Теперь мои руки дрожат, и это порядком мешает процессу.

Терпение, Макс.

Отлично.

Не скурив и половины цилиндра, я бросаю окурок в сторону урны, даже не досматривая, попал ли он в цель. Не похоже на меня. Хотя, пить на лавочке так же не свойственно моим привычкам, но сейчас я на лавочке, и я, чёрт возьми, пью.

Для меня незаметна крепость напитка, ровно, как и косые взгляды прохожих. Я их просто не вижу, но точно знаю: они смотрят.

А мне, знаете ли, всё равно.

И всё же лучше, когда вокруг никого нет. Не стоит сбегать на последний этаж жилого дома или, ещё, хуже, в подвал. Нет. Достаточно сесть в автомобиль. Сесть и уехать, неизвестно куда. Солнечный свет сменит туман, а дома — лес, окрестности которого никогда не видел. Ничего не будет напоминать о прежней жизни, даже песня на радио прозвучит незнакомая, а значит, голова освободится. А, может, и нет.

Вряд ли я об этом узнаю.

Хотя бы потому, что у меня нет машины.

Более того, у меня нет водительских прав.

Тем временем, вместе с виски уходит и день. Я снова пьян, но всё так же неспокоен. Не зол, скорее ошарашен.

Удивлён.

Расстроен.

Да!

Я должен был сказать: «Я расстроен, Валери». Был бы ведь совсем другой итог.

БРЕД.

«Хм… А знаешь, у тебя дурной вкус».

В точку!

Да нет. Вряд ли бы её это задело.

— Как дела?

Справа от меня садится девушка, или, скорее, женщина. Женщина с полуприкрытыми красными очами и весьма короткой юбкой. Естественно, это не всё, что я увидел, но это первое, на что я обратил внимание.

— Чего уставился?

Я по-прежнему молчу и хлопаю глазами.

— Как дела, говорю?

— А, нормально дела. Да, всё в порядке.

Я делаю глоток и протягиваю бутылку женщине.

— Я бы сказала «спасибо», но она пустая.

Действительно.

— Прошу прощения.

— Ничего страшного.

Она завивает указательным пальцем тонкую прядь каштановых волос и пристально смотрит на меня. Её ноги скрещены, а губы как бы говорят, что я ей симпатичен.

Да, она улыбается.

Если я попал в мир, в котором женщины сами рисуют стрелки, ведущие в кровать, а бытовые проблемы отпускают твоё горло, то это здорово. Если нет, то… Всё же, меня всё устраивает.

— Ну а как дела у Вас? — интересуюсь я, облокотившись на сырую спинку скамьи. Женщина наклоняется ко мне:

— Расскажи мне, почему ты грустишь?

— Я просто пьян.

Она пытается сделать таинственный взгляд:

— А грустишь почему?

— Начнём с того, что меня зовут Макс, — я аккуратно беру руку собеседницы и склоняю голову.

— И это тебя беспокоит?

Моё лицо искажает недоумение. Нетрезвое, искреннее недоумение:

— Всего лишь хотел познакомиться!

Что за дура?!

Я резко хватаю сосуд, что всё это время стоял между нами и встаю со своего места. Сделав несколько шагов, я вспоминаю, что поллитровка испита до дна, после чего возвращаюсь к скамье и демонстративно разжимаю кулак над урной, отпуская горлышко тары. Слух опередил зрение — я понял, что промахнулся.

Промахнулся.

Пожалуй, самое подходящее завершение для тошнотворного дня.

Схватив сумку, я бросаю взгляд на незнакомку. Не могу понять выражения её лица. И всё же шаги уводят меня прочь. Чёрт с ней, с незнакомкой.

— Никому не интересно, во сколько ты встаёшь, Макс.

Чудовищно трудно понять смысл этих слов, а уж тем более будучи под колпаком предмета ирландской гордости.

— О чём Вы?

— Важно то, как ты это делаешь, — её глаза играючи щурятся, — и с кем.

Я всё понял и сказал то, о чём подумал:

— Двести.

С лёгкой улыбкой недопонимания она поправляет волосы:

— Что?

— Сто пятьдесят.

Женщина снова закидывает ногу на ногу и задумчиво отвечает:

— Я полагала, что это ты заплатишь мне за любовь.

Вернувшись на своё место, я кладу сумку на колени.

Незнакомка терпеливо наблюдает за процессом раскуривания мною очередной сигареты. Я выпускаю дым и поворачиваюсь в её сторону:

— Сегодня мой двадцатый день рождения и… В общем, я хочу себе хороший подарок.

Слишком милый смех для проститутки. Да, я развеселил её. Создаётся впечатление, что я знакомлюсь с новоиспечённой выпускницей средней школы.

— Ну, так идём же, Макс.

Она хватает меня под руку и вместе мы покидаем уже пустой и тёмный двор.

Я знал отличное место для продолжения «банкета».

***

— Не кури в темноте.

Одной рукой бабочка держит меня за руку, а другой отмахивается от табачного дыма.

— Выйди мы на свет, дым стал бы менее противен для тебя?

— Нет, Макс, — к знакомому прищуру добавились ямочки на щеках. Странно, что я не заметил их раньше, — просто так нас смогут увидеть.

Кто?

Масоны?!

— Какие, к чёрту, масоны?!

— О чём ты, Макс?

— А ты о чём?

— Ни о каких масонах я не говорила!

В её голосе пробежала нотка обиды. До чего же удивительно: я смог задеть шлюху, которой даже не заплачу. Хотя, наверное, в этом всё и дело. Я слишком хорош, чтобы она реагировала, скажем, нейтрально.

— Звучание в моей голове необычайно похоже на твой голос. Вот и всё.

Она снова демонстрирует ямочки:

— Ты серьёзно?

Конечно же, нет. Я просто запутался.

— Серьёзней некуда, дорогая, — я выпускаю дым в её полуприкрытый рот и гашу пепел о салатовую бетонную стену. Прикрыв глаза, моя спутница втягивает дым, после чего с тихим стоном выпускает его остатки наружу. Она прислоняется ко мне и облизывает мою щёку:

— Возьми меня.

Стоит заметить, что обстановка не самая формальная. Даже для проститутки. Мы находимся на третьем этаже не так давно заброшенного детского сада. Не могу сказать, почему его внезапно «бросили», но я твёрдо уверен, что хочу трахнуть эту шлюху прямо на подоконнике, у которого мы сейчас стоим. Я не сильно толкаю её к стене.

— Раздевайся.

Не отрывая взгляда от моих глаз, она приподнимает юбку и начинает спускать трусы. Чтобы полностью освободиться от них, ей приходится наклониться, из-за чего её лицо попадает под лунный свет. По-прежнему красные глаза. Так же я замечаю лоснящийся лоб и пару прыщей на подбородке. Противно? Ни в коем случае. Учитывая нынешний стандарт женской красоты, я смело заявляю, что практически любой изъян только добавляет шарма. Разумеется, в пределах разумного. Но внешность той, что уже освободилась от нижнего белья и плавно опустилась на подоконник, меня ничуть не смущает.

Вполне вероятно, что дефектов лица я бы так и не увидел, встретив её, например, в супермаркете. Уверен, в амплуа продавца она была бы такой же милой, как и сейчас, будучи работницей коммерческого секса. Вот только у кассы я бы воспринял её иначе: барышня в красной кепке и с преступно маленькой грудью пробивает твой товар и искренне тебе улыбается, потому что ты тоже не промах. Улыбается, не выдавая своей полигамной сущности. Такой подход и бородавку спрячет. А проститутки… Проститутки, в целом, как социальная группа мне не импонируют, отчего я и обратил внимание на всю эту дрянь.

Кажется, я зашёл слишком глубоко.

И речь идёт вовсе не о крайней плоти — как раз-таки наоборот: друг задремал, как наркоман в Эрмитаже.

— Что-то не так?

— Всё в порядке, я всего лишь не потрахаюсь.

Её мимика рисует сожаление. Блудница опускается на колени и начинает «будить спящего».

Я точно знаю, что это бесполезно.

Бесполезно, как и всё, произошедшее за последние часы. Точно не могу сказать, сколько прошло времени с того момента, как я присел на скамью, зато твёрдо уверен в том, что было бы лучше разойтись по домам.

Просто разойтись по домам, как только она села на чёртову скамью!

Тем не менее, я остаюсь здесь. Со спущенными штанами и грустным членом во рту рабыни любви.

— Макс, что происходит?

Я снова говорю, не подумав:

— Вымышленное семяизвержение и такой же фиктивный крик удовольствия. Вставай.

По-моему, ответ получился достойный.

Настроение приподнято.

Хотя бы настроение.

Она облизывает губы и опять приземляется на подоконник.

— Ты волнуешься?

Я застёгиваю ремень и пожимаю плечами:

— Нет, что ты. Я уже имел дело с девчонками вроде тебя, просто они не сразу говорили о своём интересе к древнейшей профессии.

— Тебя предали?

Я улыбаюсь:

— Ага. ПОИМЕЛИ.

Путана тянется к воротнику моей рубашки.

— Макс…

— Как тебя зовут? — спрашиваю, отстранив её руки.

— Бити, — растерянно отвечает она. Явно неожиданный для неё вопрос.

— Спасибо тебе, Бити.

— За что? — спрашивает Бити. Я же делаю вид, что не слышу. Я спускаюсь вниз.

Действительно, пора домой.