Химеры картинной галереи

Анна Князева, 2019

Дела в модном ателье Надежды Раух шли отлично, и она решилась на расширение – шить не только дамские наряды, но и мужские костюмы. Лучший мастер в Москве уже принят на работу, а для презентации нового направления устроен торжественный прием. Гости – известные, солидные, состоятельные люди – с удовольствием любовались изысканными интерьерами ателье, любовно созданными мамой Надежды Ираидой Самсоновной, страстной любительницей антиквариата. Ее недавнее приобретение – авторская копия картины, оригинал которой находится в Третьяковской галерее. Полотно это крайне необычное, и Надежде очень хочется раскрыть его тайну, но ей мешает другая, гораздо более мрачная загадка – один из гостей был отравлен прямо во время приема…

Глава 1

Наше время

Москва, Замоскворечье

Ателье Надежды Раух

В пятницу рабочий день в ателье закончился раньше обычного, примерки состоялись, и портных отпустили домой. В течение последующего часа фойе и гостиная приобрели сугубо праздничный вид. Официанты сервировали фуршет. Флорист принес большую вазу с лиловыми гиацинтами, синеголовником и белым морозником.

Увидев его, Надежда Раух замахала руками:

— Поставьте ее на пол!

— Но вы хотели на жирдоньерку^[2], — напомнил флорист.

— Я передумала. С жирдоньерки ее могут уронить во время приема.

— А если задвинуть в угол?

— Попробуйте…

Флорист перетащил жирдоньерку в угол и установил на нее вазу.

— Спасибо, так хорошо, — согласилась Надежда. — Уверены, что букет — сугубо мужской?

— Абсолютно.

В гостиную вошла мать Надежды. Ираида Самсоновна решала в ателье все жизненно важные вопросы. Оглядев помещение и мужские манекены в строгих костюмах, она удовлетворенно кивнула:

— Настоящий английский клуб.

— Я в ужасе. — Надежда опустилась на диван.

— Что случилось?

— Кажется, мы совершаем ошибку.

— Поздно сомневаться. — Ираида Самсоновна присела рядом дочерью. — Через полтора часа здесь соберутся гости.

— Я никогда не шила мужских костюмов.

— На тебя работает лучший мужской закройщик Москвы. И, что немаловажно, Тищенко пришел со своей клиентурой.

— Вопрос конфиденциальности — вот что меня беспокоит. — Надежда неуверенно взглянула на мать.

— У нас прекрасная мужская гостиная с примерочной комнатой.

— Она еще не готова.

— Дизайнер обещал закончить интерьер в ближайшее время. А до тех пор обойдемся дамской гостиной — здесь две примерочные комнаты. Одну займем под мужскую. Я умею составлять график примерок и позабочусь, чтобы клиенты не встречались друг с другом.

— Надеюсь, что прием пройдет хорошо.

— У нас только одна задача: привязать клиентов Тищенко к новому месту. Впрочем, куда они денутся. Где еще найдут такого закройщика?

— В Москве повсюду шьют биспоуки^[3].

— Шьют, — согласилась Ираида Самсоновна. — Но Тищенко в Москве только один. Его клиенты — первые лица страны.

— Были… — уточнила Надежда.

Ираида Самсоновна закончила препирательства:

— И это — к счастью для нас!

— Жаль, что рядом нет Льва.

— Его никогда нет. По крайней мере, с тех пор, как он вернулся на эту работу. Я не понимаю таких отношений.

— Мама! — запротестовала Надежда.

Но Ираида Самсоновна только повысила голос:

— Не понимаю и никогда не пойму! Вы даже не живете вместе.

— Чтобы любить друг друга, необязательно жить в одной квартире.

— Только не говори, что тебе это нравится.

— Я не говорю.

— Послушай… — Ираида Самсоновна замялась, решая, стоит ли говорить, но все же продолжила: — Кажется, наши закройщики не ладят друг с другом.

— Что им делить? — удивилась Надежда. — Соколов — дамский закройщик, Тищенко кроит для мужчин.

— Валентин Михайлович ревнует нас к Тищенко.

— Как глупо…

— Ему кажется, что с приходом Тищенко он оказался на вторых ролях.

— Нужно поговорить с Валентином Михайловичем и объяснить ему, что это не так.

— Я поговорю, — Ираида Самсоновна взглянула на часы, после чего спросила официанта:

— Все готово? Скоро придут гости.

— Осталось откупорить бутылки с вином, — ответил он.

— С этим не торопитесь, — Ираида Самсоновна встала с дивана, сказав дочери: — Тебе пора надеть вечернее платье.

— Послушай, мама, — Надежда тоже поднялась и подошла к простенку между окнами, где висела большая картина. — Мне кажется, ее нужно снять.

— Зачем? — удивилась Ираида Самсоновна.

— Она слишком женская.

— Кому помешает картина с девушкой в бальном платье? Могу тебя заверить: большинство мужчин придут сюда с дамами, — Ираида Самсоновна замолчала, прислушавшись. — Кажется, уже кто-то явился…

Она вышла в фойе и вскоре вернулась с немолодым поджарым мужчиной, на груди которого висел фотоаппарат. В руках он держал треногу.

— Наденька, хочу тебя познакомить с моим старинным знакомым. Власов Григорий… — Ираида Самсоновна запнулась и, рассмеявшись, закончила: — Никогда не знала твоего отчества, Гришенька.

Он подсказал:

— Александрович.

— Большинство моих фотографий, которые висят на стенах ателье, сделал Григорий Александрович.

— Мы с вашей мамой работали в Доме моделей на Кузнецком Мосту, — сказал Власов. — В свое время она была выдающейся манекенщицей. Ее хотели все модные журналы, буквально рвали на части.

— Знаю, — Надежда протянула руку. — В некотором роде я — лицо пострадавшее.

Григорий Александрович приложился к ее ручке губами:

— Понимаю. Мои дети видели меня так же редко, как вы — свою мать.

— Специфика работы, — Ираида Самсоновна постаралась сгладить неловкость. — Ночь-полночь — а у нас примерки или фотосессия для журнала. Однако несмотря ни на что, времена были чудесными. Теперь Григорий Александрович работает фоторепортером в журнале «Светская жизнь».

— Спасибо за приглашение, — вставил он. — Мне крайне нужен репортаж о мужской моде.

— В таком случае наши интересы совпали, — сказала Надежда. — Прошу прощения, сейчас я должна уйти. Увидимся позже.

К гостям Надежда вышла в черном атласном платье с глубоким декольте на спине, прикрытом тонким гипюром. По гипюру пролегала застежка на тридцати пуговках с воздушными петлями. Чтобы их застегнуть, Надежда специально пригласила в свой кабинет администратора Викторию, и на это у них ушло пятнадцать минут. Из украшений она выбрала бриллиантовые серьги, подаренные когда-то бывшим любовником Марком Фридмановичем. Он, кстати, тоже был на приеме.

История возвращения Марка в жизнь и дела Надежды Раух была связана с ее неудачной попыткой усыновления ребенка. Фридманович, как адвокат, сделал все, что смог, и, несмотря на неудачу, сумел сохранить расположение бывшей любовницы. Не далее как вчера Марк позвонил и напросился на прием. Надежда пригласила его и теперь хотела знать, для чего.

По неширокой витой лестнице она спустилась в гостиную, которую к тому времени уже заполнили нарядные гости: дамы в коктейльных платьях и мужчины — по большей части в смокингах. Их голоса сливались в монотонный гул, похожий на жужжание пчел.

Пятидесятилетний здоровяк закройщик Анастас Зинонович Тищенко стоял в центре гостиной в кругу солидных мужчин. На нем был идеально сшитый смокинг, жилет на трех пуговицах и белая бабочка, что значительно превосходило заявленный дресс-код вечеринки. Заметив Надежду, Тищенко представил ее собеседникам:

— Надежда Алексеевна Раух, дизайнер и хозяйка ателье. Весьма счастлив трудиться под ее руководством.

Надежда протянула руку первому из мужчин, невысокому плотному человеку с внимательным взглядом.

— Антон Геннадьевич Шимаханский, — сказал он и едва пожал ее пальцы. — Спасибо, что приютили Анастаса Зеноновича. В моем возрасте смена портного равносильна инфаркту.

— Антон Геннадьевич известный коллекционер и знаток искусств, — отрекомендовал его Тищенко.

— Приятно познакомиться, — проговорила Надежда и перевела взгляд на сорокалетнего мужчину в очках. Тот наклонил голову:

— Вадим Воронович. Всего лишь помощник этого господина, — он указал глазами на Шимаханского.

— Не прибедняйся, Вадим, — заметил тот. — У тебя хватает денег, чтобы заказать костюм у Анастаса Зеноновича.

— Руслан Акчурин, — представился третий — черноволосый мужчина с большими залысинами. — Юридическое агентство «Акчурин и сын». К вашим услугам…

Надежда покачала головой.

— У меня есть адвокат, — заметив среди гостей Фридмановича, она поманила его рукой. — Марк, иди сюда, к нам!

Он словно ждал, когда его позовут, немедленно подошел и поочередно пожал руки мужчинам:

— Добрый вечер… Очень приятно… Марк Фридманович.

— Мы с вами знакомы, — сказал Акчурин. — Единожды скрещивали шпаги в суде. — Он оценивающе-холодно оглядел Надежду. — Ваш адвокат? Поздравляю! Дельный молодой человек.

Будучи ровесником Фридмановича, Акчурин назвал его молодым человеком. Вероятно, этим он хотел выказать свое превосходство.

— Позвольте… — Власов нацелился на них объективом и, отступив на пару шагов, несколько раз щелкнул затвором фотоаппарата.

Анастас Зенонович обошел с Надеждой гостиную, представляя ее своим клиентам. Надежда улыбалась и благосклонно кивала каждому, но мало кого запомнила. Вернувшись к небольшому кружку мужчин, с которых все началось, она взяла под руку Фридмановича:

— Простите, мы отойдем.

У фуршетного стола он нетерпеливо спросил:

— Чего ты хотела?

— Всего лишь уйти, а тут и ты под руку подвернулся.

— Злая ирония судьбы… — Фридманович взял со стола бокал с шампанским и выпил. — Мне нужно переговорить с тем, что постарше.

— С Шимаханским, — подсказала она.

— Откуда ты его знаешь? — В голосе Фридмановича послышались ревнивые нотки.

— Брось, Марк. На меня это давно не действует, — усмехнулась Надежда, но все же ответила: — Мы познакомились с Шимаханским двадцать минут назад.

Оглядев гостей, Фридманович улыбнулся фотографу, тот сделал снимок, и он снова приложился к бокалу.

— Здесь собрались люди с возможностями.

— Большинства из них я даже не знаю. Это клиенты Тищенко, — Надежда подозвала Викторию и тихо спросила: — Не знаете, где Ираида Самсоновна?

— Она в закройной, — на лице Виктории возникло замешательство.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовалась Надежда.

— Кажется, они там ругаются.

— С кем?

— С Валентином Михайловичем.

— Я скоро вернусь, — Надежда поставила бокал, пересекла фойе и свернула в коридор, ведущий к производственным помещениям. Дойдя до закройной, она взялась за дверную ручку, но ее рука тут же отдернулась.

Из-за двери послышался голос матери:

— Мы говорим на разных языках, Валентин Михайлович! Мужчина вашего возраста обязан знать, как сохранять лицо в любой ситуации. Никто не в силах сделать это за вас!

В ответ раздался сдержанный голос Соколова:

— Вы несправедливы ко мне, Ираида Самсоновна. Если мы не можем найти общий язык, мне лучше уволиться.

— Скатертью дорога! — Дверь с треском распахнулась, Надежда едва успела отскочить.

Догнав мать в коридоре, она спросила:

— И это называется решить вопрос с Соколовым?

— Оставь меня в покое! — Ираида Самсоновна вскинула руки, словно освобождаясь от ее назиданий.

— Как же ты не понимаешь… Он может уволиться. Мне нет дела до ваших личных отношений, но…

— Незаменимых людей нет! — прервала ее Ираида Самсоновна.

— Есть! — Надежда остановилась и повторила: — Есть! Валентин Михайлович — превосходный закройщик дамского платья. Другого такого нет.

— Не преувеличивай. — Ираида Самсоновна обняла дочь, потом, отстранившись, заметила: — Ты сегодня очень хорошо выглядишь.

— Пообещай, что вернешься в закройную и все исправишь.

— Сейчас? — Ираида Самсоновна манерно закатила глаза. — Только не это…

— Тогда я сама поговорю с Соколовым, и пусть тебе будет стыдно. Вместо того чтобы помогать, ты постоянно все портишь.

— Я порчу?

Сообразив, что переборщила, Надежда прижалась к матери:

— Прости, сорвалось. Сегодня у меня трудный день.

— Ну, хорошо, — Ираида Самсоновна заговорила низким, обиженным голосом: — Я пойду. Только предупреждаю: с моей стороны извинений не будет.

Надежда проводила мать взглядом и вышла в фойе. Там заметила, что дверь в мужскую гостиную приоткрыта, хотела захлопнуть ее, но услышала, что внутри кто-то есть, и вошла в темное помещение. В незаконченной гостиной повсюду громоздилась нераспакованная мебель. Мужской голос доносился из глубины, оттуда, где была мужская примерочная.

— Не хочу этого делать, — сказал мужчина. — Ничем хорошим это не кончится.

Пока Надежда шарила рукой в поисках выключателя, разговор продолжался:

— Вы обезумели… Вспомните, о чем мы договаривались… Нет. Он не переживет этого дня.

Надежда нащупала выключатель и зажгла свет. В глубине примерочной стоял высокий седовласый мужчина, одетый в элегантный темно-синий костюм. Он резко обернулся и бросил в трубку:

— Перезвоню.

— Что вы здесь делаете? — спросила Надежда.

— Говорю по телефону. В гостиной слишком многолюдно. Значит, вы и есть та самая Надежда Раух?

— Да, это я. — Она улыбнулась. — По вашему костюму вижу, что вы клиент Анастаса Зеноновича.

Мужчина широко улыбнулся и представился:

— Сергей Аполлинарьевич Козырев.

— Для телефонного разговора могу предложить свой кабинет. Там никого нет.

— Благодарю, не стоит. Я уже закончил, — Сергей Аполлинарьевич оглядел комнату: — Это примерочная?

— Она еще не готова, — Надежда вышла за дверь: — А здесь будет мужская гостиная. Специально для Тищенко мы выкупили соседнее помещение.

— И это очень разумно. Анастас Зенонович — та самая пресловутая курица, которая несет золотые яйца. Признаюсь, прежде чем явиться сюда, я справился о вас.

— И что же узнали? — поинтересовалась она.

— Вас превосходно характеризуют, — сказал Козырев. — Вы — талантливый модельер.

— Неужели?

— Оставьте это кокетство…

Беседуя, они вышли в фойе и двинулись туда, где в окружении клиентов стоял Тищенко. Краем глаза Надежда заметила, что в гостиной появились ее мать и Валентин Михайлович Соколов, высокий аристократичный мужчина с пышными, посеребренными сединой волосами.

— Позволите? — К Надежде подошел Шимаханский и, взяв ее под руку, подвел к простенку между окнами: — Откуда у вас эта картина?

— Ее купила моя мать.

— Где, если не секрет?

— Этого я не знаю, но могу спросить.

— Если не трудно…

Надежда оглянулась и увидела, что Ираида Самсоновна с кем-то беседует.

— Чуть позже… — сказала она и спросила: — Считаете, картина представляет какую-то ценность?

— Нет, не думаю. Однако очень милая композиция — полуфигурный портрет юной девушки на фоне идиллического пейзажа. Ее бальное платье похоже на подвенечное. Не находите? Навскидку — девятнадцатый век.

— Судя по корсету и юбке-колоколу — это не ампир. Значит, не начало и не конец девятнадцатого века, когда на смену кринолинам пришли турнюры и юбки по бедрам. Думаю, что портрет написан в пятидесятые годы девятнадцатого века.

— Приятно иметь дело с профессионалом, — сказал Шимаханский и, обернувшись, поискал кого-то глазами: — Анастас Зенонович обещал мне примерку костюма.

— Сегодня? — удивилась Надежда.

— Ближайшие дни у меня заняты, и, раз уж я здесь, лучше примерить костюм сейчас.

Надежда подозвала Викторию, велела проводить Шимаханского в мужскую примерочную и принести туда все, что он скажет.

Тем временем гости начали расходиться. Ушли Фридманович и Соколов. К одиннадцати часам в гостиной и в фойе остались несколько человек. Когда после примерки в гостиную вернулся Шимаханский, Воронович подал патрону пальто, они попрощались и вышли.

Проводив Анастаса Зеноновича и последних гостей, Ираида Самсоновна приказала официантам убрать фуршетные столы.

Надежда сняла туфли и устало полулегла на диван.

— Кажется, все прошло хорошо.

— Тищенко — вполне светский человек, — заметила Ираида Самсоновна.

— Что с Соколовым?

— Мы поговорили. Разговор был тяжелым, тем не менее он успокоился… — Ираида Самсоновна хотела продолжить, но ее прервал долгий звонок.

Мать и дочь тревожно переглянулись. Виктория побежала к двери. Спустя минуту в гостиной появились Воронович и дежурный охранник. Они внесли Шимаханского. Безвольно повиснув в чужих руках, он в такт шагам болтал головой.

— Ему стало плохо в машине! — крикнул Воронович. — Звоните в «Скорую»! Немедленно!

Надежда вскочила с дивана, туда положили Шимаханского. Он был бледен и чуть заметно дышал.

Набрав номер и дождавшись ответа, Ираида Самсоновна уточнила:

— Он — гипертоник?

Вадим Воронович вырвал у нее трубку:

— Мужчина, шестьдесят один год. Шимаханский Антон Геннадьевич. Сердечный приступ, возможно — инфаркт. Адрес? — Он сунул трубку Надежде: — Ваш адрес! Говорите!

Диспетчер приняла вызов и сообщила, что «Скорая» прибудет в течение десяти минут. Ираида Самсоновна и Надежда стянули с Шимаханского пальто, расслабили галстук и расстегнули воротник сорочки.

— Если он сердечник, в карманах есть нитроглицерин, — предположила Надежда.

— Ищите! — крикнул Воронович.

Надежда прошлась по карманам пиджака, проверила нагрудный, затем взялась за пальто.

— Здесь есть таблетки…

— Не сметь их давать! — крикнула Ираида Самсоновна и распорядилась: — Откройте окно!

Воронович бросился к окну и распахнул его настежь. Шимаханский тихо лежал на диване, его лицо все больше бледнело, грудь вздымалась все реже. Надежда нащупала на запястье пульс:

— Сердцебиение замедляется!

— Не паникуй! — Ираида Самсоновна выглянула в окно и радостно обернулась: — «Скорая» приехала!

Через минуту в гостиную вбежали двое мужчин в форменных костюмах. Один из них раскрыл чемодан, другой бросился к Шимаханскому, буквально разодрал на нем сорочку и приложил к груди головку фонендоскопа. Потом раздвинул пальцами веки, взглянул на зрачок и крикнул:

— Остановка сердца! Дефибриллятор! — Врач выпрямился, стянул с себя куртку и швырнул ее в сторону. — Помогите перенести его на пол!

Вадим Воронович ухватил патрона под мышки, врач взялся за ноги. Шимаханского перенесли на ковер.

— Теперь уходите!

Все, кто был в гостиной, вышли в фойе. Ираида Самсоновна велела охраннику прогнать официантов. Выполнив приказ, охранник вернулся, чтобы полюбопытствовать, однако Надежда сорвалась на него, крикнув:

— Уйдите!

Охранник сел на свое место и уткнулся взглядом в столешницу.

Минут через десять из гостиной вышли врачи. К ним кинулись с вопросами:

— Ну что?

— Как он?

— Жив?

Врач медленно покачал головой и опустил глаза:

— Все бесполезно. Он умер.

Примечания

2

Подставка — этажерка для цветов.

3

Bespoke — индивидуальный пошив мужского костюма по всем канонам и правилам классического портновского искусства.