Родом из СССР

Валерий Николаевич Ковалев, 2023

Осенью 1974-го молодой шахтерский паренек Сашка Пчелинцев призывается в Советскую армию. Там становится десантником и продолжает службу в Группе советских войск в Германии. Далее в составе спецподразделения выполняет интернациональный долг в Анголе, а после возвращения поступает в Высшую школу КГБ. После нее служит контрразведчиком в Афганстане, а затем в группе антитеррора "Альфа". Выйдя в отставку, участвует в боях за освобождение Донбасса.

Моим однокашникам, выпускникам Высшей Краснознаменной школы КГБ СССР имени Феликса Эдмундовича Дзержинского, прошедшим многие «горячие точки», посвящается

С чего начинается Родина?

С картинки в твоем букваре,

С хороших и верных товарищей,

Живущих в соседнем дворе,

А может она начинается,

С той песни, что пела нам мать,

С того, что в любых испытаниях

У нас никому не отнять.

Михаил Матусовский

_{Глава 1. Осенний призыв}

ПРИКАЗ

министра обороны СССР

29 сентября 1974 г. № 213 г. Москва

Об увольнении в запас военнослужащих выслуживших установленные сроки действительной военной службы, и об очередном призыве граждан на действительную срочную военную службу в октябре — декабре 1974г.

В соответствии с Законом СССР «О всеобщей воинской обязанности» приказываю:

1. Уволить из рядов Вооружённых Сил СССР в запас в октябре-декабре 1974 г. военнослужащих срочной службы, выслуживших установленные сроки действительной военной службы.

2. Призвать на действительную срочную военную службу в октябре-декабре 1974 г. граждан мужского пола, которым ко дню призыва исполняется 18 лет, не имеющих права на отсрочки от призыва на действительную военную службу, а также граждан старших призывных возрастов, потерявших право на отсрочки от призыва.

3. Приказ объявить во всех ротах, батареях, эскадрильях и на кораблях.

Министр обороны СССР

Маршал Советского Союза А. Гречко

В Ворошиловграде стояла золотая осень. В скверах и парках, кружась, опадали листья, в воздухе плавали нити паутины, по утрам стоял легкий туман.

На одной из городских окраин, недалеко от железнодорожного вокзала высились несколько пятиэтажных кирпичных зданий окруженных трехметровой железобетонной стеной с врезанными в нее стальными решетчатыми воротами. За ними расхаживала пара солдат в летнем выцветшем х/б* с болтавшимися на поясах штык-ножами.

Размером с футбольное поле пространство от ворот до зданий серело асфальтом. На нем в разных местах кучковались, и дымили сигаретами молодые парни. В картузах и без, все стриженые «под ноль» в поношенной одежке и обуви. При себе имели вещмешки или дорожные сумки.

Изредка по плацу проходили озабоченные офицеры с прапорщиками, скрываясь в высоких дверях зданий. Объект именовался сборным пунктом областного военкомата, а контингент на плацу — призывниками.

Утром, в количестве семи сотен человек его доставили автобусами сюда, ждать прибытия «покупателей»* и отправки в части.

— Ну че, пацаны? Айда занимать места? — швырнул бычок в урну один из парней. Смуглый, выше среднего роста и с пробивающимися усами. Звали Сашка Пчелинцев. Был на год старше.

— Айда, — откликнулся второй, рыжий, по фамилии Степка Чмур, остальные — Мишка Санжаков и Витька Резников, молча кивнули. Все были из Краснодона, небольшого города в сорока километрах от областного центра, с детства дружили и работали на одной шахте. Сашка после окончания техникума — горным мастером, Степка машинистом электровоза, Мишка с Витькой в проходке.

Поддернув на плечах вещмешки, направились к крайнему из трех зданий. Открыв дверь, оказались в гулком пустом холле, бетонным маршем лестницы поднялись на второй этаж. Сашка потянул на себя вторую, в уши ударил тихий гул, в нос запах водочного перегара.

Высокое пространство перед ними терялось вдали. По сторонам высились трехъярусные нары с матрасами, на них сидели и лежали будущие солдаты. Одни спали, издавая храп, другие о чем-то переговаривались, на нижних, сбоку, трое резались в карты.

Пройдя немного вперед, остановились перед свободной секцией, поснимали с плеч «сидора»*, определив в головах, устроились на матрасах.

— Да, — озираясь кругом, протянул Витька. — Сколько тут народу.

— Типа Вавилон, — поддержал его Степка.

На соседних нарах приподнялась голова. — Где я? — заплетаясь языком, прохрипел бухой малый.

— Где-где, в вытрезвителе, — сказали сверху. Кругом загоготали.

Малый молча сел, достал сзади торбу, вынул кусок хлеба сало, молча зачавкал.

— Может и нам пожрать, Пчел? — покосился на Сашку Мишка. Пчелом его звали за фамилию. Коротко и удобно.

— А почему нет? — сглотнул тот слюну. — Выехали в семь. Сейчас десять. Стали развязывать «сидора».

Вскоре на развернутой газете красовалась отварная курица, хомут «одесской», сыр, несколько помидоров с огурцами и пышная, с поджаристой корочкой, паляница. Достав перочинный нож, Витька нарезал колбасу, сыр и хлеб, а Степка, позыркав по сторонам, извлек из своего мешка бутылку «Плиски».

— Откуда? — удивились друзья.

— Заныкал, — свернул колпачок. — Когда нас шмонали.

При выезде из Краснодона сопровождавшие призывников капитан с прапорщиком заставили водителя «пазика» съехать с трассы и остановиться у посадки. Там выстроили на опушке, приказав предъявить вещи к осмотру, и отобрали все спиртное.

Напиток тут же пустили по кругу, съев все до крошки. Бутылку сунули под нары. Куриные кости, завернутые в газету, Степка оттаранил в умывальник, бросив в мусорную урну.

— Так жить можно, — сытно рыгнул Мишка, улегшись на матрас и заложив руки за голову.

Как все шахтеры, ребята выпивали, обычно с получки и по праздникам. Так делали их деды и отцы. Работа под землей тяжелая и опасная: можно было попасть под завал, прорыв грунтовых вод, взрыв угольной пыли или метана. Водка считалась чем-то вроде валерьянки, но парни особо не злоупотребляли. Многие занимались спортом.

Витька, по кличке «Шкаф», плотный и с широченными плечами, увлекался вольной борьбой, имея первый разряд, Степка боксом. Мишка спорту предпочитал драки, а Сашка — занимался всем понемногу.

Раз десять жал «двойник»*, мог пробить зажатым в кулаке гвоздем доску-сороковку, на руках лазал по канату и крутил на турнике «солнце». Зимой гонял на лыжах по полям с балками*, а летом сигал с вышки на одном из городских ставков.

Учился в отличие от приятелей хорошо. Как в школе, так и потом в техникуме. По характеру был оптимист, в душе романтик. Неплохо пел и играл на гитаре в клубе рабочей молодежи, читал книги о разведчиках, моряках и дальних странах. При всем этом, являлся далеко не ангелом: нередко дрался и хулиганил, матерился в своей компании и любил с друзьями лазить по чужим садам.

Они, закончив горняцкое ПТУ, по местному «бурсу», планов на будущее не строили, Сашка же мечтал стать офицером. На это его настраивал отец, работавший начальником одной из шахт. «В забой всегда успеешь сынок» говорил он. «Так что со службы поступай в училище». Послужишь государству, а заодно мир повидаешь».

Сашка слушал и мотал на ус, поскольку отца уважал. Тот прошел всю Отечественную войну, дослужившись до капитана, и имел боевые награды. А еще высокий авторитет в городе. Предприятие, которыми руководил, неизменно перевыполняло план, и там были высокие зарплаты.

После бессонной ночи (проводы на службу в их краях отмечали с размахом), и позднего завтрака, всех разморило, захотелось спать. Не пришлось. Дверь помещения отворилась, внутрь вошел ефрейтор с красной повязкой на рукаве.

— Па-адъем! (заворочал шеей) Всем выйти без вещей на плац!

Заскрипели секции, по доскам пола застучали каблуки, Призывники стали вываливать наружу. Внизу, перед казармами уже строились другие.

— Живей, живей! — орал какой-то военный. — Что плететесь, словно вши на поводке!

Минут через десять вдоль плаца вытянулись четыре неровные шеренги, провели перекличку. Стоявшие перед ними сержанты с прапорами, глядя в списки выкрикивали фамилии, призывники откликались «я!».

Потом всех вернули обратно, в час дня сводили на обед. Кормили перловым супом, жареной рыбой с картофельным пюре, к ним компот. Ели вяло.

До вечера выгоняли на плац еще пару раз и снова делали переклички.

— Считать не умеют, что ли? — бурчал Витька.

— Боятся, кто-нибудь сбежит, А им дадут по шапке, — высказал предположение Мишка.

На следующее утро, после завтрака, появились «покупатели» офицеры и сержанты различных родов войск. Здесь были танкисты с артиллеристами, пограничники и даже моряки. Снова состоялось построение, теперь рекрутов выстроили по командам, которые определили еще на призывных комиссиях. Краснодонцы были в шестидесятой, что это значит, не знали. Там оказались ребята и из других городов с районами. Причем немало.

Все прояснилось, когда перед ними появился старший лейтенант и два сержанта. Загорелые и подтянутые, в голубых беретах, под отложными воротами курток — тельняшки. На груди значки парашютистов с подвесками, отличников Советской Армии и классных специалистов.

— Десантники, — прошелестело по рядам. Кто-то присвистнул.

— Отставить! — нахмурился лейтенант. — Слушать меня внимательно (оглядел призывников) Служить будете в Воздушно-Десантных войсках. Отправка сегодня. Вопросы?

— А куда нас повезут? — спросил кто-то из второй шеренги.

— Фамилия? — вскинул бровь.

— Левченко.

— Ну, так вот, Левченко. Для начала следует представиться, а потом задавать вопрос. Ясно?

— Ага.

— Не ага, а так точно.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— Молодец. Уже лучше. А повезут, куда надо. Еще вопросы? И сам же ответил, — вопросов нет.

Ларичев, — обернулся к сержантам.

Тот, что повыше, щелкнул кнопками на планшетке, висящей через плечо, достал оттуда бумагу и, шагнув вперед, развернул, — буду называть фамилии, отвечать «я» — уставился на молодых.

— Аксененко! (опустил глаза)

— Я!

— Балыка!

— Я.

— Веселов!

— Я!..

По списку оказалось семьдесят человек. Аккуратно сложив, вернул на место. Обернувшись к офицеру, козырнул, — все люди налицо.

— Добро, — кивнул тот, взглянув на наручные часы. — А теперь можете перекурить и в казарму. Ждать отправки.

— Вольно! Разойдись! — рявкнул второй сержант. После чего, цокая подковками начищенных сапог по асфальту, тройка удалилась.

Строй распался, одни направились куда сказано, большинство к одному из обрезов* у ограды. Вынув сигареты, чиркнули спичками, задымили.

— И на хрена мне это ВДВ? — затянулся «Примой»* конопатый парень. — Лучше бы в танкисты или ракетные войска.

— А на винные склады не хотел? — толкнул в плечо сосед. Вокруг заржали.

— Лично я не против, — сказал еще один. — Хорошо не на флот. Там служить три года.

— Это да, — согласились остальные.

Докурив, покидали бычки в обрез, тоже направились в казарму.

Там одни перебирали вещмешки, другие обсуждали, в какие войска попали, в дальнем конце, слышалась гитара.

— Слышь, Пчел, пошли туда. Сбацаешь что-нибудь для настроения, — сказал Витька.

Всей компанией направились на звук. На матрасе последней секции, скрестив ноги, худощавый парнишка исполнял популярную мелодию «Дом восходящего солнца». Исполнял неплохо, пальцы уверенно скользили по ладам, окружающие внимали.

Когда отзвучал последний аккорд, Сашка, присев рядом, попросил гитару.

— Умеешь? — спросил парнишка.

— Немного. Взяв в руки, взглянул на друзей.

— Давай нашу, — сказал Мишка.

Чуть подстроив, ударил по струнам.

Ах, гостиница моя, ты гостиница,

На кровать присяду я, ты подвинешься.

Занавесишься ресниц занавескою,

Я на час тебе жених, ты невестою,

выдал мягким баритоном. Лица слушателей оживились.

Бабье лето, так и быть, не обидится,

Всех скорее позабыть, с кем не видеться.

Заиграла в жилах кровь коня троянского,

Переводим мы любовь, с итальянского,

исполнил очередной куплет. От других секций подошли еще ребята, число слушателей увеличилось.

Когда закончил, раздались сразу несколько голосов, — давай еще, можешь.

Поочередно спел «Бабье лето» под Высоцкого и «Бригантину» Визбора. Эти тоже понравились.

— Держи, — вернул парню гитару.

— Кончал музыкальную школу? — отложил в сторону.

— Не, самоучка, — ответил Сашка.

Вернувшись к себе в секцию, занялись травлей. Всех интересовали десантные войска. О них кое-что знали, поскольку старший Мишкин брат Володька отслужил там срочную. Вернулся старшиной, с наколкой в виде парашютиста на плече и надписью ниже «Никто кроме нас». Демонстрируя подготовку, как-то на спор перебил ребром ладони три положенных один на один кирпича.

По рассказам, гоняли их до упаду, но служилось интересно. Даже побывал «за бугром» в командировке. Где — не говорил.

За час до обеда последовала команда «всем выйти на плац с вещами!». Прихватив свою хурду*, вывалили наружу.

Там «покупатели» всех построили в колонну, местные солдаты распахнули железные ворота. Шаркая ногами, она вышла в город и свернула на прилегающую улицу с пирамидальными тополями.

— Шире шаг! — подгоняли идущие по бокам сержанты, офицеры следовали по тротуару.

Встречавшиеся по пути прохожие останавливались, с интересом разглядывали разношерстно одетых, бритоголовых ребят, а какая-то старушка с кошелкой, слезливо вопросила, — куда ж это вас сынки? В тюрьму?

— В армию бабуля! — откликнулись из строя.

— А-атставить разговоры! — рыкнул ближайший сержант.

Спустя минут двадцать втянулись на железнодорожный вокзал, миновав пассажирские платформы, прошли на запасной путь. Там уже стоял железнодорожный состав. Двери вагонов открыты. Внизу скучали проводники.

— Колонна стой! — донеслось с головы. — Напра-во!

Натыкаясь друг на друга стали, развернулись лицами туда. Началась посадка.

Вломившись одними из первых в тамбур, Сашка с друзьями заняли третий плацкарт, остальные толкаясь, протопали дальше.

— Боковые у вас свободные? — спросили двое из последних.

— Свободные. Падайте.

Подняв столик, уселись у окна, запихав под сидения мешки.

— Лешка, никак ты? — узнал одного Сашка.

— Ба! Пчел, — выпучил глаза. — Тоже загребли?

— Ага.

— В какой команде?

— Шестидесятой. ВДВ. А ты?

— Сорок второй — пограничные войска.

Они вместе учились в техникуме в параллельных группах. Фамилия Лешки была Минаев, родом из Первомайска

— Кого — нибудь из наших тут встречал?

— Вовку Белецкого. У него команда девяносто — загремел на флот.

— Не повезло Белому. Служить три года не фонтан.

— Зато там дают вино и шоколад, — вступил в разговор Степка.

— Откуда знаешь? — почесал нос Мишка.

— У нас бригадир служил на флоте. На подводной лодке. Сам рассказывал.

Второго парня, чем-то напоминавшего грача, звали Ипполит. Имя всех развеселило.

И ничего смешного (нахмурился). У меня батя грек.

Это не удивило, в Донбассе жило много разного народу: русские с украинцами, белорусы, сербы с греками и даже китайцы. Двое учились с Сашкой в одном классе.

Посадка между тем закончилась, по вагону прошли сержанты, пересчитывая команду, затем озабоченный проводник. Сильно похожий на артиста Брондукова.

— Что б мне здесь не сорить и не пьянствовать! — предупредил рекрутов.

Вскоре с головы состава донесся длинный гудок, по нему прошел лязг сцепок, за окнами поплыла платформа. Состав вытянулся с вокзала, набирая ход, под колесами застучали стыки. Многие прильнули к стеклам, провожая взглядом городские окраины, спустя короткое время поезд вырвался на степной простор.

— Ну что, пацаны? Будем устраиваться, — сказал Сашка.

Достав сверху матрасы с подушками внутри, расстелили на полках. Витька с Мишкой забрались на верхние. Приглянулись.

— Эй, дядя, а белье будет? — спросил Степка у возвращавшегося «Брондукова».

— Не положено, — буркнул тот.

— А чай?

— Тоже. Щас затоплю титан. Будет кипяток.

Спустя еще час, несколько ребят, выделенных сержантами, притащили из первого купе, где те располагались, во все остальные по картонному ящику. В них по три банки тушенки (из расчета одна на двоих), пара кирпичей черняшки, кусковой сахар и к нему цыбик* чая.

— Это сухой паек на сутки, — разъяснили остальным.

— Не жирно, — оценил Степка.

Впрочем, никто не расстроился. От продуктов, захваченных из дому, у них еще оставался изрядный шмат сала, палка финского сервелата и буковинский сыр. Имелись и деньжата. У того же Сашки в пистоне* брюк, несколько свернутых вчетверо десятирублевок, примерно столько у друзей. Зарабатывали все прилично.

— Ну что? Пора пошамать, — сказал Витька, достав, развязали вещмешки. На расстеленной на столике газете нарезали сала, сыра и колбасы, тушенку оставив на потом. Поочередно сходили с кружками к титану, вернувшись с кипятком.

Вскоре все шестеро уписывали бутерброды, запивая горячим чаем с сахаром, вагон чуть покачивало на стыках. За окнами проплывала степь с синеющими у горизонта терриконами, пустые убранные поля и лесопосадки, усыпанные опавшею листвой.

Когда трапеза подходила к концу, Лешка угостил соседей крупным вяленым лещом, издававшим дразнящий запах.

— Батя неделю назад привез с Дона, — раздал нарезанные куски.

— Вкуснотища, — содрав со своего чешую, впился зубами в янтарную мякоть Степка.

— Не то слово, — прожевал жирную спинку Мишка. — Сейчас бы еще пивка.

— С ним у нас в Первомайске была целая история, — сплюнул на газету ребрышко Минаев. — Могу рассказать.

— Валяй, — согласились остальные.

— За неделю до Дня шахтера на шахте имени Менжинского, начальство организовало день повышенной добычи. Что это такое, знаете.

— Угу, — облизал губы Степка.

— Ну, так вот, после второй смены, ночью, выезжает на гора* лучшая бригада «грозов»*, с первого участка. Дали двойной план. За него к празднику светит премия. Помылись в бане и решили это дело отметить.

Скинулись по трешке, один сгонял за самогоном, принес трехлитровый бутылек и закусь. Рядом с шахтой балка с озером, потопали туда. Уселись на лужайке, усугубили, захотелось пивка — залакировать.

Один и говорит, «пошли к коровке». Она стояла у гастронома, в десяти минутах ходьбы от шахты.

« Так уже ночь», отвечают, «она закрыта».

«Херня. Ящик, где кран, вскрыть, что да пальца об асфальт. Выпьем по паре кружек, деньги оставим в нем и по домам». Сказано — сделано. Потопали к коровке. Скрутили небольшой замок на ящике, стали утолять жажду. Настроение поднялось еще выше, кто-то заорал песню.

А минут через двадцать подъехал «луноход»*и всю компанию доставили в вытрезвитель. Утром оттуда отвезли в суд, где каждый получил по десять суток. Над этим случаем в городе потешались неделю, — закончил рассказчик.

— Да, попили молочка от бешеной коровки, — оценил Сашка. Все дружно рассмеялись.

Около пяти вечера въехали в Харьков. Сбавив ход и прогремев по стрелкам, воинский состав втянулся на одну из платформ железнодорожного вокзала. Народу на нем хватало, несколько человек с набитыми сумками попытались подойти к вагонам. Но не тут-то было.

Спрыгнувшие из тамбуров военные всех отогнали, а одного, пытавшегося через опущенное окно продать рекрутам водку, задержали. Подошедший капитан с пистолетом в кобуре, лично отобрал у него сумку и разбил о рельсы дюжину бутылок. После — вернул, махнув рукой, — топай отсюда.

— У-у-у, — разочарованно протянули внутри вагона. — Сколько добра пропало.

После недолгой стоянки, дав длинный гудок, поезд начал вытягиваться с вокзала. Опять загремели стрелки, позади скрылись зеленые фонари, небо стало ниже и темнее. Ночью была остановка в Гомеле (стояли почти час), утром следующего дня прибыли в Минск. За окнами моросил дождь, в вагонах похолодало, из здания вокзала вывели новую партию призывников, прогнали в конец состава.

— Теперь нас наверно с тыщу, — приплюснул к стеклу нос Мишка.

— Каждой твари по паре, — как говорит моя бабка, — зевнул Витька.

Спустя короткое время состав дернулся, медленно завертелись колеса, тронулись. Вокзал был в центре города, с интересом рассматривали высотки, площади и архитектурные ансамбли. За время пути познакомились с обоими, сопровождавшими команду сержантами. Офицер появлялся редко. Проходил по вагону, убеждаясь, что все в порядке и исчезал в купейном.

Того что повыше, разбитного и веселого, звали Андреем, напарника, молчаливого и хмурого — Олегом. Оба выслужили срок и после доставки «молодых» увольнялись в запас. Андрей оказался земляком — из Ростова. Он-то и рассказал, что везут всех в Прибалтику, где распределят по учебкам и частям.

— Вам считай, повезло — подмигнул. — Будете служить в войсках дяди Васи.

— Что еще за дядя Вася? — не поняли ребята.

— Командующий Воздушно-десантными войсками СССР генерал армии Маргелов Василий Филиппович. Легендарная личность. Кстати, тоже наш земляк, из Днепропетровска. В Финскую войну командовал разведбатом, а в Великую Отечественную полком морской пехоты и стрелковой дивизией. После нее возглавил ВДВ, сделав их элитой сухопутных войск. Понятно?

— Ага.

— Так что готовьтесь, дрючить вас будут мама не горюй, — пообещал Олег, присутствовавший при разговоре.

— Чего он такой угрюмый? — поинтересовался кто-то, когда ушел.

— Невеста не дождалась и вышла замуж. Переживает — рассмеялся Андрей.

У многих ребят на гражданке тоже остались девушки, Сашке в этом плане было легче. Ни одна в душу не запала.

Сразу за Минском начались густые хвойные леса, таких в их краях не было. Изредка на проселках виднелись деревни.

— Да, тут наверное и медведи водятся, — глядя в окно сказал Мишка.

— А еще партизаны, — добавил Степка. — Хотите анекдот?

— Мели Емеля, твоя неделя, — откликнулся с верхней полки Витька.

— Значит так. Идет вот по такому лесу бабка, — ткнул в стекло пальцем. — Ягоды собирает. Из кустов выходят три мужика. Небритые, в ватниках и сапогах, на груди автоматы. «Бабка, немцы в деревне есть?»

«Какие немцы, сынок? Война давно кончилась», отвечает.

«М-да» переглядываются. «А мы до сих пор поезда под откос пускаем».

Слушатели весело загоготали.

— А вот еще один, — сказал Лешка. Началась травля.

Затем позавтракали оставшимся со вчерашнего дня пайком, запивая чаем, спустя час по вагону прошлись сержанты, — собрать вещи. Скоро прибываем.

В десять утра поезд выкатил из лесов, сбоку холодно мелькнула река, въехал на окраину большого города. За окнами потянулся современный жилой массив, перемежавшийся старинными постройками. В разных местах виднелись шпили костелов, над которыми низко висели облака.

Чуть позже состав втягивался на железнодорожный вокзал с неоновой вывеской Vilnius на фронтоне главного здания. Народу на платформах было немного, с неба сеялась мелкая крупа.

— Вот она, Прибалтика, — глядя в окно, сказал кто-то из ребят.

Зашипели тормоза, по вагонам прошла мелкая дрожь. Стали.

— С вещами на выход! — последовала команда