Глава 31
Небольшой отряд, покинувший крепость Розенборг, расположился в туннеле около противоположного выхода. Поскольку все были сильно измучены битвой, а некоторым требовалась медицинская помощь, Капитан решил дождаться раннего утра, не поднимаясь наружу. А как только начнет светать, планировалось выбраться из туннеля и через западные тропы, обогнув гетов, дойти до Тарнары.
— Как самочувствие? — спросила Дмитрия звонким голосом молодая девушка, присаживаясь рядом с ним. — Есть ранения?
Это была двадцатидвухлетняя медсестра крепости Розенборг в звании сержанта, с большим опытом службы. Дмитрий много раз ее видел, сидя у окна в комнате и наблюдая за происходящим в крепости. Но ни разу с ней не общался.
— Эй, ты меня слышишь? — переспросила она. — У тебя есть ранения?
— Как вы можете так жить? Да и разве можно назвать это жизнью? Какая-то глупость! Вы убиваете себе подобных! Друг друга! Сами себя! Зачем? Я не понимаю, — выпалил ей в ответ Дмитрий. — Ведь это же полный абсурд. Зачем причинять столько боли и страданий, ведь всегда обо всем можно договориться.
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — пожалела его медсестра.
— Понимаешь?
— Да, можешь себе представить. Когда-то давно и я задавалась такими вопросами.
— Разве в вашем обществе есть люди, способные ценить человеческую жизнь? — усомнился в ее словах Дмитрий.
— Видишь ли, моих родителей убили, когда я была еще совсем маленькой. Мы тогда жили на западе Бенгалии. На деревню напали. Мама и папа спрятали меня под печкой в доме. А сами погибли на моих глазах. Я тогда тоже спрашивала себя: ради чего их убили? Что такого они сделали, что заслужили смерть?
— И тебе удалось найти ответ?
— Позже, взрослея, я поняла очень важную вещь.
— Какую?
— Что моих родителей убили просто так. Без какой-либо конкретной цели или причины. Просто убили, потому что они оказались не в том месте и не в то время на пути у тех людей.
— И что это значит?
— А то, что люди убивают друг друга в силу своей природы. И не стоит искать причины их поведения.
— Убийство не присуще…
— Подожди, не перебивай. Я слышала о твоем мнении о всеобщих благоденствии, вселенской справедливости, умиротворении и тому подобном. Но послушай, что я скажу. Конечно, не каждый человек убийца. Слава Богу, есть здравомыслящие добрые люди. Но в той или иной степени любой человек готов убить. Один из алчности, другой из зависти, а третий просто из желания убивать. Некоторые могут убить из желания защитить близкого, родного человека. Кто-то будет лишать человека жизни из желания защитить государство. Конечно, я назвала разные причины, но это все убийства. И человек способен на них просто потому что он хищник. Вот взять, к примеру, козу. Она травоядная и убить не способна никого. Даже если случайно раздавит кого-то, то даже не поймет, что сделала. А если посмотреть на волков, то они спокойно вгрызаются в горло козе и не задумываются о том, хорошо это или плохо. Просто нападают, потому что она оказалась не в то время не в том месте, а животные хотели есть. Так же и люди все — хищники, как и волки, по своей натуре. Просто у них разные интересы. У волков — кусок мяса, а у человека это может быть и еда, и золото, и все, что угодно.
— Но а как же разум? — спросил Дмитрий.
— Увы, разум не всегда берет верх над рефлексами. У человека он есть сравнительно недавно, всего несколько десятков веков. А рефлексы вырабатывались сотнями тысяч лет. И когда человека одолевают страсти, желания, то главными всегда становятся рефлексы, задвигая разум на задний план. А есть просто безмозглые существа, — улыбнулась Дмитрию сержант, — которые вроде бы и люди, но тупее животных.
— Ты хочешь сказать, что человек не всегда может контролировать свои эмоции?
— Конечно. Есть чувства, которые мы не можем контролировать. Страх, ревность, гордость, зависть порой заставляют человека забыть о разумности. И тогда он становится животным, а точнее, хищником — агрессивным, жестоким.
— У меня на родине с детства учат контролировать все эмоции. Это основная доктрина Порядка: разум превыше всего.
— А другие народы тоже учат это?
— У нас на планете он один и представляет собой государство.
— А у нас народов много, каждый из которых сам по себе. И не все готовы жить в мире. Потому нас с детства учат выживать и защищать родных, государство от врагов.
— Тяжело так существовать.
— Нормально, если не знаешь альтернативы. Ко всему привыкаешь.
— Я никогда не думал об этом с такой точки зрения. На родной планете нас учили, что люди действуют только разумом; что чувства, эмоции и рефлексы второстепенны. Поэтому человек совершает всегда только обдуманные поступки, а значит, не может убить себе подобного или вообще доставить ему хоть какое-нибудь неудобство. Прежде чем что-либо сделать, он всегда на уровне рефлекса думает, не будет ли от этого плохо кому-нибудь другому. И уже только потом совершает поступок. Также у нас нет врагов, от которых надо было бы защищать государство. Даже слово такое неизвестно.
— Хотела бы и я пожить в этом обществе.
— Я думал, здесь и есть такой социум, — ответил Дмитрий. — Но что-то произошло на Земле, что все изменилось.
— Круто изменилось, не правда ли? От идеального общества без насилия, злости и боли до варварских времен, — засмеялась медсестра. — Кстати, мы с тобой еще не знакомились лично. Я Линелия.
— Очень красивое имя. А я Дмитрий.
— Это мне известно. Тебя тут все знают, — улыбнулась Линелия. — Ну что, Дмитрий, есть ранения?
— Вроде бы нет. На мне не моя кровь, а одного из ваших солдат. Он упал на меня, когда его застрелили. А так только голова болит немного. И пить хочется.
— Ну, головную боль придется потерпеть, а воды попроси у Тери.
— Спасибо тебе за заботу, — посмотрел на Линелию Дмитрий, когда она собралась идти дальше.
— Забота — это моя служба.
«Странно, неужели все вот так просто. Если хищник, значит, может убить», — подумал Дмитрий после ухода медсестры. Впервые он задумался о том, насколько не присуще человеку желание лишить жизни другого. Такая мысль возникла у него то ли от пережитого за последний день, то ли от звонкого нежного голоса Линелии и тона, которым она говорила о неслыханных и невозможных для него вещах. Насколько оправдано убийство одного человека ради того, чтобы спасти другого. Как можно оценить жизнь разных людей и кто вправе делать это? Как выяснить, кто прав, а кто нет и кто достоин жить, а кто — умереть?
— Дмитрий, ты как, оклемался? — спросил подошедший Капитан.
— Несладко пришлось твоей сущности, отрицающей любое насилие, — усмехнулся Фрэнк.
— Ничего, переживу.
— Конечно, переживешь. От волнений только с ума сходили, но не умирали. Послушай, мне не дает покоя одна мысль, — продолжал Капитан. — Если то, что ты сказал нам, правда, хотя у меня есть сомнения по этому поводу, то кто может здесь знать о твоем прилете? Кому ты вез груз? И не связано ли внезапное нападение гетов на крепость с этим? Ведь их поведение разительно отличалось от того, что было раньше. Значит, ими кто-то руководил или, по крайней мере, помогал им. И возможно, это те люди, которые ждали тебя.
— Мне ничего не известно, — взмолился Дмитрий. — Я говорю правду, Порядок мне свидетель.
— Не знаю я твоего Порядка, так что и спросить с него ничего не могу, — сказал Фрэнк. — Ты лучше рассказывай, где приземлиться должен был.
— У меня в компьютере было запрограммировано. Но после первой атаки на орбите данные были повреждены.
— Денис, — обратился Капитан к разведчику, — дай карту Бенгалии. Сможешь найти место по памяти? — спросил он Дмитрия.
— Смогу.
На земле быстро развернули карту Бенгалии с близлежащими к государству землями, которую Денис всегда носил с собой. Она была сильно потрепанной, не лучшего качества, но с достаточно хорошей детализацией объектов и четкими границами.
— Ну что, узнаешь что-нибудь похожее?
Дмитрий осмотрел всю карту, изучил разметки, нанесенные на нее, после чего сказал:
— Здесь этого места нет.
— Как нет?
— Эта карта слишком мала. Предполагаемое место встречи, если брать в расчеты масштабы вашей карты, — тут Дмитрий сделал несколько шагов вправо и вверх, — где-то здесь, — с этими словами Дмитрий сапогом выкопал небольшое углубление в земле.
— Ты, наверное, шутишь! — воскликнул Фрэнк. — Как же ты оказался тут, если должен был приземлиться в такой дали?
— Это на поверхности Земли большое расстояние, — пояснил Дмитрий, — а в космосе такая разница в угле входа в атмосферу равна всего нескольким градусам.
— Что там может быть? — спросил Марка Капитан.
— Понятия не имею. У нас нет данных о том, чтобы кто-нибудь так далеко забирался. Походы в ту степь мы не устраивали, поэтому представление об этих землях у нас только общего характера. Там снег, да и только. Может, кто-нибудь и ходил туда, но это частники. Их не разыскать.
— Дмитрий, а тебе что-нибудь известно об этой местности?
— Конечно.
— Как так?
— Хоть рельеф Земли изменился относительно того, что изучаем мы, но все равно очертания остались прежними. И я прекрасно знаю, что и где находится.
— Так что там такое?
— Восточная Сибирь. Тайга.
— Восточная Сибирь? Тайга? — удивился Капитан. — Никогда о подобном ничего не слышал.
— Возможно, мы называем это по-иному, — сказал Денис. — Там могут быть безлюдные земли, покрытые вечной мерзлотой. Климат в тех краях настолько суров, что сложно представить, чтобы там кто-либо мог жить. Нам нужно в столицу, в центральную карт-канцелярию. Возможно, в ней сохранились какие-нибудь записи о первопроходцах прошлых лет, кто бы мог зайти так далеко.
— Как видно, не такая уж там и безлюдная земля, — произнес Фрэнк, — если нашего гостя там с таким нетерпением ждали, что даже пришли за ним сюда.
— Есть один человек, который смог бы нам помочь, — задумался Капитан.
— Кто?
— Знаю я одного старого вояку. Был хорошим другом моего отца. Он давно уже на пенсии и, как мне известно, живет один где-то в лесах на юго-востоке Бенгалии. Если ему неизвестно про эти земли, то никто другой нам и подавно не поможет. Надо найти Тиграна.
— Ты хочешь отправиться туда сейчас? — спросил Фрэнк. — Нам же в город надо.
— Разумеется, сначала в город. Оставим Дмитрия, наберем людей. Расскажем все, что удалось выяснить отцу Петри. А потом, если он даст добро, навестим старого друга. Не нравится мне вся эта история. Надо узнать, кто может находиться в тех землях, о которых говорит Дмитрий, что им надо и, главное, для чего им оружие.
