Время одуванчиков

Александр Афанасьев, 2022

Остросюжетный криминальный роман о трех друзьях, которые в 90-х годах держали под собой целую область, а потом избрали каждый свою стезю. Ларин отвечал за криминалитет, его легальное не привлекало, Игорян, Мозг, – исключительно за легальное, а Ломов – подключался и там, и там. Но с той поры прошло двадцать лет, канули в небытие лихие 90-е, и бывшим друзьям пришла пора подвести некоторые жизненные итоги… Содержит нецензурную брань.

От автора

Желаю солнца, желаю ветра

Пацанам, кто давно ушел на небо

А тем, кто не был, желаю быть

Живым и вечно молодым.

Пока рано нам туда к небесам

Пока рано дуть скорби ветрам

Пока рано сизым дымом в облака

А значит, дышим глубоко пока.

Честный «Желаю»

Почему девяностые? Почему эта тема?

Ну вспоминать о девяностых, пытаться осмыслить девяностые — стало в последнее время мейнстримом — о них рассуждают самые разные люди. И с самых разных позиций. Для кого-то девяностые были добром, для кого-то злом. Для кого-то они ушли навсегда, для кого-то продолжаются.

Девяностые именно сейчас интересны по двум причинам. Первая — пример Украины показал, что в них можно вернуться всего за пару месяцев. Поскакали на майдане и привет. Эта история показала, как в сущности тонка та защитная стена, которая нас отделяет. Раз — и ты снова там, с галопирующей инфляцией, меняющейся властью, братками и стрельбой. Те кто тоскует о свободе и настоящей политике — через полгода взвоют, но будет поздно.

Вторая причина — наше сегодняшнее житье-бытье имеет все больше параллелей с брежневским застоем и все помнят, чем кончилась тогда попытка ускорения. Травма эта до сих пор с нами, робкая попытка Медведева наладить отношения с американцами тут же привела к проблемам и отозвалась таким болезненным эхом, что видимо стоила Дмитрию Анатольевичу второго срока. Страх перед срывом в новые девяностые — это то что объединяет нацию, и элиту и низы и блокирует попытки реформ и будет блокировать еще очень долго.

Но девяностые все равно с нами. Большая часть элиты родом из девяностых. Большая часть народа родом из девяностых. Наши привычки и страхи — родом из девяностых. И мы должны набраться смелости и посмотреть девяностым в лицо — хотя бы для того чтобы с ними попрощаться.

13 мая 2021 года. Белогорск, Россия. Здание администрации области (белый дом)

Табличка на двери кабинета

Внушала страх и трепет…

Гласила она — Ковалев И. Л., первый заместитель главы администрации.

Но я — привычно толкнул ногой дверь, так как руки были заняты — и оказался внутри евроотремонтированной приемной с красивой девочкой Иришей за столом…

Она заулыбалась

— Александр Иванович…

— Есть кто?

— Нет, сейчас один.

— Тогда держи.

Я сгрузил часть того что держал в руках прямо ей на стол (потому и дверь открывал ногой) — и без спроса — открыл дверь начальственного кабинета.

Игорь Львович Ковалев, он же Горик, он же Игорян, он же Мозг — сидел у себя за столом. Увидев у меня коробку, он поморщился.

— Ты чо, виски припер?

— Как можно?

…

— Настоящее вино, сицилийское. Оттуда привез? С небольшого семейного хозяйства. Не та блевотина, что в магазах продается…

…

— Ну чо? Показали город, а?

Ковалев поморщился, он был явно не в себе

— Чего? Игорек?

— Ты знаешь, кто такой Леонидов?

— В душе не волоку.

— А он тебя откуда знает?

— Я же сказал — не волоку. Да ты чего?

— Дверь закрой.

Я поставил коробку с бутылкой на стол и закрыл дверь.

— Точно не знаешь? Может, пересекались где? На отдыхе даже.

— Как я тебе могу сказать, если я не знаю кто это такой? Может и пересеклись где, фамилии не припомню. Чо случилось то, не трепи нервы.

— Леонидов — зам главы администрации.

— И чо? Обидели его тут по ходу, что ли? Кто, когда?

— Нет. Но он почему то хочет встретиться с тобой лично. И ради этого — он даже не улетел вместе со всеми…

Опа…

— И чо? Когда встречаемся?

— А ты думаешь, я тебе для чего отзвонил?

Игорян закрыл ноут, и сунул его в сумку. Критически осмотрел меня.

— Сойдет. Только не возбухай там, не по делу, окей? С Леонидовым посрешься, нас тут растопчут. Злопамятный дядя, многие от него пострадали.

— Где пересекаемся то?

— У Мишки. Погнали.

…

У Мишки — значит, кафе на выезде из города, там медведь деревянный стоит. Место хорошо известное в узких кругах, чего там только не было. Но перетереть там и в самом деле можно было без лишних глаз и ушей.

Мишка так Мишка.

Пока гнали туда — подумалось о том, что все же подлую мы систему выстроили, подлую. Вот мы. Мы здесь живем. Мы никуда не уезжаем, мы патриоты своей земли, вкладываемся. Порядок поддерживаем. Но стоит нам поссориться с каким-то чертом из Москвы — и нас запинают. Я не сомневался — так оно и будет. Скажут — ату их! Вон они! Бандиты из девяностых. И пофиг, что мы сделали для города и для области.

И Путин вряд ли поможет. Он тоже человек Системы, я это совсем недавно понял. Система — главнее любого человека, даже того что стоит на самом верху. Если надо — она сотрет в пыль любого. Раньше, в лагерную, сейчас — не в лагерную, конечно, но сотрет.

Путину мы город показали красиво. Потому что было что показать. Область хотя и не так известна, как та же Воронежская — но у нас все на своих местах. Три крупных налогоплательщика — химия, машиностроительный и оборонка — но она под федералами. Все работает, ничего не стоит, людей даже не хватает по факту. Платятся налоги, люди ходят на работу.

И то, что поменьше — кирпичный, ЗЯБ, молокозавод, оба хлебозавода, плодоконсервный, швейка — оно тоже все работает. Что-то и в девяностые не останавливалось, что-то пустили уже в нулевые. Но — пустили, не забросили, не переделали в торговые центры.

И стройка строится. Дороги стараемся в порядке держать. Общественный транспорт ходит. Торговые сети, супермаркеты. Все как надо. Все, как и должно быть.

Все это потому что у региона есть хозяева. Настоящие, а не как у соседей. Там тоже дети девяностых пришли — смотрящий за областью, вор в законе и губернатор — женаты на сестрах. Это как — норм?

А у нас воровского хода нет. Мы все ворье еще давно — кого выдавили, кого приговорили. Они до сих пор называют Белогорск ямой — тут четыре вора в законе полегло. А надо — и пятый будет, и шестой…

Я — тоже в этом участвую. Я — на своем месте, Игорян — на своем. Он — Мозг, мы его так еще с девяностых называли. Он в политику пошел — помню, он еще с чеченами как то на базаре съехал, что никому не удавалось. Я больше по бизнесу. Хотя группировка наша существует, общак — существует. Просто мы уже давно не трем с чеченами и не обираем людей на рынках.

Почему?

Мозг по-умному говорил — но я и без Мозга понимал, что то как мы жили в девяностые — так нельзя. Нельзя просто раз за разом приходить к человеку и отбирать у него. Раз отобрал, два, три. Рано или поздно — даже заяц возбухнет. Все это получалово с рынка, с ларьков, с точек — все это от лукавого. Так можно сколотить первоначальный капитал — но жить так нельзя.

Мозг как то давно сказал — когда нам по полтиннику будет, мы так же будем получать? Или уже не сможем?

Мозг правильные вопросы задавал. И ответы на них мы нашли — правильные. Те, кто такие вопросы не задавал — кто сбухался, кто только вышел, пятнаху отмотав, и ищет где себя приткнуть. А мы — вот мы. Мы — здесь. И это наша земля…

…

У Медведя нас встречал сам хозяин, Гиви. Просто карикатурный грузин, но готовит хорошо. Он давно еще с Тбилиси бежал, там война была, прямо в городе. Его в милиции током пытали. Здесь — он открыл точку, одна из первых точек с которых мы получали. Но теперь у него ресторан и две гостиницы. И мы с него больше не получаем. Точнее, получаем, но иначе. Потому что времена сейчас иные. Не девяностые…

Мозг сразу прошел к лестнице на второй этаж, где кабинеты, я тормознулся

— Как дела, Гиви? Работаешь?

— Работаю мало-мало. Раньше конечно лучше было.

— Дебиторку когда закроешь?

— Так не с чего пока закрывать, клиентов сами видите…

— Гиви, друг, я тебя своими проблемами не гружу, так? И стопотгрузки пока не делаю. Но всему есть предел, верно?

— Но мы платим…

— Ты не наращиваешь, это верно. Но все равно — надо уменьшать. Отзвони в офис, составьте график. Давай, хотя бы половину закрой для начала. Потом поговорим…

Вот так вот. Раньше мы так не говорили. Но раньше и время другое было.

…

Наверху, на втором этаже — есть кабинеты. Есть покушать, есть для тех, кто с телкой желает уединиться — я и сам пару раз сюда ездил. Но сейчас — как я понимаю, иметь будут нас. Потому что Москва всегда права — это первое правило. А правило второе — если Москва не права — см. правило первое.

Но мне пофиг. Я все-таки не зря в Италию ездил. Как сказал мне мой друг, синьор Винченцо (или дон Винченцо, но так только за глаза) — если тебя заставили поклониться, поклонись очень и очень низко. И помни об этом до тех пор, пока не получится отомстить.

Старые, но действенные правила.

Игорь проскочил первым, я поднимался не спеша — не стоит показывать всем, что ты голоден, не стоит проявлять слишком большой интерес к тому, что тебе интересно — вообще, вести себя надо солидно. В кабинете — дверь была прикрыта, шторы опущены, негромко играла музыка — Гиви постарался, классическую поставил. Правда Бетховен это не совсем то под стол — но сойдет, наверное в интернете нашел, а больше ничего и не знает. Стол был накрыт правильно — дорого, но без кабацкого шика. И — по-русски, блюда правильно подобраны. Гиви хоть грузин, но он русскую кухню любит, у него даже придуманные им блюда есть…

— Добрый день.

— Добрый.

Это, похоже, и есть Леонидов. Сорок с чем-то, одет дорого, но без понтов. На руке какие-то часы, с турбийоном, Швейцария. Дождется он визита прокуратуры — хотя, может, ему то не грозит. Какие-то прилипчивые глаза, похожие на глаза нашего районного прокурора во времена моей далекой юности — он потом сильно поднялся, уже в Москве за взятки загремел. Еще и гомик был…

Кстати, знаете, почему чиновники так любят дорогие часы? Есть часы, которые стоят миллион долларов. Это реальная цена без шуток. Нет ничего, что бы весило так мало и стоило так дорого. И если надо сваливать, даже если ты просто схватил несколько коробочек с часами — уже голодным не останешься.

Правда и тут — засада. Я когда был в Москве, краем уха слышал — вскрыли какую-то группу у часового дилера. Они подсовывали клиентам дорогие подделки. Хорошую подделку, которую не отличишь от оригинала — можно купить от шестидесяти штук. Это рублей. Вот, один из них работал в часовом салоне. Туда приходили часы, этот шнырь сверял номера и сообщал сообщникам. Те гравировали такие же номера на подделках и в нужный момент часы подменяли. У дорогих часов есть индивидуальные номера, по ним можно удостовериться, действительно ли это оригинал — но фишка в том, что номер то совпадал. Номер совпадает, часы продаются у официального дилера, с гарантией — что еще надо? Вот и выкладывали по двадцать, по тридцать, по пятьдесят штук грина за галимое палево…

Но со мной такого не прокатит. Я разбираюсь в часах.

А этот… может и у него на руке — фуфло. Вот, смеху было бы…

— Леонидов Савелий Яковлевич.

— Ломов, Александр Иванович

Леонидов зачем-то задержал свою руку в моей, но отпустил. Пальцы у него были слабые.

— Александр Иванович… времени не так уж много, вечером я должен быть в Москве, поэтому сразу к делу…

…

— Не думайте, что из Москвы не видно, что вы делаете для города и области. В последнее время вы на хорошем счету, а прошедший визит показал, что дело обстоит даже лучше, чем мы себе представляли. Ваши успехи заметны, особенно на фоне предыдущего, совсем не блестящего… управления регионом. Потому — хотелось бы поблагодарить вас…

— Это не мои заслуги. И не Игоря Ивановича. Наш вклад невелик, это общая работа.

Леонидов явно такого не ожидал. Сказал как-то неопределенно.

— И скромный еще. Это хорошо.

— Почему вы решили, что я скромный?

Леонидов кивнул на руку

— Часы, например. Наши, не то, что некоторые Ролекс нацепят, потом какой-нибудь блоггер это заметит.

Я покачал головой

— Это коллекция.

— Коллекция?

— Да. Хобби такое. Коллекционирую часы, советские и российские. Механические часы хотя бы время от времени надо заводить, надевать, иначе они деградируют.

— Много часов уже?

Я пожал плечами

— Не считал. Сотни две, наверное, уже есть.

— Хорошее хобби.

…

— Давайте откровенно. В партию, почему не вступаете?

— А кто мне предложит?

— А вам и не предлагали?

Замглавы посмотрел на Игоряна, тот быстро сказал

— Недоработочка, Савелий Яковлевич. Исправим.

— А если предложат?

— Откажусь

— Почему?

— Зачем оно мне? Я беспартийный, политикой не интересуюсь. Часы, бизнес, футбол.

— Да, про футбол мы слышали…

…

— У меня, кстати, есть знакомые в РФС. Хорошие знакомые.

Я подумал — неужели уже сейчас приехали вымогать деньги за переход в премьер-лигу? Да быть не может. Хотя — а почему нет то?

Ну и суки…

Неужели на таком уровне…

Наша команда — Металл-Белогорье — играла в ПФЛ, втором по силе первенстве России. Немалое достижение — делал я ее из заводской команды, ранее выступавшей на первенстве области. Конечно, я не Сергей Галицкий — но вложения в детский футбол дали результат — при небольшом бюджете мы уже третий сезон штурмовали верха первой лиги и были близки к успеху.

Немного расскажу, раз уж к слову пришлось. Мы штурмуем верха первой лиги с бюджетом всего под сотку — то есть сто миллионов рублей на сезон. Это мало. Это откровенно мало — но мы играем и мы не в долгах. Потому что как мне кажется, мне удалось найти стратегию клуба, отличную от обычной для России и дающую результат.

Почему у нас в футболе такое позорище? Мне кажется, беда в неправильной мотивации. Полно легионеров с запросами. А зрители не ходят смотреть, потому что на поле за их цвета бьется неизвестно кто — они не знают этих гастролеров, не росли с ними на одних улицах, не играли в одних дворах — смысл на них ходить?

Легионеру тоже ж… рвать за чужой город… глупо как то.

У нас — все по-другому. Для начала — мы играем от школы. То есть все боевые команды на всех уровнях — это команды школы. У пацанов мотивация — они бьются за свой город, за свои цвета. Если они будут сливать или халтурить — им потом на улицу стыдно будет выйти. Обходятся они нам в несколько раз дешевле чем легионеры. Но они знают, почему получают скромные зарплаты. Потому что они твердо уверены, что если проявят себя, то получат место в команде. Их не заменят на легионера, им дадут играть в основе, им дадут засветиться, подписать первый профессиональный контракт. Если ими заинтересуются крупные клубы — мы их продадим. Понятно, что они будут в таком случае на сто один процент выкладываться.

Ну и нет дерьма всякого левого — с агентами, прочей дрянью.

Сотка — это даже много, просто на академию много уходит. Часть дает область — Мозг старается. Часть — собираем по кругу, со всего крупного бизнеса — социальная ответственность, типа. Но получается все равно немного. Совсем немного для таких результатов. Просто у нас не воруют и не осваивают. Я ноги поломаю если узнаю.

— Мы пока не готовы к выходу. Нас все равно не сертифицируют, стадиона нет. Тот что есть — для премьер-лиги не подойдет

Леонидов покачал головой

— Есть федеральная программа строительства стадионов. На условиях софинансирования. Если область даст треть, две трети вкладываем мы.

…

— Чтобы вы понимали — Первый доволен тем, что увидел. ОЧЕНЬ доволен. Если вы выступите с конкретными инициативами — вам будет открыт зеленый свет.

Я не понял этого ОЧЕНЬ. Но промолчал

— У вас, кстати, насколько серьезная связь с фанатами?

— Ну… работаем. У нас клуб коммерческий. Продаем атрибутику. Работаем, чтобы драк не было, чтобы люди на футбол ходили, а не на драку.

— Ваш клуб — интересен тем, что у ваших фанов со Спартак-Москва почти одинаковые цвета.

Я кивнул, хотя ровным счетом ничего не понимал.

— Александр Иванович… вопрос такой… несколько интимный. Как вы относитесь к Путину?

Я представил, что сейчас чувствует Мозг. Как бы в обморок не грохнулся

Но я ровно ответил

— Уважаю.

— За что, позвольте спросить…

— За что…

…

— Знаете, когда я купил свою первую квартиру… это было как раз в первом — знаете, сколько она стоила?

…

— Триста сорок тысяч рублей. Я это хорошо помню. А еще раньше — ткацкая фабрика восемь миллионов стоила. Я это знаю, потому что я ее тогда и покупал. Не работала она — ни черта. Триста человек зарплату два раза в год видели. Половина — матери — одиночки. При Советском союзе две тысячи работали.

…

— Это не так то просто — сделать так чтобы то, что в грязи валяется — оттуда поднять, и чтобы это заработало и стало что-то стоить. При Ельцине — все так в грязи и валялось, и все были так увлечены политикой, что на реальные дела и внимания то не обращали. Просто… есть откуда-то деньги — и есть. Мало — ну а что делать. А сейчас — все работает. Каждый из нас разбогател — кто в несколько раз, кто в несколько десятков, а кто и в сотни раз. Но если бы в Кремле порядок не навели…

Леонидов явно задумался — он такой речи не ожидал.

— Почему вы все-таки в партию вступить не хотите, если так думаете? Партия — это не добровольная бюрократия, как некоторые думают, это субъект коллективного действия. Членство в ней… полезно.

— Спасибо, одной партии уже хватило.

— Состояли?

— В пионерии. Из комсы выгнали.

— Зачем?

— Выступил против травли Ельцина… дурак.

На самом деле выгнали меня по другой причине — но сейчас не суть. Только когда меня выгнали, я понял — еще бы немного, и мне бы так там промыли мозги, что…

— Из-за этого политику не любите?

— Ну, в общем да.

Леонидов кивнул

— Могу вас понять. И тем не менее. Если вы не занимаетесь политикой — политика занимается вами.

…

— Есть основания предполагать, что определенные силы как внутри страны, так и вне ее — начали подготовку к событиям 2024 года. Обратите внимание — я не говорю «выборам», я говорю «событиям».

…

— Потенциально — нас ждет либо майдан, либо попытка майдана. Но попытка очень серьезная.

…

— Основываясь на украинском опыте, можно предполагать, что одной из ударных сил — будут агрессивно настроенные болельщики. В украинском сценарии — именно объединения болельщиков стали едва ли не единственной силой, которая смогла быстро, буквально в течение суток — отмобилизовываться для организованных силовых акций.

Вот оно чо…

–… У вас… Александр Иванович — ситуация почти что уникальная. С одной стороны — у вас успешный футбольный клуб, представляющий область. С другой стороны — у вас налажен контакт с болельщиками. С третьей — ваше объединение болельщиков находится в дружеских отношениях с наиболее крупной фирмой — так называемыми «спартачами». Которые в силу определенных причин представляют наибольшую опасность. Да и вы сами… если мы не сможем говорить с фанатской средой на одном языке — то вы сможете.

Бежит ОМОН, кричит ОМОН, стреляет на ходу. Как жалко что вас не было в семнадцатом году…

— Далеко не все и не всегда решается ОМОНом?

— Верно. Ставка на полицейское насилие — путь в тупик.

…

— Вот мы и хотим понять — в какой степени мы можем на вас рассчитывать.

Интересный вопрос. Ответ — может быть не менее интересным. Но я сказал одно только слово

— Звоните.

Леонидов какое-то время пристально смотрел на меня, потом кивнул

— Хорошо.