Музыка льда. Осколки

Анна Беляева, 2023

Прекрасный и жестокий мир фигурного катания, через перипетии которого идут сильные и устремленные люди: тренеры, спортсмены. Любовь и взаимная поддержка помогают преодолеть все трудности, непонимания и обиды, возникающие неизбежно там, где вся жизнь – преодоление. И в преодолении победа.

Обман и сила — вот орудья злых

— Слушай, тут такая тема появилась, — Рудин был как всегда очарователен, галантен и деловит одновременно.

Вика благодаря опыту совместного катания правда еще знала, что он мог быть на льду невыносим, как и всякий, избалованный с детства, партнер-мужчина. Это она усвоила в тот короткий период, когда они пробовали кататься вместе.

Одна из причин, почему тренер Домбровская никогда не думала начать работу с танцорами, тем более парниками — это разборки, которые на льду устраивают партнеры. С драками, синяками, а то и серьезными травмами в духе “хребтом о лед”. Ну уж нет! Ей такого не надо. Пусть воюют со льдом, самими собой и с ней.

У Вики в принципе не было проблем на предмет: кто-то зол на меня. Как говорится, пусть ненавидят, лишь бы боялись. В переложении Домбровской эта фраза Калигулы выглядела так: пусть ненавидят, лишь бы справлялись.

— До нас доходят слухи… Леонова вернулась? — Макс с любопытством посмотрел на Вику.

— Вернулась, точно, — кивает Виктория, — а ты все видишь и все слышишь, смотрю, на три метра под землю.

— Больше. Но суть не в этом, — засмеялся Рудин.

— Под эту тему я хочу переделать концепцию Теле-кубка под новый формат. Смотри. Тут выходит классная тема. С противостоянием. Зрителям понравится!

— Максимушка, мне б как-нибудь без противостояния пока. А? Я Раде еще даже не рассказала, что Мила вернулась. Милка… В общем, травма у нее и, кажется, проблемы не только со спиной. Так что пока все непонятно. Но идея мне нравится. И берем же всех? Лерку — тоже? — Вика внимательно посмотрела на Макса.

Интернеты жужжали страшилками о том, как нещадно гнобит зверь-Домбровская тех спортсменов, которые посмели от нее уйти. Виктория на это только грустно отмахивалась — не переубедишь людей, которые придумывают подобное. И тех, кто хочет в это верить — тоже.

В конце прошлого сезона двое из топ-пула ее фигуристов мазали лыжи на выход. Мужчны набычились, каждый обиделся на свое, но все переживали из-за работ, которой теперь будут пользоваться другие. Домбровская понимала, что со временем все отойдут от своих печалей и огорчений, вернутся прежние чувства к девчонкам. Еще болеть будут за каждую не меньше, чем за их собственных.

Как вообще можно верить в то, что детей, которым отданы многие годы, в которых вложен труд, а это немаловажно, кто-то всерьез будет обижать только из-за ухода? Да, это, конечно, малоприятно и очень обидно, но это жизнь тренера.

— Мариной ты, стало быть, не интересуешься? — удивился Рудин.

— Ушакова вряд ли сама захочет. Я не против, но сам понимаешь, она еще более сложный экземпляр, чем Милка. Ее истерика посреди “Сапфира” с требованиями всех убрать, ее оставить, звенит у меня в ушах до сих пор! Представь такой же скандал в центре телетрансляции, — невесело улыбнулась Виктория.

Лерка и Мара — пара потерь прошлого сезона. Вика про них смеялась: красавица и чудовище. Никакого отношения к внешности девчонок определение не имело, более того клички менялись в зависимости от того, о чем шла речь. Если говорили о передаче образа в программе и артистизме, то Лерка шла по категории — чудовище, а Мара была — красавицей. Если же вопрос стоял о работоспособности и характере, то ровно наоборот.

— Да не обижу я твоих детей, не бойся, Домбровская! На моих шоу в истерике еще никто не бился, а если и бился, то это вырезали. — засмеялся Максим, — Всем раздадим по серьгам, что тем сестрам. Ты подумай про тему.

— Я подумаю, но я тебе сказала, что пока по этому поводу все непонятно. А теперь мне надо с тобой обсудить кое-какие вопросы по шоу. Подскажи мне, опытный человек, куда пойти вот с этими вопросами? — Вика открыла список на смартфоне и начала зачитывать Максу.

Рудин с интересом выслушал, улыбнулся и сказал:

— Она хочет жевать мой хлеб и жаждет, чтобы я ей показал, с какого бока надрезать буханку? Ладно уж, тренер, продвинувший фигурное катание на новую ступень, давай смотреть. Я же знаю, что ты все равно не остановишься, хоть не все шишки соберешь.

****

Вечерний лед шел нервозно. Ритм больше всего походил на кардиограмму инфарктника. Девочки падали в дорожках, парни валили прыжки. Что-то было явно не так. Надо льдом, сгущая воздух, повисло напряжение.

— Что происходит? — Вика шнуровала коньки, слушая одновременно Мишу и Илью. Это болезненное состояние тренировочного процесса — всегда неспроста.

— Сегодня двое из старшей группы не пришли, а одну увезли родители домой прямо с хореографии. Температура.

Руки замерли и через секунду продолжили шнуровать коньки:

— Все люди болеют. Это осень, сказала Вика напряженно.

Григорьев молча кивнул. Ландау немного помолчал и ответил:

— Неудачный год они выбрали, чтобы простыть.

Паника карантинных мер для спортшкол в этом сезоне побила все мыслимые и немыслимые пределы.

Можно сколь угодно красиво рассуждать о силе духа, преодолении трудностей и сдерживании распространения вирусов, но фигуристы не умеют кататься на коньках по паркету, линолеуму или ковролину. Им нужен лед. И любой карантин для них — это конец нормальной подготовки.

С того дня как “Сапфировому” снова разрешили принимать спортсменов, взрослые, а вслед за ними и дети, казалось, пытались в его стенах даже не кашлять лишний раз. А тут сразу трое и с температурой слегли.

Веская причина для нервозности.

Виктория вышла на лед и позвала разминающихся:

— Послушайте меня. Я понимаю, что ситуация непростая, сделать мы с ней ничего не можем. Будем рассчитывать пока на лучшее. И просто делать все максимально хорошо и спокойно, пока нет никакой новой информации. Все! Работаем дальше!

Положила руку на плечо десятилетней девочке, которая стояла справа от нее и сказала:

— Злата, не уходи. Хочу посмотреть, как ты делаешь заход на тройной лутц, — именно его девочка пыталась выполнить, когда Вика шла вдоль трибун, направляясь к тренерской позиции. И лутц совершенно не получался.

Пока тренер наблюдала за спортсменкой и давала указания, подъехал Ландау и протянул ей телефон. Звонили из администрации министерства спорта. Неожиданные люди, не каждый день, прямо скажем, ей названивают от министров.

— Виктория Робертовна, мы узнали о ситуации, которая произошла у вас сегодня на занятиях. И хотели бы предупредить о том, что не стоит где-либо озвучивать подозрения о самом неприятном. Все дети иногда болеют, возможно, вирус будет несколько тяжелее обычной простуды, но, сами понимаете, раз на раз не приходится.

Виктория следила за первым чистым на сегодня выездом с лутца Златы. Молча подняла большой палец, показывая, что той все удалось.

— Да, мы тоже рассчитываем на лучшее, — произнесла в трубку Домбровская.

— Желаем спокойных тренировок и успехов в вашем деле, — отозвался голос на том конце провода.

Женщина молча смотрела на экран смартфона. “Интересно, однако. Ну, оно и к лучшему”.

Она подъехала к своему месту, чтобы положить телефон на стол у пульта. Проезжающий мимо Григорьев спросил:

— Что у нас хорошего?

— Мне только что сказали, что это всего лишь простуда, — улыбнулась Вика.

— Кто сказал? Тесты же еще не готовы? — удивился Михаил.

— Администрации министра спорта виднее, — хмыкнула женщина.

— То есть карантина не будет? — уточнил верный помощник.

— Судя по всему, карантина не будет даже если мы прямо тут на льду начнем падать от вирусной пневмонии и прочих сопутствующих штабелями, — пояснила Домбровская.

— Хоть какой-то плюс от чиновников. Нет, Яннис, не так!..

Мастер постановки прыжков штаба Домбровской поехал догонять Илвиса.

****

Вечер хлопотал над улицами Москвы, раскрашивая небо в цвета заката, создавая виды для последних завораживающих фото в золоте тополей и ясеней. В полуоткрытое окно сквозило предчувствием октября.

Вика свернулась калачиком на диване и невнимательно поглядывала на творящееся на большом экране в углу комнаты.

— Знаешь, Илюш, это все так странно. Ты много-много лет работаешь, но ты просто тренер. Делаешь свое дело, тебя толком никто не знает. Ну, кроме тех, кто непосредственно вращается в среде. А потом одним днем “щелк” и ты уже “желанный гость на всяких именинах”. И вокруг тебя телевидение, пресса, склоки и свары. А ведь ничего не изменилось: ты просто каждый день приходишь и делаешь то же самое, что делал десять, пятнадцать, двадцать лет назад.

Смартфон Ландау звякнул пришедшим новым сообщением:

— Радочка, — удивленно улыбнулся мужчина.

В сообщении не было ничего, кроме двух скриншотов из инстаграма. Переписка с доверенным лицом Сергея Вадимовича. Вика посмотрела через его плечо:

— Ну вот, и что с этим делать? Двоих им мало? Зачем им Рада? Она славная девчонка, но уже не про спорт.

****

Начало этого сезона для групп Домбровской ознаменовалось тем, что в их жизнь прочно вошел Сергей Вадимович Канунников, чемпион всего и вся начала этого века, который внезапно решил,что пришло его время тренировать. Да тренировать с размахом. С быстрой отдачей и большим выхлопом. Долгого пути в десятилетия, чтобы вырастить собственного спортсмена, Сергею Вадимовичу не хотелось. Хотелось быстрой славы. Именно поэтому на свою будущую незарастающую народную тропу корчевать деревца он взялся из Викиных запасов. Сбежали несколько предюниоров и пара юниоров. Неприятно, но не смертельно. Спрыгнули два тренера, зацепившись за более надежную и финансово приятную лодку “Льда и пламени”. Илюха тут же придумал аббревиатуру для конкурентов “липка”, а сбежавших звал исключительно “прилипалами”.

И все это было не слишком приятно, но рабоче, пока Лерин папа не сообщил, что дорога его дочери отныне тоже пролегает на каток “липок”. Валерия Смирнова, чудовище художественных презентаций и гений техники, летающая принцесса, иначе пресса девочку и не называла. Так у нее исчезла Лерка и потерялся на время, затосковав, Миша. Смирнову он любил, словно родную, больше, может, только Альку, его первую золотую девочку.

По мнению Вики, основным достоинством Леры было полное отсутствие страха и мозгов мозгов. Как женщина и мать печалилась Вика, видя, что уставший ребенок летит с очередного недокрученного лутца или ритбергерра. Во всем остальном — это не девочка, а упрямое бревнышко, которое никого не слушало и ничего не хотело, кроме своих полетов в вечность и неизвестность.

Илья становился бледно зеленым, когда тренировал ее дорожки и пытался научить красоте позы. Лерка — это вам не Рада, Лерку так просто красиво не поставишь: позеленеешь, побледнеешь и лишишься аппетита.

И все же Вика любила ее за стремление, идиотскую, никуда неприменимую мечту прыгать безумные ложности и крутить четверной аксель до нервного тика Домбровской и желания выйти покурить Григорьева. За фанатизм. За любовь к их общему делу. Пусть эта любовь и была совсем другой, не такой как у Вики, но это была любовь.

Ни Лерка, ни ее родители не прятались, не врали, что остаются. Папа-Смирнов в лоб заявил о планах. Папа тоже из породы бревнышек негибких, надо сказать, что придумал, то и топчет. Его девочке не додали внимания, не слушают ее пожелания. Они хотят лучшего и большего.

“Да и подавись”, — про себя вызверилась Вика, но, понятно, отпустила. А как их удержишь таких умных? И теперь она просто переживала за девочку. Девочку влюбленную в прыжки, а через них в их общую страсть — лед и фигурное катание.

Скандал с Ушаковой после этого, с одной стороны стал болезненным ударом, а с другой — позволил выпустить из себя все эмоции, которые бушевали от ухода Лерки. И Вика оторвалась,а Илья, успевший подготовить Марине программы, выкатавший обе до стадии презентации, и не скрывал, что готов подбросить полешек в пожар Викиных эмоций.

Маринка бежала не от нее. Девица хотела очаровывать одного из “прилипал”. А как тут очаровывать, если между вами сотни километров. Нет хуже черта, чем девушка влюбленная. А уж если она еще и самовлюбленная, то только держись! “Сапфировый” сдюжил прощальную эпическую сцену и демонстративный уход под прикрытием родственников фигуристки из верхов федерации фигурного катания. Мариночка была из “блатных”, лучшая из блатных: трудолюбивая и талантливая, но все равно с тылом за спиной и амбицией не туда время от времени.

****

Итак, подхватив двоих, Сергей Вадимович вошел во вкус. И теперь переманивал еще кого-нибудь для своей аллеи славы. Но вот Рада? Выбор непонятный.

Илья насмешливо поглядел на временами такую наивную и такую всегда прекрасную и великую просто тренера:

— Ну, как ты не понимаешь?! Это же звезда в копилку!! Кстати, это еще и моральное превосходство: сама Цагар покидает своего тренера. Хайп — дело благородное, дорогая Эр! Ты только вспомни, сколько народу успели за три пять лет Алькиной карьеры без тебя, об девочку поднять свои рейтинги.

Вика задумчиво перебирала плед, которым были укрыты ее колени:

— Рада ведь сказала мне тогда, после смерти мамы… что никогда не уйдет от меня. Никогда. Именно так, два раза.

— Она и не уходит, — кивнул Илья.

— Хорошая девчонка, да? — тихо произнесла женщина, кутаясь в плед.

— Хорошая, но Милу ты все равно любишь больше, — с горечью констатировал Ландау.

— Да нет, Илюшенька, не больше. Просто дольше.

Да, дольше. Мила начинала вместе с ней. Это и была ее по сути самая первая команда: она и Мила. Потом Сашка Морозов. Потом Мишка. Она обросла людьми. Хорошими, преданными делу и ей самой. Но из тех, кто бы мог рассказать про настоящую Домбровскую, до всего, до первых даже детских побед ее девчонок, в более или менее близком круге до триумфа двухгодичной давности оставалась только Мила.

****

Ночь затекала в спальню через задернутые шторы, поила воздух прохладой, а через приоткрытое окно просачивался запах мокрой осенней листвы.

На груди у мужчины спала тонкая до полупрозрачности блондинка, обнаженное бедро, с которого сползло покрывало, он бережно обнимал одной рукой, а другой продолжал что-то набирать на клавиатуре смартфона:

— Рад, я хочу, чтоб эту переписку увидели все. Мы сможем ее выложить в инстаграм?

— Я не против, Илья Сергеевич. Может, тогда они уже отстанут!

Ландау отложил телефон, легонько прикоснулся губами к макушке Вики, натянул одеяло, закрыв ее полностью и выключил настольную лампу.

Они, конечно, не отстанут. Теперь уже никогда. И все же…

Утро вечера мудренее.