Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце

Вероника Лесневская, 2023

– Ты переезжаешь ко мне, – звучит безапелляционно. Как факт.– Я не могу, – спорю, но Воскресенский не знает слова «нет».– Тебе негде жить. Нет работы. А моим дочкам нужен присмотр. Ты нам подходишь.– Я ведь кондитер. У меня нет опыта общения с детьми. Совсем нет, – прячу взгляд.– Ты им нравишься. Остальное неважно. Я готов сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.Нас прерывают рыжие двойняшки. Забираются отцу на колени, и он тут же смягчается.– Мама будет жить с нами? – одновременно указывают на меня.*После развода я лишилась всего. Муж изменил мне, сделал ребенка любовнице, так еще и отсудил мой бизнес.Я должна подниматься с нуля. Подрабатывать кондитером, брать любые заказы. На одном из мероприятий я встретила его… Воскресенский – отец-одиночка в разводе. Холодный, циничный, презирает женщин и идет по головам. Мне надо держаться от него подальше… Но как вышло, что его дочки похожи на меня, как две мини-копии?

Глава 8

Несколько часов спустя

Вывожу белую творожную розочку на капкейке, двигаясь по спирали от середины к краям. Дополняю получившийся бутончик тоненькими яблочными слайсами. Слегка и очень бережно кручу нижний этаж конструкции, пока два верхних, где полностью собраны и украшены кремом коржи, остаются неподвижными. Тихонько вздохнув, наклоняюсь к следующей порции кексиков. Остались последние штрихи — и торт отправится к именинницам.

— Так, стоп! Раз, два… — считаю одними губами и по памяти воспроизвожу в голове картинку. — Я точно выложила на подставку все основы до единой. Откуда эти дыры, — хмыкаю задумчиво, замечая зазоры в стройных рядах.

Отложив насадку с творожным кремом, растерянно осматриваюсь. Из гостиной доносятся голоса аниматоров, детский смех, веселая музыка… Развлекательная программа подходит к концу — и совсем скоро главный сюрприз вечера будет торжественно вывезен в зал. Матвей готовит «плацдарм» для его фееричного появления, пока я довожу наш совместный сладкий шедевр до совершенства. Мы с ребятами вложили в него душу. Уделили внимание мельчайшим деталям. Но что-то не так…

— Нет, их точно было больше. Я четко рассчитала все, — бурчу на конструкцию, будто это она виновата и проглотила пару моих кексов, нарушив заранее продуманную структуру.

Морщусь от визгов и топота, звуки которых вторгаются в кухню. Мне кажется или они стали громче? С подозрением кошусь на дверь. Приоткрыта.

Детская песенка внезапно останавливается. Наверное, чтобы аниматоры могли провести очередной конкурс для малышей. И в образовавшейся паузе я различаю тихое перешептывание. Совсем рядом. Словно здесь, на кухне, кто-то есть.

Сканирую взглядом помещение — и не нахожу ни души. Да и кто может забрести сюда? Мои ребята и сотрудники мастерской «Радость» — в общем зале. Там же — хозяева и гости. Я же носа не высовываю, потому что занята и… честно говоря, не хочу светиться лишний раз.

Может, у меня галлюцинации от нервов и перенапряжения? В конце концов, я ночь не спала. Впрочем, не только эту, а и все предыдущие. Тревога и бессонница — мои верные спутники после тяжелого развода.

Собираюсь вернуться к торту, как отчетливо слышу стук, будто кто-то ударился об ножку стола.

— Ой! — разносится тоненький вскрик, от которого я вздрагиваю.

— Тш-ш-ш! — вторит ему сдавленное шипение.

Обхожу огромную конструкцию, что заслоняет обзор. Крадусь вдоль кухни.

— Кто здесь? — настороженно уточняю.

Присаживаюсь возле стола и, приподняв скатерть, заглядываю под него.

— О-ой, — произношу теперь я сама. И чувствую, как улыбка расплывается по моему лицу.

Ошеломленно смотрю на двух кучерявых малышек в одинаковых платьях нежно-сиреневого цвета. Мгновенно узнаю в них тех самых озорных девчушек из кафе. В нагрузку к которым прилагается папка-грубиян… Благо, сейчас его нет на кухне. Но он и есть заказчик. Печально.

Все-таки удача окончательно покинула меня сегодня. Вместо того, чтобы огорчиться, я улыбаюсь еще шире. Подмигиваю не менее удивленным красавицам.

— Значит, это вы именинницы? — наклоняюсь к ним и щелкаю обеих по носикам.

Веду пальцами по веснушчатым щечкам, стираю подушечками следы крема. Натурального. Без красителей. Творожного.

— Вот и нашлись мышки, которые утащили праздничные кексы в норку, — заливисто смеюсь, когда девочки беспощадно стискивают остатки десерта в руках, пытаясь спрятать. Жестом останавливаю их, указывая на пышные юбки, которые они могут испачкать. — Аккуратнее, ладно?

Медленно кивают, покорно разжимают ладошки, показывая мне кусочки капкейков. Одновременно наклоняют головы набок, покачивая большими бантами, при помощи которых присобраны непослушные волосы. Взмахивают ресницами и прищуривают глазки.

Сдаются с повинной, а я не могу сдержать добрый смех. Какие же они милые! Не то, что их мрачный, всем недовольный отец.

Некоторое время малышки изучают меня, словно глазам своим не верят. А потом вдруг вспыхивают, как две яркие звездочки.

— О, мама! — хлопают в ладошки, перепачканные кремом.

Пока я растерянно округляю рот, не в силах ничего ответить, они летят прямо на меня. Я чудом успеваю подстраховать их, накрыв руками рыженькие головки, чтобы не стукнулись об край стола.

И замираю, когда девочки повисают на мне и обнимают за шею. Зарываются липкими пальцами под поварскую шапочку, пачкают скрытые под ней волосы, размазывают по шее мягкое тесто. Но мне все равно. Пусть хоть целиком меня кремом измажут — и вынесут в гостиную вместо торта. Кажется, сейчас я готова на все.

— Поздлавляй нас, — важно диктует свою волю одна из именинниц. В мелодичном голоске четко прослеживаются повелительные нотки Воскресенского. Папкина дочка растет. Но если от него хочется бежать куда глаза глядят, то эту прелесть я продолжаю сжимать в объятиях. И наслаждаюсь горячей карамелью, что обволакивает сердце.

— Нам вот столько, — вторая отстраняется от меня, показывая четыре пальчика.

Заставляю себя отпустить детей, обхватываю ладонями свои пылающие и почему-то влажные щеки. Шумно выдохнув, поднимаюсь на ноги.

— Какие вы взрослые, — шепчу с нежностью. Смахиваю соленые капли. Откуда они? Зачем? — С Днем рождения, солнышки, — подаю им руки, в которые они охотно вкладывают свои крохотные ладошки.

Я никогда не знала, что такое материнский инстинкт. И вряд ли доведется испытать его… Однако раскаленная лавина, что прямо сейчас низвергается в моей груди, кажется, гораздо острее и реальнее. В солнечном сплетении жарко и… больно. Словно из меня вырвали кусок, заполнив дыру кипящей магмой. Она разъедает меня изнутри, пока я просто стою и держу за ручки чужих детей.

Очнувшись, убираю от них ладони, делаю шаг назад. Девочки не теряются: пользуясь моментом и моим ступором, огибают меня и мчатся к торту. Теперь, когда я их все равно рассекретила, они могут без стеснения исследовать вкусный сюрприз.

Неосознанно любуюсь ими.

Какие же крошки по сравнению с громоздкой, объемной конструкцией. Будто муравьишки, суетящиеся у подножия высокой горки, под которой укрылся их дом.

Носятся вокруг подставки, подпрыгивают, пытаясь рассмотреть верхушку, оформленную в виде лесной поляны со сказочными зверушками. В середине — сахарные фигурки двух рыжеволосых фей с крылышками. В честь именинниц.

— Это ты для нас сделала толт? — восхищенно тянет кудряшка, которая чуть ниже ростом. Если не акцентировать внимание, то разница не столь заметна — всего несколько сантиметров. Но я почему-то улавливаю такие мелочи.

— Да, Машенька, для вас, — соглашаюсь на автомате. И только потом думаю о том, что могла перепутать двойняшек. Я ведь видела их всего один раз, возле кафе. Но малышка не спорит и не исправляет меня. Значит, я не обозналась.

— Кла-ассный кар-равай, — четче проговаривает Ксюша. Тянет ручку к капкейкам, касается пальчиком творожной шапки — и, прикрыв глаза от удовольствия, слизывает крем. — Вку-усно, — причмокивает.

Не мешаю ей. Не останавливаю.

Розочку мне придется подправить, пустые места между кексами — скрыть. Но я не чувствую ни раздражения, ни усталости. Наоборот, готова немедленно приняться за дело, чтобы у маленьких нетерпеливых хулиганок был лучший торт. И идеальный День рождения.

— Подар-рок, — восклицают хором. — От мамы, — не унимаются.

Я обязана возразить. Не тешить их ложными надеждами, но… сегодня у девочек праздник. И я не хочу их огорчать. Поэтому молчу. Не подтверждаю, но и не опровергаю их слова.

— О, господи боже мой, вот вы где! — скрипучий, повизгивающий голос разрушает нашу хрупкую идиллию. — Нужно вернуться в зал, иначе ваш папа мне шею свернет.

Мы втроем, как по команде, стреляем взглядами в сторону двери. И появившаяся на пороге брюнетка застывает, некоторое время сканируя нас.

— Вера, у вас все готово? — не сводя с нас глаз, лепечет сбивчиво. — А что вы тут делаете?

Опомнившись, она шагает к нам, отбивая тонкими шпильками чечетку по плитке.

— Мы тут живем, — девчонки одновременно упирают руки в бока. Становятся передо мной, будто защищая от злой вредной тети. Хотя больше меня волнует их отец. Он уж точно не пощадит ни меня, ни мое начальство.

— Конечно, все готово, Инна, — небрежно бросаю. — Как и договаривались, — киваю на многоярусный торт. — А вы как умудрились детей потерять?

Инна — администратор мастерской праздников «Радость». Женщина, которая принимала меня на работу. И которая теоретически должна все контролировать, но по факту — упустила главных виновниц торжества. Более того, они шарахаются от нее даже сейчас, когда она пытается увести их обратно в зал.

Приобнимаю малышек за плечи и притягиваю к себе.

— Слепая кулица, — неожиданно грозно выдает Маша. Точно Воскресенский! Только маленькая и в платье.

— Кто? Я? — теряется Инна и переводит взгляд на меня, словно в поисках поддержки. Но все, что я могу сделать, лишь недоуменно пожать плечами.

— Игра, — поясняет Ксюша и указывает пальчиком в сторону гостиной, где суматошно снуют аниматоры. То ли ищут пропажу, то ли отвлекают хозяина, пока Инна носится по дому.

— Вы улизнули, пока все остальные играли? — перевожу с детского языка. И двойняшки кивают. — Но не подумали, что папа будет беспокоиться? — пытаюсь укорить их.

— Мы же быстленько, — оправдывается Маша, а Ксюша тут же выдает: — А папа с телефоном говор-рил.

Обреченно закатываю глаза. И почему я ни грамма не удивлена? Вместо того чтобы общаться с детьми, Воскресенский даже в праздник занимается делами клиентов. Профессионал. Ответственный и лучший в своей сфере. Ни одного проигранного суда.

И лишь мне отказал, словно я прокаженная.

— Пора возвращаться, — уговариваю девочек, в то время как Инна стоит истуканом. — Папочка ждет, — подталкиваю их к выходу.

Аниматоры, едва завидев нас, шустро ориентируются. Забирают потерянных именинниц, ведут в круг детей. Но не успевают сделать вид, будто все идет по плану. Потому что к ним подлетает Воскресенский. Как черный ворон. Мрачный, злой, агрессивный. Его негативная энергетика мгновенно поглощает все доброе и светлое вокруг, но так же быстро рассеивается. Стоит лишь малышкам прижаться к нему и попроситься на руки.

Ради дочек Воскресенский наступает на горло своему гневу. Не хочет портить им праздник разборками.

Припечатав убийственным взглядом девушку-аниматора, он смягчается. С улыбкой говорит что-то детям, подхватывает их на руки. Сразу обеих, будто они не тяжелее пушинок. Кружит малышек, вызывая у них звонкий смех.

Невольно фокусируюсь на этой необычной, но такой гармоничной картинке. Огромный, как гора, грозный мужик с двумя сиреневыми облачками. Заботливо поправляет им объемные юбки, смотрит на девчушек с любовью, тепло и по-доброму нашептывает что-то, чмокает в щечки.

Наблюдаю за ними, оперевшись о косяк двери. И не могу заставить себя вернуться к работе.

— Так, Вера, вывозите торт! — внезапно заявляет Инна. — Пора! — щелкает пальцами аниматорам. И те готовят коридор. — Заодно отвлечем заказчика. И быстрее закончим здесь и уедем, — добавляет тише, промокнув салфеткой взмокший лоб.

— Что? Нет, подождите, — пытаюсь воспротивиться, потому что не готова выходить к Воскресенскому. Но администратор шагает прочь. — Я не могу, — приглушенно пискнув, вновь нахожу в гуще народа хозяина дома.

И на этот раз наши взгляды пересекаются.