Мне должно это нравиться

Анна Инк

В лесном массиве за чертой города найден труп молодой девушки. В этот же день домой возвращается Яна, которую недавно похитили. Она цела, но никто даже не догадывается, что ей пришлось пережить. Спустя полтора года Яна не вспоминает о прошлом. Пока не обнаруживает в почтовом ящике статью, указывающую на личность похитителя. Девушка начинает расследование, в котором подозреваемых становится всё больше. Кто проникает в дом Яны? Что скрывают её близкие? И почему новый знакомый так ненавидит её?

5. Костя

Я даже не смею подойти к ней. Просто наблюдаю со стороны.

Саша окутана красотой. Над головой раскинуты по дереву тёмно-жёлтые гирлянды. Дымка от бенгальских огней проплывает медленно, как мистический туман обступает её фигуру. Фонтаны-фейерверки золотыми столбами бьют за её спиной. Саша держит обеими руками бокал, наполовину полный шампанского, и её пальцы гладят кружево богемского стекла. На плечах шубка из белого меха с серебристыми кончиками. Идёт к её серым глазам, их долгим разрезам, чуть приподнятым у внешних уголков, аккуратно подведённым чёрными линиями. В ней есть что-то схожее с красивым северным зверем. С волчицей, пожалуй. Нечто благородно-воинственное.

Губы сомкнуты, грустные. Какие теперь её губы на ощупь? Нельзя разобрать, пока не проведу по ним пальцами. Спущусь к шее. На ней тяжёлое ожерелье из крупных бусин.

Давит на горло желание.

Линия платья закрывает ключицы. Вниз взглядом по краю распахнутой шубки. Юбка в пол. Всё скрыто, кроме щиколотки. Чуть выставила ножку в мерцающей туфельке вперёд, вспорола тонкий слой пушистого снега на плитке каблуком. Насколько разрез её юбки высоко? Выше коленки? До середины бедра?

Сглатываю. Получить эту женщину снова, вернуть её себе — не меньшая жажда, чем брать в первый раз. Это будет в сто раз сложнее, после всего, что я сделал.

Саша встречается со мной взглядом. И тут же отводит глаза. Не единой морщинки над переносицей. Губы разомкнулись, и она что-то ответила собеседнику. Вымученно улыбнулась. Бросила на меня ещё один взгляд. Быстрый. Ничего не значащий для окружающих. Только для меня красноречивый.

Она поворачивается ко мне спиной. И уходит на аллею, освещённую двумя рядами низких фонарей.

Я следую за ней.

— Привет, Костик, — приторным голоском справа. Её подруга Ангелина. Машет мне кончиками пальцев.

Я киваю, и убыстряю шаг. Здесь я уже не надменный. Больше не преуспевающий. Я смотрел на них сверху вниз всегда. Потому что моей целью были не деньги, а власть. Власть над жизнью. Я вступал в схватку с самым жестоким и коварным противником, продумывал каждое своё движение, чтобы победить не кого-нибудь, а саму смерть. А что они? Конкурировали с людьми, считали цифры и разрабатывали бизнес-стратегии. Я думал, что я лучше их.

Саша идёт медленно. Красиво. В волосах переливаются камни на заколках, удерживающих её всегда уложенные в причёску волосы. Она распускала их только для меня. Как я раньше этого не замечал?

— Я знала, что ты придёшь, — она немного поворачивает голову в мою сторону, когда я поравнялся с ней. — Только поэтому держусь спокойно. Не думай, что мне не тяжело.

— Спасибо, что согласилась поговорить.

— А был выбор? Ты стоял там так долго. И смотрел. Это было невыносимо.

— Извини. Я думал, ты не замечаешь.

— Я узнала тебя в толпе. По тому, как ты идёшь, двигаешься. Мне не нужно смотреть тебе в лицо, чтобы узнать.

— Мне приятно это слышать.

Она легонько улыбается. Я должен попросить прощения. А вместо этого наслаждаюсь её неравнодушием.

— Ты хочешь помириться ради своего отца?

Мой взгляд ползает по её губам, искривлённым в горькой усмешке. Как же хочется поцеловать её. Убедиться, что она скучала. Ждала. Примет меня любого, после каких угодно проступков. Отвечаю:

— Нет.

— Что — нет?

— Я сожалею о том, что так поступал с тобой.

— Наглая ложь. Ты собираешься вернуться домой. И хочешь прибрать к рукам всё, что раньше тебе принадлежало.

— Я хочу исправить ошибки.

— Звучит не очень романтично.

— Романтика — это не ко мне. Ты же меня прекрасно знаешь.

— Кое-что в тебе поменялось, — она позволяет себе поразглядывать меня несколько секунд. — Появилась неуверенность в манере держаться. Совсем немного. Но я сразу различила.

— Возможно…

— Но это не делает тебя менее привлекательным. Или более достижимым. По-прежнему. — И добавляет тихо: — Всё остальное по-прежнему.

Я выдаю усмешку:

— Сколько их было после меня? Других, чтобы забыть.

Саша довольно рассмеялась:

— Вот видишь, я не ошиблась. Ты пришёл, чтобы заявить права на свою собственность.

— Так сколько? Десять? Двадцать? Я не шучу. Мне необходим ответ.

— Ты — самонадеянный ублюдок. Думаешь, нужно так много, чтобы забыть тебя? — Зажмуривается ненадолго и довольно выдаёт: — Их было три.

— Всего? Почему так мало?

— Нужно было именно это число. За каждый раз с ней, о котором я знала.

— А о которых не знала?

— Не буду мстить. Тебя заводит, что я больше не принадлежу тебе, так?

— Я хочу начать всё с чистого листа.

— Так не бывает. Ты — тот же.

— Нет. Человек не может остаться прежним после того, что произошло.

— Теперь я буду обязана ЕЙ, если у нас всё сложится? — её губы оскорблённо вздрагивают.

— Я обещаю, что если ты позволишь мне… добиваться тебя, ты не пожалеешь.

— Ах вот как? Теперь мужчина просит разрешения на то, чтобы добиваться? Нет, не так. Теперь Константин Лисковец просит?

Саша отпивает из бокала, морщится, вытягивает руку и переворачивает его вверх дном. Шампанское прорезает узкое и глубокое отверстие в высоком сугробе. Следом падает бокал.

Мы поворачиваем вправо, следуя за резким изломом аллеи. Здесь узкая тропа. И теперь мы идём плечом к плечу.

— Твой отец так и не доделал его? — киваю на здание бассейна впереди.

— Решил оставить так. Его отговорили использовать столько стекла, сколько предполагалось в проекте.

— А как же «вид на северное сияние, когда плывёшь по самому большому частному бассейну в стране»? — цитирую её отца.

В стороне раздаются голоса. Несколько гостей пошли на прогулку по аллее вслед за нами. Сашины глаза сужаются как от боли.

— Пойдём внутрь? Я не хочу никого видеть.

Не дожидаясь ответа, она проходит к зданию. Её следы первые на снегу у порога. Щелчок золотой ручки под её пальцами. В морозный воздух сквозь щель запах кедра и хлорки. Солёно-свежий запах. Почти морской.

Она закрывает за мной дверь на широкую щеколду. Здесь полутьма. Горят только подводные лампы на стенах из голубой плитки.

Сашин голос заполняет всё пространство вокруг меня:

— Ответь мне. Кого ты любил сильнее?

— Что? — я не понимаю, кого она пытается сравнить. Себя и Машу? Это глупо. Она прекрасно знает ответ. Маша стала для меня необходима как витальная потребность. И с каждым днём значила всё больше. Я упивался ей как городской житель лесным кислородом. Я задыхался от её чистоты, я с ней становился сильнее.

— Как это больно, что ты сейчас, здесь, со мной, вспоминаешь о той, к которой больше никогда не прикоснёшься, — Саша выпутывает свои волосы из заколок. Тонкие шпильки с прозрачными камнями летят на пол, отскакивают, одна спрыгивает в бассейн. Вода всхлипывает кротко, и поглощает. — Я жалею.

Она распускает длинные чёрные волосы. Синтетический запах от бенгальских огней сменяется цветочным. Саша только чуть трогает шубку, и она соскальзывает с её тела. Голые руки, длинные, золотые от загара, идеально гладкие. Она всегда поражала меня своей ухоженностью. Мягкая и нарядная, совершенная со всех сторон. Такой должна быть любимица из гарема восточного шейха. Неземная. Всегда готовая только любить. Что же в ней было не так? Чего мне не хватило? Какую недостаточность я мог найти в этой женщине, идиот?

Она обходит угол бассейна, и идёт вдоль воды к южному окну.

— О чём ты жалеешь? — иду за Сашей по противоположной стороне.

— Жалею о том, что уже не смогу сделать ей плохо. Твоей мёртвой любовнице.

Саша остановилась у окна, обернулась ко мне, опустила руки вдоль тела, только уголок губ пополз вверх.

— Если бы я оказался на твоём месте, — пожимаю плечами, — я говорил бы так же, — замираю в нескольких шагах от неё.

За стеклом светло от снега. Дом будто на отшибе. Впереди высокий забор, а под ним пологий склон. И тьма леса. Над деревьями зарождается северное сияние.

— Тебя не задели мои слова? — Саша приподняла бровку.

— Я жду, пока ты продолжишь. Выскажи всё. Иначе у нас ничего не получится.

— Твоя меланхолия меня раздражает, — идёт ко мне. — Я влюбилась не в такого мужчину. Теперь ты недостаточно агрессивен, — её пальцы расстёгивают пуговицы на моём пальто. Самыми кончиками сталкивает его с плеч.

— Ты же хотела, чтобы я изменился.

— Хотела. Но меня тебе не обмануть. Очередная маска. Как бы жутко это не звучало, но ты не сломался. Произошедшее только обличило то, что тебе удавалось скрывать. Ты — всего лишь маленький растерянный мальчик, который ничего не может изменить.

— Я пытался. И отказ от тебя — тому доказательство.

— Делать что-то на зло отцу — тоже несамостоятельность, Костя.

Ещё полшага ко мне. Теперь её дыхание щекочет мой подбородок. Смотрит на мои губы, поднимает глаза:

— Знаешь, что мне хотелось сделать, когда ты ушёл?

— Убить меня?

— Нет, — хитро улыбается. Отступает на шаг, разворачивается спиной к бассейну. Смотрит на меня выжидающе: — Исчезнуть.

Она расправляет руки, и, не отрывая от меня взгляда, падает.

Вода поглощает степенно. Волосы чёрными угрями извиваются. Ткань платья смывает вверх, когда Сашины ступни сталкиваются с дном. Прежде, чем чернота накроет её лицо, я вижу, что она закрывает глаза.

Я спрыгиваю в бассейн как в яму без воды. Рубашка стягивает плечи, мешает плыть. Ухожу под воду. Не хочет впускать меня, отталкивает тем сильнее, чем ближе я ко дну.

Саша стоит неподвижно, словно статуэтка. Её отяжелевшее платье как камень удерживает внизу. Сквозь пузырьки и волосы пробираюсь к её лицу. Впиваюсь в её губы. Прижимаюсь к ним так, будто на моих яд. И я хочу, чтобы он проник в неё, когда она окажется на поверхности, вдохнёт, и проведёт языком по своим губам.

Обхватываю одной рукой за талию. Толкаю нас обоих вверх.

Всплеск. Перед глазами всё мутное. Мы вдыхаем синхронно. Как если бы оба душили друг друга всего секунду назад, но оба передумали доводить до конца.

Саша отталкивается от меня, её брови хмурятся. Словно она не хотела, чтобы я спасал её.

— Я задам свой вопрос правильно, — в голосе горечь. — Кого ты ненавидел больше? Машу или свою мать?

Подцепляет незаживающую рану. Боль кажется физической. Я рывком к Саше. Она от меня.

За плечи. Разворачиваю её резко.

— Я хочу знать, каким ты можешь быть на самом деле, Костя. Содрать заживо все твои маски. И после всего, что я увижу, довериться тебе.

Раздвигаю мокрые пряди, прижимаюсь к её губам. Не поцелуй. Будто намеренно мешаю ей дышать. Руками по её бедрам, по сетке колгот. Сетка тонкая, будто вросла в её кожу. Ногти подцепляют, сцарапывают с неё трусики вместе с колготами. Рвут. Ткань растворяется под моими руками. Кожа скользкая на внутренней стороне бедра. Выше.

Я проникаю в неё пальцами. Она вздрагивает. Не дышит. Смыкает губы. В мою щёку стон. Я ввожу два пальца до конца. Она громким «да» разбивает эхо предыдущего стона. Подхватываю её под ягодицы, юбка щупальцами закручивается вокруг запястий.

Не несу Сашу. Она невесома. Она не сильнее воды, путающей мои шаги. Но движет меня.

Прижимаю её к бортику. Выгибается. Её вдох натягивает до предела золотую чешую платья. Я не сдерживаюсь, с жаждой сжимаю всей пятернёй её грудь, создавая новые узоры. Другой рукой притягиваю её голову к своему лицу. Целую Сашу долго, глубоко, не давая ей ни капли контроля. Её язык податливо прогибается под моим.

Наверх. Она лишь успевает сдвинуть ноги, и я уже над ней. Заставляю опустить голову на пол. Мокрая одежда придавливает ещё сильнее, склеивает нас.

Она хочет что-то сказать, но я душу её поцелуем. И только когда самому уже хочется вдохнуть, набраться кислорода перед новой атакой, я отрываюсь. Она сбивчиво:

— Накажи меня.

Отползает на полметра. Задирает до живота мокрую юбку. По её голому лобку сбегают капли, когда она выгибается и начинает разворот.

Саша на животе. Она приподнимает попку. Её висок упирается в пол. Нити мокрых волос опутали шею. Я наклоняюсь к ней. Упираюсь в неё бёдрами. Она толкается мягко навстречу. Я глажу её по голове.

— Накажи меня, — повторяет, — за всё то плохое, что я тебе сказала и сделала.

Отводит назад руки, её пальцы впиваются в ягодицы и раздвигают их.

Меня сводит с ума её поза. Она так легко предлагает трахнуть её в зад. Она. Не какая-то шалава из клуба, не обычная безотказная мышка. Александра Баунц, обеспеченная, умная, с высшим образованием, самодостаточная. Я ничего не сделал для того, чтобы заслужить такого откровенного доверия мне. Она предлагает мне себя. Она так хочет меня, что сама раздвигает ягодицы, чтобы мне было удобно войти в неё.

Я слежу за её лицом, пока расстёгиваю ширинку. Она прикрывает глаза с облегчением. Будто боялась, что я откажусь.

Её бёдра вздрагивают, когда моя рука накрывает клитор. Провожу вдоль складок, собирая на пальцы её влагу.

— Ты хочешь, чтобы я вошёл?

— Хочу.

— Ты когда-нибудь так уже делала?

— Нет.

— Ты не боишься, Саша?

— Разве тебя это остановит? — сжимается, когда ввожу в неё пальцы.

— Я хочу, чтобы тебе понравилось.

Отстраняюсь. Тяну пальто за край. Саша вдыхает глубоко. С тоской. Её обижает, что я не хочу проникать так, без презерватива.

Провожу по её складочкам членом, и медленно вхожу. Она стонет, обнимает меня своим нутром так крепко, будто не хочет отпускать. Я двигаюсь по чуть-чуть. Ладонью по камешкам выгнутого позвоночника, вниз, к её ягодицам. Слега надавливаю большим пальцем совсем рядом с анусом. Её руки дрожат мелкой дрожью, она немного расслабила их, и заветная дырочка уже совсем не видна, только ложбинка.

— Ты не должна бояться, Саша.

Сглатывает.

— Раздвинь чуть шире. Я буду гладить тебя.

Слушается, чуть разводит бёдра.

— Я буду гладить тебя везде, разрешаешь?

Ввожу член в её щёлку до конца. Пальцами пробираюсь к её животу. Обвожу вокруг пупка, проникаю в него.

— Разрешаешь? — повторяю.

— Да.

Большим пальцев проталкиваюсь в ложбинку между её ягодицами. Подушечкой сверху, над самым отверстием, только прикладываю, и лишь затем слегка надавливаю. И когда чувствую, что она сама поднимает попку выше, проникаю кончиком пальца туда. Она шибко выдыхает. Мой член уже весь в её влаге. Я вытаскиваю его медленно, сменяю его пальцами, чтобы она не чувствовала себя пустой. Головкой у входа. Она опять сжимается.

— Саша, — шепчу. — Саша, хорошая моя.

Я накрываю её руки своими. Чуть раздвигаю её ягодицы. И ввожу только головку. Тугое кольцо сдвигает кожу. Она дышит часто. Её спина поднимается дугой. Продвигаюсь медленно. В бесконечное отверстие, которое растягивается под моим напором. Она закусила губу, и выдыхает. Её спина опускается низко. Я притягиваю её к себе. Насаживаю её на себя. И не останавливаюсь до тех пор, пока мои бёдра не упираются в её ягодицы. Теперь она вся моя. И я начинаю двигаться. Туго и резко, вырывая из её груди стоны. Она стискивает меня. И я уже не вхожу, проталкиваю внутрь. С усилием, чтобы дойти до конца. Её пальцы на моих бёдрах, тянут к себе. Она сама делает мне движение навстречу. Когда её попка ударяется о мои бёдра, я больше не сдерживаю ритм. И двигаюсь в ней так же быстро, как если бы был в её щёлке. Она жмётся ладонями к моей коже. Хватает воздух широко распахнутым ртом. Я всаживаюсь до упора несколько раз, и кончаю.

Если я больше не оставлю её, я сделаю так ещё. Уже без резинки. Я хочу, чтобы струя проникла глубже, чем смог мой член.

Мы лежим на стылом полу плечом к плечу. Наконец, Саша приподнимается, заглядывает мне в глаза, кладёт голову на мою грудь. Она ведёт ладонью по моему животу. Говорит тихо:

— Мне нравится, как просвечивает твоя кожа, когда белая промокшая ткань прилипает к телу. Как будто я подглядываю за тобой. Могу видеть то, что не должна.

— А мне нравится, что ты всегда озвучиваешь свои мысли. Как будто я могу услышать то, что не должен слышать.

— Не всегда. Ты правда думаешь, что у меня так мало мыслей в голове?

— Я хотел сказать, что ценю тебя за откровенность.

— Хорошо. Это хорошо… Что мы будем делать дальше?

— Для начала мы подадим заявление.

— На кого?

— Мы должны пожениться как можно скорее.

— Ты серьёзно, Кость?

Я беру в ладонь прядь её волос. Когда мокрые — вьются. Не мелкими кольцами — волнами. Как у той девушки, которая преследовала меня. Всегда ненавидел эти волны. У моей матери были такие же. Будто она только вышла из душа, и они не до конца просохли. В этом было что-то распутное.

— Я хочу, чтобы мы заключили брачный контракт, — откидываю прядь её волос на спину. Глажу по плечу. — Я не шучу.

Саша хмыкает:

— Я даже не знаю, обижаться или радоваться.

— Это не дань моде. Пункт, касающийся измен, необходимо рассмотреть как можно тщательнее.

— Ты мне не доверяешь?

— Себе. Я больше не хочу тебе врать.

— Хорошо, — она прислоняется ко мне лоб в лоб. — Брачный контракт нам не понадобится. Если снова изменишь мне, Костя, я расскажу полиции, где ты на самом деле был незадолго до Машиного похищения. Я расскажу им, где ты был в тот вечер, когда Анастасия Бондырева выпрыгнула из окна.