За зеркалами 2

Вероника Орлова, 2019

Она должна была арестовать его за обвинения в жестоких убийствах, а вместо этого сама стала пленницей загадочного и влиятельного короля бездомных, связываться с которым не рискует даже полиция. Натан Дарк. Она должна ненавидеть его, а вместо этого предвкушает каждую их встречу-борьбу и ждёт её с затаённым страхом. Страхом узнать, что все это время под маской Натана Дарка скрывалось беспощадное жуткое чудовище, имеющее с ним одно на двоих лицо. В оформлении обложки использованы фотографии автора romancephotos (Jason Baca) и фотографа AY_PHOTO с сайта depositphotos.Содержит нецензурную брань.

Глава 7. Ева. Натан

Это ничего не изменило бы. Ни один из тех вариантов, пронёсшихся в голове за считанные секунды после того, как прозвучало нахальное предложение от Дарка. Протянутое издевательским, высокомерным тоном, вызывавшим одно-единственное желание: вцепиться в довольное лицо мерзавца и…но вот это самое «и» останавливало. Понимание, что никакого «и» на самом деле не будет. Пока здесь он. Пока здесь я. И пока я не получу хотя бы мизерный шанс выйти из этой каменной ямы на поверхность. Каким угодно способом. Оценивая здраво свои шансы, я не могла сделать это при нём сейчас. И он был прав ещё в одном: мне нужна была эта ванна, нужно была новая одежда, которую он сложил на тот самый одинокий стул. Мне нужно было поесть, чтобы не просто продержаться до того времени, пока меня найдут, но и суметь самой сбежать из этого места. Притвориться. Не так ведь сложно на самом деле для той, кто притворялась всю жизнь. Сначала — примерной и любимой дочерью, затем — любящей и счастливой женщиной. Ирония судьбы — ненавидеть ложь и всё же понять, что лгала всю жизнь. Родителям, знакомым, друзьям, мужчинам, себе. Сейчас, по крайней мере, моя ложь была бы наиболее оправданна.

Его глаза…в них вновь блеснуло нечто яркое, нечто настолько яркое, когда я начала расстёгивать пуговицы трясущимся от волнения пальцами. Не сводя взгляда с его лица, и мне кажется…мне начинает казаться, что его лицо меняется. Это невозможно, и это вызывает страх, потому что я вижу, как искажаются линии губ, как словно заостряются, становятся хищными скулы, как медленно опускаются пушистые чёрные ресницы, слегка прикрывая загоревшиеся блеском глаза, словно Натан хочет скрыть свою реакцию.

— Я всегда предпочитал умных женщин, мисс Арнольд.

Он мягко поднялся на ноги и, спрятав руки за спиной и слегка склонив голову вбок, откровенно следил за моими руками, спускавшими платье с плеч. И этот взгляд…я его не видела, но я ощущала его на себе так, словно он касался им сантиметр за сантиметром обнажавшейся кожи или локонов, медленно опустившихся на плечи. Опасный взгляд. Острый. Подобный взгляду затаившегося зверя, избравшего себе жертву, но предпочитавшего поиграть с ней. Проникает под самую кожу, вызывая мурашки почти суеверного страха от того, насколько осязаемым он стал. Невольно замереть под ним, остановившись, сложив руки на груди так, чтобы удержать платье от падения.

— Если они предпочитали тебя, Дарк, то ты слишком опрометчиво назвал их умными.

Сощурился, а я прикусила губу, чтобы вызвать отрезвляющую боль, чтобы приветствовать её с радостью. Потому что нельзя забываться, нельзя позволять себе расслабляться настолько, чтобы рассматривать его тёмные волосы, спадающие на высокий лоб…чтобы ощущать, как начинает покалывать кончики пальцев от желания откинуть их назад, зарыться в них и почувствовать, какими мягкими они могут быть на ощупь. Потому что я уже расслабилась так один раз, доверилась этому негодяю и оказалась здесь. И поэтому только сопротивляться. Ему и себе. Бить словами, возвращая не столько его, сколько себя, в эту чёртовую реальность в этом чёртовом затхлом подвале.

— Неужели ты настолько критична к самой себе?

Спросил с усмешкой в голосе, и я мысленно чертыхнулась, желая ему провалиться прямо сейчас в Преисподнюю. Не намёк, открытый текст, за который хочется не просто влепить пощёчину, а свернуть шею.

— Джентльменом тебя точно не назовёшь.

Короткий смешок, и в его глазах так непривычно загорелись озорные огоньки.

— Так меня точно ещё не называли.

Шаг вперёд.

— Но это не значит, что я не могу помочь леди раздеться, — я не поняла, когда он успел приблизиться настолько, что мне вдруг стало не хватать воздуха. Несмотря на то, что между нами всё ещё оставалось расстояние в несколько шагов, мне стало нечем дышать, словно кто-то вдруг резко выкачал весь кислород, оставив дрожать в проклятом вакууме жара его тела.

Всего лишь отступить назад, чтобы сбросить это наваждение, чтобы сохранить дистанцию для разбега мыслей…правильных мыслей, которые затуманиваются, когда на лице Дарка появляется кривая понимающая ухмылка.

— Ты сказал, что ответишь на мои вопросы, — убирая руки и позволяя скользнуть вниз платью…оцепенев, когда усмешка сползла с его губ, и на скулах заиграли желваки. Когда вдруг распахнул глаза, смотря на мою грудь. Говорящий взгляд. Голодный. И самое ужасное — вызывающий ответную, сумасшедшую реакцию…заставляющий налиться грудь болезненной тяжестью, и вспыхнуть невыносимому жару в самом низу живота.

— Я говорил, — он шагнул вперёд, и я затаила дыхание, когда мужская ладонь взметнулась вверх, пальцы пробежались по моей ключице, вызвав мелкую дрожь…чёёёёрт, его глаза, такие тёмные сейчас…беспросветная мгла, и тусклое пламя факела не может выхватить её, осветить хотя бы жалкими всполохами, — я говорил, что отвечу на них после, Ева.

И многозначительное молчание. Не объясняя, что он подразумевает под этим «после». Он не смотрит в мои глаза, нет…он следит за собственными пальцами, танцующими на моей коже, они повторяют линию ключиц и порхают вниз, опускаются к груди, чтобы коснуться, почти невесомо, изощрённо болезненно коснуться сосков и заставить задохнуться от взорвавшегося под кожей восторга. Заставить прикусить язык, чтобы не застонать в голос, когда в ответ на это движение соски вытянулись, требовательно заныли, не желая слушать голос разума.

— Прекрасна, — шепчет так тихо, так греховно тихо, опуская ниже руку, проводит кончиками пальцев по коже над резинкой белья, — ты прекрасна, Евааа…

Выдыхать. Не делая вдохов. Заворожённая, околдованная его хриплым голосом, негромким, утробным. Его застывшим взглядом. Раздевающим, жаждущим. С сотнями мурашек по позвоночнику. И хочется выгнуться, хочется позволить ему больше. Скользнуть пальцем за кромку трусиков. Унять непрекращающуюся дрожь, истому, растекающуюся в низу живота. Яркой вспышкой воспоминание о них. О его пальцах, длинных, сильных, умелых. Воспоминание о быстрых, ритмичных толчках и о собственных громких стонах, и желании ощущать их везде на себе. В себе.

Господи…это безумие какое-то. Сковывает тело, превращая его в послушную Дарку игрушку. Унизительно послушную игрушку для короля бездомных. Отшатнулась. Смогла. Стиснув челюсти и впиваясь ногтями в собственную ладонь, чтобы отогнать этот треклятый морок. И ещё один шаг назад, отмечая, как отпускает и его. Как меняется его взгляд, становится другим, становится более сосредоточенным, но лишь после того, как Дарк, закрыв глаза, повёл головой из стороны в сторону.

А затем резко распахнул их, посмотрел прямо в мои глаза и произнёс ледяным тоном:

— Лезь в воду, Ева.

***

Дьявольская сила. Нечеловеческая. Скольким чертям продала душу эта женщина, чтобы научиться вот так управлять мужчинами? Как дорого заплатила за эту свою колдовскую силу? За умение заставлять в одно мгновение вскипать от дичайшего возбуждения при взгляде на её тело, на её идеальную, бархатную кожу. Её можно касаться вечно. Ласково и осторожно, чтобы не причинить боли, в то же время сцепив в замок зубы, потому что хочется иного. Хочется сминать её грубо, властно, впиваться пальцами в эту нежность, оставлять на ней следы, собственные отметины, хочется испортить её идеальность собой. Запачкать собой так, чтобы за версту чуяли, кому она принадлежит. Да, чёрт бы её побрал! За то, что властью такой обладает надо мной. За то, что заставляет вспыхивать лютой похотью только от близости к её соблазнительному телу. Как ни одна другая до неё. Словно околдованный, приворожённый придурок. Наверное, самому было бы гораздо легче, если бы я верил в магию и подобную хрень.

Я верил своим глазам. Верил своему нюху, мужскому чутью. Когда ты понимаешь, что она готова. Готова для меня. Сейчас. Даже если, высокомерно вскинув голову, она отступает назад, прерывая моё прикосновение…всего лишь шаг назад, а мне отдаётся резким ударом лезвия. Обрубает топором наш контакт, на долю секунды оставляя в ступоре от непонимания. Потому что она могла говорить что угодно, стараясь задеть, укусить, отравить своим змеиным ядом, я видел, что эту маленькую дрянь потряхивало точно так же, как меня. Я, мать её, чувствовал, как покрывается мурашками её кожа, и проводил по ним пальцами, глядя на приоткрывшийся рот, представляя, как вгрызусь в него губами…а уже через грёбаный миг она словно выливала ледяную воду прямо на мою голову, отступая, демонстрируя всем своим видом отвращение.

Словно сбрасывая свои же ведьмовские чары, возвращая нас обоих к противостоянию.

А я смотрел, как она едва ли не нырнула в ванную, с готовностью скрываясь от моего взгляда под наполненной мыльной пеной водой, и думал о том, что готов позволить ей продолжить эту игру. Ненадолго.

***

А всё же забавно наблюдать, с каким наслаждением на лице она опустилась в воду и вытянула ноги насколько позволяла бадья.

— Блаженство, не правда ли?

Присев возле неё на корточки и рассмеявшись, когда чертовка вскинула кверху подбородок, вздёрнув бровь и даже не глядя на меня.

— Можно подумать, тебя волнует мой комфорт.

— Ты недооцениваешь мою заботу о себе, госпожа следователь.

Опустил руку в горячую воду, и кожей почувствовал, как Ева напряглась. Значит, всё же следила краем глаза за мной. Выпрямила спину и медленно повернулась ко мне.

— Я уже поняла, что явно недооценила тебя, Дарк. Точнее, твои цели и методы их достижения.

— Я всегда был довольно непредсказуем.

— Это называется эгоизм и самонадеянность.

— У меня ещё со школы была проблема с терминами.

И успеть опустить голову, чтобы не рассмеяться вслух, когда Ева зло прищурилась и поджала губы.

— Надо же…оказывается, благородные леди принимают ванну в трусиках.

— Прекрати, Дарк!

Выкрикнула зло и громко, плеснув руками в воде, из-за чего часть пены попала на мою одежду.

— Прекрати свои идиотские шутки. Свою игру! Хватит изображать из себя того, кем ты не являешься.

Ева резко подалась вперёд, сжав в воздухе ладонь в кулак.

— Чего именно ты хочешь? К чему весь этот маскарад? — обвела рукой вокруг себя.

— А кем, по-твоему, я являюсь, Ева? Насколько хорошо ты меня знаешь, чтобы определить, что из всего этого, — точно так же обвёл рукой подвал, — маскарад и игра, а что правда?

И она вдруг рассмеялась. Злым смехом. Надрывным.

— Я понятия не имею, но ты однозначно, не идиот, — она резко обхватила пальцами моё запястье, когда я зачерпнул ковшом чистую воду из стоявшей на полу бочки, медленно покачала головой, — но ведь и я тоже не дурочка. Мы оба понимаем, что отсюда выхода нет. Не для нас обоих. Почему, Дарк? Чего ты испугался?

— Испугался, значит?

А она вдруг замолчала. Отпустила мою руку и взгляд отвела, а я начал осторожно лить из ковша ей на волосы, стараясь не думать о том, как скатывается вода тонкими ручьями по её лбу вниз, как зависают и дрожат на кончике аккуратного носа маленькие прозрачные капли, как они падают на полные слегка приоткрытые влажные губы.

— Когда человек боится, он совершает ошибки, так ведь, Дарк? А ты всё продумал заранее. — смотрит прямо перед собой, застывшая, словно только что не она кричала, — Зная, чем вся эта ситуация обернётся в итоге. Зная, что после этого мы не сможем просто выйти, взявшись за руки, на поверхность и отправиться каждый по своим делам. После этого либо ты в тюрьму, либо ты меня…Так что это не совсем страх. Или точнее, — улыбнулась сухо, переводя взгляд на меня, — страх не за себя. За брата. Ты молчишь. Почему? Я права, так?

Пожал плечами, зарываясь в её волосы пальцами и осторожно массируя голову.

— Может, мне нравится слушать твой голос.

И снова тихий слегка хриплый смех.

— Перестань морочить мне голову, Натан. Это уже не сработает. Ты ударил меня, а затем я оказалась здесь, — и ни капли обвинения в голосе, а меня это настораживает, потому что вот это спокойствие, с которым говорит, просто констатирует факт, раздражает, потому что кажется, лучше, если будет срываться, психовать, истерить, а не вот так…когда кидает из крайности в крайность, и чем дальше, тем лучше ей удается сдерживать себя, — сразу после того, как я сказала тебе про Дэя. После того, — на этот раз плечами пожимает уже она, — как предположила, что он может быть замешан в нашем деле.

— Опусти голову, — намыливая длинные тёмные волосы шампунем, пропуская локоны сквозь пальцы.

— Знаешь, что настораживает меня, Дарк? Что ты считаешь это всё нормальным. Держать человека в плену. На привязи, кормить его с пола, купать его, заставлять дрожать от страха. Что ты считаешь возможным распоряжаться жизнью другого человека! Так же, как распоряжаешься жизнью всех твоих бездомных, как распоряжался жизнью Кевина!

— Госпожа Арнольд чего-то боится? Женщина, которая скрывала угрозы от убийцы и бесстрашно рыскала в его поисках даже в домах самых настоящих психов, наконец, чего-то испугалась?

— Люди со справками на самом деле менее опасны, чем те, чьих демонов ещё не выявили врачи. И всё же, — она снова резко подалась вперёд…и я судорожно сглотнул, когда от этого движения приоткрылась одна грудь. Когда увидел блестящий от влаги вытянутый сосок, которого до трясучки в пальцах захотелось дотронуться, сжать и посмотреть на её реакцию, — к чему такой риск, Натан? Что именно ты скрываешь вместе со своим братом? Это защита его или вас обоих?

— Защита? Разве ты не поняла, что Дэй не нуждается в ней, как и я?

— Потому что сам несёт в себе опасность для других, не так ли?

— Ева…

— Тогда заставь меня поверить, что Кристофер не замешан в этом деле, что все те тонкие ниточки, которые ведут к нему, всего лишь случайность или моя фантазия.

— А зачем? — улыбнулся, а она вдруг сжалась как от холода, — Зачем мне переубеждать тебя, Ева? Я просто захотел тебя. Ничего более.

***

Непробиваемая стена. И можно в неё долбиться сколько угодно — она не рухнет. Он закрыт настолько, что не слышит моих вопросов. Точнее, предпочитает не замечать их, отвечая только на те, которые считает нужным. И только таким образом, чтобы смутить, чтобы привести в растерянность или разозлить. И его глаза. В них снова тот самый похотливый блеск. Языки пламени. Заметались, заплясали, изменился взгляд, став тяжёлым. Инстинктивно прикрыла грудь рукой, стараясь не думать о том, почему даже сейчас, после всего, меня кидает в жар от этого взгляда, почему приливает кровь к щекам и сердце стучит как бешеное от этой близости к нему.

— Ты обещал мне ответы, Дарк. И только поэтому я здесь.

И тихий смешок, который он прикрывает кулаком, и тут же придвигается ближе, чтобы смыть шампунь. Делает это настолько сосредоточенно и серьёзно, что на какой-то момент я застыла, невольно любуясь тем, как напрягается его рука, как поджаты губы и падают на лоб чёрные волосы. Его лицо…я не знаю, как объяснить себе, но не могу избавиться от ощущения, что ему нравится это. Господи…он на самом деле больной? Иначе почему касается моих мокрых локонов так осторожно, словно они сделаны из хрусталя. И я становлюсь такой же больной с ним, потому что приходится впиваться ногтями в собственную ладонь, запрещая себе расслабляться, млеть от его запаха его тела и горячего дыхания, касающегося моего влажного тела, когда он заговорил.

— Девочка сохранила иллюзию выбора, — тихо произнёс, по-прежнему не глядя, теперь уже зарываясь пальцами в мои волосы и нежно, так безумно нежно массируя голову, что я задерживаю дыхание, что замирает сердце, и начинают путаться мысли. Вот сейчас. Всего лишь от тихих…да, мне кажется, что они именно такие, его прикосновения сейчас — тихие, погружающие в безмолвие, разливающие по всему телу странную негу. Она там, под кожей, медленно вьётся паутина блаженства, оплетая сосуды, заставляя вздрогнуть от холода, когда этот контакт вдруг прерывается. Вздрогнуть от осознания, что он ещё никогда вот так не прикасался ко мне. И тут же издевательской мыслью: он никогда и на привязи тебя не держал.

— Всего лишь напоминает тебе об условиях нашей сделки.

— Смелая?

Растирает мочалкой мои плечи, спину, а я кусаю губы, чтобы не сорваться, не закричать, требуя, чтобы убрал свои руки от меня. Свою горячую ладонь, обжигающую до какой-то невыносимо сладкой боли даже в воде.

— Ты ведь не мог оставить дело…

Медленно покачал головой, убирая волосы с шеи и проводя по ней мочалкой, а мне кажется, что касается он не кожи, а под ней, прямо по нервным окончаниям, так мучительно, просто непередаваемо медленно.

— И что ты узнал ещё?

— На самом деле, немногое. Я разговаривал с таксистами.

— Мы тоже опрашивали их.

— И ничего не узнали.

Расчёт был в том, чтобы определить хотя бы примерно круг лиц, которые регулярно посещали приют, в котором жил Кевин, так как я предположила, что убийца не стал бы делать это на собственной машине. Примелькаться ему там было незачем. А вот на такси, да ещё и останавливаясь на приличном расстоянии от самого комплекса…но допросы мало что нам дали.

— Никто не мог припомнить хотя бы нескольких людей, которые с завидным постоянством бы ездили туда, — и снова эта его ненавистная усмешка, за которую хочется расцарапать ему лицо, — А это значит, что либо наш субъект умён настолько, что запоминает такси, которыми раньше пользовался, либо живёт недалеко от приюта. Ты усмехаешься. Королю бездомных удалось узнать больше?

И краем глаза заметить, как сжимаются пальцы в кулак, чтобы тут же разжаться. Потому что не нравится, что я называю его так.

— Один из таксистов замечал пару раз, как рядом с воротами детдома ошивался какой-то тип. Он подвозил разных клиентов туда, и обратил внимание на высокого мужчину в чёрном плаще.

Сама не поняла, как схватила его за запястье, подаваясь вперёд и удерживая его взгляд.

— Он запомнил его? Описал?

И разочарованно застонала, когда он прищёлкнул языком, отрицательно качая головой.

— Нет, лишь отметил, что тот был весь в чёрном и пытался скрыться за стволом дерева. На его лицо был низко сдвинут капюшон, и даже руки были постоянно в карманах. Парень сказал, у него сложилось ощущение, что он держал в них что-то. По крайней мере, в один момент он подумал, что тот крутил в руке зеркало.

— Дьявол…

— Он самый. Таксист не уверен, но думает, что тот вроде как даже разговаривал с этим зеркалом, держа его на вытянутой руке перед собой.

— Он помнит, когда это было?

— Точной даты — нет, так как часто мотается неподалеку в тот район. Но не так давно.

— Значит, Кевин.

Значит, проклятая тварь выслеживала именно его. И показалось, что Дарк резко опустил голову. Неужели чувство вины? И тут же усмехнуться самой.

— Смеёшься?

Дарк вздёрнул бровь и склонив голову набок, края губ издевательски поползли наверх.

— Над собой, Дарк. Не над тобой. Над тем, что на какой-то миг показалось, что ты можешь испытывать чувство вины. Но не обращай внимания. Это действие пара и многодневный голод так действуют. Но ведь тебе же плевать.

И вновь на смуглых скулах заходили желваки, и нервно дёрнулся кадык. Смотрит так, словно готов разорвать меня голыми руками или утопить в этой же воде.

— Не заигрывайся, маленькая.

Столько злости в этих словах, брошенных как предупреждение. И во взгляде, в котором исчезли даже намёки на похоть, появился блеск иной, хищный.

— Не то, что? На что ты ещё способен, Натан Дарк? Избить? Убить? Что такого жуткого ты можешь сделать мне, от чего я не сходила с ума всё это время?

А потом закричать от неожиданности, когда вдруг наклонился и схватил за шею, прижимая спину к бортику ванной, сжал пальцы с такой силой, что стало невозможно дышать. И страшно. Стало безумно страшно, потому что его лицо исказила судорога ненависти. Не появилась только что, нет. Она была спрятана внутри. За маской, которую он зачем-то натянул на себя, и сейчас сбросил. Прятал за обманчиво спокойным голосом и неторопливыми движениями…но как это возможно вообще? Впилась ногтями в его запястье, и тут же беззвучно застонала от боли, когда он перехватил мою руку и сильно стиснул. Словно два человека в одном, и я понятия не имею, кого на самом деле стоит опасаться, и когда выйдет второй.

— Ты правильно сказала, Ева: отсюда только два выхода. Либо я…либо тоже я. И да, мне плевать. Мне плевать на смерть Кевина, на твои подозрения и на твои идеалы свободы. Почему ты здесь? Потому что я захотел. Только и всего. Захотел тебя и здесь. И нет, это не игра. Для тебя — не игра. Теперь это — твоя жизнь. Нравится она тебе или нет, меня не касается.

Дарк вдруг резко приподнял меня над водой, так, что мои ноги скользнули в ванной, я схватилась за бортики, чтобы хоть как-то удержаться, а он холодно рассмеялся мне в лицо.

— На что ещё я способен? Избивать или убивать — скучно, Ева. Человека можно уничтожать и другими способами, после которых он сам будет молить о смерти.