Скиталочка 2. В погоне за ведьмой

Андрей Буторин, 2023

Моя подруга Аня – потомственная ведьма. Правда, не очень умелая, все у нее выходит наперекосяк. Вот и влюбиться умудрилась в мага-шнырятеля, который мало того что из другого мира, так еще и влюблен в зловредную графиню-магичку. Подвернулся случай – и Аня слиняла в тот мир. Ничего не оставалось, как отправиться в погоню за ведьмой. Не зря же меня прозвали Скиталочкой.(Вторая книга цикла "Скиталочка")

Глава четвертая

Ола

Я иногда поражаюсь, что творится в головах у людей! Не, в моей тоже порой творится такое, что хочется подать объявление: «Отдам мозг в хорошую голову. Знаниями не перегружен, почти не использовался. Любит Ваню, колбасу и нести чушь». Колбасы, кстати, сразу захотелось, но я все-таки продолжу мысль. Так вот, насчет того, что в головах у некоторых людей… Я сейчас об Юстере Литце. Как так можно вообще? Сначала у него любовь к ненормальной графине, что само по себе вызывает подозрения в адекватности Литца. Потом его графиня дважды в пень превращает, а он ее все равно любит. Зато когда узнает, что его любит ведьма Анна из чужого мира, он рвется встретиться и с ней. Правда, объясняет это тем, что боится за нас с Аней. Сорок лет… или сколько там ему, может все четыреста?.. не боялся — и вдруг испугался. Как раз, когда я мимо шла. Не, я такие повороты с завертышами не люблю. Мне нравится, когда все прямо и честно. Я так ему и сказала:

— Или говори, что на самом деле придумал, или я пошла дальше.

— Стой! — взволнованно скрипнул пень. — Хорошо. Только я на самом деле переживаю за Аню.

— Но это не главное, — завершила я его недосказанную мысль.

— Это как бы заодно, поэтому тоже главное.

— Ну давай тогда, говори, не заставляй тебя все время подталкивать!

— Я вот что подумал, — сказал Юстер Литц. — Если Аня меня любит и если она ведьма, то может, она меня расколдует?

Я не удержалась и в голос заржала. Да, некрасиво, но я ведь не специально! Само вырвалось. Шнырятеля это, понятно, насторожило.

— А что не так? — спросил он. — По-моему это вполне естественное желание нормального здорового мужчины. То есть, как раз нездорового. Который хочет снова стать здоровым.

— И нормальным? — уточнила я, прервав все же смех.

— Ну… да. Желательно.

— И мужчиной?

— Да, Ола, да! Что в этом такого смешного?

— Просто ты не знаешь Анну. В смысле, хорошо не знаешь. Тем более… э-э… с профессиональной стороны. Видишь ли, после ее колдовства может так получиться, что ты будешь с тоской вспоминать дни, когда был всего лишь пнем.

— Всего лишь?! — закипятился Литц. — Посмотрел бы я на тебя в таком состоянии! Разумеется, я буду вспоминать эти дни не только с тоской, но и с ужасом!

— Ты меня не понял. Ты будешь вспоминать их с ностальгической тоской. Ведь пень — это куда лучше, скажем, крысы.

— Могу, конечно, поспорить, крыса все-таки может двигаться, есть-пить, даже, извиняюсь, любить в физиологическом смысле… Но почему Анна должна захотеть превратить меня в крысу? Она же меня любит.

— Ее любовь к колдовству никакого отношения не имеет. И Аня, конечно, не захочет тебя превращать в крысу. Она захочет вернуть тебе прежний образ — ее любимого мужчины.

— Вот видишь! Выкапывай меня скорей! — истошно заскрипел пень.

— Ты не дослушал, — сочувственно вздохнула я. — Захотеть-то она захочет, но получится у нее крыса. Или таракан. Лично я бы выбрала пень.

Но межмировой шнырятель не унимался. Он вбил себе в голову… точнее, в ту часть, которая ее заменяла, будто Анина любовь поможет ведьмочке не накосячить и сделать его таким, каким он был до превращения в пень. Или даже чуточку лучше, ведь любовь, как известно, имеет свойство приукрашать предмет обожания.

В конце концов мне надоело спорить. Подумала еще и о том, что если Юстер Литц на самом деле станет прежнем, то он поможет нам с Аней вернуться — на королевских магов я почему-то не сильно надеялась. И сказала:

— Ну хорошо, согласна. Только чем я тебя выкопаю?

Пень молчал минут пять. Я опять стала думать, не превратился ли он окончательно в деревяшку, когда Литц заговорил снова:

— Я скажу тебе заклинание. Ты должна будешь повторить его добуквенно, без ошибок, иначе может случиться беда. При этом станешь держаться за меня обеими руками. А еще… возможно, это не обязательно, но лучше подстраховаться: соскреби с меня ногтем немножко древесной трухи и проглоти.

— Не буду я тебя глотать! — возмутилась я. — Что я, людоед, по-твоему?

— Сейчас я пень. Ты проглотишь лишь немного древесины. Совершенно безопасной и чистой.

Мне это реально было поперек сердца, но раз уж я сразу не сказала «нет» и «до свидания», коли согласилась помочь мировому шнырятелю, то все же сделала, как он велел: соскребла с пня немного трухи и, зажмурившись, съела.

Потом началось самое сложное. Заклинание Литца было полной белибердой.

— Давай ты мне будешь подсказывать? — предложила я. — Как суфлер в театре. Или… слушай! А сам-то все и скажи!

— Нельзя. Заклинание должен произносить только человек, это незыблемое правило магии. Иначе развелось бы потомственных сов-предсказательниц, магических ежиков…

–…и дубов-колдунов, — закончила я его мысль, вспомнив песню из старой кинокомедии.

— Вот именно, — сказал волшебный пень. — А подсказывать тебе… Не уверен, что это разрешено. А проверять экспериментальным путем как-то не хочется. Вдруг ты тоже превратишься во что-то безрукое и не сможешь меня откопать.

— Какой ты все-таки эгоист, — сказала я. — Все о себе да о себе.

— О каком же себе, если я за твои руки волнуюсь? — прикинулся пень шлангом.

— Вот давай не будем делать из меня олениху!

— У оленей как раз рук нет, — сказал Юстер Литц. — Так что давай и правда не будем. Или это была метафора?

— Ладно. Это не так важно, — отмахнулась я. — Давай повторять заклинание.

Долго ли коротко ли, но я эту зубодробительную бессмыслицу выучила. Вам даже ее пересказывать не буду. Скажу лишь, что начиналось заклятие следующим набором звуков: «Улипа́ка-сиуси́у-дыдыды́-буркы́х-х-хх!..» Ну как, круто? А там таких строчек было с десяток. Вот только не надо говорить, что при хорошей памяти выучить десять строк любой мути — как нефиг делать. Я бы посмотрела, как бы вы это сделали, особенно если учесть, что ошибка в одной букве могла стоить… да чего угодно! Может быть, я сама превратилась бы в ту лопату, которая в результате колдовства получилась.

Я взяла в руки творение своего искусства и, честно говоря, немножко собой загордилась. Ну да, мне помог Юстер Литц, но все равно это сделала я, пусть и с его помощью. Лопата вышла что надо: штыковая, черная, с блестящей заостренной кромкой. Черенок лежал в руках удобно, был гладким, длиной как раз под меня. Супер!

Правда, один вопрос у меня в голове все-таки зародился.

— Юстер, — сказала я, — а почему мы намагичили именно лопату?

— Потому что пилой неудобно копать, — сказал деревянный шутник.

Я даже не стала на это реагировать. И все же пояснила мысль:

— Почему мы не намагичили так, чтобы ты сам откопался, чтобы земля просто — бэм-с! — и слетела с твоих корней?

— Ну-у… — протянул шнырятель. — Наверное потому, что я опасался. Нет-нет, ты не подумай дурного, но согласись, если бы ошиблась хотя бы в одном слове, я мог бы, например, не откопаться, а закопаться глубоко-глубоко. Или не земля бы с корней слетела, а я сам улетел — неведомо куда.

— Ну да, — вздохнула я. — Опять: я, я, я. А Ола копай.

— Это нетрудно, правда! У меня короткие корни. Так мне кажется.

Корни у пня оказались и правда не особенно длинными. Но их было много, они переплетались друг с другом и с другими корнями-корешками, так что мне пришлось повозиться. Иногда хотелось просто разрубить лопатой какое-нибудь сплетение, но стоило представить Литца в облике человека с обрубленными пальцами, носом, ушами, еще с чем-нибудь не менее важным, как желание тут же пропадало, и я кропотливо разбирала голыми руками проблемные места.

Но все когда-нибудь кончается, откопала и я этот пень. Он, кстати, когда я его переносила на травку, оказался совсем не тяжелым, что вселило в меня радость, ведь тащить его на себе дальше предстояло тоже мне.

Однако и Юстер Литц меня обрадовал, сказал, что особо далеко этого делать не придется.

— А что, королевский дворец где-то рядом? — спросила я.

— Да, недалеко. Километров двадцать. Может, чуть больше. Но это если по прямой…

— Погоди, — остановила его я. — Крутилово-закрутилово! Топать двадцать, а то и больше кэмэ по лесам-перелескам с корягой в руках? Я думала километра два — и то переживала, но двадцать! Ничего себе, недалеко!

— Но ведь сто, например, было бы гораздо дальше, — решил поспорить Литц. — Или тысяча.

— Или стопицот миллионов, — сказала я. — Какая радость, что подохнет наша Олушка всего на двадцати.

— А потом, — проскрипел пень, — зачем тебе топать все эти километры? Мы просто перенесемся туда — и все дела.

— Не-не-не! — закрутила я головой. — Наслышана, как перемещается великий межмировой шнырятель Юстер Литц. Никогда не знает, где в следующий раз окажется. Сейчас мы хотя бы в двадцати километрах от цели, а ты переместишь как раз на стопицот. Пусть даже не миллионов. Крутилово-закрутилово, вот радость-то будет!

— Не знаю, где ты берешь свои сведения, — обиженно скрипнул шнырятель, — но я попадаю в случайные места, лишь когда перемещаюсь между мирами. И то, в изначальную точку, откуда начал перемещения, я могу вообще вернуться в любое мгновение. А в пределах одного мира попадаю в цель всегда, ошибок еще не было.

— Ну хорошо, а как мы будем перемещаться? Опять придется отгрызать от тебя куски и учить непроизносимые тексты?

— Отгрызать не придется, — все еще обиженно произнес Литц. — Нужно будет наскрести с меня немного трухи и посыпать себе голову.

— Прикалываешься?

— Ничуть. Это будет нужно для того, чтобы я вернул тебе право Литца.

— А-а-а! — дошло до меня. — А потом мы просто провалимся!

— Лично я называю это другими терминами, но суть ты уловила верно.

Вот зря я сказала про «отгрызать», потому что от этого копания реально захотелось что-нибудь погрызть. Но не пень, а например, колбаски. Тут я хлопнула по лбу: Олена, у тебя же пакет как раз с колбасой! Ну да, он так и стоял возле кустика, куда я его поставила. И колбаса показалась мне такой вкусной, что я чуть было не съела ее всю. Еще и уронила один кружок, прямо на разрытую землю. Ладно, зверушки съедят. А пенек между тем начал нетерпеливо поскрипывать.

— Да все, все, — сказала я, поставив пакет. — Просто слегка подкрепилась, я ведь не деревянная.

Дальше было так. Я наскребла трухи, посыпала голову, хотя мне и было стремно, так и порывалась поржать. Потом пень сказал, чтобы я подняла его и покрутила над головой. Это было не так легко, как я думала. Одно дело поднять его на руки и просто куда-то нести; совсем другое — поднять над головой, да еще и крутить. Я все-таки не силачка, по фитнес-клубам не ходок, обычная, можно даже сказать, хрупкая девушка. Но я все-таки подняла этот пень и пару раз его вокруг головы крутанула. А он при этом скрипнул:

— Возвращаю тебе право Литца!

По правде говоря, я ничего не почувствовала. О чем и сказала пню.

— Поставь меня, — буркнул тот.

Я поставила. Благодаря ветвистым корням он встал надежно, устойчиво, как будто так и было задумано. Мелькнула мысль: а нельзя ли наколдовать, чтобы он мог передвигать корнями? Тогда бы и носить его не пришлось. Это я ему тоже сказала. Пень запыхтел. То есть, он на самом деле поскрипывал, но казалось, будто реально пыхтел. Как выразился бы умный Ванечка: по контексту.

— Во-первых, — начал возмущенный Литц, — если ты ничего не почувствовала, значит, я лгу?

— В мыслях не было, — приложила я к сердцу руки.

— Во-вторых, если я буду перемещаться сам, как, думаешь, отреагируют на это жители столицы?

— Нормально отреагируют. Они же в магическом королевстве живут, а не в Антарктиде.

— Что это за страна? Там запрещены пни?

— Там их в принципе нет.

— Я и говорю: запрещены. Их уничтожили, выкорчевали! Безобразие. Пеньевой геноцид! Отвратительная страна.

— Уймись, Юстер, — нахмурилась я. — В Антарктиде нет пней, потому что там нет деревьев. Там один только снег. И лед.

— Что это такое? А-а! Замороженная вода! Но ее ведь не может быть в таком количестве, зачем ты надо мной издеваешься?

— Крутилово-закрутилово! — заорала я. — Это ты надо мной издеваешься! Зачем я тебя вообще выкапывала? Значит так, давай расстанемся по-хорошему. Скажи мне, в какой стороне королевский дворец, и я пошла.

— Погоди! — испугался Литц. — Нет-нет-нет, не сердись. Если я чего лишнего и наговорил, то войди в мое положение — не очень приятно торчать пнем. Только и ты признайся, что наврала с Антарктидой.

— Я не наврала! Хочешь, переместимся туда? Потом, когда спасем Аню.

— Не хочу. Хотя… Если это правда… Очень любопытно! Я еще никогда не видел сразу много замороженной воды.

— Ну, много замороженной воды ты и у нас наглядишься.

— У вас? — качнулся пень. — А почему я у вас вообще буду что-то глядеть?

— Да, — смутилась я. — Это я и правда поспешила. Может, она у тебя захочет остаться. Хотя у тебя же ни кола, ни двора, так что…

— Не понимаю, о чем ты вообще бормочешь? — засуетился пень. — Кто у кого захочет остаться? И почему это у меня ничего нет? У меня, между прочим, замок у моря. В провинции, правда. И не такой шикарный, как у Атевсии, но все-таки. Красивый, на краю высокой скалы, о которую разбиваются волны.

— Круто, — сказала я. — Ласточкино гнездо практически.

— Это мое гнездо. Вот зачем ты вспомнила? У меня ностальгия, я домой захотел.

— Никаких «домой»! — испугалась я. Ничего себе заявочки… — Сначала спасем Анну. Ишь!..

— Так это само собой разумеется. Как я домой в таком виде? Мною тут же слуги камин растопят.

— Слуги? — нахмурилась я. — Так ты еще и буржуй? Ну ничего, Аня разберется.

— Вот именно! Давай переместимся к ней, пусть скорей разберется и сделает меня человеком.

— На это у нее, похоже, уйдет не один год, — шепнула я под нос. Литц вроде бы не услышал.

Потом ставший очень серьезным пень снова велел взять его на руки. Я взяла сначала пакет с едой, а потом уже пень.

— Крепче держи! — строго сказал он.

Я прижала его к себе, как родного и даже пару раз инстинктивно покачала. Подумала, что если бы кто-то видел это со стороны, поржал бы изрядно: стоит в лесу девчонка в цветастом платье и баюкает пенек. У меня даже слова песенки в голове зазвучали:

— Копала я пенечек,

Корней уж много очень,

Но все-таки сумела

Я Литца откопать.

Его теперь качаю я

И всей душой мечтаю я,

Что Анечку пропавшую

Мы сможем отыскать!

Оказывается, я промурлыкала песенку вслух.

— Это что, заклинание? — недоуменно спросил пень.

— Типа того, — сказала я. — Будешь сильно вредничать, станешь опять лялечкой. Я отдам тебя Ане, пусть нянчится, пока не вырастешь. Может, что-то дельное воспитает. Как раз и сделает тебя человеком, как ты хотел.

— Ты этого не умеешь, — сказал Литц, но уверенности в его тоне я не услышала.

— А ты проверь, — хмыкнула я. Но сама на себя разозлилась: — Ладно, хватит лирики! Говори, что нужно делать. Или ты сам все сделаешь?

— Я же сказал, — нудно заскрипел пень, — что заклинания должен говорить человек…

— Ну так учи своему заклинанию, — тяжело вздохнула я, вспомнив, как только что зубрила бессмысленные строки, и приготовившись к новой зубрежке.

— Ты и так его знаешь. Вы же благодаря ему в прошлый раз сюда попали.

— Ты имеешь в виду «чтоб мне прова…», — начала я, но Юстер выкрикнул:

— Погоди! Я должен представить место, куда нам нужно попасть. И тебе не обязательно говорить все эти «чтоб мне» и все такое. Просто скажи про мое право.

— Нет уж, — покачала я головой. — Скажу то, что проверено и точно работает. Ты готов?

Пенек какое-то время молчал, потом скрипнул:

— Готов.

Я набрала в грудь воздуха и провозгласила:

— Чтоб мне провалиться!

Что я могу сказать? Мы провалились! Честное слово — бэм-с! — были здесь, а стали там. Или наоборот, теперь уже здесь стали, а там — только что были. Не суть. Мы очутились в другом месте! Ну, разумеется, сначала было темно и трудно дышать, все уже знакомое и привычное. А вот то самое другое место было как раз незнакомым.

Сначала я слегка испугалась: а вдруг Юстер Литц не смог переместиться, куда хотел, и мы теперь невесть где, откуда неизвестно как выбраться, но пенек в моих руках скрипнул:

— Видишь там башенки с флагами? Это и есть королевский дворец.

Я осмотрелась. Мы стояли среди редких деревьев, а чуть дальше простирался город. Не обманно сверкающий, как тот, что мы с Анной видели в Сизелоне, и не он же, грязный и обшарпанный изнутри, а обычный… почти средневековый город, как на рисунках в исторических романах и таких же фильмах. Только здесь было еще более мрачно, чем в средневековье, потому что над городом нависало низкое темное небо, что сняло мои последние сомнения: да, это все еще был Темон. И где-то кварталах в пяти-шести от нас над невысокими, в основном двух — трехэтажными домами возвышались белые каменные башни с развевающимися черно-белыми, в шашечку, флагами.

— Как он называется? — кивнула я на город.

— Темница, — сказал пень. — Сокращенно от «Темон» и «столица».

— И этого остряка-сокращателя не казнили?

— За что? Хорошее ведь название.

— Допустим. А как, в таком случае, называют здешнюю тюрьму? Светлица?

— Почему? Тюрьмой и называют. Но редко. Кому хочется ее вообще называть?

— И то верно, — согласилась я. — А почему у этого города нет крепостной стены?

— Как же нет? Есть, — сказал Юстер Литц. — Только я представил место уже внутри города, а то тебя могли не пустить стражники.

— Это почему же? — почувствовала я укол обиды.

— Потому что у тебя в руках большая дубина. Это могло их насторожить.

— Так и говори, что это тебя могли не пустить, а не меня.

— Давай не будем спорить о несущественном и уже не имеющем значения, — сказал пень. — Пойдем искать Анну!

Пень сказал дело. Мне даже стало немного стыдно: Анютка в беде, а я страдаю фигней! Крутилово-закрутилово, как все-таки неблаготворно влияют эти перемещения на работу мозга!

— А куда мы пойдем? — завертела я головой. Было похоже, что мы переместились в какой-то заброшенный парк посреди города. Молодец все же Литц, удачное вспомнил место. — Где живут королевские маги?

— Нам сейчас не столько нужно знать, где они живут, а где бы их стала искать Анна. Ведь нам-то не сами маги нужны, а она.

И опять Литц был прав! А мне со своей головой, будет свободное время, следует разобраться. Задачки какие-нибудь порешать, ребусы, шарады. Правда, я забыла, что такое шарады — еще одно доказательство сбоев работы мозга.

Но я решила реабилитироваться и поставила себя на место подруги. Посмотрела на город Аниными глазами, опять зацепилась взглядом за башенки с флагами и сказала:

— Анютка бы пошла ко дворцу.

— Ну-у… — протянул пень. — Не факт. Возможно, она стала бы искать гильдию магов…

— Может быть. Но не забывай, что она не перемещалась, а топала сюда пешком. Она устала, изнервничалась, хотела есть и спать… — Я даже шмыгнула носом, так мне стало жалко нашу ведьмочку. — И вот она дотащилась, сбив до мозолей ноги, обвела вокруг изнеможденным взглядом, а тут — бэм-с! — какое-то светлое пятно. Да еще с шахматными флажками. У Анечки сработала ассоциация: башни — дворец, дворец — король; шахматы — мудрецы, мудрецы — маги; король — маги. Итог: королевские маги. Мне туда! И почапала во дворец.

— Не знаю, что такое шахматы, — проскрипел пень. — И я потерял нить твоей логики.

— А это не моя логика, Анина. Так что пошли-ка тоже во дворец.

И вот надо же такому случиться! Говорят, случайностей не бывает, что все предопределено. Я в это не верю, но угадайте с трех раз на что мы наткнулись, не доходя полквартала до дворца? Нет, не на пивбар, туда все равно с пнями не пускают, деревянными уже внутри становятся. Нет, не на Анну, она вообще «кто», а не «что», во всяком случае я сильно на это надеялась. Ладно, сдаетесь? Мы наткнулись на гильдию королевских магов! Вот прям настоящий рояль в кустах, прочитала бы такое в книге, сказала бы: «Фе!»

Вообще-то нечто подобное произнес Юстер Литц, когда увидел этот приземистый, серый и длинный, как три вагона, одноэтажный дом. Только его «фе» было больше похоже на «скрфе», но я все равно насторожилась и спросила:

— Что?

Вот тогда-то пень и сказал, что это гильдия королевских магов, что это он вроде как почуял, потому что сам маг. Я ему не сразу поверила, потому что никакой вывески на доме не было, но тут из его дверей вышел тощий высокий человек в черном плаще, и я уже по его внешнему виду догадалась, что это и правда маг, но решила убедиться — ведь мало ли кто бывает тощим и в плаще, даже некоторые извращенцы или наоборот, местные судьи какие-нибудь…

Поэтому я подошла к незнакомцу и прямо спросила:

— А вы кто, милейший?

Тот шарахнулся так, словно у меня рога выросли! Да, я Олена, скоро еще и Лосевой стану, но внешне-то ведь это не отражается. Или отражается? Магический мир, все-таки. Я потрогала голову — рогов не было. И чего он тогда? Я же не денег попросила.

Между тем тощий дядька в плаще растворился в воздухе.

— Ого! — сказала я. — Юстер, ты это видел? Крутилово-закрутилово! Он умеет перемещаться.

— Совсем не обязательно, — возвестил пень. — Скорее всего, он просто сделался невидимым.

— А чего ж он меня так испугался? Хрупкая, добрая девушка…

— Наверное, ему не понравился в твоих руках я. Не хрупкий и не добрый. Помнишь, говорил, почему бы тебя не пустили стражники?

— А ты сам не можешь сделаться невидимым? Хотя бы пока я беседую с кем-то.

— Нет, — скрипнул Литц. — Мы уже обсуждали с тобой эту тему. Могу, конечно, подсказать тебе нужное заклинание, но оно сложное. И очень похоже на другие той же тематики. Они все как бы в одном разделе магии: невидимость, невесомость, неделимость…

— Ты что, делением размножаешься? — хихикнула я. — Тогда неделимость нужно задействовать, зачем мне сразу два пенька? А потом четыре, восемь и так далее.

— Считаешь ты хорошо, — буркнул пень, — а вот соображаешь не очень. Неделимость, это когда что-то делаешь, например, из песка, из глины, и хочешь, чтобы этот предмет не рассыпался. А вот если использовать заклинание наоборот — там разница всего в одном символе, — то распадется и самое твердое. Кроме алмаза, там нужно более сильное заклинание.

Я представила, как рассыпается в пыль моя надежда на возвращение домой и сказала:

— Лучше я буду тебя ставить в сторонку, когда соберусь с кем-то беседовать.

А побеседовать мне уже захотелось, причем очень сильно. Теперь, когда стало ясно, что из стоявшего передо мной здания вышел действительно маг, я перестала сомневаться в словах Юстера Литца о гильдии магов. И была очень большая вероятность, что Анна, когда шла к дворцу, почуяла магическое присутствие и зашла в этот дом.

Я решительно направилась к двери и дернула за шнурок звонка. Изнутри послышался переливчатый звук колокольчика. Я уже стала думать, как лучше ответить, если спросят: «Кто там?» или «Зачем вам эта дубина?», но тут дверь стала медленно и беззвучно открываться. То, что она открывалась сама по себе и особенно потому что при этом даже не скрипнула показалось мне недобрым знаком, словно меня заманивали в западню. Но с другой стороны, если здраво подумать, ведь я сама и хотела зайти в этот дом. Подумаешь, не скрипит, просто люди следят за жилищем, дверные петли смазывают. А что открылась сама — так ведь кто там живет-то? Не все же сапожники босиком ходят.

Первым делом, переступив порог, я поставила в угол пень и повесила ему на сучок пакет с едой. А уже после этого сказала:

— Здравствуйте! Можно?

Внутри было темно. Даже не так… Не темно — сумрачно. Словно специально нагнали морока в виде туманной темени, чтобы не было видно, кто скрывается за это завесой. Уверена, что меня из-за нее было прекрасно видно, тем более и ответили почти сразу, обычным таким, скучноватым даже голосом:

— Добрый день. Открыли же.

— Ага, — кивнула я, — спасибо. А вопросы задавать можно?

— Ну так если не зададите, как мы вам ответим? Мысли читать? Потом станете возмущаться.

— Не, читать не надо, — сказала я. — Но если вы это умеете, значит, вы маг?

— Ну так понятно, что не сапожник. Только не маг, а маги. У нас тут гильдия.

— А почему вас не видно?

— Потому что тайная гильдия. Вам видеть надо или слышать?

Не, это не маг, а прям ворчливая тетка из госучреждения! Но с другой стороны он прав, мне его видеть не очень-то и хотелось, как и всю эту гильдию разом. А вот ссориться, да еще по пустякам, было бы совсем некстати. Поэтому я широко улыбнулась и сказала:

— Спасибо! Мне достаточно слышать. Спасибо еще раз!

— За что спасибо-то?

— За то, что снизошли, так сказать, ну и наперед, если можно так выразиться.

— Нельзя наперед. Только по факту.

Это меня обнадежило. Значит, какой-никакой факт здесь получить все-таки можно! И я спросила главное:

— У вас была девушка Анна? Ну-у… молодая женщина лет тридцати. Темноволосая, симпатичная.

— Не было у нас симпатичных. Давно уже не было. — В голосе наконец-то проскользнули человеческие нотки. Грустные, правда.

— Возможно, вам она показалась не очень симпатичной. Но была хоть какая-нибудь?

— Вообще-то это личное. С какой целью интересуетесь?

— Ой, да я не в этом же смысле! — замахала я руками. — Сюда к вам Анна заходила? Сегодня.

— Никто к нам сегодня не заходил. И вчера. И не надо!

— Мне надо, — призналась я. — И если уж вы не видели Анну, расколдуйте, пожалуйста, вон тот пень. Видите, стоит в уголочке?

— Не мы заколдовали, не нам и расколдовывать.

— Ясно, — почувствовала я прилив злости. — Вы просто учуяли, чьих рук это дело, а теперь боитесь, как бы не рассердилась на вас графиня Охозм, как бы самих во что-нибудь не превратила!

— А вот угрожать не надо, — и в самом деле стал испуганным голос. — Покиньте помещение!

Я разозлилась:

— Да вы маги вообще или бюрократы трусливые? А ну, уберите этот дым, хочу в глаза вам посмотреть! — И я, размахивая руками, сунулась в сумрачную пелену.

— Сюда нельзя! Сюда нельзя! — завопили уже несколько голосов.

Тут я споткнулась, больно налетела на угол, скорее всего стола, инстинктивно вытянула руки и ощутила под правой ладонью что-то гладкое и круглое. Машинально это схватила и подалась назад.

Вынырнув из темного тумана, я увидела у себя в руках прозрачный шар. Вероятно, магический, чего делать обычному у магов? Которые, кстати, один за другим стали выныривать из пелены:

— Отдай! Немедленно верни! Это нельзя трогать!

— А вы расколдуйте пень, тогда отдам, — спрятала я шар за спину.

И тогда они набросились на меня. Пусть и выглядели все хиленькими, далеко не юными, но их было четверо, а я одна. И магический шар бы они у меня отобрали — к бабке не ходи. А ведь это был последний шанс расколдовать межмирового шнырятеля, потому что потом бы маги разговаривать со мной не стали, факт. И я, вспомнив, как превратила когда-то Анна мудреца Пузика в крысу, решилась на крайность — бросила прозрачный шар в пень с победным воплем:

— Свободу Юстеру Литцу!