Лицом к лицу с НАТО. ГСВГ. Сборник рассказов

Леонид Беспамятных

Молодой инженер после окончания вуза призывается на срочную службу в Группу Советских Войск в Германии. Каждый из рассказов вводит читателя в различные неординарные ситуации армейской жизни.

© Леонид Беспамятных, 2019

ISBN 978-5-4496-7554-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1.Прощание славянки

Однажды присвоили мне очередное воинское звание капитана, сидим в кафе с друзьями по случаю «замачивания» новых звездочек.

Вспомнился тут случай из времен ГСВГ, куда я попал рядовым солдатом после окончания института в 1970 году. Это был первый призыв на срочную службу выпускников вузов. Попал в ракетный дивизион.

Командир каждое воскресенье устраивал кросс на пять километров. Бежали кросс и солдаты, и офицеры. Сам командир стоял на пригорке, рядом играл духовой оркестр.

Было время — я любил духовой оркестр. Помню, аж слезы навернулись на глазах, когда у военкомата в Свердловске оркестр грянул марш «Прощание славянки» и мы, призывники, стали грузиться в машины.

И если в поход

Страна позовёт

За край наш родной

Мы все пойдём в священный бой…

А после воскресных кроссов даже вспоминать неохота про духовой оркестр. Жара или промозглый холод, в песке увязают ноги в сапогах, а оркестр бубнит и бубнит одно и то же, сердце колотится, сил нет уже, прямо тягомотина…

— А ну, поднажали! — в спину кричит старшина.

В голове одна — единственная мысль — добежать до финиша! Мы — как муравьи. Бегу, а сам пытаюсь понять, зачем тут обязательно надо еще и оркестру играть…

«Вот выдался же денек! Такая жара, — думаю, — не кросс — маета. Скорей бы финиш, что ли?»

Круг, еще круг — и вот он, наконец, финиш. Командир разрешил передохнуть малость. Я прилег на траву, закинув руки под голову. Тут кто — то потрепал меня по плечу. Я открыл глаза и увидел, что это Женька, мой друг, по прозвищу — Балалайка, он играл в том оркестре на трубе. Тоже — деревенский, любил в свободное время тренькать на балалайке. Слух был среди ребят — он, якобы, на гражданке в филармонии работал, но когда его девушка вышла замуж — ушел, мол, с горя в армию. Я его никогда не расспрашивал о личной жизни.

«Не говорит, значит так надо», — рассуждал я…

Женьке хорошо, стоит сейчас со своей трубой в обнимку и зубы надо мной скалит:

— Вижу, кто — то у гвардейцев слюни распустил? Сочувствую… Давай, Леня, вставай…

— Не — е, не скажи… Побегал бы ты с мое, — огрызнулся я, — Тебе, Женька, хорошо — дуешь в свою трубу, никаких кроссов, марш — бросков.

— Во — во! — усмехнулся он, — По мне хоть и беги целый день. Кому — то надо и потеть, а мне — на дуде дудеть. Тоже не велика радость, я скажу, — под солнцем навытяжку стоять. Музыканты что — не люди?

Он оглянулся и сказал шепотом:

— Знаешь, мне цены тут нет, как — никак закончил музучилище, да еще ефрейтор. А ефрейтор в духовом оркестре, говорят, поважнее, чем полковник в пехоте. Слышал об этом?

— Так говорят артиллеристы, это я слышал… А в оркестре с ефрейтора какой спрос?

— Ничего — то ты, Леня, в музыке не смыслишь, — обиженно сжав губы, ответил Женька.

«Стройся!» — раздалась команда старшины.

— Когда — нибудь и ты испробуешь, как в жару бежать в полной аммуниции и с автоматом, помяни мое слово! — подмигнул я Женьке и стал подниматься с земли.

— Ну уж, ты скажешь. Это мы еще посмотрим — где это видано, чтобы музыканты кроссы бегали? Мне тогда не автомат, а трубу с собой придется тащить, — хохотнул Женька. — Зря ты, Леня, так… Нас, музыкантов, за один только марш «Прощание славянки» все готовы на руках носить…

Меня вдруг осенило:

— Женька! Если на то пошло — сыграйте и нам его сейчас, а?

— М — м… Как тебе сказать… — почесал затылок Женька, — старшего прапорщика надо просить…

— Женька! Друг! Когда слышу эту музыку, о многом вспоминаю: отчий дом, родителей, скорый дембель, — я положил руку на его плечо. — Честное слово! Ну, как ты этого не понимаешь?

— А что? Один момент. Я попробую… — Женька пошел к оркестру, а я — в строй. Тут же мне вспомнились другие слова этого марша:

Не грустите ж о нас, наши милые,

Там, далеко, в родимом краю!

Мы все те же — домашние, мирные,

Хоть шагаем в солдатском строю…

Дивизион отошел всего — то метров сто, как грянул марш:

Не грусти ж ты, моя ненаглядная,

И бровей своих темных не хмурь!..

«Подумать только!.. Молодец, Женька! — обрадовался я. — Настоящий друг!»

И надо же было случиться такому, что и Женьке спустя пару недель тоже пришлось выйти на дистанцию в пять километров. Приехал в часть полковник из штаба армии и заставил всех бежать, в том числе командира, и даже оркестрантов. Нам — то «бывалым» хоть бы хны — привыкли к кроссам и марш — броскам, а вот Женька спекся, не пробежав и половины.