Ольга – княжна Плесковская

Анна Влади, 2023

Книга о юности будущей великой княгини. После смерти родителей Ольгу воспитывает двоюродный дед по материнской линии – мудрый и деятельный правитель Плескова. Он растит Ольгу в любви, учит её грамоте, началам торгового дела и закону – правде. В жизни юной Ольги уже есть место тайне – её настоящее происхождение скрыто от окружающих. А оно позволяет ей претендовать на Киевский престол. И судьба будто помогает ей в этом – в Плесков приезжает Киевский князь Игорь, и дочь плесковского правителя очень ему нравится. Самой же Ольге мил не могущественный, пресыщенный властью князь, а молодой новгородский купец. А потому ей предстоит нелёгкий выбор. Как его сделать – разумом или сердцем?

III. Невеста

На утро следующего дня, не спозаранку, но ещё задолго до полудня, покуда сельчане только продирали глаза после вчерашнего веселья, Томилино семейство уже вновь было в заботах. Беспокойная Голуба, а с ней Первушины родители и сестра отправились в избу к молодожёнам — помочь новоиспечённой семье в обустройстве быта и приготовить яства для второго дня свадебного торжества, на который соберутся только близкие родичи. Остальные девицы Томилиного дома и три челядинки с ними, высыпав во двор, приводили в порядок после вчерашнего пира посуду и разную утварь. Девки-чернавки в наполненном до краёв водой с мыльным раствором чане мыли горшки да кружки, Леля ополаскивала их чистой водицей, Ива вытирала рушником и раскладывала в сундуки или отставляла в сторону, чтобы потом убрать в поставцы или отнести в гридницу. Ольга, сидя на корточках, чистила песком медные блюда и мисочки. Томила тоже не бездельничал — что-то чинил-подлаживал в выкаченной во двор телеге — готовился везти волхва восвояси. Волхв, выглядевший нынче не грозным служителем богов, а добродушным седым и ветхим дедушкой, сидел на завалинке, сложив руки на посохе, и благостно щурился на ласковое осеннее солнышко — млел. Кроме обитателей Томилиного дома и волхва на дворе расположился ещё и десяток гридней Яромировой дружины. После Ольгиных лучных упражнений поспешил Яромир на всякий случай отправить своих лучших гридней двор Томилин блюсти, вместе с ними была отправлена домой и сама виновница происшествия. Двум десяткам местной дружины, гулявшим на свадьбе, Яромир велел вернуться в сторожевую избу, третий и так был в дозоре и потому в празднестве не участвовал: Яромир — какие бы дела вокруг ни творились — никогда не позволял оставить дозор. Сам Яромир, дождавшись возвращения Малины и Первуши и ещё раз поздравив молодожёнов, покинул празднество, не забыв прихватить с собой личную охрану, и отправился ночевать в избу местной жительницы — Липушки — пышнотелой вдовы тридцати восьми лет отроду. Яромир частенько у неё гостевал, приезжая в Выбуты, и помог ей устроить даже что-то вроде постоялого двора.

Нынешним утром никто на Томилином дворе и не вспоминал вчерашний праздник, не пересуживали и давешние волнительные события — словно и не было ничего: мешало и присутствие Ольги, ставшей едва ли не первейшей особой на празднестве, да и вообще рот открывать лишний раз лень было. Работали молча, неспешно, девки-чернавки пытались затянуть песню, но всякий раз обрывали, начиная зевать. Гридни рассыпались по Томилиному двору: двое, негромко переговариваясь, сидели у калитки, один поглаживал пса Дружка, ещё двое — самых молодых и резвых — крутились возле челядинок, подносили им посуду, притаскивали воду, пытались шутить — девки в ответ улыбались натужно, вяло, остальные гридни или слонялись без дела или сидели, прислонившись к забору, попивая холодный квас. Даже домашняя живность, казалось, чувствовала людской настрой: пёс Дружок лежал с полуприкрытыми глазами, положив морду на вытянутые передние лапы, негромко квохтали куры, и не гоготали, а переговаривались гуси на своей, огороженной, части двора, а красавец и задира петух, сидя на ограде, обводил всё сердитым взглядом, оглядывал курятник, изредка поднимая нахохленную голову, и тут же прятал её под крыло.

И только неугомонный Любим, упросивший одного из гридней показать ему ратные упражнения, носился по двору. И теперь, уже и не радостный, что дал мальчишке себя уговорить, утиравший пот с лица гридень не переставал отбивать удары малолетнего вояки — и было непонятно — кто кого гонял: то ли опытный гридень Любима, то ли наоборот. Любим, счастливо избежавший неприятного происшествия, и ныне всеми оберегаемый и жалеемый, вооружился Первушиным щитом и извлечённым из схрона деревянным мечом и готов был ратиться без устали и стеснения.

Сия сонная и благостная обстановка была нарушена неожиданным стуком в закрытую калитку. Гридни немедленно встрепенулись, те, которые сидели у калитки, вскочили, заворчал Дружок. Калитка отворилась, и на двор с мешком в руках зашёл отрок из дружины князя Игоря.

— Чё надобно, малец? — спросил его один из гридней у калитки.

— Послание передать и дары от великого князя Игоря Рюриковича благородной и всекрасной девице Ольге Яромировне, — напыщенно ответил отрок. Он надменно оглядел двор, прервавших свои занятия и с любопытством взиравших на него Томилиных домочадцев и насмешливых гридней и, увидев благородную девицу, занятую неблагородным вовсе делом, вперил в неё взгляд, исполненный важности и ожидания, что сия девица сейчас немедленно взволнуется, вскочит, покраснеет-побледнеет или даже вскрикнет испуганно и радостно. А как же иначе ещё можно воспринять великую милость внимания самого князя Киевского? Однако ж Ольга вскакивать и волноваться не спешила, скользнула по отроку равнодушным взглядом и, не промолвив ни единого слова, продолжила своё неблагородное занятие. Да и выглядела она как-то уж совсем не всекрасной — в сорочице и подоткнутой краями за пояс поневе, будто обычная поселянка — без венчика, ленты и прочих украшений — волосы едва собраны в небрежную полураспущенную косу — словно её обладательница заплела её тут же во дворе, не отрываясь от дела, на ногах странные узконосые с открытой пяткой черевички.

Не узрев ожидаемых действий, отрок, слегка смутившись, приблизился к Ольге, не зная, то ли повторить речь — вдруг девица не расслышала или не поняла — или же, помолчав, подождать ещё.

— Олён, к тебе пришли, — раздался спасительный для отрока голос Томилы.

— Ко мне? — протянула Ольга, изобразив удивление. — Ну, начнём с того, что вообще-то я Эймундовна, — сказала она, наконец-таки удостоив отрока насмешливо-испытующим взглядом, отчего лицо и шея отрока немедля пошли красными пятнами. — Ну, говори, раз пришёл, — она поднялась и откинула со лба тыльной стороной испачканной в песке ладони упавшие пряди.

— Прямо здесь? — отрок попытался придать речи надменности, но мальчишеский голос сорвался и прозвучал жалко.

— Ну да. Или, может, князь мне тайну ратную поведать хочет? Тогда, конечно, в избу надобно идти — вдруг ворог какой притаился рядом, — продолжала глумиться вредная девка.

— Олёна! Прекрати! — строго одёрнул её Томила.

— А что такое? — удивилась Ольга, глянув на Томилу, но, встретив его серьёзный взгляд, подумала и, обращаясь к отроку, снисходительно добавила: — Ладно, давай выкладывай своё послание и дары.

— Великий князь Киевский приглашает тебя прогуляться вдоль берега реки и жалует тебе свои дары, — отрок раскрыл мешок, достал оттуда какие-то предметы и протянул их Ольге.

Ольга, даже не отряхнув испачканную в песке ладонь, взяла предметы и принялась с любопытством их рассматривать. Дарами оказались — серебряное, верно, греческой работы блюдо и тяжёлый золотой витой браслет-обруч, исполненный довольно грубо, к тому же большой, явно на широкое мужское запястье.

— И ещё дар для мальца, именем Любим, — добавил отрок и достал из мешка шлем.

— Я тебе не малец, — дерзко ответил Любим, но приблизился и подарок взял.

— Самый маленький, что нашёлся, — сказал отрок с нескрываемым превосходством. Затем он перевёл взгляд на Ольгу, подождал, пока девица сполна насладится видом княжеских даров, и спросил: — Какой ответ передать великому князю?

— Передай, отрок, что благодарность моя великому князю Киевскому за его щедрые и дивные дары не знает границ, — с придыханием промолвила Ольга, придав лицу выражение крайней взволнованности и вперив в отрока долгий и выразительный взор, — отчего отрок, почувствовав подвох, вновь впал в краску. — Блюдо, скажи, очень мне нужно, — уже совсем по-иному, деловито произнесла она, повертев блюдо в руках. — В него и яблоки можно сложить, и репу, — на этих словах захихикали притихшие девки. — А сей неземной красоты обруч, — опять то же придыхание, и то же лицо, — принять никак не могу, потому как подобный дар жених вручает невесте, — она завела горе глаза, задумалась и вновь деловито добавила: — Коей я для князя Киевского, увы, не являюсь. Посему, отрок, обруч забирай, — взяв его за руку, она решительно вложила браслет ему в ладонь. — Не потеряй, смотри, — добавила она строгим голосом.

— И для меня дар тоже забери, — вдруг встрял Любим. Он бросил шлем на землю и наподдал его ногой в сторону отрока. — Премного благодарствую, скажи, но не моей мерки.

— А ну-ка, быстро в дом! — рассерженный Томила широко шагнул, схватил сына за плечо и подтолкнул в сторону избы. Затем повернулся к отроку и проворчал: — Благодари от нас князя, отрок, — но нагибаться и подбирать с земли шлем не стал.

Оторопевший от такого приёма и обхождения отрок то бледнел, то краснел, уже и не зная, как выполнить поручение князя, не нанеся урона собственной чести, и горячо желая скорее откланяться.

— А что насчёт прогулки передать? — дрожащим голосом всё же спросил отрок, нерешительно взглянув на Ольгу.

— Прогулки? — протянула Ольга, удивлённо округлив глаза. — Я без дозволения батюшки с мужами на прогулки не хожу. Да к тому же, ты и сам видишь, отрок, у меня посуды грязной полон двор, какие могут быть прогулки? Но, если князь Киевский мне подмогу отрядит или, да помилует меня Перун, вдруг сам рукава засучит, — Ольга многозначительно помолчала, — то, может, и успею с ним до ворот села прогуляться, — под смех гридней и хихиканье девиц серьёзно добавила она.

Тут уж отрок, более ничего не спрашивая, счёл за благо удалиться.

— Скоро за сестрицей своей со двора пойдёшь, — проскрипел вдруг доселе молчавший волхв и с улыбкой посмотрел на Ольгу.

— А ты почём знаешь, дедушка? — настороженно спросила его Ольга.

— Эх, девонька, насмотрелся я на своём веку всяких ретивых дел, глаз у меня намётанный, — усмехнулся волхв.

А оскорблённый и униженный отрок, направившийся в сторожевую избу, крепко думал, как ему перед князем отчёт держать — какие слова молвить: если те повторить, что рекла вредная девица, то можно и в опалу впасть. Вот уж не повезло, так не повезло.

В то же самое время князь Игорь со своим верным воеводой Асмудом выгоняли вчерашний хмель. И делали они это давно проверенными способами — хорошо истопленной баней, что имелась при сторожевой избе, и употреблением хмеля сегодняшнего. Выйдя из парной, они расположились в предбаннике за столом, уставленным всякой снедью: холодной кабанятиной, квашеной капустой, солёными грибами, мочёными яблоками, блюдом с душистым свежим хлебом, мисочкой со сметаной и высоким серебряным кувшином пива, опущенным в кадку с ледяной ключевой водицей. Прислуживали за столом девки в одних сорочицах с распущенными волосами — среди них и вчерашняя князева хоть, ныне красовавшаяся надетой на шею серебряной гривной — даже в бане не сняла.

В дверь осторожно постучались, на пороге возник гридень из личной охраны князя и сообщил, что вернулся посланный с поручением отрок. Князь, увлечённо жевавший в то время кабанятину, сделал рукой порывистый распорядительный жест, означавший «зови».

Гридень исчез за дверью, и через мгновение в предбанник вошёл бледный и смущённый отрок.

— Ну, ответствуй, малец, всё исполнил, что велено тебе было? — прожевав, спросил князь.

— Да, княже, — робко произнёс отрок.

— Ну и? Что девица сказала? Дары приняла? А приглашение? Не молчи, шустрее молви, — нетерпеливо проговорил князь.

Конец ознакомительного фрагмента.