Из чаши

Аран Зегрян, 2023

События романа происходят примерно через 500 лет от наших дней. Человечество успешно колонизировало десятки планет по всей галактике, но при этом все так же находит новые поводы для уничтожения себе подобных, религиозных войн и жестокостей. Условно свободный и демократичный Галактический Конгресс ведет многолетнюю войну с католиками из Земель Святого Престола. Журналист Иван Фомин прибывает на холодную планету Аркаим, населенную потомками русских неоязычников. Ранее здесь был похищен журналист из его газеты, и редакция отправила Ивана следом, провести собственное расследование для исключения связи похищенного с вражескими спецслужбами и скандальных последствий. Иван не знает, что похищенный уже мертв, а ему вскоре предстоит неприятная встреча с его убийцей. Несмотря на свою жестокость, убийца не намерен сразу расправиться с Иваном, он хочет угрозами и манипуляцией использовать его для срыва некоего события. Это событие тайно готовилось много лет, и оно должно стать эпохальным для всего верующего человечества. Даже убийца, религиозный фанатик и террорист, вынужден говорить про данное событие лишь намеками и недомолвками. И главная цель действий фанатика – «Не дать выпустить зло из чаши».

Глава 4. Плохой день для Рея

Планета Доминика, столица Земель Святого Престола, домашняя планета Возрожденного Ордена Святого Доминика, главная база Благодатной Армады. За десять земных лет до описываемых событий.

Утром префект въехал в деревню на новом, хотя и запылившемся черном электромобиле. В деревне Оакенбокс постоянно числилось всего два электромобиля: один принадлежал старику Семкевичу, не имел аккумуляторов и постепенно догнивал в сарае, вторая машина, цистерна молочника Эфраима, на которой тот возил молоко для перепродажи на базары в соседние городишки и воду от реки во время летнего зноя. Эту цистерну каждый мальчишка в округе облазил много раз, несмотря на ругань и угрозы со стороны владельца. Остальные предметы с колесами в Оакенбоксе: мшистые от времени трактора, тачки, телеги для мулов и простые тяжелые велосипеды. Неудивительно, что все ребята высыпали на улицу встречать гостя, обступили машину и начали крутить дверные ручки.

Префект не отгонял любопытную детвору, он, улыбаясь, закрыл электромобиль на ключ, пожал руку деревенскому старосте — солтысу и сдержанно поклонился местному священнику, отцу Вацлаву. Хотя во многих мелких поселках этой части планеты священники совмещали со службой и управленческие функции, отец Вацлав предпочитал не использовать открыто дарованную ему Церковью власть. Он доверил реальные дела, вроде сбора урожая или подготовки к зиме, старосте, а сам сосредоточился на душах паствы. Решал споры, помогал советом и интриговал, куда без этого. Вот и сейчас префект подождал, пока крестьяне прогонят своих детей, а затем вся начальственная троица, префект, солтыс и отец Вацлав тронулись не к большому трактиру, в котором обычно вел дела староста, а на холм, который венчали церковь и дом священника. Начальство сопровождали робкие местные, неуклюже пытающиеся выведать, какая максимальная цена на мясо, за которую не будет штрафовать городская управа, пожаловаться на соседа, укравшего выросший на меже саженец яблони и так далее.

Среди осматривающей машину детворы не было одного парня. Хотя он себя уже не относил к детям. Сын мельника, Рей Калист, не так давно встретил свой пятнадцатый день рождения по земному времени. Рей занимался очень взрослым развлечением, как ему казалось. Он нес на руках дворового черного кота, Тома, к колодцу на окраине деревни. Том был очень добродушным, но Рей считал это проявлением животной глупости. Сколько раз сынок мельника пинал его, привязывал жестянку к хвосту, швырял в кота жменями щебня — а кот все равно при первой возможности просил Рея взять его на руки, вот дурак! И сейчас сынок мельника в очередной раз собрался использовать кошачью наивность.

Возле колодца стояла небольшая бадья, в которую кто-то налил воды, может для умывания. Вот к ней и направился Калист младший. Поухмылявшись еще немного глупости кота Тома, Рей медленно опустил животное на руках в бадью. Вскрикнув, кот извернулся, цапнул мальчишку за руку и бросился бежать.

— Ты меня укусило, тупое исчадие! — Рей обрадовался крошечной ранке на своей ладони. Она давала повод наказывать (мучить) беззащитного кота на «законных» основаниях.

Кое-как отряхнувшись, Том бросился бежать. Но опять-таки не сообразил, вместо того чтобы юркнуть под высокий забор, кот забился в тупиковую щель под курятником возле ближайшей к колодцу хижины. Рей сразу же заблокировал Тому путь к отступлению.

— Вылезай, выродок! — весело крикнул парень, глядя в два испуганных зеленых кошачьих глаза.

— Что ты делаешь, Рей? — окликнул девичий голос.

Калист обернулся. У колодца стояла Мэгги, девочка из семьи бедного фермера с фамилией Бийон. В руке она держала ведро, пришла за водой.

— Учу этого черного беса послушанию! — сквозь зубы, по-взрослому ответил Калист.

— Это что, Том? Ты вообще больной, Рей?! Зачем обижаешь кота? А если бы тебя так?

— Да он же черный! Это цвет самого черта!

— И цвет одеяния благочестивых монахов! Если бы не Том и другие коты, всю муку твоего отца сгрызли бы мыши. Черная у тебя душа, Рей, а на кота грешишь!

Мэгги презрительно хмыкнула и начала вращать колодезный ворот. А Рей неожиданно разозлился. Эта девчачья гордыня даже отвлекла его от мести Тому. И он не придумал ничего лучше, кроме как схватить бадью и окатить несчастную девочку с ног до головы водой.

— Рей! Ты дурак!!! — взвизгнула Мэгги. — Что ты наделал?!

А Рей смотрел на свою новую жертву, его будто обнимало зарождающееся пламя. Простое деревенское платье намокло, прилипло к телу Магдалены, просвечивало в желтом утреннем свете. Мэгги была на год старше Рея и немного выше. Калист видел ее бледно-серую кожу, пятна желтого пигмента на худых, но уже слегка сутулых от тяжелой работы плечах, и под почти сформировавшимися грудями, и вокруг пупа на плоском животе, и на острых коленях. Серые волосы липли к плечам, зеленовато-серые глаза блестели от слез.

— Ах ты, падшая… — Рей попытался подобрать слова из проповеди, но в итоге пришел к тому, что чаще всего слышал от старших ребят, когда они рассказывали истории, лежа на берегу реки, — шлюха!!! Ну, я тебе покажу! Я тебя сейчас проучу!

Рей Калист шагнул к оторопевшей девчонке. В ушах стучало, жидкое пламя будто текло по животу вниз. Яркий желтый свет Доминики слепил глаза, и одновременно их застлал морок.

— Калист… Ты что?! — испуганно пробормотала Мэгги, глядя ему в лицо.

— Иди… ко мне, — прохрипел сын мельника и облапил девушку, чувствуя прикосновение скользкого тела и как его рубаха намокает от контакта с Мэгги. Вопль девушки завершился звоном и искрами из глаз, когда она стукнула наседающего Калиста по голове ведром. Рей рухнул в пыль. Лежа на земле, Калист смотрел вслед зареванной Мэгги, бегущей по улице прочь, и думал, что теперь он влип.

Рея вообще всегда больше всего в понятии «грех» пугала перспектива наказания. Не всякие обещания блаженства в обмен на заповеди Господни, не милосердие и сострадание, а картины пекла, беспощадного пламени и «скрежета зубовного» — это Рея впечатляло со времен христианских яслей. Однако с годами своей жизни Рей сделал для себя вывод, что Бог наказывает не сразу, если вообще замечает каждый грех. А безнаказанность со стороны людей только радовала младшего Калиста, придавала его пока короткой жизни остроту и веселье. Но сейчас Рей понял: Магдалена расскажет взрослым и его здорово накажут. Парень сел в пыли и уставился вдаль, за край деревни Оакенбокс, где волнистые холмы, поросшие желтой травой и редкими дубами, уходили к затянутому желтой дымкой горизонту. Рей подумал сбежать из дома, но он понимал: за холмами его не ждут. Кот Том так и сидел под курятником, только теперь Калист чувствовал себя не лучше запуганного им же животного.

— Вот, мы нашли его! Хотел спрятаться в кукурузе. Еле успели, — три старших брата вели Рея под руки прямо к дому мельника.

— Ага! Вот ты где, отродье! — мельник соскочил с крыльца и отвесил сыну хорошую оплеуху. Обычно желтая лысина Калиста-старшего порозовела от гнева.

— Я, видимо, грешник, раз Господь покарал меня таким сыном! ТЫ ЖЕ НАС ОБЕСЧЕСТИЛ!!! Проклятый бандит! Бедная девочка Бийонов!

Отец схватил сына под локоть и потащил коридорами дома в подвал. Рей лишь вяло хныкал. Но когда мельник швырнул сына в угол, а сам сдернул полог с кресла, обвитого проводами, украшенного белыми крестами, парень закричал и попытался сбежать. Мельник поймал своего ребенка за шиворот.

— НЕТ!!! ПАПА!!! НЕ НАДО!!! — теперь мальчишка вопил так, будто ему и не пятнадцать лет вовсе.

Понятно, что Рея часто наказывали. Но обычно отец сек его старомодными розгами. Однако мельник был достаточно богат, чтобы, кроме электромельницы, купить такую вещь, как Аппарат Очищения. Это устройство использовали на Землях Святого Престола для причинения очень сильной боли без серьезных последствий для тела. Мельник в основном сдавал Аппарат Очищения в аренду общине для наказания взрослых крестьян с санкции старосты и священника. Год назад Рей Калист испытал на себе действие Аппарата Очищения, когда нечаянно разбил мячом фамильную статуэтку, которую прапрапрабабушка привезла с Земли. Ему хватило двадцати секунд в кресле Очищения, чтобы потом плакать двое суток.

Мельник затягивал на трепыхающемся сыне фиксирующие ремни, когда раздался шум и в подвал вбежали сначала старшие братья Рея, а затем и один из церковных служек.

— Простите, что прерываю вас, мистер Калист, — проговорил служка, — и мешаю выполнять предначертанный Господом отцовский долг, но сына вашего, Реймонда, и вас тоже срочно просил прийти отче Вацлав. Сказал, это приказ префекта.

Услышав про центральную власть, мельник как-то сжался, унял гнев.

— Все. Доигрался, глупец! Я тебя защищать не буду, Реймонд. Ты опозорил меня, мать и семью, и не впервые. Вставай же, пошли.

— Ждите здесь, нечего вам там смотреть! — приказал глава семейства старшим братьям, а сам взял за шиворот непутевого сына и направился к церкви. По пути мельник молчал, злоба на лице уступила место мрачной задумчивости. Наверняка просчитывал варианты, что будет дальше. Мельник вообще был расчетлив и умен, несмотря на красные щеки алкоголика и пивное пузо. Построить с ноля в Оакенбоксе мельницу и столярную мастерскую, которые работали на всю округу, — это требовало наличия мозгов. Братья Рея послушались отца и остались во дворе мельницы, но они вполне могли наблюдать и оттуда, до церковного холма было чуть больше двухсот метров.

Рей испытал минутное облегчение, ведь его не собирались пытать. Правда, парень радовался недолго, они с отцом быстро поднялись по склону к дому отца Вацлава. Здесь во дворе накрыли стол со скатертью и кувшинами вина для высокого гостя. Матушка Фрида как раз выносила очередное блюдо горячих пирожков из печи. Приглашенные крестьяне рассчитывали подпоить сидящего во главе стола префекта, чтобы под винными парами обсудить деликатные дела. Префект вежливо отказывался, ведь ему еще сегодня долго управлять электромобилем. Он прикрыл свой пыльный пиджак салфеткой и степенно, с ножом и вилкой поедал дымящийся бараний бок.

— Здравствуй, Антоний, здравствуй, Реймонд, да пребудет с вами милость Божья, — шурша рясой, отделился от стола отец Вацлав.

— Добрый день, отче. Простите за этого мерзавца. Я хотел извиниться перед Бийоном и его…

— Не переживай, с ним поговорили, он не держит зла. А вот у нашего уважаемого гостя есть дело касательно Реймонда. Он хочет с тобой это дело обсудить. Но не на голодный желудок. Присаживайся, выпей. А я пока схожу с Реймондом в церковь, поговорим про его проступки… и про остальное.

Мельник сел за стол, вид у него был напряженно-угрюмый, он ждал новых проблем. Священник повел Рея дальше к вершине, где стояла небольшая беленая церковь из дорогого дерева.

У церкви начинался и сбегал с другой стороны холма деревенский погост, перед оградой расположилось несколько отдельных могил. Самой свежей был всего месяц, в ней лежал молодой актер деревенского театра, у которого тяжелый грипп сожрал легкие. Со времен основания Земель Святого Престола высшее руководство Церкви выделило актеров, циркачей и подобных в почти неприкасаемую касту. Они практически не могли заключать браки с другими сословиями, селились всегда на отшибе, в деревнях иногда даже после них выбрасывали посуду и сжигали простыни. Ну, и хоронили их за оградой кладбища. Считалось, что актер, играющий святых и ангелов (а это обязан был делать каждый актер, пьесы в большинстве ставили религиозные, разрешенные инквизицией), берет на себя тяжкий грех лицемерия, изображает на сцене небесное совершенство, а сам на земле и грешен. Впрочем, на могиле этого актера было много свежих цветов, крестьяне его любили. Более ранняя могила подмастерья из кузницы, который спьяну повесился на вожжах, уже заросла травой и была запущенной. Рей еще подивился, оба человека похоронены вне Церкви, оба не упокоены, а помнят их по-разному. Священник и конвоируемый им Калист перекрестились и вошли в приятный коричневый полумрак церкви.

— Заходи в исповедальню, Реймонд, я сейчас подойду. Поразмысли пока о своих грехах, о чем хочешь рассказать Богу.

Рей уселся в исповедальной кабинке и стал прислушиваться. Плеск — это священник помыл руки, затем тихо отдал какие-то поручения служкам, до этого протиравшим подсвечники. Быстрые шаги, скрипнула дверь — кто-то вышел из церкви. Отец Вацлав направился к исповедальне, бубня на ходу молитвы. Наконец отче занял свое место за перегородкой.

— Давай, Реймонд, рассказывай.

— Прости меня, отче, ибо я согрешил. Я в несовершенстве своем не могу вспомнить свои недавние грехи, но совесть моя нечиста и на сердце тяжесть. Я молю Святую Троицу, дабы послала мне озарение, и я вспомнил, и оплакал, и искупил грех свой, — это стандартная фраза, если человек не хотел рассказывать о своих грехах или действительно не мог их вспомнить. Рей знал ее наизусть. Священник помолчал.

— Реймонд, а как же сегодняшний случай с молодой и невинной Магдаленой Бийон?

В ответ на это Рей издал невнятное мычание. Как вообще этот старый болван узнал про Мэгги?! Он же весь день не отходил от префекта.

— Я знаю, Реймонд, — болван — не болван, а мысли отец Вацлав, похоже, читать умел, — я ведь пастырь и обязан следить за всем Оакенбоксом. Но для Господа нашего вся Вселенная открыта, он знает твою душу лучше, чем я знаю эту деревню. И утаивая грехи во время исповеди, ты пытаешься лгать всеведущему Творцу. Безнадежное дело.

— Я хотел рассказать, отче! Просто это случилось только сегодня.

— Эх, Рей, если бы только сегодня ты грешил! Господь дал тебе рост и силу, но что ты делаешь с этим даром? Обижаешь слабых, бьешь младших детей, истязаешь неразумных тварей. Вся община жалуется на тебя. А ведь семья твоя достойная, трудолюбивая, все работают, от мала до велика, не враждуют ни с кем. Даже малыш Джон радует отца, старается носить мешки с мукой. Один ты проводишь дни в праздности и зле. Почему?

— Я больше не буду, отче, мне жаль, — раз, наверное, в пятитысячный, если считать только воскресные исповеди, пообещал Калист.

— И мне жаль, Реймонд. Жаль мне и юную Магдалену, она сегодня натерпелась страха. Тебе пятнадцать лет, возраст, в котором суд префектуры берется за такие тяжкие дела, как посягательство на невинность девы против ее воли. Если семейство Бийон напишет в город или просто пожалуется префекту, вряд ли тебя вздернут, Реймонд Калист, но могут приговорить к Ритуалу Очищения болью на Аппарате и паре лет ссылки, откуда ты не вернешься.

Но Бийоны не станут требовать суда, — успокоил священник скованного ужасом парня, — глава семейства — добрый и смиренный человек, а ты не причинил дочери его телесного вреда, только напугал. Хотя не все в общине настолько терпеливы. Брат Бийона известен буйным нравом. Думаю, если ты сейчас уйдешь без наказания, он попытается исполнить правосудие Божье сам. Например, ткнуть тебя вилами в бок. И вообще с этого дня вся деревня будет смотреть на тебя как на настоящего грешника, на паршивую овцу в стаде.

Рей лихорадочно думал, что же сейчас будет? Сейчас Вацлав скажет, что для блага Рея назначает ему немыслимые полчаса на Аппарате Очищения с приглашенными зрителями. Или потребует от него какую-то услугу.

— Ты знаешь или догадываешься, зачем сегодня приехал префект? — внезапно спросил отец Вацлав.

— Нет, отче.

— Не для того, чтобы оштрафовать Клауса за проданную на прошлой неделе втридорога крупу с жуками. И уж точно не потому, что Францишек выпил испорченного вина и увидел, будто соседская жена летает ночью на помеле. А приехал наш префект для того, чтобы забрать рекрута на службу в армии Господней, вот так.

— Но ведь префект уже забирал у нас рекрутов. Несколько седмиц назад, Томаша и Карла, правда? Это же не по правилам, рекрутов берут раз в полгода.

— Нет такого правила в книгах законников. В час нужды Церковь может призывать людей хоть каждый день. Ранее было достаточно два-три человека из нашей деревни на шесть месяцев. А теперь, значит, пришла нужда. Гость наш изрек, что достаточно и одного рекрута сегодня, но без него он не уедет. И хотя вся префектура, все хутора и деревни и три города подвластны префекту, он у нас все же мирянин и слушает совета скромных слуг Божьих, слуг Церкви. Мне было доверено самому избрать рекрута из своей паствы. И я выбрал тебя.

— Меня… — сердце Рея ухнуло вниз, воздух застрял в горле.

— Сейчас префект договаривается с твоим отцом. Тебе скоро шестнадцать, но все равно не помешает согласие главы семьи. И я уверен, твой отец даст согласие. Он сегодня на тебя разгневан, легко подпишет бумаги. Я уверен, что еще не раз услышу раскаяние от твоего отца. Все-таки ты ему родная кровь, и он не оставлял надежд вырастить тебя достойным сыном, но я не услышу эти раскаяния сегодня. А дальше — то воля Господа.

— Отче… ведь армия… это годы. Может, другие планеты, и никто не ведает, когда отпустят в отставку. Это же неволя.

— Все мы несвободны, все мы служим добру, а кто ставит свободу превыше этого служения — тот еретик и падший, и ждет его геенна, не забывай это, Реймонд. Служба в армии — доблесть и почет. Тем более ты не хотел добывать хлеб в поле, как все в деревне, и мельница явно тебе не по нраву.

— Вы от меня избавляетесь. На десять… или пятнадцать лет. Пожалуйста, отче Вацлав, не надо! Я больше не буду грешить! Лучше заберите кого-нибудь из моих братьев, но не меня!

— О, ты боишься служить в армии, для тебя это кара, и ты охотно подставляешь под нее родного брата, лишь бы не себя? Значит, я не ошибся. Мы закончили, дети мои.

Священник вышел из исповедальни, кто-то открыл дверь кабины. В церкви теперь было много народу. Прямо перед исповедальней стояли мельник, староста и префект. Все явно ждали этого момента, а Рей за беседой с отцом Вацлавом и не услышал, как в церковь прибывают люди. Рей глянул на лицо отца, мрачное, решительное и одновременно виноватое, и все понял.

— Отец, ты меня предал!!! Продал!!! — взвизгнул парень.

— Не кричи в храме Божьем, Реймонд, — сказал священник, — давай, ступи вперед.

Служка подал Вацлаву чашу со святой водой и кропило. Рей вжался спиной в стену.

— Не пойду, — угрюмо сказал он.

Сразу возникли два рослых крестьянина, которые буквально вывинтили сопротивляющегося Калиста из будки и взяли его под руки. У Рея подогнулись колени, но не от торжественности момента.

— Итак, властью, данной мне Богом, Церковью и Верховным Епископатом… зажмите ему рот, если попадет под суд за богохульство в храме — придется отдавать кого-то нужного общине… Да, Епископатом, при свидетелях произвожу тебя, Реймонд Калист, в воины Господни. Отныне жизнь твоя доверена Небесам и Церкви и несешь ты тяжкое, но святое бремя: меч — для грешников, еретиков, безбожников, неверных и прочих порождений зла и щит — для тех, кто чтит Бога истинного и возносит Ему молитвы. Служи доблестно, не жалея живота своего и не зная сомнений, пока Господь или Церковь не освободят тебя. Аминь! — и отец Вацлав окропил Калиста водой. Все собравшиеся перекрестились, даже выпущенный из рук Рей, машинально.

— Готово дело, — спокойно сказал префект, — теперь можете расходиться. Новичку пора собираться в дорогу. Часа будет достаточно. Вещей много нести не советую, в казарму нельзя проносить свою одежду, никакой посуды, вилок и ножей. Крест, иконы, Святое Писание и праведные книги — можно брать. И соберите рекруту еды. Кормить первые дни будут, но из того расчета, что поступающим на службу необходимо очистить себя и попоститься.

Перед домом мельника собралась толпа. Вся деревня вышла проводить Рея. Но он не питал иллюзий. Мало кто горевал по поводу его отбытия. Все были озабочены тем, что в рекруты забирают второй раз за полгода. А где второй, там и третий. И кто будет следующим? Много лет уже не было такого, чтобы чаще заведенного распорядка уводили людей.

Наконец вышел из дома невольный виновник собрания. Рей медленно нес легкую суму, в которой была полежавшая в холодильнике вареная курица, сушеные яблоки, пара апельсинов, десять золотых, бутылочка мирры из монастыря Сан-Себастьян, черствая краюха хлеба, жестяная фляга с компотом, Библия и маленький образок Божьей Матери. Понурого Рея сопровождали старшие братья и отец. У забора среди людей стояла машина, возле нее ждал префект, староста заполнял на капоте последние бумаги для передачи Реймонда.

— Это ведь, наверное, скоро еще раз придут вербовщики в добровольцы от тевтонов, — услышал Рей разговор в толпе, когда вышел за калитку. — Может, им нашего младшего хулигана отдать? Вдруг подгонят электромотор для хозяйства, все равно год неурожайный, всех не прокормим. Тевтонцы в ордене научат дурака порядку.

Рей оглядел лица крестьян. Не было в них сочувствия. Сын мельника уже был в прошлом, и никто по нему не скучал. Почти никто. Старик Боно в рваном до состояния тряпья мундире тряс головой и ронял слезы. Но Боно был местным юродивым, ему очень давно во время участия в неудачном Софийском крестовом походе попал в висок осколок снаряда из пушки Конгресса. С тех пор он постоянно гримасничал и плакал по любому поводу. А остальные просто стояли и смотрели. Стояла и смотрела младшая сестренка Рея, державшая на руках свою злобную кудлатую кошку, которую Рей ненавидел. Кошка на Рея не смотрела, лениво жмурилась на яркое солнце. Зато смотрела Мэгги Бийон, ее платье уже высохло и не просвечивало. Она молчала вместе со всеми.

Вдруг из открытого окна дома мельника донесся женский стон. Это плакала мать Рея. Сердце Калиста сжалось от горечи, он выкрикнул злые слова.

— Мамаша, собирала ты меня охотно и молча, а теперь скулишь? Где ты была, когда меня продавали, и кто подписался рядом с отцом?!

— Да заткнись же ты, сволочь малолетняя! — заорал мельник. — Сопляк, хоть уйди достойно!

— Какая разница? Что вам всем в том, как я уйду, вы уже от меня избавились. Вы все, хлевное отребье… Мрази, козлы!

— Будь же ты проклят, Реймонд! И день, когда ты родился! — мельник двинулся на сына.

— Спокойно, Антоний! — священник заслонил Рея. — Ты больше не можешь бить Рея безнаказанно. Он теперь воин Христа.

— Вот! — обрадовался Рей. — Я рыцарь! А ты, старый хряк, мне ничего не сделаешь! Выкуси!

— Пока не воин, а всего лишь мобилизованный, — поправил Рея префект, — а на мобилизованных у меня есть управа. Это за оскорбление своего отца и матери.

Чиновник снял с пояса короткий жезл и буднично, будто включая кондиционер, ткнул им в нового рекрута. Рей тут же пискнул, согнулся, выронил суму и сам потерял сознание от боли. Вот так, день вроде начался весело, а потом Реймонд получил по голове ведром, подзатыльник от отца и теперь удар нервным хлыстом, а от него боль не намного слабее, чем от Аппарата Очищения.

Калист очнулся, почувствовав, как ему под веки пробивается яркий мигающий свет. Это солнце заглядывало в лобовое стекло автомобиля. А мигал свет от того, что солнце то и дело закрывал подвешенный на четках под зеркалом заднего вида деревянный крест. Рей застонал и сел на заднем сиденье. Вообще-то нейрохлыст не должен вызывать длительную боль, но во время удара Рей прикусил кончик языка, теперь на подбородке запеклась кровь. Электромобиль оказался специальным, между задним и передними сиденьями стояла перегородка из прочного стекла, с маленькими отверстиями, окна не открывались, а кондиционер явно сломался. Дышать было нечем. Префект сидел за рулем, на месте пассажира рядом с ним глухо позвякивал солидный мешочек. Крестьяне не доверяли тамплиерским долговым распискам, предпочитали «настоящие деньги», золотые и серебряные монеты, ими и одаривали начальство. Реймонду на заднем сиденье, кроме сумы с пожитками, составлял компанию массивный металлический кувшин. Наверное, один из сельчан хотел подпоить префекта, но в итоге сам напился и подарил чиновнику фамильную реликвию — старую посудину.

— Очнулся? Мне не в первый раз приходится использовать бич для вербовки. Много кто не хочет брать на себя подвиг ратного дела. Но правда, когда тебя затаскивали в машину, никто из родственников не коснулся тебя, ни братья, ни сестра, ни отец с матерью. Мать даже не вышла из дома. Тебя уложили на сиденье посторонние люди.

— Черт с ними, с родственниками, — буркнул Калист.

— Упоминаешь нечистого вместе с семьей своей — это грех. Я твоих родителей знаю. Отцу помогал наладить поставку леса для столярного дела. А мать еще лет пять назад была красавицей. И ткать умеет потрясающе, я своим дочерям у нее платки заказывал. Что же им так с тобой не повезло? Или то промысел Божий? Или как раз не Бога то воля?

Рей не ответил, да и чиновник не ждал ответа. Машина как раз свернула с ухабистой грунтовки и помчалась быстрее. Иногда из-под колес летели комья свежего навоза, ведь по шоссе тащилось множество телег, запряженных всевозможной скотиной. Калист обливался потом и смотрел в окно. Дорога взбиралась с холма на холм, вокруг был привычный Рею пейзаж, похожий на застывшие желтые волны. Выглядели бесконечные холмы с дубовыми рощами живописно, но Рей знал, как трудно выращивать на неровных склонах еду, сколько усилий уходит на один полив грядок. А дорога все петляла, ныряла вверх-вниз. Мелькали деревеньки с церквями, ведущие к богатым хуторам кипарисовые аллеи, яркие апельсиновые плантации. Электромобиль юрко обгонял медленные трактора с прицепами, больше усилий ему требовалось, чтобы оставить позади немногочисленные грузовики и автобусы. И один раз мимо стремительно пронесся курьер на гравибайке, моментально растаял впереди. На повороте к административному центру префектуры чиновник остановил машину, сходил в придорожный трактир и вернулся с двумя одноразовыми чашками мясного супа. Калист выхлебал свою порцию очень быстро, не сказав спасибо. Дальше путь лежал не в префект-центр, а в более крупный город — Мансен, центр всего магистрата.

Они ехали еще несколько часов, солнце клонилось к холмам, свет вокруг сделался не желтым, а как говорили на Доминике, «цвета невинной кожи». В низинах густели сумерки.

— Это еще что?! — вдруг выпалил префект, когда машина поднялась на край очередной долины.

— Я не вижу! И мне надо отлить, — жалобно сказал Рей.

— А ну терпеть! Сейчас проскочим долину, тогда! Иначе на час здесь застрянем, — и префект выжал полный газ.

Кувшин, звякая, свалился с сиденья, а Рей увидел, как впереди по дну долины ползет к дороге темная колышущаяся масса. Рей сначала не узнал ее, но когда машина пролетала на скорости перед самой стеной шерсти и мяса, Калист понял — это огромное стадо доминиканских коней — першеронов, которых выращивали ради их пышного волоса и на еду. Каждый взрослый чудо-конь высотой был до чердака дома, в котором жила семья Калиста.

Взлетев на другой край долины, префект затормозил.

— Чем воняет? — спросил он, открывая заднюю дверь. — Ты не дотерпел-таки?

— Нет! — Рей выбежал и еле успел расстегнуть штаны у обочины.

Табун как раз перекатился через дорогу. Пока Калист справлял малую нужду, префект задумчиво разглядывал лошадей. Из долины долетали глухие конские вздохи, надрывный лай псов-волкодавов. Пастухи носились вдоль табуна на гравибайках, а сверху контролировал самолет. Конца-края массе першеронов не было видно. Во главе табуна шли самые здоровые, лоснящиеся кони. Они пожирали всю лучшую траву на пути. А идущие следом довольствовались объедкам, травинками, затоптанными и забросанными навозом.

Рей застегнул штаны и подошел к префекту.

— Выбрось лучше курицу, это она протухла и воняет, — сказал чиновник, все так же глядя на табун, — не знаю, может, в Оакенбоксе люди крепкие на живот, но поверь, тебе придется ждать отправки несколько дней, и лучше провести их здоровым. А мне после твоей лежалой на жаре птицы придется машину чистить.

Рей вернулся к машине и залез в суму. Курица и правда испортилась. Рей зло швырнул ее в сторону. Выкинул бы и все свои попахивающие пожитки, но там были Библия и икона, даже Рей не мог их бросить. Он положил суму обратно на сиденье.

— Зачем они гонят так много першеронов? — спросил Рей у префекта. — Они же вытопчут землю, расти ничего не будет.

Это была правда. Рей видел на городской ярмарке доминиканских першеронов в загоне, даже один такой конь непрерывно поглощал специальный корм из грузового контейнера, а сколько сожрет такое немыслимое стадо, как сейчас идет по долине, трудно вообразить.

— Их выгоняют перед убоем, всех на живодерню. А земля… На землю плевать. Большая беда, Реймонд, когда власть над землями получают те, кто эти земли не любит, — неожиданно горько произнес префект.

Приехали они к месту назначения глубокой ночью. Мансен — центр магистрата Сент-Мансен, большой город. Десяток соборов, духовная академия, представительства основных рыцарских орденов, заводы, отделение банка тамплиеров с собственным золотохранилищем. На улицах лежала не брусчатка, а какой-то невиданный для Рея черный материал. Пока ехали по городу, Рей глядел во все глаза на закрытые магазины с яркими витринами, на легковушки у домов, милицейские патрули с мигалками, на женщин в платках, спешащих по тротуару в этот поздний час. Для Калиста это словно другая планета, даже гужевому транспорту был запрещен въезд в центр Мансена. Никогда еще Рей не забирался так далеко от дома, самая дальняя для него поездка была в пятьдесят километров от деревни, в монастырь Сан-Себастьян на Пасху несколько лет назад.

Префект подрулил к кирпичному зданию с фальшивыми колоннами и решетками на окнах, наверняка какое-то государственное учреждение. Встречать их вышли два милиционера. Первым зашел в здание префект с папкой документов, следом Рей со своим мешком, позади милиционеры. Префект передал документы на Калиста заспанному дежурному.

— Все, парень, дальше ты сам. А мне в гостиницу пора. Удачи.

Милиционеры быстро обыскали, провели Рея по коридору и втолкнули в какой-то зал. Изначально это явно было место для заседаний, но теперь оставшиеся стулья занимали спящие люди, кто просто в скромной одежде, а кто в тряпье. Электрическая люстра под потолком еле светила. Стульев было мало, в основном пол устилали соломенные матрасы. Слева от захлопнувшейся за Реймондом двери лежала груда таких матрасов, но свободного места на полу, чтобы расположиться, Калист не видел.

— Эй, парень, новенький, — от группки играющих при свече в карты мужиков отделился верзила, — что принес? Книги есть? Пару страниц вырвешь на самокрут, а мы тебе — кусок табачной плитки, идет? Чем от тебя тащит, тухлятиной?! Да тебя нельзя пускать сюда такого вонючего! А ну давай золотой, или вон дверь во двор, хватай тюфяк и выметайся туда.

— Я лучше на дворе посплю, тепло, — Рей не добавил, что от рекрута самого воняло кислятиной.

Парень подхватил верхний матрас и пошел к открытой двери во двор, спотыкаясь об лежащих. Картежник хотел продолжить разговор, но передумал и вернулся к своей компании.

Во дворе было посвободнее, Рей без труда нашел место среди спящих на сыроватом от росы замусоренном газоне. Сквозь забор с улицы падал свет фонарей. Калист расстегнул суму, осмотрел Библию и икону. К счастью, их не задело куриным жиром и соком из апельсинов. Страницы слиплись, но это скорее от того, что Рей давно не открывал Библию. Она была еще детская, с картинками. Ее подарили Реймонду на семилетие. Тогда дела мельника шли не так хорошо, он здорово потратился на подарок сыну в книжной лавке.

Рей отпил глоток из фляги и улегся на матрас. Компот он выпил весь еще в машине, префект разрешил наполнить флягу водой из колодца на подъезде к Мансену. У воды был слабый фруктовый привкус. Привкус уже далекого дома. Рею захотелось плакать. Он вспомнил, сколько у него было планов. Наполнить над костром бычий пузырь горячим воздухом, привязать к нему кота Тома и запустить к облакам. Ну, и на Мэгги Бийон были планы, она выглядела странно притягивающе в последние месяцы. И звезды в небе над Мансеном светили не так ярко, как жаркой ночью над Оакенбоксом. Калист смотрел на звезды и думал, что, может, его забросит служба к одной из них и он больше никогда не захочет вернуться в дом, откуда его так внезапно выгнали. На этой мысли Калист и заснул.

Три дня еще сидел Рей в правительственном здании. Рекруты все прибывали. Реймонд не разыскал своих односельчан, мобилизованных раннее, их, скорее всего, уже давно определили в какую-то военную часть. Рей расстроился, что не встретил знакомых, хотя в деревне у него не было друзей, только временные сообщники по хулиганским выходкам. Мобилизованных свободно выпускали со двора в одно из крыльев здания. Там был туалет, в нем же приспособили шланг к водопроводному крану и сделали душевую. Для Калиста это уже была роскошь, в его деревню не провели водопровод.

Два раза в день звучал сигнал к построению, рекруты жались у стен, заходили священники и читали молитвы. После милиционеры выкатывали дымящиеся котлы с пшеничной кашей, пресной на вкус. Её выдавали в одноразовой бумажной посуде, Рей хлебал и кривился. Несколько раз он выиграл разные вкусности в карты, еще пару раз своровал еду у спящих, и наконец один хозяин еды проснулся и разбил ему нос. Но Калист еще легко отделался. Ночью один из мужиков вздумал дезертировать. Перелез через высокий забор во дворе с его шипами поверху. Через полчаса милиционеры приволокли беглеца обратно, распухающего от побоев. Еще полдня он угнетал зал своими стонами, пока охрана не решила, что пример достаточно нагляден, и не увела дезертира прочь, и больше его не видели.

Рея вызывали по фамилии, водили на медкомиссию. Стоящая в комнате белая кабинка медицинского сканера напомнила парню одновременно исповедальню и Аппарат Очищения. Вопреки опасениям, больно не было, он постоял в сканере минуту, санитар глянул на экран, кивнул и подшил пару листов распечаток к его делу. Ничего подобного такой сложной технике Рей не видел, даже когда бывал в городском госпитале неподалеку от дома.

Попал Калист и на встречу с инквизицией. Когда он высидел в очереди к кабинету, зашел и увидел на вешалке знакомую каждому шляпу с широкими полями, Рей испугался. Впрочем, сидящий за столом над открытой папкой человечек в белой рубахе и кожаном жилете выглядел как обычный щуплый клерк.

— Присаживайся. И назови себя.

— Рей Калист. Реймонд.

— Носишь Святой Крест на теле, Реймонд?

— Да, серебряный на шее.

— Покажи… Хорошо. Можешь прочитать написанное здесь?

— Господь — отец, Иисус — сын Божий, святая Дева Мария, простите грехи мои и озарите меня благодатью своей. Аминь.

— Читать по-английски умеешь. Осени себя крестом три раза. Сколько раз молишься в день?

— Три… Пять. Но не каждый день. Перед едой — всегда, а на ночь…

— Я понял. Учился в школе?

— Да… Пять классов.

— Какие предметы учил?

— Английский, письмо и чтение, Закон Божий, математика, латынь, «Воля Божия в материи и природе», история Святых Земель.

— Почему только пять классов?

— Один учитель заболел, его увезли в город, он не вернулся. А второй просто однажды уехал.

— Какие из следующих языков знаешь: латынь, баварский, славянский, русский, итальянский, корейский, йоруба?

— Знаю английский и славянский. Латынь… немного.

— Писать и читать по-славянски можешь?

— Нет. Бабка, мать отца, на нем говорила, я только по-английски писать могу.

— Ясно. Как с техникой, нравился предмет «Воля Божья в материи»?

— Нет. Пробовал несколько вещей из журнала «Созидатель» по чертежам собрать, скучно.

— У меня есть информация, однажды ты сам создал дымный порох. И систему из блоков и противовесов, чтобы облить навозом из ведра соседских мальчишек. Было дело?

— Да… — Рей поразился. Это же детские шалости. И ведь кто-то написал донос в инквизицию, при том, что половина Оакенбокса была неграмотной.

— Ну, значит, к технике есть интерес, только не к созидательной. Посмотри на этот рисунок. Что чувствуешь?

— Какие-то линии. Но они мне не нравятся.

— Знаешь, что они означают?

— Нет.

— Видел раньше?

— Нет… хотя… видел похожее. Вырезанное на дереве в роще. Потом инквизиция приезжала, искали кого-то.

— Понял. Последний вопрос. Вот эта бумага… ее нет в твоем официальном деле, и если ты будешь выполнять приказы, ее там и не будет. Здесь сказано, несколько дней назад тебя поймали на домогательстве к девушке. Что скажешь про этот случай?

— Было. Бес попутал.

— Хорошо, иди. Скажи, чтобы следующий заходил.

Получилось всего пять минут на допрос для всезнающей инквизиции.

К концу третьего дня ожидания Рея опять вывели из зала. Теперь в очередном кабинете его ждали знакомый префект и незнакомый чиновник со значком помощника легата — главного лица во всем магистрате Сент-Мансен. Рей не знал, кто перед ним, но на стене висел сертификат с сургучной печатью епископа магистрата, дозволение некоему Стефану Маготу на проведение христианских таинств и на службу мирскую. Еще в кабинете сидел служка в сутане, который стучал по клавишам настольного вычислителя и скармливал машине пачки документов для сканирования.

— Имя, фамилия и откуда ты? — спросил незнакомый чиновник у Рея.

— Реймонд Калист, сын Антония Калиста, из Оакенбокса.

— Это деревня возле Оршарда, — добавил префект.

— Да знаю я! — бросил чиновник. — Возраст — пятнадцать годков по Земле. Маловат еще.

— Но ты только глянь на медкомиссию, — префект говорил с чиновником на «ты», но было видно, что он здесь в подчинении, — это же группа «А-минус».

— По устным слухам, была попытка изнасилования девушки, так?

— Слухи преувеличены. Она отбилась от него. Скорее всего, просто парень вошел в возраст, когда дьявол замечает душу и клонит к пороку. Не совладал с собой.

— Это деваха его так, что нос теперь синий?

— Нет, я его привез целым и невредимым. Это уже здесь добавили. А голова у него вообще крепкая, ему по ней девочка хорошо приложила, и без следа.

— Ясно, — у чиновника в глазах исчезло любопытство, он поставил печать в деле Калиста и передал его служке для сканирования.

— Здоровье хорошее. Есть проблемы с поведением, но думаю, в казарме их исправят кулаками и молитвой.

— Хорошо! — префект сиял. — А знаешь, я, наверное, ко дню святого Анджея заполню квоту на группу «А» и «А-минус».

— Это если их опять не переделают в большую сторону.

— Сколько можно! Я уже устал мотаться по всем дырам моей префектуры. Дел у меня больше нет!

— Так завещал Святейший Михал. Префект обязан сам отбирать рекрутов.

— Но не каждый же месяц!

— Бери пример с соседнего магистрата. Там уже выполнили квоты.

— Легко говорить, у них под боком анклав греческого обряда, сидят на контрабанде. У них даже денег хватает на выездные медкомиссии. А я за две недели три раза возвращался, поскольку рекрутов забраковали врачи.

— Зато у соседей население куда меньше. Хватит жаловаться! Тебе абы сидеть в кабинете, и чтоб крестьяне сами несли десятину. Думаешь, у меня нет других дел, кроме военных?

— Ну так мне хотя бы охрану в пару человек. Я боюсь, что мне зарядят в бок из охотничьей аркебузы. Мне приходилось таких отбросов сюда возить! Никто не хочет брать бремя меча на себя.

— Терпи, что сказать. И меньше нагружай машину подарками крестьян, больше запасай аккумуляторов к хлысту Божьему.

— Да какие подарки! Недавно покормили в одной деревне, из меня черви неделю выходили. Послал нечистый своих тварей, похудел на десять килограмм.

— Может, то как раз знак Божий, хватит с тебя чревоугодия.

— А в последнюю поездку подарили вроде как ценный кувшин, а антиквар сказал, это ночной горшок, которому тысяча лет. Не знаю, что с ним делать.

— Не отнимай мое время такими рассказами. Лучше скажи, как там со строительством фабрики? Хозяин согласился так же строить дорогу и выделить на нее деньги?

— Да, он и община достигли понимания…

— Простите, что вмешиваюсь, ваше преподобие, — сказал служка, — сообщение от Центра.

— Что там? — чиновник посмотрел на экран вычислителя. — Святые угодники! Поезд выезжает сегодня вечером из Ноксгота! Через два дня будет здесь.

— Я со своей стороны выложился. Надо только разослать курьеров на байках, пусть оповестят родственников, кто успеет на проводы.

— Но у тебя же были несколько человек с платой, чтобы попасть в списки «Ц-минус», да?

— Ты бы не говорил про них при рекруте. Он хоть и… а все же…

— А что мы сказали здесь запретного? — улыбнулся чиновник Рею. — Ничего такого, правда? Тем более их отправляют по юго-восточной магистрали, вряд ли они попадут в звездную академию Благодатной Армады и вернутся стратегами космического флота. И вряд ли они будут охранять сборщиков податей по соседству.

— Да, но все-таки… Реймонд, можешь идти. И скажи, кого встретишь, через два дня будет большой набор, пусть собираются, много кого отправят к месту службы.

И правда, прошло еще чуть больше двух суток, и в зал, где ждали рекруты, вошли милиционеры, выкрикивая фамилии. Больше ста человек, около трети размещенных в здании, было вызвано. В это число попал и Рей. Людей вывели на улицу, где уже стояли пять грузовиков с тентами. Милиционеры разогнали рекрутов по кузовам, еще раз сверили фамилии со списками. Несколько машин сопровождения включили мигалки, и вся колонна тронулась.

Рей ничего не видел, его затолкали в глубину кузова, но ехал грузовик недолго, минут десять. Потом была выгрузка, прямо на перрон железнодорожного вокзала. Как раз в этот момент Калист впервые в жизни увидел бронетехнику своими глазами, мимо платформы полз бесконечный эшелон с выкрашенными в камуфляж самоходными пушками, тягачами и легкими танками. Но эта техника не предназначалась рекрутам, милиционеры погнали их по переходу над путями, к колее магистрального класса, самой широкой на вокзале. На рельсах стоял состав из громадных двухэтажных вагонов, с атомным локомотивом. Вот туда и вели будущих солдат. Группу рекрутов построили в самом конце состава. Было жарко, солнце приближалось к зениту. Где-то пел молитвы хор, похоже, вживую, не на записи. Последовала очередная перекличка, и тут оказалось, что нескольких рекрутов нет, умудрились сбежать или потеряться. Милиция сразу засуетилась, поднялся шум. Откуда-то прибежали два десятка бойцов инквизиции. Эти выглядели серьезно, в черной униформе, в касках и защитных очках, руки сжимают автоматы с подствольными нейрохлыстами. Офицер их, судя по нашитому на рукав белому щиту с черным крестом и особому медальону на шее, был еще и посвящен в рыцари Тевтонского ордена. Если допрашивавшего Реймонда инквизитора можно было представить уныло препирающимся с трактирщиком, который повесил над входом заведения фривольную неоновую вывеску в виде розового женского тела, с этими бойцами на перроне спорить не хотелось. Сразу получишь разряд хлыста, а то и пулю. Прибежали еще какие-то типы в штатском с рациями. Все вместе, инквизиция, милиционеры и остальные, кинулись искать беглецов. Между тем включился вокзальный динамик.

— Воины Христа! Сейчас перед отправкой в учебную часть вам дадут повидаться с провожающими. Просьба сохранять спокойствие и поддерживать смирение.

Группу повели в обход главного здания вокзала. Хор запел что-то знакомое, вроде молитвы «Ангелус». Тут Рей увидел забор из прутьев, обтянутый сеткой-рабицей. А за забором на площади толпился народ. Провожающие плакали, махали платками и иконами, некоторые размахивали плакатами с написанными на них именами и пожеланиями. В паре мест над толпой виднелись качаемые на руках орущие младенцы. Видимо, не все мобилизованные были изгоями-одиночками. Рекрутов пустили к забору. «Стоять не больше минуты! Не задерживаться!» — повторяли милиционеры. Ошеломленного суматохой Рея вынесло к забору. Ему послышалось, что его зовут. Хотя не послышалось.

— Рей! Рей! Да посмотри сюда!

— Вы?! Приехали? — Калист увидел по ту сторону забора двух старших братьев.

— Еле успели. Ночью добирались, ну и даль — этот Мансен. Как сам, Рей?

— Нормально.

— Привет тебе от деревни.

— Эй, проходите дальше, не стойте! — гаркнул милиционер.

Рея понесло потоком напирающих рекрутов прочь от забора.

— Рей! — крикнул вслед брат. — Мэгги просила передать, она на тебя не в обиде! ОНА ТЕБЯ ПРОСТИЛА!!!

— Чего?! — Калист встал на месте.

Но тут рядом громыхнули выстрелы, толпа охнула, рекруты запаниковали, и вся группа хлынула прочь, обратно к поезду. Наверное, инквизиция загоняла беглеца стрельбой в воздух, Рей не рассмотрел. Хор сбился, но сразу продолжил пение.

Реймонда втолкнули в вагон на первый этаж. Здесь стояли жесткие нары, гадостно воняло. Окна с решетками были распахнуты, но дышать нечем. Рей изможденно упал на подвернувшуюся койку, ему сразу впилась в бок острая щепка. Еще некоторое время снаружи доносились выстрелы, пение и крики, а потом зазвонила вокзальная колокольня, поезд тронулся.

Состав медленно полз на юго-восток, останавливался на мелких полустанках и подолгу стоял в крупных городах. На мелких полустанках подвозили воду и еду, в больших городах подгоняли вагоны с новыми рекрутами. Кормили плохо — витаминными лепешками из фруктов, пресным хлебом, иногда сушеной кониной. Очень хотелось пить, баки для воды возле тамбуров пустели моментально. На станциях иногда подбегали хитрые мальчишки, за деньги предлагающие заполненные водой конские кишки (бутылки не проходили сквозь решетки на окнах). Спекулянтов отгоняла милиция, но торговля все равно шла. Реймонд видел, как в их поезд сажают девушек. Вообще-то на Доминике женщин не мобилизовывали в армию, но добровольно можно было устроиться в Корпус Сестер Милосердия и ряд других вспомогательных организаций.

В одном из пунктов остановки весь вагон Рея вывели на вокзал с вещами. Здесь их раздели догола, обсыпали дезинфицирующим порошком, каждому выдали заранее сшитый под него комплект летней униформы с номером и фамилией на груди, ранец, ботинки, всякие мелочи вроде кожаной папки для бумаг. Наверное, еще при прохождении медкомиссии Рея обмерили и заказали на него форму через вычислитель. Пока рекруты получали вещи, их пожитки перерывали специальные инспекторы, решали, что можно оставить, а что прямо тут пойдет в гудящую огнем печь. Калист получил обратно свою икону, Библию, бутылочку мирры, а вот деньги куда-то пропали. Жаловаться было некому, Рей собрал все оставшиеся вещи в свой новый ранец, посмотрел, как горят его деревенские одежки. Когда их вернули в вагон, Калисту стало дурно, койки тоже дезинфицировали от принесенных рекрутами клопов и микробов. От запаха химии текли сопли и слезы.

Ночью один совсем хилого вида парень обмочился. Может, у него была ломка после наркотиков или просто так проявилось отравление порошком для дезинфекции. Рекруты начали издеваться над ним, загнали под мокрую койку, слушали, как он там всхлипывает. Реймонд тоже хохотал вместе со всеми. Он на время забыл, как ему самому тоскливо, как он хочет домой.

Так поезд и ехал еще три долгих дня и три короткие летние ночи. Десятки префектур, пять магистратов остались позади. Пейзаж вокруг рельс изменился, исчезли холмы, кругом раскинулась ровная желто-зеленая степь. Стало еще жарче, чем в Мансене. Города на пути ощутимо поредели, деревеньки тоже попадались маленькие. Под конец маршрута новых рекрутов на остановках не пригоняли.

Реймонд понял, что они уже близко, когда ночью проснулся от духоты и чужого храпа. Поезд стоял на очередном узловом полустанке, рядом тарахтел пропускаемый состав. Степь сверкала зелеными огоньками, это играли светляки. А над горизонтом вставало бледное зарево, такое большое, что звезды меркли. Впереди ожидал огромный город или другой источник света. Рельсы делали поворот, было видно — все составы идут туда, обратно тянутся пустые платформы и темные вагоны без пассажиров.

И точно, утром следующего дня поезд подполз к перрону. Повсюду стоял грохот от множества работающих механизмов. Рекрутов выгнали под палящее солнце. Реймонд заметил, что весь поезд высаживают, причем у головы состава над перроном с помощью подъемного крана сооружают навес, а позади из хвоста люди прыгают прямо под насыпь, поскольку перрон не достроили. Вперемешку с прибывшими рекрутами сновали рабочие. Над головой шумно курсировали грузовые вертолеты, по соседним перронам тянулись вереницы людей. Реймонд вообще плохо ориентировался, повсюду строительные леса, солдаты, склады, за оградой медленно, рывками едут фуры с контейнерами. Судя по военной технике на грузовых платформах и общему обилию людей в форме цвета хаки вокруг, он попал на какой-то грандиозный военный объект, причем возводимый прямо на глазах.

Встречающие поезд солдаты направили рекрутов к усиленно охраняемому входу в терминал. Внутри хоть и ожидали тысячи людей, оставалось ощущение простора. Далеко вверху, под потолком, рабочие что-то делали со стропилами, напоминая пауков. На стену как раз осторожно поднимали стеклянную скульптуру ангела с мечом в одной руке и розой в другой. Окна терминала были пока задрапированы белой тканью, но за ними мелькали тени соседних строек, лязгали вагоны, будто слышалось хлопанье могучих ангельских крыльев.

Сотни клерков в окошечках выполняли одну функцию. Спрашивали имя, фамилию, сверяли с номером на униформе и давали цветную бирку с написанным на ней номером турникета. Турникеты ждали в другом конце зала, они беспрестанно пропускали сортируемых.

Реймонд дождался, пока ему протянули через окошечко красную бирку, и пошел дальше. Вокруг были не только мобилизованные, стояли в очередях и действующие солдаты, уже в звании, даже из рыцарских орденов, попадались и гражданские рабочие. Кто-то тащил чемоданы, кого-то прямо на месте допрашивала инквизиция, была даже бригада санитаров, заглядывали в рот тем, кого, наверное, не обследовали во время призыва. На Рея не обратили внимания. Видимо, бежать из этого здания уже было совсем некуда, рекрутов оставили без надзора.

Прокрутив турникет, Калист получил указание следовать по линии на полу цвета своей бирки, то есть по красной. Пройдя пустынными, пахнувшими свежей краской коридорами, Рей оказался во внутреннем дворе. Двор разделяла на несколько квадратов высокая живая изгородь. Она же давала уютную тень, в которой располагались лавочки. Шум от огромного вокзала и стройки раздавался не так громко. В середине площадки на солнце играла струя каменного фонтана. К нему сразу подбежал Рей, наполнил водой выданную взамен домашней армейскую флягу и с наслаждением выпил, забыв даже про угрозу подцепить кишечного червя.

Утолив жажду, Рей огляделся. В тени ждало еще несколько рекрутов. Некоторые, как ни странно, молились, еще несколько листали Библию. Внимание Рея привлекла единственная девушка на виду. В отличие от желтоватого хаки униформы, на ней был насыщенно-зеленый пиджак с зеленой блузкой, юбка до колен. На пиджаке виднелась эмблема, схематичная планета с крестом, значит, военизированная администрация. Надо сказать, зеленая форма удачно сочеталась с изумрудными глазами девушки. Рей не видел таких глаз раньше, в основном, даже в зеркале, на него смотрели серые, как камни или спины крыс. Из-под красного берета на голове виднелись угольно-черные волосы, коротко стриженные. Скорее всего, северянка, кожа бледная, без загара. И на лице почти нет желтых пятен, только в уголках рта, особенно заметны, когда девушка улыбается. А она как раз улыбалась, ей рассказывал что-то забавное сидящий рядом парень с рыжими волосами, тоже бледный, прямо-таки синюшный. На парне была такая же униформа, как у Калиста, только на плечах виднелись пустые погоны, а рукав украшала эмблема ордена иезуитов. Рей решил начать беседу. Он не боялся знака ордена, перед ним явно был новобранец.

— Эй, рыжий, ты вроде под таким уважаемым орденом, иезуитами, а одет не по уставу, что за дела?! — Рей ткнул пальцем в расстегнутую хлопковую куртку, из-под которой торчала не заправленная в штаны белая футболка. Панаму рыжий тоже снял, она лежала на стоящем рядом с ним ранце.

— А ты кто, офицер?! — грубо спросила девушка. — У самого форма мятая!

Это было правдой, Рей успел уже помять и испачкать одежду в жарком тесном вагоне, еще и забрызгался, когда пил из фонтана.

— Да ничего ведь страшного, — смущенно улыбнулся рыжий, — меня и тебя пока официально не оформили в подразделения, можем походить нараспашку, жарко ведь.

— И что, ты в армию пошел, а пуговицы не научился застегивать? Откуда тебя такого взяли, — Рей присмотрелся к нашивке с фамилией рыжего. — Фоггерти? Что за фамилия дурацкая, как еж шипит? Из какого ты магистрата? — Рей уже знал по опыту, надо сразу настроить собеседника, что ты говоришь с ним презрительно и хамишь ему. Если не перегнуть палку, можно получать маленькие радости от безнаказанного унижения окружающих.

— Я вообще-то приехал из Святого Города. Но родился на другой планете, на Пьюрите.

— Рассказывай! Нет такой планеты. Я все девять планет Святого Престола знаю. Хорош лгать.

— А это не Земли Святого Престола, — слегка печально сказал рыжий, — Пьюрита сейчас входит в Галактический Конгресс.

— Ох!!! — Рей отшатнулся с неподдельным страхом. — Шпион! Еретик! Безбожник!

Даже окружающие перестали молиться от его криков.

— Я давно здесь живу. Меня проверяла инквизиция. Я допущен служить.

— Да знаю я эти проверки. Ты зачем сюда пришел?! Шапку снял, думаешь, лучше нас, деревенских?!.. Чего молчишь, глаза отводишь?

— Я… просто не понимаю, что я тебе плохого сделал, чем обидел?

— Святой Михал сказал: «Кто повернулся спиной к злому деянию, кто прошел мимо, тот зло унес на своей спине и несет его дальше». Как я могу пройти мимо, когда в рыцари затесался нехристь с чужих звезд!

— Да что ты ему отвечаешь, Питер? — сказала девушка. — Не отвечай, не обращай внимания. Он хоть и дурак, а сам с собой вряд ли долго проговорит.

— А ты заткнулась, когда мужчины разговаривают! Рыжий, чего тебя все время баба выгораживает? Сестра твоя старшая, что ли?

— Нет, дурак, я его знаю чуть больше часа. Но уже в курсе, что Питер, например, добровольно вступил в армию. А тебя наверняка поймали, когда прятался в мусоре за деревенским трактиром, и привезли сюда, как барана в клетке.

Это было метко, и Рей сжал кулаки. С раннего детства он усвоил для себя простое правило: в драке победил тот, кто ударил последним, без ответа. С возрастом он понял, что время на ответ можно определять самому, но мстил всегда подлостью, ударом исподтишка, всегда, когда детская память не подводила. Сейчас ум подсказывал: «Не время, потом еще сквитаешься!» — но в голове уже вскипала ярость. Тем более хотя и удалось попасть в поле зрения девушки с беретом, но как-то не совсем удачно. Рей бы, наверное, кинулся на рыжего с кулаками, тот выглядел старше, но тщедушнее. Однако тут сзади окликнули: «Здесь Питер Фоггерти?»

— Я здесь! — встал с лавки рыжий.

— Ave Christi! Добрый день, ребята, — к ним подошел незаметно оказавшийся во дворе человек. У него была странная одежда, белый плащ с откинутым назад капюшоном, вроде монашьего балахона, только достаточно короткий, чтобы были видны пятнистые камуфлированные штаны, заправленные в ботинки. Лицо его, загорелое и обветренное, было спокойно, голос звучал тихо и непривычно после истеричных команд конвоиров. В руках человек сжимал две папки для бумаг.

— А ты — Реймонд Калист?

— Да.

— Хорошо, что вы познакомились. Вам ведь выпало служить вместе. Я — брат Кальварий, сержант. Добро пожаловать в орден.

— Какой орден? — спросил Калист.

— Орден Христа, конечно же! Братство иезуитов, воздушно-десантные войска наследников святого Игнасия. Реймонд, раз уж мы в армии Господа, соблюдай дисциплину. Обращайся ко мне как к старшему, говори «да, сэр». И не задавай вопросов, пока офицер и старший по званию не скажет, что слушает вопрос. В ордене солдаты обычно все понимают с первого раза. Это понятно?

— Да, сэр!

— Молодец. Питеру уже нашили знак. А тебе, Рей, я принес погоны и нашивку ордена, не потеряй, сегодня вечером сам пришьешь. Берите ранцы, сейчас поедем в сектор иезуитов. А вы куда, юная леди?

— С вами.

— Вы — Жанна Помме, верно?

— Да, сэр!

— Ну, не надо, вы же не в ордене. За вами придет человек, но немного позже, подождите.

Вскоре Рей уже сидел в джипе, который катил по улицам строящейся цитадели. Рей улыбался. Он еще не встретил здесь ни одного вола или другого привычного по деревенскому быту животного, но вся эта машинерия и арматура вокруг производила впечатление мощи, а значит, власти и безнаказанности. Калиста определили в десантные войска иезуитов — одного из самых влиятельных орденов. И он уже знал, что нашел замену коту Тому, кого будет мучить, пусть он и рыжий. И замену для Мэгги, хотя здесь еще надо постараться, но перспектива есть. В первый раз за долгое время Рей искренне поблагодарил Бога.