Скиталочка 2. В погоне за ведьмой

Андрей Буторин, 2023

Моя подруга Аня – потомственная ведьма. Правда, не очень умелая, все у нее выходит наперекосяк. Вот и влюбиться умудрилась в мага-шнырятеля, который мало того что из другого мира, так еще и влюблен в зловредную графиню-магичку. Подвернулся случай – и Аня слиняла в тот мир. Ничего не оставалось, как отправиться в погоню за ведьмой. Не зря же меня прозвали Скиталочкой.(Вторая книга цикла "Скиталочка")

Глава третья

Анна

Анна сразу поняла, что снова перемещается, потому что ощущения были теми же — полная тьма, невозможность дышать. Она даже успела подумать, что это землики решили все-таки вернуть ее домой, как она и просила, чтобы позвать к ним Олу.

Остальное она додумывала уже по инерции, еще не осознав, что попала не домой, но уже заподозрив неладное. Итак, хвостиком ее предыдущей мысли было то, что нужно предупредить подругу и как-то вернуться в Темон. А новая мысль была следующей: «Вот где настоящий Темон-то! Темон-претемон, хоть глаз выколи».

На самом деле темнота в месте, куда она попала, не была такой уж беспросветной. Скоро глаза попривыкли, и ведьма смогла увидеть, что небо здесь все же светлее того, что лежит под ногами, а потом разглядела и сами ноги. И руки тоже. Проморгалась и увидела даже что-то вроде деревьев, точнее, их силуэтов — слишком ровных и правильных, словно вырезанных из бумаги.

Все это ей очень не понравилось. Она, конечно, подумала, что это всего лишь ночь, а когда рассветет, все станет понятным, но все же в этом сомневалась. Хотя бы потому уже, что на небе не было ни звезд, ни луны, и оно казалось слишком однотонным, чтобы решить, будто их закрыли тучи.

И тогда Анна решила поколдовать. Совсем чуть-чуть, просто сделать, чтобы светилась, скажем, ладошка. Не стоять же столбом на одном месте, а идти, практически не видя ничего под ногами было и опасно в принципе, и жутковато психологически. К тому же ведьма вспомнила, как она уже сделала их с Олой светящимися целиком. Правда, колдовала она тогда немного другое, но сам факт, что она это может, придал ей уверенности.

Анна взмахнула руками, потом сосредоточилась только на правой ладони, представила, как она светится — достаточно ярко, но не ослепляя, — и забормотала текст заклятия, который, к сожалению помнила не точно:

— Карбода́н-мордовда́н-купрумда́си-сельдьива́си-гакто́ра-тракто́ра-шмяк!

Вот в этом завершающем «шмяк» она как раз и сомневалась. Может быть, надо было сказать «бряк», «звяк» или даже «охтыжтак». Но что сказано, то сказано. Тем более, все равно безрезультатно — ладонь не засветилась. Вообще ничего не засветилось, не запищало и, к счастью, не задымилось. Хотя, возможно, и задымилось, засомневалась ведьма. Дыма в такой темноте было все равно не увидеть. Тогда она втянула носом воздух и пробормотала:

— По-моему ничем не пах…

В глаза ударили яркие вспышки. Анна крепко зажмурилась, любуясь пойманными «зайчиками». «Ну ничего ж себе, — подумала она. — Что это было?» Открывать глаза не хотелось. Вспыхивало очень уж близко, совсем перед носом. А вдруг это что-то опасное и страшное? Но с закрытыми глазами было еще страшней, и ведьма приоткрыла сначала левый — его, если что, не так жалко, — а затем и правый глаз. Ничего нигде больше не вспыхивало.

— Ну ладно… — сказала она и опять зажмурилось, потому что вспыхнуло снова. Три раза. В такт ее словам: «Ну лад-но».

«Я что, изрыгаю пламя? — подумала Анна. — Не хотелось бы». С другой стороны, если бы она изрыгала пламя, то наверное, во рту стало бы горячо. Или хотя бы немного теплей. Нос бы наверняка обожгла, он у нее был довольно крупным. Как она сама про него говорила: «Незначительно длинней среднестатистического для моего пола и возраста».

И вот тут у нее и закрались первые подозрения. Нос… А ведь он как раз близко от глаз. И глаза его видят. В отличие, скажем, от щек или лба. Поэтому логичней всего было предположить, что вспыхивает именно нос. Ведьма его осторожно пощупала. Нос был не горячим, скорее, наоборот — слегка похолодел, вероятно, от волнения.

— Да? — спросила Анна, сведя оба глаза на кончик носа. Тот коротко вспыхнул.

Теперь стало полностью очевидно: вспыхивает именно нос. Ярким, но к огромному счастью, холодным светом. И только тогда, когда она говорит.

Это было немного не тем, что она пыталась наколдовать, но все же куда лучше того, как если бы засветилась ладонь, но настоящим огнем. К тому же, свет был достаточно ярким, чтобы освещать путь. Минусом стало то, что от вспышек слепило глаза, что сводило на нет эффект освещенности.

Анна стала экспериментировать. Поняла, что если не произносить гласных, протянув, например, «с-с-ссс» или «ш-ш-шшш», свечение делалось слабым, глаза почти не слепило, но и ничего не освещало, кроме поднесенной к лицу руки, в чем не было практической пользы. Если говорить тихо, шепотом, эффект был почти таким же, только свет становился пульсирующим — гласные все же давали вспышкам основной импульс. Разговор обычной громкости уже начинал слепить глаза, крик же было видно даже сквозь опущенные веки.

Ситуация казалась патовой, пока ведьма не обозвала себя неумелой кобылой. Вспомнив при этом про лошадей, она нечаянно вспомнила такое приспособление, как шоры, которые крепились по бокам лошадиной головы, чтобы животное не реагировало на происходящее справа и слева, а видела лишь дорогу перед собой. Ведьма решила применить в качестве шор ладони, но закрывать ими не то, что находится по бокам, этого и так не было видно, а непосредственно нос, сделав для него подобие рупора, или даже своеобразного отражателя, превратив таким образом светящуюся часть лица в фару. Первое же проведенное испытание показалось высокую эффективность данного метода, и Анна с криком «а-а-ааа!» пошла вперед, освещая носом путь метра на четыре минимум.

Перед ней тянулось что-то вроде хорошо утоптанной тропинки, что давало сразу двойную надежду: на то, что здесь кто-то весьма часто ходит, а значит, она не в безлюдных пространствах, и на то, что тропа обязательно куда-то приведет. Да и вообще идти было удобно, дышалось легко, оралось душевно — если бы не тревога за Олу и не тоска по Юсику, было бы вообще очень славно. По крайней мере до тех пор, пока голос, звучащий словно бы сразу отовсюду, не выкрикнул:

— Замри на месте и прекрати сиять! Иначе будешь магически обездвижен и погашен.

— Вообще-то я девушка, — сказала, останавливаясь, ведьма. — Но не сиять я не могу, пока разговариваю.

— Тогда не разговаривай, девушка. Иначе будешь магически замолкнут.

— Сомневаюсь, что есть такое слово. Но хорошо, я замолчу. Только скажи сначала: где я? И кто ты?

— Это неважно. Прекрати сиять.

— Еще как важно! — не согласилась Анна. — И я не прекращу сиять, пока…

Тут она почувствовала, что не может больше произнести ни слова. Похоже, невидимый собеседник выполнил свою угрозу — как минимум одну, двигаться она пока могла. Стала вспоминать, что можно наколдовать беззвучно, только с помощью рук. Вспомнилось многое, но для всего этого нужны были или какие то предметы, или снадобья, порой экзотические. Вряд ли она могла прямо сейчас где-то взять сушеных лягушек или слюну черной мыши. Тем более черную она бы в такой темноте не увидела.

Пришла в голову новая мысль: что если произносить заклинания мысленно? Попробовать ничто не мешало, нужно было найти подходящее. Такого, чтобы вернуть голос, Анна вспомнить не могла. Да это пока было и не столь важным. Куда важнее, чтобы не мог колдовать собеседник. Пусть хотя бы недолго, чтобы она смогла убежать. Только было не ясно, как именно тот колдовал. Вслух заклятий вроде не произносил. А двигал или нет руками, она не видела. Но как раз вспомнилось коротенькое заклятие, которое на время сковывало противнику руки — обычно оно применялось как защита, что было, в общем-то, актуально и сейчас.

В любом случае, долго раздумывать было некогда, поэтому ведьма взмахнула руками и мысленно произнесла: «Курду́м-бурду́м-ма́нус-маля́нус», при этом даже получилось и вслух негромко и бессвязно промычать, отчего нос тускло замигал.

Анна ожидала, что ее недружелюбный собеседник начнет возмущаться, хотя бы уже из-за этого света, если у нее не получилось с руками. Но тот молчал. Это могло быть вызвано разными причинами — например, он копил гнев, чтобы выплеснуть его мощным бранным потоком, или молча колдовал, пусть и без помощи рук, что могло иметь непредсказуемые последствия. Короче говоря, ведьма рискнула подойти к своему визави ближе, чтобы попытаться его разглядеть или в крайнем случае пощупать. Если он уже и правда колдует, хуже стать все равно не могло.

Поскольку голос до этого звучал слишком объемно и ненаправленно, было не очень понятно, куда шагать. И Анна пошла вперед — осторожно, водя перед собой руками. Сделала пять шагов и обо что-то споткнулась. Это что-то с тихим стуком упало.

— М-м-мм? — промычала ведьма, сделав из ладоней отражатель для носа. А увидев, что именно лежит возле ног, подпрыгнула, отскочила назад и зашипела: — Пш-ш-шшш! Бж-ж-жжж!

Впереди лежало, скорее, не «что», а «кто». Только этот «кто» был слишком невероятен — маленький, не больше метра, мохнатый, без глаз, зато с огромными ушами. Еще Анна успела разглядеть когти на его передних лапах. Такой медвежонок-мутант. Говорящий медвежонок. Плюшевый Винни-Пух, которому оторвали пуговичные глазки и растянули поролоновые ушки. Или Чебурашка из мультика ужасов.

Тут ведьму торкнуло. Чебурашка! А ведь когда Ола рассказывала про земликов, она тоже сравнивала их с Чебурашкой. И тот страшный снимок, что напугал тогда стражников — там, правда, ушастики выглядели совсем ужасно, с оскаленными зубами и раскрытыми в крике ртами, но теперь Анна была стопроцентно уверена: перед ней лежал именно землик! Но как? Почему?! Она что, провалилась в тот холм? Но ведь нет, вокруг не было земляных стен, виднелось чуть более светлое небо, странные деревья на его фоне…

Анну торкнуло снова. Кто это рассказывал, Иван или Ола?.. Неважно, кто именно. Она вспомнила историю о том, как землики не могли договориться с правителями Темона насчет освещенности мира, и многие ушли туда, где света почти нет. Похоже, она попала в гости к ушедшим во тьму земликам. Как там выражается Ола?.. Крутилово-закрутилово? Очень подходящее высказывание.

Ведьма снова шагнула вперед. Помычав, рассмотрела лежащего землика. Он что, умер? Анна наклонилась и осторожно потрогала мохнатую грудку. Землик дышал. Но был как будто затвердевшим, словно ему свело судорогой все мышцы. Ведьма попыталась поставить его на ноги — и ахнула: жертва ее колдовства была очень легкой!

Анне сделалось стыдно: хотела сковать руки, а сковала всего. Может, потому, что у него лапы, а не руки? Но она ведь не знала! А почему стал легким? Наверное, потому, что она хотела его обездвижеть ненадолочко, легонечко… Как бы то ни было, она была перед земликом виновата, а потому не могла бросить одного, совершенно беззащитного. Да еще такого легкого, ветер дунет — унесет. Тогда она подняла его, прижала левой рукой к боку, зажмурила один глаз, другой заслонила от носа ладошкой и, попеременно шипя и мыча, зашагала вперед.

Несмотря на маленький вес, нести землика было неудобно, он постоянно выскальзывал. А еще от мычания и шипения нос светился очень тускло, почти не освещая дорогу. В очередной раз поднимая выпавшего землика, ведьма подумала: «Хоть бы речь ко мне вернулась!» и почувствовала, как что-то изменилось. Она стала озираться, но ничего не увидела, кроме темноты с черными силуэтами неправильных деревьев на фоне чуть более светлого неба. И лишь тогда поняла, что изменения произошли в ней самой.

— Странно, — пробормотала, дважды вспыхнув носом, Анна и подпрыгнула в изумлении: она снова могла говорить!

— На дворе трава, на траве дрова, — прикрыв нос ладошкой, сказала она для проверки. Эксперимент прошел удачно, она действительно говорила ничуть не хуже прежнего.

Оставалось понять, почему к ней вернулась речь. Очевидней всего было предположить, что заклятие землика изначально предполагало короткий срок действия. Однако ведьма засомневалась, что дело в этом. Ладно бы она заговорила ни с того ни с сего, а то ведь как раз перед этим подумала, что было бы хорошо, если бы к ней вернулась речь. А та взяла и вернулась! Но так не бывает, у нее же нет волшебной палочки, которой можно размахивать, только землик.

— Так-так-так… — трижды вспыхнул нос Анны. Она отчетливо вспомнила, что именно в тот момент, когда мечтала о возвращении речи, поднимала упавшего землика — практически им взмахнула. Может быть, он и сыграл роль волшебной палочки, маг все-таки какой-никакой.

Ведьма обеими руками взялась за ногу землика и покрутила им перед собой, негромко крикнув при этом:

— Хочу мороженого!

Повеяло холодком, но запрошенная сладость не появилась. А если и появилась, то вне пределов видимости. Но скорее всего, как догадалось Анна, в этом мире в принципе не было мороженого, поэтому магические силы не поняли ее желания. Наверное, нужно было хорошо представить себе, скажем, эскимо на палочке, вспомнив его вкус, а возможно и состав. Но этого ей было делать лень, поэтому ведьма взмахнула земликом и сказала:

— Пусть мой нос больше не светится!

Пока она проговаривала желание, нос по-прежнему вспыхивал, потом перестал. Оставалось проверить, загорится ли снова.

Ведьма сказала:

— Елочка, гори! — Хорошо, что не взмахнула при этом земликом — вдруг бы устроила лесной пожар! Потому что желание сработало, нос больше не вспыхивал.

Теперь следовало переходить от экспериментов к чему-то полезному.

— Хочу домой! — попросила ведьма, взмахнув земликом так, что едва не выпустила его из рук — улетел бы в лес, не найти в темноте.

Это желание, как она и предчувствовала, не исполнилось. А вот насчет освещения и в самом деле нужно было позаботиться. Просить фонарик — опять не поймут. Факел — слишком муторно и огнеопасно. И тогда ведьма вернулась к своей первоначальной идее — чтобы светилась ладонь. А лучше обе сразу, ведь руки, таская землика, придется менять. Помахала им, высказала желание и — ура-ура! — обе ладошки тепло, достаточно ярко, но не ослепляюще засветились.

А следующая мысль Анны была по-человечески правильной, но практически весьма даже вредной: вернуть землика в его нормальное состояние. Разумеется, порядочность Анны победила, даже не встретив сопротивления. От немедленного исполнения задуманного ведьму останавливало лишь знание того, что колдует она зачастую отвратительно, получая далекий, а то и обратный от задуманного результат. Правда, сейчас использовалась магия землика. Но высказывала-то она при этом свои желания! Которые, между прочим, исполнялись. Причем точно. Но через одно.

Предыдущее желание как раз исполнилось. Чтобы не искушать судьбу, Анна пожелала определенно невыполнимое: чтобы она умела колдовать лучше самой великой магини всех миров и окрестностей. А после этого взмахнула земликом и сказала:

— Пусть существо в моих руках станет прежним!

Руки тут же разжались от возникшей в них тяжести. Землик упал, вскочил на ноги и закрыл лапами небольшие выросты на том месте, где обычно бывают глаза:

— Перестань светить!

— Перестану, — сказала ведьма, развернув на него ладошки, — если больше не будешь меня заколдовывать.

— Ты меня тоже заколдовал!

— Во-первых, не заколдовал, а заколдовала, говорила же, что я девушка. А во-вторых, давай считать, что это тебе ответочка прилетела.

— Ответочка-приветочка, — пробурчал землик. — А махать мной зачем? Голова кружится.

— Иначе бы желания не сбывались.

— Сбывались бы. Просто держать меня — и говорить.

— Ну прости, я не знала. Ну так что, обещаем друг другу не пакостить?

— Пообещаю, когда перестанешь светить.

— Хорошо, перестаю, — сомкнула ладони ведьма. — Но иногда буду себе подсвечивать, а то не видно, куда ступать, вдруг тут какашки.

— Здесь только одна… — ворчливо начал землик, но договаривать не стал, сказал другое: — На меня не свети. Никогда!

— Обещаю! — Анна вскинула руку, осветив ушастого собеседника. — Ой! Не обращай внимания, это я нечаянно.

— Уже обратил. Последний раз. Потом колдую! А теперь говори, девушка, зачем ты здесь? Как сюда попала?

Ола

От поведения земликов я, честно говоря, офигела. А ведь при первой встрече они произвели на меня другое впечатление.

— Что? — сказала я. — Никуда не уйду без Анны. И вообще, что значит «уходи»? Вы нас сюда притащили, извольте теперь вернуть домой.

— Не изволим. Отдай камень и уходи.

— А если не отдам? — спрятала я руку с камнем за спину.

— Воспламеним его, — сказал Зем.

— Вместе с рукой, — добавила Зема.

— Какие вы славные, — сказала я. — Так и светитесь добротой.

— Нам нельзя светиться, это больно.

Хотела швырнуть им рубин, но решила, что идти на прямой конфликт все же не в моих интересах, так отдам. В последний момент, когда Зем протянул уже к вечному аккумулятору когтистую лапу, я все-таки отдернула руку. Мысли резво забегали в голове, а одна даже подпрыгивала, чтобы я ее заметила: «Ты что, совсем Олена?! Отдаешь последнее, даже не торгуясь!» Я ей мысленно же, пардон за каламбур, и ответила, что когда грозятся воспламенить руку, торг не очень-то уместен. На что мысль — та же, или уже новая — завопила: «Ты бы хоть к нам сначала заглянула! Ничего они не будут воспламенять, они света как огня боятся! В смысле, огня и боятся, потому что он не только греет, но и светит. Ну, ты поняла».

Я поняла. И сказала земликам:

— Можете воспламенять хоть всю меня целиком, но пока не скажете, где Анна, камень я вам не верну.

— Отдай! Мы не знаем, где магичка.

— Допустим, — кивнула я. — Может, вы и правда не знаете, где она сейчас буквально находится. Но вы же с ней разговаривали, что-то ведь она сказала перед тем как уйти.

— Что-то сказала. Чепуху, глупость, мы не помним.

— А что вы ей сказали, помните?

Землики на какое-то время замерли. Я могла бы на что угодно поспорить, что они как-то между собой переговаривались! Но спорить было не с кем, да и Зем опять заговорил:

— Мы помним. Сообщим тебе три последних смысла наших высказываний магичке. Потом отдашь камень?

— А эти ваши смыслы имеют смысл? — засомневалась я.

— Имеют.

— Ну хорошо. Только если смысла не будет, я повернусь и уйду. С камнем. Начинайте!

— Мы сказали, что имеем в виду не беременность, — выдал Зем.

Я затрясла головой.

— Что?.. Какая еще беременность? У кого?!

— У магички.

— Анна беременная?.. — ахнула я.

— Нет.

— И что вы мне тогда мозги пудрите? В этом, по-вашему, имеется смысл?!

— Конечно. Иначе не стали бы ей говорить. И мы обещали тебе три последних смысла. Это первый из них.

— Если у вас все три такие же глубокомысленные, — сказала я, — камень не отдам.

— Второй лучше, — пообещал землик. И сказал: — Мы посоветовали магичке не ходить к Литцу, потому что ее магия слабей, чем у графини Охозм.

— Ну… да, — ненадолго задумавшись, сказала я. — Здесь и правда смысла больше. Хотя толку все равно мало. Вот если бы вы ей что-то посоветовали сделать…

— Мы посоветовали. Сказали, что у короля этой страны сильные маги. Что может быть, они ей помогут.

— И Анна пошла к королю? — обрадовалась я. — Как его найти? Это далеко?

— Мы сказали тебе, что обещали. Отдай камень!

— Хотя бы в какую сторону к нему идти?! — взмолилась я.

— В ту, с которой ты пришла к нам в первый раз.

Я отдала земликам камень. Прощаться не стала, спасибо говорить тоже. Да, это некрасиво и бескультурно, но я была на них сильно зла и опасалась, что вместо «спасибо» вырвется что-нибудь другое. Поэтому быстро развернулась и пошла к выходу.

Злость мне немножко помогла — я шла очень быстро, ни на что не отвлекаясь. Например, на ягоды, которыми мы лакомились с Анной в прошлый раз. Не любовалась я и на местную природу, да ничего в ней особо необычного и не было — все почти как на Земле, в наших краях. Будь я ботаником, нашла бы, наверное, кучу отличий между земными и здешними растениями, но я им не была. Да, видела, что у елок здесь хвоя более густая и ветки растут чаще, но все равно это были елки, даже пахли так же. Или березы — стволы не такие белые, с желтизной, как слоновая кость, и листья более вытянутые, но березы же. А если и нет, какая разница?

Но эти особенности деревьев я разглядела еще в прошлый раз, сейчас же торопливо шла по редколесью, злясь на эгоистичных земликов и опасаясь, как бы меня не застала ночь раньше, чем я выйду к людям. Хорошо еще, что у меня был пакет с едой, которую я пока берегла, решив, что подкреплюсь, когда совсем уже станет невмоготу.

А потом я вышла к знакомому ручью, которому обрадовалась как родному, пить уже реально хотелось. Как и в прошлый раз, я схватилась за торчащий рядом пень, легла на землю, опустила к воде лицо и стала с наслаждением утолять жажду. И тоже, как тогда, услышала скрипучее:

— Ну что за люди? Хватаются за меня и хватаются!

— Юстер Литц?! — едва не упала я в ручей. — Это опять ты?

— А ты видишь здесь кого-то еще?

— Но ведь ты… — поднялась я на ноги. — Ты же стал человеком!

— Я им и являюсь по сути, внешний облик ни о чем не говорит.

— А по-моему, даже очень говорит. Крутилово-закрутилово! Что-то быстро ты надоел графинюшке. Назвал вместо кисоньки рыбкой?

— Давай без подробностей. Просто прими это как данность.

— Значит, точно напортачил, — сочувственно вздохнула я.

— Да ничего я не портачил! — завелся Юстер Пень. — Но я же поклялся Атевсии, что подпишу согласие на развод после беседы с вами… Э-э… Постой! А почему ты здесь? Я ведь отправил вас домой!

— О, как долго до тебя доходит в древесном виде-то, — лишь наполовину сострила я, а на вторую и впрямь его пожалела. — Да, ты отправил нас домой, спасибо, а я вернулась вот.

— Но зачем?!

— Расскажу, но давай ты первый, раз уж начал. Значит, поклялся ты, отправил нас восвояси, и…

— Подписал развод, разумеется. Я ведь поклялся!

— Приятно иметь дело с человеком чести, — абсолютно искренне сказала я. — А потом что?

— А потом я сделал ей предложение.

Я очень уважала ум этого великого ученого мага. Но именно с магически-научной стороны, а не с житейской. Поэтому не удержалась и спросила:

— Прости, ты с рождения дурак, или это приобретенное?

— Я ничего не мог с собой поделать! Я же ее люблю.

Мне очень хотелось съязвить еще, прям язык зачесался, но я знала, что такое любовь, а потому с трудом, но сдержалась. Сказала только:

— Дай угадаю с одного раза: твое предложение было отвергнуто. Как и сам ты, судя по тому, где мы с тобой встретились.

— Не угадала. Она сказала следующее: чтобы стать ее мужем, нужно выиграть это право на турнире. А я…

— Проиграл? — удивилась я. — Неужели за это время успел найтись еще один крутой кандидат? Только не говори, что это Пузик, и что он тебя победил!

— Нет, не он. И больше никто пока не объявлялся. Просто я… ну… как бы это помягче…

— Психанул?

— Не то чтобы вот так, в открытую. Просто сказал, что это нечестно, что я уже побеждал, что нельзя играть моими чувствами, ведь я живой…

— И она исправила твое последнее утверждение, — смерила я пенек оценивающим взглядом.

— Практически да. Теперь даже не знаю: это она так пошутила, или на самом деле обиделась. В любом случае придется немного подождать, чтобы узнать. Или много.

— Похоже, все-таки приобретенное, — поставила я диагноз. — Юстер, так нельзя! Крутилово-закрутилово! Даже если она так весело пошутила, неужели ты ее опять простишь? Где твоя мужская гордость? Не будь ты тем, кем торчишь сейчас передо мной, я бы, может, и не стала этого говорить, но теперь скажу. Тобой и твоими чувствами графиня и в самом деле играет, а ты терпишь, прощаешь, мучаешься, опять терпишь, снова прощаешь… Может, хватит? Любит он ее! Нехорошая это любовь, на извращение уже больше похожа, мазохизм называется. Не слышал? Ну да, откуда, это лишь у нас на Земле бывает, тут у вас только светлые, незамутненные чувства. Даже когда тебя — бэм-с! — из-за любви делают пнем, то это ведь тоже экологически чисто. Тьфу ты, я аж завелась! А тебя, между прочим, тоже любят! По-настоящему. Так, что готовы в омут ради тебя с головой. Хуже даже — в чужой мир. И не только с головой, но и со всеми другими частями.

— Частями чего? — недоуменно скрипнул пень.

— Не «чего», а «кого». Нашей ведьмы.

— Вашей? Которая Анна?

— Именно, — кивнула я, не зная, правильно ли поступила, что проговорилась. Но во-первых, Аня мне об этом не запрещала рассказывать, а во-вторых, пусть Литц теперь и пень, но он все равно маг — вдруг что-то посоветует. Хотя бы скажет, как пройти до королевского дворца. Собственно, это я у него тут же и спросила. На что пень ответил вопросом же:

— Зачем тебе дворец?

— Не бойся, не революцию устраивать. Просто хочу найти Анну.

— А она почему во дворце?

— Потому что ее туда злобные землики послали.

И я пересказала Юстеру Литцу всю нашу недолгую эпопею — с того момента, как он отправил нас домой. После этого пень молчал так долго, что я уже испугалась: не было ли новое заклятие Охохони более сильным, не превратило ли оно шнырятеля в реальный обрубок дерева. Но нет, он снова заскрипел:

— Даже не верится, что меня любит такая девушка… А еще — что землики такие коварные. Наверное, это потому, что вы не рассказывали им сказки. Я же говорил, что они их любят.

— Может, им еще колыбельную спеть надо было? Вот я бы их с удовольствием убаюкала!

— Интересно, зачем им потребовались портреты своих родственников? — задумчиво проговорил межмировой шнырятель. — Ведь я правильно понял назначение той штуки, что была с тобой в прошлой раз, и о которой они у тебя спрашивали?

— Понял правильно. Но лично мне это уже неинтересно. Мне куда интересней найти Аню и королевских магов, чтобы они помогли нам вернуться домой.

— А я чем плох? — обиженно скрипнул Юстер Литц. — Я ведь вас уже возвращал. К тому же, я хочу увидеться с той, кто меня любит.

— То есть ты хочешь, чтобы я привела сюда Анну?

— Нет. Давай лучше вместе ее искать!

— Не смешно, — буркнула я. — Зря я тебе все рассказала.

— Не зря! — истошно скрипнул пень. — Выкопай меня, и я помогу тебе переместиться во дворец! Вместе со мной. Потому что я боюсь за вас, с королевскими магами не шутят.

— Скорее за себя ты боишься. Что так и останешься здесь торчать, никому не нужный.

— Нужный! Меня Аня любит.