Мир иллюзий мистера Редфорда

Анна Быстрова, 2023

Эмми Палмер – дочь успешного иллюзиониста. Она участвует в представлениях отца, но сама грезит театром и увлечена пьесами модного драматурга мистера Редфорда. Его творчество уносит девушку в удивительный мир фантазий, но ее близкие находят пьесы слишком мрачными. Случай сталкивает Эмми и Дэвида Редфорда. Девушка становится художником по костюмам и гримером в его труппе. Она узнаёт, что за завесой признания кроются интриги и темные семейные тайны.Кто он, этот загадочный мистер Редфорд – богемный баловень судьбы, гений или настоящий безумец? Эмми предстоит понять, в каком мире иллюзий он живет.

Глава 6. Премьера

Через пару дней вернулся отец. Он был очень доволен поездкой и рассказал нам с Питером о представлении одного французского иллюзиониста, который мог делать так, что предметы бесследно исчезают со сцены на глазах у публики, а розы меняют цвет. Некоторые фокусы отец без труда мог объяснить, но были и те, над которыми они с Питером потом не один месяц ломали голову.

Из своей поездки отец привёз мне шляпку и очень красивое модное платье из золотого атласа с тонким кружевом, которые я потом надела на премьеру «Скульптора».

Я все же успела дошить костюмы, и на генеральной репетиции они уже были задействованы. Редфорд остался доволен моей работой и заплатил довольно крупную сумму денег, предложив работать у него гримёром на постоянной основе. Я, разумеется, согласилась. К тому же, речь шла исключительно о «Скульпторе», а спектакли планировалось давать не чаще раза в месяц.

В день премьеры я приехала в театр к началу прогона, около пяти часов. Стоя за кулисами, я с восхищением следила за талантливой игрой актёров, особенно за игрой мистера Редфорда. Ещё меня до слез трогало пение хора и соло Кэтрин Бланш, исполняющий реквием.

За полчаса до начала спектакля Редфорд вернулся в гримерную и, надев костюм для первого акта, сел перед зеркалом, готовый к нанесению грима. Я заметила его волнение, о котором прежде никогда не задумывалась. А Редфорд действительно очень переживал и с трудом пытался сохранять видимость спокойствия. Однако, когда я стала наносить грим, и он заметил, что у меня дрожат руки, он перестал притворяться.

— Стало быть, и вы волнуетесь? — спросил он, тяжело вздохнув.

— Да, я всегда переживаю в такие моменты, — призналась я, — как и тогда, у меня дома…

— Казалось бы, отчего вам-то беспокоиться? — Я услышала дрожь в голосе Редфорда. Впервые я видела его в таком состоянии. Слова его прозвучали неестественно, как если бы он усилием воли пытался предать себе уверенности и спокойствия.

— Возможно, я не так переживала бы, если б передо мной сейчас сидел кто-то другой.

— Ах, Эмми, это все ерунда! — бросил он. — Отвлеки меня чем-нибудь, и можно мы будем на «ты»?

Я немного растерялась от столь неожиданного предложения.

— Как вам удобно, мистер Редфорд.

— Дэвид, можно просто Дэвид, — сказал он, с трудом пытаясь улыбнуться. — Но только не Дэйв! Ненавижу, когда меня так называют.

— Хорошо, — ответила я, подводя ему веки. Для первого акта грим был лёгким, и я довольно скоро закончила его. Редфорд встал, посмотрел в зеркало и с вымученной улыбкой поблагодарил меня. Затем он прошёлся по комнате, потом сел на диван и снова стал ходить из угла в угол. Наконец приблизился ко мне и, оправив прядь выбившихся на лоб волос, серьезно спросил:

— Как думаете, у нас все получится? Мы хорошо отрепетировали, ведь правда?

— Я и не сомневаюсь, мистер Редфорд, — уверенно ответила я. Мы все же остались на «вы». Возможно, потому, что были довольно мало знакомы, и обоим было неловко говорить друг другу «ты».

— Боже, отчего же я так переживаю?! — Редфорд упал на диван и, закрыв глаза, несколько минут просидел неподвижно. Когда он открыл их, то уже был готов выйти на сцену.

— Зрители уже собрались, — сказал он, — скоро мой выход. Пора! Вы ведь тоже будете смотреть спектакль?

— Да, конечно, — с готовностью отозвалась я.

Несмотря на переживания мистера Редфорда, первый акт он отыграл блестяще, словно это и не он волновался несколько минут назад, нервно шагая по своей гримерной. В антракте Редфорд вернулся совсем другим человеком. Он был окрылён овациями и теперь с нетерпением ожидал второго акта. Переодевшись, Редфорд попросил нанести ему новый грим.

— Тебе понравилось, Эмми? — спросил он, снова перейдя на «ты».

— Вы были великолепны, мистер Редфорд, — я стушевалась и опустила взгляд.

— Дэвид, — мягко поправил он. — Правда, давай на «ты»? Мы ведь не в светском обществе, а в театре. Да и потом, мы ведь почти ровесники, сколько тебе лет?

Это был не самый тактичный вопрос, но все же причин скрывать эту информацию у меня не было, да и дружеский тон Дэвида все больше подкупал меня.

— Двадцать два, — ответила я.

— И мне, — улыбнулся Редфорд. — Так что, мы на «ты»?

— Да, — со смущённой улыбкой ответила я.

— И ты придёшь отметить с нами премьеру? Мы планируем поехать в ресторан.

— О, я не уверена… — В этот момент я почувствовала, что не смогу и дальше во всем уступать его просьбам. Дело в том, что я не люблю подобные мероприятия и шумные компании, а в случае с празднованием премьеры это определенно будет не самое скромное пиршество.

— Но ведь ты часть нашей команды, Эмми, — возразил Редфорд. — Отчего ты не хочешь ехать?

— Я буду там лишней, мне будет некомфортно. Правда, не стоит.

— И вечно этот тон… Ты принижаешь себя, почему? Ты талантливая, красивая, — и снова знакомая заискивающая улыбка, — ты ведь не можешь так недооценивать себя! Или это из-за того, что ты видишь во мне героя со сцены?

— Я закончила грим, скоро ваш выход.

Впервые я почувствовала себя настолько униженной. Это было просто ужасно. Я знаю, что довольно застенчива, порой мне это мешает и может показаться неуместным в той среде, где я вращаюсь, но все же, отчего он полагает, что я непременно принижаю себя перед ним и недооцениваю? Да, я робкий и скромный человек и веду себя так со всеми, зачем еще сильнее смущать меня, говоря откровенно о моем недостатке, если он и вправду является таковым. В высшем свете, где вращается Редфорд, едва ли для благовоспитанных леди будет преимуществом смелость и раскованность. Я отвернулась, чтобы привести свои чувства в порядок и немного успокоиться.

— Прости, — шепнул Редфорд, слегка приобняв меня за плечи, и тут же покинул гримерную.

Пока я смотрела второй акт, неприятное впечатление от слов Редфорда полностью пропало. Больше запомнилось его «прости» и прикосновение, которое я ощущала на своих плечах на протяжении всего второго акта. Игра Редфорда, боль и страдания его скульптора заставили меня прослезиться, а гибель возлюбленной и падение примы ужаснули, сердце так сильно стучало, словно я сама пережила все то же, что и они. Слушая в финале реквием, я ощутила, как слёзы лились у меня по щекам. Я плакала и одновременно была невыразимо счастлива: счастлива видеть эту постановку, счастлива быть причастной к ней. Гром аплодисментов с криками «браво» долго не смолкали. Редфорда вызывали на бис девять раз. Это был настоящий успех! Директор театра мистер Линн произнес перед публикой длинную речь, в которой выражал благодарность мистеру Редфорду за «красивый, эмоциональный и пронзительный спектакль, который, непременно будет собирать полные залы». А в завершении под бурные аплодисменты зрителей пожал руку мистеру Редфорду, добавив, что рад сотрудничать с таким талантливым человеком и гордится, что мистер Редфорд выбрал для своей постановки именно театр имени Мэтью Стивенса».

Как только занавес опустился, все бросились поздравлять друг друга с премьерой, и больше всех комплиментов и поздравлений получил, конечно же, мистер Редфорд. Вся его гримерная была заставлена цветами. Многие знакомые заходили выразить своё восхищение постановкой и талантливой игрой. Редфорд был счастлив и опьянен успехом. Еще на сцене, когда опустили занавес, я подошла выразить восхищение его игрой, на что Редфорд в порыве эмоций взял мои руки в свои и, крепко пожав их, сказал, что никаких возражений он не принимает, и я непременно должна ехать с ними в ресторан.

Отец и Питер были на премьере, и Редфорд пригласил и их. Они согласились, и все вместе мы отправились на банкет.

Еще при входе Редфорд познакомил меня, отца и Питера с директором театра мистером Эдвардом Линном. Узнав, что я являюсь художником по костюмам, эскизы которых мистер Редфорд носил ему на согласование, мистер Линн похвалил мой вкус и с добродушной улыбкой добавил:

— У вас большое будущее, мисс Палмер, особенно в команде с мистером Редфордом. Он знаете ли, притягивает удачу, да! После его «Игрушки теней» продажи выросли в два раза, а теперь «Скульптор» сулит театру огромную прибыль!

— Я рада, что смогла быть причастной к этой премьере, — я переглянулась с Дэвидом.

— Мистер Редфорд, всегда к вашим услугам и к услугам ваших друзей, — с любезной улыбкой заметил директор и, кивнув нам, заговорил с другими гостями.

Мы прошли к столу. Дэвид представил нам своих знакомых, один из которых особенно запомнился мне. Звали его Брайан Ван де Вальд. «Для друзей он просто Брайан», — сказал мне Дэвид.

Пока мы ждали, когда подадут закуски, Редфорд рассказал, что мистер Ван де Вальд довольно известный музыкант. Он обладал весьма неординарной внешностью и имел безукоризненный вкус. Редфорд охарактеризовал своего знакомого как одного из самых известных денди Лондона. Говорил Ван де Вальд немного в странной манере, словно мурлыча песенку. Мне показалось, что у него был легкий французский акцент. Редфорд подтвердил мою догадку, заметив, что его приятель несколько лет прожил в Бельгии.

— Он весьма эксцентричен, — негромко добавил Дэвид.

Редфорд был ближе всех ко мне и свои замечания делал в полголоса, так, чтобы остальные не могли его слышать. Отец и Питер занимали места слева от меня, но не были свидетелями нашего с Редфордом разговора, будучи вовлеченными в беседу с этим самым Брайаном Ван де Вальдом.

— Но голос у него прекрасный, — между тем продолжал Дэвид, — и, знаешь, песни у него тоже интересные. Здесь я собрал много талантов: и музыкантов, и поэтов, и художников. Творческие люди меня вдохновляют. Надеюсь, тебе придется по душе наша компания.

Брайан оказался горячим поклонником «Мира иллюзий» и, узнав, что мой отец тот самый мистер Палмер, заверил нас, что стать фокусником было мечтой его детства, и он не единожды бывал на наших представлениях.

Среди приглашённых был и супруг Камиллы. Он оказался довольно известным премьером балетной труппы Ковент-Гардена. Камилла также выступала на сцене Королевского театра и недавно была возведена в ранг первой солистки. Ева же танцевала в кордебалете, но примерно полгода назад была повышена до солистки. Редфорд взял себе в спектакль довольно известных танцовщиц, чем привлёк к своей постановке ещё большее внимание. Я уже не говорю о Кэтрин Бланш, которая была известна не только в Ковент-Гардене, но и в театре Ла Скала. Ее супругом был режиссёр, поставивший недавно оперу с ее участием. У нашей оперной дивы было уже двое детей, но, разумеется, в ресторан их не повезли, а оставили дома с гувернанткой. Для меня казалось честью быть представленной таким людям и работать в одной команде с солистами Ковент-Гардена. Единственный человек, общество которого вызвало во мне какие-то неприятные ощущения, был лорд Кростер. Его высокое положение в обществе и членство в Парламенте как-то не очень сочеталось с богемной компанией Редфорда. Наблюдая за лордом, я обратила внимание, что он все время искал внимания Евы.

— Она его протеже, — шепнул мне на ухо Редфорд. — Не самый приятный тип, но приходится с ним считаться.

— Он явно симпатизирует Еве, — вполголоса заметила я.

— Да, и ужасно ревнует ее! Это раздражает, — сказал Редфорд.

— А Ева? В каких она отношениях с лордом Кростером? — спросила я и тут же пожалела, ибо вопрос был весьма щекотлив и нетактичен.

— О, этого я не знаю, — ответил Редфорд. — Да и не хочу знать. Но по Еве не скажешь, чтобы она была влюблена в этого бородатого господина.

— Он раза в два старше ее, — заметила я, и снова совесть кольнула меня: вправе ли я обсуждать их взаимоотношения? Но, сказать по правде, лорд Кростер мне действительно не понравился.

Его жилистое сухое лицо с маленькими глазками имело скептическое выражение, он словно во всем сомневался и никому не доверял. Зато прислушивался ко всем разговорам, желая видимо быть в курсе всего, что происходит.

— Он у нас известный критик, с ним нельзя ссориться, — заметил Редфорд. — Но Еву я выбрал на роль не из-за него. Она подходит по типажу. На самом деле, если так подумать, нам выгодно, что Ева играет в моей постановке. Думаю, положительный отзыв на первой полосе обеспечен — уж лорд Кростер об этом позаботится, у него повсюду свои люди в редакциях. К слову сказать, он проспонсировал новую постановку в Ковент-Гардене с Евой в главной партии. Скоро должна состояться премьера. Надеюсь, Ева уложит в графике все свои выступления.

— А к «Скульптору» лорд Кростер случайно не имеет отношения? Он не финансировал постановку?

— Нет, я бы не допустил этого, — категорично ответил Редфорд. — С ним связываться — себе дороже. За финансы отвечает мистер Линн. Он как владелец и директор театра получает всю прибыль, так что деньги у него есть, особенно теперь, когда зал переполнен.

После ужина Редфорд предложил выйти на террасу и там продолжить разговор. Проходя через зал, я заметила мистера Ван де Вальда у барной стойки.

— А этот музыкант, Брайан, он так много пьёт, — заметила я.

— Дурных привычек ему не занимать, — отозвался Дэвид. — Но он славный малый, очень жизнерадостный и веселый.

— А этот худощавый человек, что сидит и разговаривает с мужем Кэтрин Бланш? Кажется, я видела его в театре.

— Это Стив, наш декоратор. Я тогда вместе с ним приходил к твоему отцу. Он очень скромный. Знаешь, ему даже сложнее находиться здесь, чем тебе. Стив любит спокойно работать в одиночестве, ненавидит шумные компании. Он и теперь уединился и предпочитает деловую беседу шумным увеселениям.

На террасе было прохладно и тихо. Из зала еще доносилась музыка, слышался смех, но все это звучало в отдалении, не мешая нашей беседе.

— А кто ваш самый близкий друг? — осмелилась спросить я.

— Все-таки решила на «вы»? — усмехнулся Редфорд. — Я не знаю, — задумчиво произнес он, — не могу сказать, чтобы у меня был очень близкий друг. Больше знакомые, хорошие знакомые, — уточнил он, — и приятели. С Брайаном мы, наверное, ближе всего, но не могу сказать, чтобы он был мне близким другом.

— Он и в самом деле такой любитель фокусов?

— Все может статься, — пожал плечами Редфорд. — Мистер Ван де Вальд любит творчество во всех его проявлениях.

Я улыбалась в ответ. Редфорд хотел добавить что-то еще, мне показалось, что он испытывает определенное удовольствие от нашей беседы, но наш разговор был прерван появлением отца и Питера.

— Мистер Редфорд, я благодарю вас за приглашение. Мы провели прекрасный вечер. Теперь же я должен откланяться. Нам пора возвращаться домой, — сказал отец.

— Уже уходите? Очень жаль, — протянул Редфорд. — Что ж, был весьма рад. Мисс Палмер, благодарю, что приняли мое приглашение.

— Благодарю, мистер Редфорд. Я чудесно провела этот вечер.

Обменявшись любезностями, мы раскланялись и простились. Я с неохотой, а отец и Питер напротив, с поспешностью. Они сильно устали, и считали, что мое общение с Редфордом изрядно затянулось. Я не стала возражать. Дорогой я перебирала в памяти события этого вечера, и не могла сдержать счастливой улыбки.