Королева красоты

Виктор Васильевич Кабакин

Остросюжетная повесть рассказывает о том, что ни богатство, ни статус не делают человека счастливым. Для этого надо еще уметь любить, что, оказывается, ох, как непросто. «В любви признанье – тонкая наука, или искусство – тут уж чет-нечет. Досадная такая только штука, увы, сего предмета в школе нет». Героям, чтобы научиться любить и быть любимыми, приходится пройти через серьезные испытания…

8

Настя с головой окунулась в работу. Удивительная эмоциональность, пластичность, выразительное лицо, умение мгновенно схватывать и передавать любой образ быстро сделали ее модной фотомоделью. Ее популярность росла не по дням, а по часам. Настю начали приглашать на съемки для самых дорогих журналов. Все чаще она стала поздно возвращаться домой.

В такие вечера Сергей Корольков, сидя у телевизора, напряженно вслушивался в приближающийся шум автомобиля, с замиранием сердца ожидал долгожданного скрипа тормозов, резкого хлопанья двери и торопливого стука каблучков. Затем, испытывая в очередной раз разочарование из-за того, что машина на улице промчалась мимо особняка, с тоскливым видом посматривал на часы. Будучи сам человеком творческим, он сознавал, что жизнь одаренных личностей подчиняется, в первую очередь, закону таланта, а талант неизбежно эгоистичен, но ничего с собой поделать не мог. Тревога, словно нежданный осенний дождь, холодом омывала его сердце.

Настя впархивала, как ласточка, в комнату, на ходу скидывала туфли и одежду и взахлеб принималась рассказывать о том, что происходило в студии, как шли съемки, кто чего сказал или сделал смешного… Корольков, глядя на супругу, улыбался, любовался ею, радовался тому, что она, наконец, здесь, рядом с ним. Однако по интонации ее голоса, запинкам слов, движению глаз он старался уловить то, что она, возможно, не договаривала, что пыталась скрыть, делая недосказанное тайной от него, и тогда глухое чувство подозрительности и ревности, помимо его воли, взбухало в нем, как дрожжевое тесто в кадушке.

Слишком хорошо знал он тот противоречивый и достаточно легкомысленный мир, в котором нынче вращалась Настя, и тревожные мысли, даже без видимой причины, сами появлялись и роились в его голове.

Когда они познакомились, ему в ней нравилось все: как она с ним кокетничала, как одевалась, красилась. Приводило в восторг то, что она носила короткую, узкую юбку, подчеркивающую ее стройные ноги и ладную фигуру. Теперь, когда они стали мужем и женой, ее манера одеваться почему-то уже не так ему нравилась. Она носила элегантные юбки и костюмы, эффектно красилась. Однако ему казалось, что делала она это исключительно для других мужчин, с кем нынче, возможно, флиртовала так же, как когда-то с ним. Однажды он завел разговор о ребенке, но Настя со свойственной ей категоричностью заявила, что сейчас, когда она вся живет профессиональными интересами, находится на подъеме к славе, об этом думать рано.

…В день рождения Насти в доме собралась разношерстная публика, главным образом, ее знакомые по работе, о которых Корольков если что и слышал от супруги, то многих в глаза не видел. Публика, в основном, богемная, раскованная, совершенно ни в чем себя не стесняющая и очень этим бравирующая. Самым оригинальным подарком для новорожденной явилась привезенная Махлеским белая изящная козочка, которую восхищенная Настя тут же поцеловала в лоб, а затем велела отвести во двор.

Посередине просторной комнаты стоял огромный овальной формы стол, на котором были разложены разнообразные закуски, и гости сами набирали себе в тарелки понравившиеся блюда. Затем садились за один из небольших столиков, расположенных вдоль стены с расставленными на них спиртными напитками, минеральной водой и соками. Первый тост, естественно, провозгласили за Настю, а после того, как было опустошено несколько рюмок, общее веселье, как водится, распалось по отдельным группам, каждый индивидуально подходил к виновнице торжества и поздравлял ее. Она вставала и благосклонно, словно королева, с мягкой очаровательной улыбкой принимала комплименты и приветствия.

После шашлыков, которые были поданы в стеклянной оранжерее, среди цветущих роз, и блестящего фейерверка, организованного в саду в честь новорожденной, разгулявшееся веселье сделалось стихийным и бесконтрольным. Корольков увлекся беседой со знакомым дизайнером, который должен был переделать их спальню. Он пригласил художника осмотреть ее. Перед входом в спальню находилась еще одна комната, назначение которой молодыми супругами пока не было определено. До поры до времени Настя хранила в ней свои наряды, в которых снималась для рекламы. Дверь в комнату была приоткрыта, и Корольков машинально заглянул туда.

То, что он увидел, заставило его оцепенеть. Настя и Махлеский стояли на коленях перед угловым диваном, возле интимно светящегося торшера и целовались. Настя находилась спиной к двери и не видела мужа. Махлеский, который обнимал Настю за плечи и тотчас заметил замершего и побледневшего Сергея, а за его спиной любопытное и насмешливое лицо художника, — не сразу прервал поцелуй. В его глазах мелькнула нагловатая, довольная улыбка, когда он, наконец, оторвался от Насти. Молодая женщина со смехом повернула голову, и… растерянно уставилась на супруга, широко распахнув глаза. Потом с какой-то натугой рассмеялась, встала с колен.

— Сережа, — стала оправдываться она. — Ты, пожалуйста, ничего не думай. Это только шутка… Игра…

— Вижу, — сквозь зубы промолвил Корольков, удивляясь своему

ледяному спокойствию. — Замечательная игра.

— Нет, же… Я тебе все объясню…

— Замолчи, — еле сдерживая себя, тихо сказал Сергей, чувствуя,

как удушающая волна ревности и бешенства начинает перехватывать ему горло. — Ты…, ты… неблагодарная, распутная женщина.

— Прошу тебя, Сережа, — сказала Настя. — Не устраивай сцену. Это совсем не то, что ты думаешь… Давай не будем омрачать праздника. Потом поговорим

Корольков тяжело молчал. Махлеский внимательно разглядывал его.

— В конце концов, ничего особого не произошло, — насмешливо

сказал он, — кроме нескольких невинных поцелуев

Корольков резко повернулся и, ничего не замечая перед собой, выскочил из дома. Пришел в себя только на железнодорожной платформе, к которой, коротко свистнув, подходила ночная электричка. Он сел в полупустой вагон, и поехал, сам не зная куда. Несколько раз в кармане пиджака вибрировал мобильный телефон, кто-то отчаянно пытался дозвониться до него, но Сергей не обращал на звонок никакого внимания. Затем вообще отключил аппарат. Очень отдаленно мелькнула мысль о том, что оставшиеся гости сейчас, наверное, вовсю перемывают ему косточки, в подробностях пережевывая случившееся. Это ли не повод для насмешек и пересудов. А что будет завтра в прессе? Впрочем, наплевать.

Он достал мобильник и набрал номер супруги.

— Сережа, — услышал он встревоженный голос. — Ты где?

— Пошла бы ты… на несколько букв, — глухо произнес

Корольков. — Сама знаешь куда. Вот и все что могу тебе сказать.

Конец ознакомительного фрагмента.