Снега, снега

Андрей Бондаренко

На нашей прекрасной планете есть места, которые не рекомендуется посещать без веских на то причин. Почему? Можно – ненароком – «провалиться». Куда? Например, в прошлое. Или же в параллельные миры. Казалось бы, что в этом страшного? Ну, параллельные миры. Подумаешь. Даже интересно. А как вам – оказаться в концентрационном лагере для нежелательных пришельцев? Особенно учитывая тот факт, что скоро – где-то рядом – с неба упадёт гигантский астероид? Вот то-то же…

Оглавление

Глава вторая

Лёха. Ретроспектива 01. Мудрый Ёпрст

То июньское утро откровенно не задалось. Голова — зверски — трещала с похмелья. Обиженная Ленка упорно не звонила. В шкафу не нашлось чистых носков. Пришлось, так его и растак, надеть вчерашние. И это — ещё цветочки… Брюки были мятыми. Щёки — колючими. На правой половине светлого импортного пиджака наблюдалась щедрая россыпь бежевых кофейных пятен…

— Хрень гадкая, — закуривая первую сигарету, констатировал Лёха. — И со временем туго. Даже кофе, блин, не попить. Мать его кофейную…

Он торопливо провёл несколько раз по щекам бритвой, облачился — вместо классических брюк — в вельветовые серые джинсы и, захлопнув дверь, покинул квартиру.

Естественно, что кроме вельветовых штанишек он натянул на мускулистый торс светло-бежевый исландский джемпер, поверх которого набросил утеплённую куртку. Кожаную, понятное дело. Московская весна — вещь неприятная и малопредсказуемая. Способная на всяческую неприглядную метеорологию, включая лёгкие утренние заморозки и затяжной дождь со снегом.

Машина, гнида ленивая и капризная, минуты три-четыре не хотела заводиться. А когда, наконец-то, завелась, всё чего-то недовольно похрюкивала, словно бы угрожая — остановиться намертво в любой момент. Типа — по важным и неотложным техническим причинам…

— Лизавета, родненькая, не подгадь, — осторожно перебирая ступнями ног по педалям, попросил Лёха. — Довези, будь, уж, так добра! Милочка… Обещаю, что завтра же отправимся на очередное ТО. Сколько я уже просрочил? Года полтора? Говоришь, мол, почти три? Ну, извини, родная. Обязательно исправлюсь! Гадом буду. Обязательно…

Машина, словно бы поверив в эти несбыточные и фантастические обещания, доехала, тихонько и терпеливо сопя, до начала улицы Академика Королёва, после чего резко остановилась.

— Спасибо, любимая киска! — душевно поблагодарил Лёха. — Отдыхай, Лизавета. Я скоро. Штатским гадом буду…

В приёмной Генерального директора Первого телеканала было душно, накурено, беспокойно и неуютно. В том плане, что к гостям и просителям здесь всегда относились недружелюбно, то бишь, откровенно по-хамски.

— Соблюдайте, пожалуйста, тишину! — недовольно хмурилась Мэри, сексапильная секретарша Генерального директора. — Вы же, всё-таки, не в кемеровском борделе… Поимейте совесть! Константин Алексеевич всех примет. Обязательно. То бишь, тех, кому было заранее назначено. Про остальных — ничего не знаю. Врать не буду…

— Говорите, кемеровский бордель? — тихонько восхитился чей-то масляный голосок. — Это, собственно, какой из них? Тот, что возле вокзала? Ну, на той узкой улочке, которая — с востока — идёт параллельно проспекту Ленина? Не там ли мы с вами, милочка рыжая, виделись когда-то?

— Что? — стыдливо обомлела секретарша. — Кто это сказал?

Тревожное молчание было ей ответом. Тревожное и — бесспорно — недоброе. То бишь, насмешливое…

— Не понял, граждане, — входя в приёмную, хрипло известил Лёха, чувствуя, что предоставляется удобнейший случай — сбросить общий утренний негатив. — Отставить! Что это за фря такая в юморе упражняется? Причём, неумело? Типа — упражняется, не раздумывая о последствиях? О тяжких и неотвратимых последствиях, я имею в виду? Честных девушек, понимаешь, оскорбляет? А?

— Да, что это — за фря? — поддакнула повеселевшая Мэри. — Как её, гадину зовут? В смысле, его?

— Что вы себе позволяете? — вскочил на ноги импозантный пожилой господин. — Да, я вас всех…

«Какой костюмчик! — подумал Лёха. — Итальянский, надо думать. Стоит в пределах десяти тысяч Евро. То бишь, раза в полтора дороже, чем моя «Лизавета»… Не справедливо! А какой симпатичный значок висит на пиджачном лацкане. Офигеть можно запросто! Патриотичный такой…»

Подумал, да и приобнял слегка — насквозь успокаивающе — рассерженного дяденьку за хлипкое плечико.

Мол: — «Не горячитесь вы так, уважаемый! Все болезни, они от пошлых стрессов. Гадом буду, в умной и толстой книжке прочёл намедни. После дождичка в четверг…».

— Ой, как в позвоночнике стрельнуло-то! — послушно обмер важный господинчик. — Ой, мамочки мои… Мэри, звёздочка ясная и светлая! Звоните моим охранникам. Вы знаете — номера. Пожалуйста. Тошнит меня…

— Звони, Матильда! — подтвердил Лёха. — Не дай Бог, конечно, помрёт депутат. Как Государственная Дума без него будет работать? Кворума, полчаса ссать с балкона, не наберут… А вы, блин горелый, что тут расселись? — недобро посмотрел на других просителей, оккупировавших приёмную. — На выход, уважаемые! Попрошу любезно! Типа — от греха подальше… Маня, подтверди!

— Всё верно, господа, — нажимая нежным пальчиком кнопки на мобильнике, язвительно откликнулась Мэри. — Константин Алексеевич с самого утра только и спрашивал — про Алексея Ивановича. Мол, все остальные и до завтра подождут… Гуляйте, родимые! Гуляйте… Паша? Это Мариночка. Узнал? Подожди с шуточками. Поднимайся-ка к нам… Нет, ничего не случилось. Нет, ничего такого… Ну, поплохело немного твоему старичку. С кем не бывает? Клянусь! Курвой буду! Ну, поверил, облом двухметровый? Пашенька…

— Морда узкоглазая, — подсказал Лёха.

— Морда… Тьфу! Что? Да, это я не тебе… Что? Ну, да — Лёха припёрся. Нынче он в авторитете. Как же, сам Президент — по телеку — ему орденок вручал. Позавчера наблюдали всей Конторой… Не, у нас с ним всё закончилось. Точно-точно. Не веришь? Лярвой буду! Ладно, проехали… Поднимайся и забирай своего слабосильного шефа. Он тут уже весь наш ковёр заблевать изволил. Не простой ковёр. Подарочный, туркменский, ручной работы…

Минут через пятнадцать они остались в приёмной вдвоём.

— Ну? — глядя в сторону, небрежно поинтересовался Лёха.

— Что — ну?

— Как общая политическая обстановка? Как — шеф?

Надо отдать Мэри должное. Не смотря на ярко-выраженную сексуальную неразборчивость, она была весьма разумной и прагматичной девушкой.

«Из таких шустрых барышень — слегка облегчённого поведения — они и получаются, образцово-показательные генеральши», — мысленно признал Лёха. — «Или там, к примеру, олигархши. Да и депутатши…».

— Общая обстановка — прежняя, — криво усмехнулась Матильда. — Охота на будущего мужа продолжается. То есть, в самом разгаре. Особенно с тех самых пор, как стало окончательно понятно, что ты, боров здоровенный, являешься законченным чилийским лохом.

— В том смысле, что честным человеком, плюющим на всякие избыточные материальные блага?

— Именно это я и имела в виду. Клинический случай, не поддающийся излечению… Ладно, не обижаюсь. Попробую с Пашкой сварить достойную кашу. Типа — сытную и престижную. Как-никак, депутатский помощник. Недавно квартиру казённую в Черкизово приватизировал… Спрашивал про шефа?

Мэри кивнула головой на солидную дверь морёного дуба, на которой красовалась доходчивая табличка: — «Ёпрст К.Л., Генеральный директор Первого канала».

— Ага, интересовался.

— Задумчив с самого утра. Я ему кофе заносила — считает. В том смысле, что нажимает на кнопочки калькулятора, а потом цифры переносит в потрёпанный блокнот.

— Интересное дело, — задумался Лёха. — Что же это он — с утра пораньше — пересчитывает?

— Деньги, надо думать. Что ещё может интересовать Генерального директора? Да ты, Лёшенька, заходи. Только потом не забудь, пожалуйста, поделиться информацией с верной подругой… Кстати, родное сердце, а за что Президент тебе орден повесил на грудь широкую?

— За былые заслуги, ясен пень. Давно это было. Во времена бурной и бесшабашной юности.

— Это когда ты в Органах служил?

— Так точно.

— А в каких — Органах?

— В секретных, девонька. В жутко-секретных…

Ёпрст, действительно, выглядел крайне озабоченным. Его шикарная шевелюра была взлохмачена до полной невозможности, а в кабинете отчётливо пахло сигаретным дымком и хорошим виски.

«Ну, вот. Не было печали у гусара», — всерьёз загрустил Лёха. — «Если шеф ещё до обеда начинает прикладываться к бутылке, это означает лишь одно — следует ожидать какой-либо пакости, связанной с поездкой в дальние края. Причём, отнюдь, не на фешенебельный европейский курорт…».

— Значит, надо чемодан собирать? — вместо приветствия поинтересовался Лёха.

— Рюкзак, — невозмутимо уточнил Ёпрст. — И дельный накомарник не забудь прикупить в профильном магазине.

— Блин горелый.

— А, как ты думал, друг сердечный? Большую зарплату надо отрабатывать. Хотя бы иногда. Диалектика развития человеческого общества… Ладно, не расстраивайся, парнишка, раньше времени. Возьми с полки сладкий пирожок. В том плане, что накати на грудь молодецкую капель двадцать-тридцать. Я сегодня добрый…

«Добрый, говоришь?», — подойдя к мини-бару, встроенному в громоздкий книжный шкаф, мысленно усмехнулся Лёха. — «Сейчас, как и полагается, проверим…».

Он опрокинул красивую импортную бутылку тёмно-синего стекла над широким бокалом.

— Буль-буль-буль, — бойко и звонко забулькала благородная янтарная жидкость. — Буль-буль-буль…

— Не увлекайся, деятель белобрысый! — забеспокоился прижимистый Ёпрст. — Хочешь всю бутылку — в одну наглую харю — выжрать?

— Ты же сам сказал, мол, тридцать капель. Ну, я и подумал, что триста грамм.

— Заканчивай наглеть, Петров! Вискарь-то коллекционный. Мне его один шотландский продюсер — на день рожденья — презентовал.

— Тем более. Нормальный человек никогда не жалеет дарёного…

— Уволю!

— Вас понял, шеф. Исправлюсь, — скорчил испуганную гримасу Лёха. — Ну, за нехоженые дороги, которые нас выбирают…

Он поставил опустевший бокал на столешницу.

— На верхней полочке бара стоит блюдечко с орешками кешью, — любезно сообщил заботливый начальник. — Закуси, чтобы не захмелеть.

— Спасибо, босс!

— Не за что. Всегда рад — облагодетельствовать подчинённых. Да, Мэри не соврала…

— О чём это?

— О том, Петров, что ты неравнодушен к алкоголю. Прямо, как в том бородатом анекдоте.

— Расскажи.

— Каждое утро жена приносила мужу в постель кофе. В противном же случае он, выкурив первую сигарету, доставал из холодильника пиво… Ха-ха-ха!

— Дурацкая шутка.

— Кому — как. У всех бывших «фээсбешников» плохо с чувством юмора.

— Я бывший «грушник», — поправил Лёха.

— А, какая разница?

— Если честно, то никакой…

Ещё через минуту Лёха попросил:

— Озвучь-ка, Костян, очередную гениальную идею. Небось, дело насквозь финансовое?

— А, то! — тут же повеселел Ёпрст. — Баблосы, как говорится, главный двигатель прогресса.

— С классической еврейской точки зрения, — не преминул уточнить Лёха.

— Уволю, Петров!

— Молчу, молчу…

— Итак, какая из передач нашего славного канала имеет — уже на протяжение пяти месяцем — наивысший рейтинг?

— Кажется, реалити-шоу «Жестокие игры».

— Не кажется, а так оно и есть! Рекламодатели — с тугими кошельками в зубах — в длинную очередь выстраиваются. Вот, только…

— Какие-то трудности?

— Накладные расходы избыточно высоки, — запечалился Ёпрст. — Доставлять съёмочную группу и капризных звёздных участников — в Аргентину и обратно — удовольствие не из дешёвых. Плюсом суточные, кормёжка козырная, проживание в пятизвёздочных гостиницах, выплаты по различным страховым взносам. Не говоря уже о стоимости самой лицензии на данный медийный продукт… Накапай-ка, Петров, ещё вискарика. Капель, пожалуй, по десять. Возьми для меня из бара чистый бокал…

Зажевав «десять капель» орешками кешью, Епрст продолжил:

— И, вообще, сколько можно — покупать на загнивающем Западе готовые телевизионные продукты? Всякие там ток-шоу, реалити-шоу, сценарии «мыльных опер» и детективных сериалов? Доколь, я вас спрашиваю? Молчишь, Петров?

— Молчу.

— Значит, что надо делать?

— Не знаю, — тяжело вздохнув, признался Лёха. — Извините, Константин Алексеевич. Виноват. Не увольняйте, пожалуйста. Исправлюсь.

— Прекращай ёрничать! — вспылил Епрст. — Юморист нашёлся. Петросяна нам, понимаешь, мало…

Впрочем, очень быстро он успокоился и, для чего-то тыкая указательным пальцем в белоснежный потолок кабинета, сообщил:

— Мы будем проводить реалити-шоу «Жестокие игры» в России. Вернее, в Сибири. Зимой. В лютую январскую стужу. Как тебе?

— Нормально.

— Суровая зима. Трескучие морозы. Голодные и злые медведи-шатуны, рыскающие по всей округе… Только название надо будет придумать другое, чтобы у сволочных зарубежных коллег не возникло бы достойного повода — затеять судебную тяжбу.

— Снега, снега, — задумчиво вертя перед глазами пустой бокал, пробормотал Лёха.

— Прости, что ты сказал?

— Я говорю, что надо назвать новое реалити-шоу — «Снега, снега».

— Отличная идея! — восхитился Ёпрст. — Считай, Петров, что твой вариант принят. Готовь бумажник для щедрых премиальных… Теперь поговорим о технической стороне вопроса. С чего начинаются «Жестокие игры»?

— Один из участников соревнований бежит по каким-либо штуковинам, которые противно пружинят под ногами. Если оступается, то падает в жидкую грязь.

— Правильно! А у нас — пусть падает в метровый снег. Дальше, насколько я помню, надо пройти вдоль длинной стены, из которой «вылетают» боксёрские перчатки?

— Вылетают, — подтвердил Лёха. — И, если слабосильный игрок не может удержаться на ногах, то — как и в первом случае — оказывается в специальном пруду, наполненном качественной грязью. У нас, понятное дело, «пруд» будет заполнен холодным сибирским снегом?

— Молодец, догадливый. Только пусть снега будет уже побольше. Например, метр двадцать… Потом соревнующийся должен перелететь, держась за канат, с одной площадки на другую?

— Должен. А если слетит с каната, то упадёт в воду.

— В нашем же случае — в двухметровый снег! — развеселился Ёпрст. — Классная и козырная тема! Зарубежным лохам обязательно понравится. Как миленькие, сжимая в потных ладошках банковские чеки, выстроятся в очередь за лицензией… Наливай, Петров, ещё по пять капель!

После очередного алкогольного возлияния Лёха поинтересовался:

— Наши дальнейшие действия?

— У каждого — свои. В соответствии с должностными функциями и обязанностями, — надулся гордым мыльным пузырём заметно захмелевший Ёпрст. — Я займусь оформлением и получением Генеральной лицензии. А ты, дружок, отправишься обустраивать производственную площадку наших «Снегов, снегов».

— Куда отправлюсь конкретно? Сибирь-то, она большая и широкая. Практически бескрайняя…

— На место падения Тунгусского метеорита.

— На фига?

— «Тунгусский метеорит» — это международный бренд. Нельзя в таких делах — без бренда. Не выгорит.

— Сволочь ты, Костян! — объявил Лёха. — Гад законченный и хам трамвайный.

— Почему это?

— Потому, что Тунгусский метеорит упал — в начале двадцатого века — где-то в дикой Якутии.

— Ну, и что из этого?

— То, что Якутия — это гадкие и скучные болота, над которыми — в тёплое время года — вьются неисчислимые тучи вечно-голодного гнуса.

— А я что говорю? — притворно удивился Ёпрст. — Мол, пойди — первым делом — в магазин «Охота и рыбалка» и купи там дельный накомарник.

— Спасибо за заботу. Тронут.

— Пожалуйста. Короче говоря, уже послезавтра ты должен быть в Якутске. Возьмёшь в аренду вертолёт, вылетишь на место, осмотришься. Потом доставишь необходимые стройматериалы, наймёшь шабашников… Чего конкретно строить? Я тебя через недельку подробно проинформирую по мобильной связи. Деньги? Возьмёшь в кассе наличными. Миллионов десять-пятнадцать. Под отчёт, понятное дело… Стоп! Причём здесь — Якутск? Да и вся Якутия в целом? Путаник ты, Лёша Петров, каких ещё поискать. Тунгусский метеорит упал — в далёком 1908-ом году — на Среднесибирском нагорье. То бишь, на территории современного Красноярского края. Поэтому вылетать тебе из Москвы надлежит в славный город Братск. Оттуда — самолётом местных авиалиний — доберёшься до Усть-Илимска, где и арендуешь вертолёт…

Где-то громко и радостно прокричал петух.

— Будем расходиться, — решил Лёха. — Сейчас у Ангелов начнётся пересменок. Успеем вернуться в казармы.

— Ты так толком ничего и не рассказал, — возмутилась Ванда.

— Потом дорасскажу.

— Когда?

— Сегодня, после обеда. У Ангелов — в очередной раз — сломалась посудомоечная машина. Будут скликать добровольцев. Запишись. Лады?

— Лады. Спокойной ночи, Алекс.

— До встречи, Графиня…

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я