Народная Воля – 2017

Андрей Бондаренко, 2011

Давайте, договоримся сразу. Что называется, на берегу. Речь идёт о Параллельном мире, не более того. Да, Россия. Но только Россия – Параллельного мира. Все аналогии не имеют никакого значения. И ответственности – ни малейшей – не влекут. Так всем будет легче и проще.

Глава четвёртая

Сильный ход

Премьер-министр, впрочем, как и всегда, был импозантен и строг. Глотнув минеральной водички, он заявил — многообещающе, мужественно и непреклонно:

— Югорская нефтяная провинция очень важна для современной демократической России. Она — наша кровь. Она — наша основная надежда на счастливое и светлое будущее. В полноценное и многопрофильное развитие инфраструктуры Югорского края мы готовы вложить — в ближайшие годы — более двадцати пяти миллиардов долларов…

Иван Иваныч, военный пенсионер из деревни Ольховка, Ленинградской области, только печально передёрнул плечами и с пониманием прокомментировал:

— Нефтяная провинция, понятное дело. А, как же, простая русская Провинция? Ну, да, ну, да…. Кому она, болезная, нужна, коль там нефти нет? Ясен пень, никому…. Пусть подыхает, зараза, мать её!

— Всё с телеком разговариваешь? — входя в комнату, выполнявшую в доме Ветровых функцию столовой-гостиной, поинтересовалась Алина, в руках которой находилось объёмное блюдо с румяными пирогами. — Ох, смотри, деда! Неправильно это. Шёл бы на улицу, с народом деревенским пообщался бы…. Впрочем, сегодня, пожалуй, не стоит. И телевизора вполне достаточно. Типа — от греха подальше…

Помещение незамедлительно наполнилось чудесными и аппетитными замахами-ароматами.

— Пироги, никак? — заинтересованно задёргал длинным носом Иван Иванович. — С какой начинкой?

— Трёх видов. С малиной, с черникой и с маслятами.

— Хозяйственная ты у меня, внуча, слов нет.

— А, то. В тебя, дедуля, видимо, пошла, — ставя блюдо с выпечкой на стол, предположила внучка. — Сам же всему научил.

— Пироги, судя по характерной корочке, печные? — жадно сглатывая слюну, уточнил старик.

— Печные. Электричество-то ещё вчера отключили, с вечера. Надо думать, что специально.

— Зачем — специально?

— Кто их всех знает, — мудро усмехнулась Аля. — Боятся чего-то, поэтому и перестраховываются на ровном месте. Мол, вдруг, всё-таки, рванёт? Дедуль, ты пироги-то попробуй. Я старалась…. Ну, как оно тебе?

— Отменно вкусно! Как и всегда, — аккуратно надкусив пухлый пирожок с малиной, покрытый тёмно-янтарной аппетитной корочкой, похвалил Иван Иваныч. — А, что, внуча, творится-происходит в нашей Ольховке?

— Цирк бесплатный и несмешной, — неодобрительно поморщилась девушка. — Народу служивого понагнали — без счёта. По каждой деревенской улице неторопливо прогуливаются (почему-то парами), подтянутые молодые люди в джинсах и мешковатых спортивных куртках, под которыми так удобно прятать пистолеты — хоть в наплечной кобуре, хоть запихав по-простому за брючный ремень.…А усадьба вице-губернатора окружёна плотным разномастным кордоном — и обычные солдатики со стандартными автоматами присутствуют, и здоровенные лбы в камуфляже, вооружённые чёрными длинноствольными снайперскими винтовками. Ну, и важные офицеры, вперемешку с прокурорами, так и шастают туда-сюда…

— Ничего удивительного, — пояснил старик. — Дело-то громкое получилось. В том плане, что получило — через могучий Интернет — широкую огласку. Наверняка, наш ушлый Премьер-министр взял данную мутную ситуацию под личный контроль. Или, наоборот, наш не менее ушлый Президент…. Вот, служивый народ и суетится, меры не зная. Выслуживается, так сказать…. А, сколько сейчас времени?

— Десять часов сорок восемь минут, — выходя из спальни, сообщил сонный Егорка. — До взрыва, обещанного «народовольцами», остаётся ещё больше трёх часов…. О, какие симпатичные пирожочки! Сеструха, ты — самая настоящая добрая фея из сказки. Спасибочки…

— Может, братец, сперва помылся бы? — принялась незлобиво ворчать Алина. — Хочешь, я тебе чайку налью? Пока горячий?

— М-м-м, — набитым ртом неразборчиво замычал парнишка.

— Потом? Мол, сам нальёшь? Ну, смотри. Было бы предложено…. Как думаешь, врыв-то — в четырнадцать ноль-ноль — будет?

— М-м-м…

— Ладно, кушай, не разговаривай. Чтобы — ненароком — не подавиться…. А я, вот, считаю, что спектакль отменят.

— Конечно, отменят, — поддержал внучку Иван Иванович. — Как можно проводить эффективные диверсионные мероприятия, когда намеченный объект неустанно и бдительно охраняется? Причём, целой стаей опытных и надёжных псов-сторожей? Перенесут акцию, ясен пень, на более удобное и комфортное время…

— Ерунда! — дожевав пирог, не согласился Егор. — «Народная Воля» всегда держит — в отличие от нынешних российских Властей — данные обещания. Всегда, везде и во всём. Как же иначе? Прозорливый российский народ, он сладкоголосых болтунов, сорящих пустыми обещаниями направо и налево, терпеть не может…. Сходим, сестрёнка, на нашу смотровую площадку?

— Сходим, конечно, — беззаботно улыбнувшись, согласилась Аля. — Понаблюдаем. Вдруг — что?

Борченко медленно и вяло, безо всякого удовольствия и аппетита, методично работал старенькой алюминиевой ложкой. Типа — завтракал. Вернее, тупо насыщался.

Вчерашняя гречневая каша, щедро сдобренная говяжьей тушёнкой, является обычно-привычной пищей сорокалетнего российского холостяка. Среднестатистического холостяка, понятное дело. В том смысле, что дважды разведённого мужика-неудачника. Бывает, конечно…

«Воскресенье — самый худший день недели», — машинально поглощая холодную кашу, рассуждал про себя капитан. — «Вчера, то бишь, в субботу, переделал все бытовые дела. Постирался, картошку окучил, печь в избе подмазал цементом и побелил в первом приближении, к вечеру протопил баню и вволю попарился. После бани, понятное дело, «уговорил» поллитровку…. А, чем заняться сегодня? В лес сходить? Да, ведь, не сезон. Грибы ещё толком не пошли. Так, только сыроежки ярко-жёлтые, ни на что негодные. Вот, ежели бы красные — мясистые и крепкие. Их и солить можно впрок, и на сковороде они хороши…. К Ветровым сходить в гости? Пригласить Алевтину съездить в город? Мол, кафе, музеи, кино и домино? Откажется, как пить дать. Придумает целую кучу важных и неотложных дел-причин, вежливо извинится и откажется…. Может, водочки выпить, спасаясь от злой тоски? Неплохо было бы. Ей-ей, неплохо. Только, к сожалению, нельзя. Завтра надо на работу выходить. Негоже, пороча высокое звание российского полицейского, делать это с похмелья…. Пойти — прямо сейчас — в контору? Типа — привести бумажные дела в порядок? Составить черновик квартального отчёта? Тоже не получится. Кабинет безраздельно оккупировали — под временный штаб — приезжие «силовики». Даже на порог не пустят. Так их всех и растак…. Что делать? Чем заняться?».

В дверь настойчиво постучали.

— Входите, — лениво зевнув, разрешил Борченко. — Не заперто.

Надсадно проскрипели заржавевшие дверные петли, и в светёлке, пройдя через длинные сени, появился полковник Назаров.

«Красавчик писанный!», — восхитился про себя Борченко. — «При полном, так сказать, параде. Форма с иголочки. Орденские планки чуть ли не до пупа…. И, почему я — много лет тому назад — на пошёл на службу в ФСБ? Ведь, звали. Причём, не один раз. Всё дурацкое чистоплюйство и мнительность избыточная…. Сейчас тоже был бы нормальным человеком. Городским, упакованным по полной программе, женатым. А не одиноким боровом деревенским — в скромных капитанских погонах…».

— Здорово, Иван, — доброжелательно улыбнувшись, протянул руку Назаров, после чего, повертев головой по сторонам, констатировал: — Да, бедновато живёшь, бывший подчинённый. Общее запустение и серая холостяцкая неухоженность…. Что же так? Молчишь? Ладно, не отвечай. Если обидел чем, то прости. Занимаемая должность, знаешь ли, не располагает к слюнявым политесам.

— Да, я ничего, — засмущался капитан. — Всё нормально…. Присаживайся, командир. Хочешь каши? Гречневая, наваристая, с тушёнкой…. С чем пожаловал-то?

— А ты, гляжу, не рад?

— Рад, конечно же. Просто…. До времени «Ч» осталось всего-то два с половиной часа. То есть, до четырнадцати ноль-ноль…. По идее, Игорь Игоревич, ты должен быть там, на вверенном объекте. Что называется, на лихом белом коне. Дабы лично всё контролировать и держать руку на пульсе…

— Перестань, ефрейтор, — начальственно поморщился Назаров. — Что мне там делать? Во-первых, все запланированные мероприятия уже осуществлены. Сапёры в доме и на участке господина Сергеева никаких мин не обнаружили. Надёжная охрана — везде и всюду — расставлена. Так что, сам понимаешь. От меня уже, собственно, ничего не зависит…

— А, что у нас — «во-вторых»? — усмехнулся Борченко.

— Прозорлив ты, капитан. Прозорлив и вдумчив. В самый корень зришь. Молодец.

— Мент я, или как?

— Опытный и виды видавший российский полицейский, — въедливо поправил полковник. — Ладно, поговорим, брат-Ваня, начистоту…. Поверь, но данный конкретный случай меня мало интересует. Загородный дом очередного вороватого вице-губернатора? Да, гори он ярким огнём. Причём, вместе с зажравшимся хозяином. Невелика потеря, если судить в государственном масштабе…. Мне другое, кровь из носа, надо отыскать. Совсем — другое…

— Что же тогда?

— След. Только, лишь, чёткий и однозначный след…. Понимаешь?

— Вроде бы…. Неужели, всё так плохо?

— Хуже не бывает. Почти шестьдесят совершённых терактов, и ни единой дельной зацепки. Ну, взяли пару-тройку пособников. А толку — ноль. Конспирация в «Народной Воле» выстроена отменная. В том плане, что многоуровневая и сверхнадёжная…. Нужен прямой выход на руководителей «народовольцев». Желательно, на первых лиц. Всё остальное — и для меня, и для моих кураторов — глубоко вторично…. Ясно излагаю?

— Ясно, понятно и доходчиво, — заверил Борченко. — А, почему, Игорь Игоревич, ты так на меня смотришь?

— Как — так?

— С ярко-выраженным подозрением и недоверием. Как Уинстон Черчилль когда-то глядел на Иосифа Сталина. А ревнивый Отелло — на безвинную Дездемону…

— Ты, Иван, знаешь что-то важное, — взял быка за рога Назаров. — Я это ещё вчера утром, при первой встрече — спинным нервом — почувствовал.

— Ничего я не знаю. Слово офицера. Чем угодно готов поклясться.

— Значит, догадываешься о чём-то…. Колись, морда капитанская!

— Что будет, если я промолчу? — меланхолично отправляя в рот очередную ложку холодной гречневой каши, поинтересовался Борченко. — На дыбу подвесите?

— Зачем же — на дыбу? — наигранно удивился полковник. — Для начала, понятное дело, арестуем и отвезём в профильный изолятор. Там тебе, мерзавцу молчаливому, старенький очкастый доктор вколет «сыворотку правды». Сам всё, в любом раскладе, расскажешь. Курским весенним соловушкой будешь петь-заливаться…. Так, как? Будем честный и правдивый разговор разговаривать?

— Не знаю. Неудобно как-то — своих сдавать…

— А превратиться в слюнявого идиота, значит, удобно? «Сыворотка правды» последнего поколения, чтобы ты знал, препарат злой и жестокий. После плотного общения с ней в организмах многих «пациентов» наблюдаются — так называемые — «побочные эффекты». Некоторые допрашиваемые персоналии становятся махровыми олигофренами, другие — законченными импотентами…. Оно, брат, тебе надо? Рассказывай, Ваня. Рассказывай…

— Здесь некоторое время отирался Хрусталёв, — затравленно глядя в сторону, с трудов выдавил из себя капитан.

— Какой это — Хрусталёв?

— Тот самый. Майор…. Помнишь — Реку и две «Чёрные акулы»?

— Помню, — задумчиво катая по скулам каменные желваки, подтвердил Назаров. — Такое и захочешь забыть, да не забудешь…. И, что делал в Ольховке наш забубённый Сергей Сергеевич?

— Да, ничего особенного. Он вместе с женой приезжал. Сняли они половину дома у бабы Клавы Калашниковой. Отдыхали, загорали, купались, рыбачили…. Потом майор, повздорив с местной гопотой, ввязался в драку. Отметелил нескольких субчиков. Задержали Хрусталёва, конечно. А потом, в соответствии с действующим Законодательством, осудили на пятнадцать полноценных суток исправительных работ.

— Что было дальше?

— Тоже ничего подозрительного. Поработал Сергей Сергеевич две недели на ближайшей стройке. Вышел на волю. Снова принялся купаться и загорать. Несколько дней назад они с женой уехали. Мол, отпуска подошли к концу. Вот, собственно, и всё…

Раздался длинный и настойчивый зуммер.

— Я слушаю! — поднеся к уху тёмно-синий брусок мобильного телефона, известил Назаров. — Вице-губернатор приехал? Настаивает, чтобы его пропустили на территорию поместья? Мол, у него в доме хранятся важные деловые бумаги? Ругается и скандалит? Пропустите бедолагу, коль ему так хочется…. Всё, конец связи. Роджер.

Где-то громко и заливисто прокричал деревенский петух.

— Спасибо, Иван, — поднимаясь из-за стола, поблагодарил заметно повеселевший полковник. — Очень важную и своевременную информацию ты предоставил. Можно сказать, выручил старинного боевого товарища. Буду обязательно ходательствовать — перед самим министром МВД — о присвоении тебе майорского звания…. Ну, бывай, братишка. Всех благ! Созвонимся…. Стоп! Выдай-ка мне ключик от твоего кабинетного сейфа. Давай-давай, не жадничай! Вот, молодец. Как говорят местные деревенские жители — спасибочки вам…

Дверь за Назаровым захлопнулась.

— Вот, и я подлым Иудой заделался, — брезгливо сплюнув на пол, прошептал Борченко. — Слил, глазом не моргнув, человека, который когда-то спас мне жизнь. Эх, жизнь наша — жестянка.

Он — шаркающей неверной походкой — подошёл к старенькому резному буфету, приоткрыл дверку и, покаянно покачав головой, извлёк на свет Божий непочатую водочную бутылку…

Ольховка — со всех сторон — была окружена разномастными холмами и горушками.

На вершине одного из холмов, заросшего густым лесом, брат и сестра Ветровы — лет пять-шесть назад — построили-оборудовали «лесной дом». Не одни, конечно, построили, а с помощью соседских пацанов — Мишки и Артема.

«Лесной дом» — звучит избыточно солидно. Просто-напросто смастерили из надёжных досок — между толстыми ветвями разлапистой старой сосны, на высоте восьми-девяти метров над уровнем земли — горизонтальный щит, на котором потом установили просторный шалаш, крытый обрезками рубероида. А сам шалаш, естественно, огородили крепкими перилами с узким проёмом для входа. К доскам щита — в месте проёма — была прибита классическая верёвочная лестница. Вот, собственно, и всё.

Обычное, в общем-то, сооружение, такие иногда показывают в голливудских приключенческих фильмах про американских подростков-скаутов.

Как бы там ни было, но «лесной дом» получился на удивление крепким, и все годы, прошедшие после завершения строительства, пережил вполне успешно. По крайней мере, на составные части не развалился.

Холм назывался — «Гадючья горка». Как легко догадаться из названия, в этом месте водилось много ядовитых змей. Поэтому и деревенские жители, и приезжие дачники холм своим вниманием-присутствием не баловали.

А ещё со смотровой площадки «лесного дома» открывался отличный вид на Ольховку и её ближайшие окрестности. В том числе, и на усадьбу вице-губернатора. От вершины Гадючьей горки — до усадьбы Павла Фёдоровича Сергеева — было чуть больше километра.

Без двадцати пяти два брат и сестра Ветровы подошли к заветной сосне.

— Здесь, Алька, кто-то был, — насторожился Егор. — Причём, совсем недавно.

— Почему ты так решил?

— Мы с Мишкой позавчера залезали наверх. Так, от нечего делать. Поглазеть на деревню. А, когда спустились обратно, я последнее звено верёвочной лестницы зацепил вон за ту обломанную толстую ветку. Сейчас же лесенка свободно болтается.

— Мало ли, что, — легкомысленно отреагировала Алина. — Наверное, прошлой ночью ветер постарался…. Ну, лезем?

— Отставить! — оповестил хриплый юношеский голос. — Проходим, граждане, мимо «скворечника». Проходим.

Аля, задрав голову, посмотрела наверх. Через перила «лесного дома» свешивался молодой коротко-стриженный парнишка, облачённый в буро-зелёный камуфляж.

— Как это — проходим? — возмутился Егорка. — Этот «скворечник» я самолично строил! Вот, этими самыми, тогда ещё детскими ладошками…. А ты кто таков будешь, орёл пятнистый?

— Дмитрий Стогов, — состроив бесконечно-важную физиономию, представился паренёк. — Младший лейтенант ФСБ. Проходим, граждане. Проходим….

— Младший лейтенант, понимаешь, — не унимался Ветров-младший. — Двенадцатая спица в кривом велосипедном колесе…. Спускайся вниз, рожа наглая! Этот «скворечник» является нашей частной собственностью! Смотри, можем и в суд подать. Имеем, знаешь ли, богатый опыт…

— Какой ещё опыт?

— Такой. По затяжным судебным тяжбам и плотному общению с демократической болтливой прессой…. Слезай, кому сказано!

— Не могу, уважаемые селяне. Имею строгий и однозначный приказ — не покидать данную рабочую точку вплоть до поступления условного сигнала.

— Это ты толкуешь о знаменитых — «трёх зелёных свистках»?

— Точно. О них самых, — с интересом поглядывая на Алину, смешливо улыбнулся младший лейтенант. — Смотрю, провинциальные деревенские жители, и вы кое-что понимаете в тонком армейском юморе…

— А, то, — резко поменял тон Егор. — Наш любимый дедуля вышел в отставку в звании генерал-лейтенанта. Так что, земляк, сам понимаешь…. Слышь, Димон, а давай, мы к тебе заберёмся? Ну, раз тебе спускаться с сосны — под страхом гауптвахты — нельзя?

— Не положено.

— А я, братец, знаю целую кучу смешных анекдотов — про бесконечную тупизну самодовольных «грушников». Потом, пересказав анекдоты сослуживцам, ты несказанно поднимешь свой воинский авторитет. Глядишь, и лейтенантом станешь — гораздо раньше положенного срока…. Так, земеля, как? Решим вопрос мирно и к взаимному удовольствию сторон? То бишь, без громких скандалов в прессе и нудных судов?

— Ну, не знаю…

— А я тебя, Димочка, поцелую, — подключилась к переговорам Алина. — В щёку, естественно. Типа — для начала серьёзных, вдумчивых и трепетных взаимоотношений.

— Ладно, залезайте, селяне, — сдался младший лейтенант. — Только тихо и по быстрому.

Взобравшись на платформу «лесного дома», Егор тут же принялся травить обещанные анекдоты:

— Вызывает Президент Зайцев генерал-полковника Свиридова на ковёр и, строго нахмурив брови, спрашивает: — «Генерал, почему вы не едите солёных огурцов? Подозрительно это…. Может, вы являетесь подлым американским шпионом?». Свиридов, смертельно побледнев, отвечает: — «Никак нет, господин Президент! Я, действительно, русский по рождению. Да и солёные огурцы — до полного безумия — обожаю. Просто голова — зачастую — в трёхлитровую банку не пролезает…».

— Гы-гы-гы! — радостно и беззаботно заржал Дмитрий. — Классная и козырная тема! Давай, земеля, ещё!

— Остановитесь, мальчики, — вмешалась Аля. — Уже, между прочим, без семи минут два.

— Точно! — опомнился младший лейтенант. — Всё, юморные деревенские жители, отходим в сторонку — на ту сторону проёма — и не мешаем…

Он пристроил на перилах «лесного дома» чёрную снайперскую винтовку и, присев на корточки, принялся бдительно — через мощный оптический прицел — наблюдать за усадьбой вице-губернатора.

Время — в полной, слегка звенящей тишине — текло-ползло медленно и вязко.

Прошла минута, вторая, третья, четвёртая…. Но, ровным счётом, ничего не происходило.

— Уже, кстати, почти четверть третьего, — на пару секунд оторвавшись от прицела, сообщил Дмитрий. — Похоже, что огненное шоу отменяется. Чего, впрочем, и следовало ожидать. Обычный пошлый пиар, не более того.

— Да, позорно обхезалась хвалёная «Народная Воля», — расстроено вздохнув, признал Егорка. — Подорвала, так сказать, свой безупречный и заслуженный авторитет. Российский народ, ей-ей, не поймёт. Столько цветастого шума, и — в конечном результате — полный «пшик»…

— Вью! Вью…, — раздался, планомерно приближаясь, странный и тревожный звук.

— Бух!!! — через секунду громыхнуло на всю округу.

Алина крепко заткнула указательными пальцами уши и непроизвольно прикрыла глаза.

А, когда открыла, то тут же снова зажмурилась — впереди, на низком покатом холме, расположенном рядом с берегом Зеркального озера, всё нестерпимо-ярко пылало….

— Ничего себе, пирожки с недельными котятами, — зачарованно пробормотал младший лейтенант Стогов. — Это же они шандарахнули ракетой класса — «земля-земля»…. Сильный ход! Уважаю…

«Сильный ход, уважаю», — мысленно запечалился полковник Назаров. — «Следовательно, у «народовольцев» есть свои люди и в высших армейских эшелонах. Тактические ракеты класса — «земля-земля» на дороге не валяются. Это уже, блин горелый, серьёзно. Так можно — ненароком — доиграться и до классического военного переворота. Сиречь, до полновесного кровавого путча…. Что теперь делать? Остаётся лишь одно — искать, высунув от усердия язык на сторону, Хрусталёва. Все силы надо бросить на это! Все, все, все…. Эх, Сергей Сергеевич, Сергей Сергеевич! Убеждённый и упёртый последователь Эрнесто Че Гевары. Заигрался ты, братец, однако…».