Ковен озера Шамплейн

Анастасия Гор, 2021

Ковен – это община. Ковен – это семья. Одри Дефо было суждено встать во главе одной из таких семей, но ковен был уничтожен ее одержимым братом. Теперь Одри в бегах и использует магию только для безбедного выживания. Но однажды на ее пути появляется Коул Гастингс – молодой детектив, страдающий аутизмом. Он видит то, что никому из смертных видеть не под силу. И чувствует связь между ритуальными убийствами в городе Бёрлингтон и историей Одри. Коул клянется спасти девушку в обмен на помощь в расследовании. В конце концов, ковен – это семья, а что ещё создает новую семью, если не обещание?

III. Лев и дева

— Ведьма.

Я поперхнулась ирисками, пакетиком которых меня любезно угостил Коул, и сняла фетровую шляпу.

— Вам что, нравится оскорблять меня, детектив?

Молодой мужчина лениво повернулся. Находиться со мной лицом к лицу давалось ему с таким же трудом, с каким мне — выносить душный климат Дели или шумных ирландцев в дублинской пивнушке. Даже после всего, что свело нас вместе в этом дрянном тайском ресторане, дикости в его тигриных глазах не поубавилось ни на грамм. Правда, в отличие от дикости зверя, его дикость ничуть не устрашала — кто станет бояться того, кто напуган сам? А Коул был напуган. Кажется, постоянно. Тонкие пальцы, отстукивающие по краю стола барабанную дробь, лишний раз убеждали в этом. Раз, два. Раз, два. Шаманский ритм, усыпляющий бдительность. Коул передернул плечами и поправил воротник клетчатой рубашки, еще не выглаженной после шторма в Новом Орлеане. В свете выцветшего торшера карие глаза подсвечивались янтарем, а кофейные кудри выглядели еще более спутанными, чем мои волосы после встречи с его котом.

— Ведьма, — повторил Коул, когда я снова захрустела конфетками. — Это многое объясняет.

— Еще одно слово — и я уйду.

— М-м… Ведьма.

— Прекрати! Что с тобой не так?

Гигантская статуя Будды подглядывала за нами из-под гирлянды красных бумажных фонариков, подмигивая в полумраке драгоценными вставками вместо глаз. Коул вновь отбил пальцами какой-то марш, длящийся целую минуту, за которую я успела слопать миску Том Яма. Когда я приложила ко рту салфетку, он наконец-то заговорил, тихо и размеренно. Точнее, запел:

Гроздь рябины под окном,

В такой цвет ведьма красит дом.

Губы, щеки и подол,

Все полыхает как огонь.

Зверобой, полынь, терновник,

Жемчуг положи на подоконник,

Прикрой шелком наготу,

Ведьма любит красоту.

Клевер, вяз, крапива, дуб,

Злые духи не войдут,

Ведьма плачет — быть беде,

Венок сплетет, какой и где?

Васильки — могила ждет,

Мак — судьба с ней больше не сведет,

Омела — ведьмин поцелуй,

Фиалки — на свадьбе весело танцуй.

Ежевика, лен и астра,

Нигде не будет безопасно,

Север, запад и восток,

Скрипка магию влечет.

Железо, меч и соль морская,

Для ведьмы чар — проклятая награда,

Любовь гони прочь впопыхах,

Завидев жемчуг в женских волосах.

Из-за пасмурной погоды, перекочевавшей из Нового Орлеана в пригород, здесь было не только душно и темно, но и безлюдно. Поэтому единственным, кто оглянулся на маниакальное мурлыканье Коула, был повар, поджаривающий на сковороде креветки в манговом соусе.

— А ты поэт, — ухмыльнулась я, изображая равнодушие. — Тебя пригласили выступить на детском утреннике?

— Это считалочка, — поправил меня Коул. — Повторить?

— На кой черт?

— Чтобы ты поняла, как именно я узнал, — произнес он почти снисходительно, обводя широким жестом и мою красную шляпу с ободом из речного жемчуга, и губы, выкрашенные тонким слоем помады, и лимонное платье из стопроцентного шелка.

— Это называется мода, — тут же парировала я. — Все девушки сейчас так выглядят. Заведи инстаграм.

Коул наклонился, доставая из-под стола продолговатый футляр из угольно-черной кожи, который даже не требовалось открывать, чтобы я узнала его и тут же протянула руки, заключая любимую скрипку в объятия.

— Где ты ее нашел?!

— Забрал в полицейском участке, — поведал он, пока я гладила тонкий инструмент из лаковой ольхи.

Снова закрыв чехол, я опустила его под стол и привычно зажала между коленей, задушив восторженный крик.

— Ты возвращался в участок? — уточнила я.

— Ага, — кивнул Коул. — Решил забрать тебя, когда осознал.

— Осознал что?

— Что я круглый идиот. Не распознать ведьму в той, что заснула прямо на заднем сиденье моей машины… Это ведь было так очевидно!

— Ну вот, опять та же песня, — утомленно вздохнула я. — У тебя шарманку заело?

Коул проигнорировал мою издевку и откинулся на спинку стула, явно не намереваясь отступать.

— Ведьма, — шепнул он снова, чем подтвердил мое предположение о шарманке.

— Бред, — фыркнула я, уже не столько из страха оказаться разоблаченной, сколько из упрямства. — Ты всегда такой странный?

— Да, — невозмутимо признался Коул. — Но вряд ли я страннее девушки, которая преследует меня по всему штату, только чтобы обокрасть еще разок… — И раньше чем я успела перебить его и объяснить, что все наши встречи — чистая случайность, Коул выпалил: — Знаешь, именно этого мне и не хватало в заслуженный отпуск! Я остался без денег и с огромной шишкой на лбу. Огромное спасибо!

— Так ты в отпуске, — задумчиво протянула я, надкусывая жареную картошку, которую успела стащить из тарелки Коула. — Очень странно ты представляешь себе уикенд, охотясь на колдунов вуду на другом конце страны, — я лукаво прищурилась, и настал мой черед привести его в замешательство. — Да, я подслушивала. Как ты вообще вышел на него? На того афроамериканца с тростью из черепа… Ты ведь в курсе, что это был настоящий человеческий череп, да?

— Мы списались по интернету, — пожал Коул плечами. — Он ведет свой блог.

Всегда отстраненное выражение на его лице было не так уж просто раскусить. После бесчисленных краж и уловок все люди были для меня предсказуемы, но вот мысли Коула казались потемками, уже не говоря о душе. Находка для кладоискателей! Непоколебимый и сосредоточенный, он в то же время производил впечатление наивного простака. Было сложно понять его, кто в одно мгновение вызывает у тебя смех, а в другое — щемящую нежность.

— Я тоже кое-что видел, — заявил Коул. — То, от чего ты бежала, когда чуть не угодила мне под колеса. Тот парень, что преследовал тебя, тоже колдун. Он показался мне… одержимым. Он бы убил тебя, если догнал.

Я поперхнулась картофелем и поспешила запить его цветочным чаем. Стручок корицы, плавающий на дне чашки, горчил во рту, но не так, как желчь, что подступила к горлу от воспоминаний.

— Надо же! Ты и впрямь его видел, — искренне удивилась я. — И даже запомнил. Невозможно! Джулиан применяет чары, чтобы оставаться невидимым для смертных… Даже в детстве на Хэллоуин не забывал о них, чтобы стащить побольше мармелада у соседей.

— Дельный навык, — одобрительно промычал Коул, нервно жуя губы, которые и так были у него искусанными и малиново-красными. — А почему ты не используешь такие же?

— Использую. Люди забывают меня через два дня, если только мы не увидимся снова. Это для их же безопасности… Ну, и моей собственной, разумеется.

Коул безразлично пожал плечами, гипнотизируя взглядом свою порцию картошки, будто ожидая, что она вот-вот оживет и станцует.

— Но я-то тебя помню, а прошло как раз два дня.

— Да, ты — та еще аномалия, это мы и так поняли.

— Значит, ориентировка на твое имя не выйдет, — вдруг сказал он и даже почти улыбнулся, что поразило меня куда больше, чем все, что мы обсуждали до этого: все это время его лицо практически не менялось. — Я промотал запись с камер видеонаблюдения в участке. Идея с расческой-револьвером была хороша. Правда, стажера пришлось отпаивать бренди после истерики… Это было внушение?

— Иллюзия. Ты расспрашиваешь меня обо всем так, будто никогда…

— Никогда не встречал ведьм? Нет, встречал, но ты первая, с кем мне удалось пообщаться. Обычно они сбегают. Никто не любит представителей правоохранительных органов. Ведьмам нет дела до наших законов, но именно за этим я сюда и приехал.

— Ты ищешь ведьму?

— Да. Жаль, что мне попалась только неприкаянная беглянка. — Коул уронил локти на стол, отчего посуда вздрогнула, как, впрочем, и я. — Расскажешь, что с тобой приключилось? В ту ночь ты выглядела, как жертва бытового насилия. Обычно я оказываюсь прав. Тот жуткий тип в плаще — твой бывший?

Бывший. Это слово пронзило меня насквозь, как копье. Горло скрутило узлом, и я поспешила отодвинуть от себя еду, чтобы перестало мутить.

— Ладно, если не хочешь изливать мне душу, то у меня накопились вопросы и по теоретической части… — пробормотал Коул.

— Как ты делаешь это? — резко перевела стрелки я. — Отличаешь людей от тех, кто выдает себя за них. Похоже, ты сталкиваешься с подобным слишком часто для рядового члена полиции. То зеркало, что ты носишь с собой, показывает тебе правду?

Коул осторожно взял ириску из пакетика — первую против двадцати штук, что я уже съела. Медленно развернув ее и закинув себе в рот, посмотрел мне в глаза лишь долю секунды, а затем, не вынеся зрительного контакта, отвернулся.

— Вообще-то я думал, что это ты мне скажешь. Ведьмы ведь всегда знают. Все и обо всем.

— Я давно не вхожу в их число. Ведьма без ковена — не ведьма.

Коул скептично вздернул бровь и молча шарил по карманам застиранных джинсов, пока не выудил нечто глянцевое и овальное. Потертая бронза, не обремененная изысканными украшениями, была украшена черными ромбами. Коул поддел ногтем крышку, а спустя миг из зеркала на меня уставились два темно-серых глаза. Кукольное лицо в обрамлении искусственно-пепельных волос почти сливалось с ними по цвету, бледное и истощенное от вечного бегства.

— Видишь? — спросил он, держа зеркало, в котором я тщетно старалась разглядеть что-то новое помимо образа, который мне не нравился. — Отражение так не считает. Все еще ведьма.

— Ой, погоди, — зашептала я театрально, подавшись к зеркалу. — Что-то вижу… Сейчас… Зеленая кожа и рога! А, нет, показалось, это все еще просто я. Ничего там нет, дурень!

Коул нахмурился и повернул зеркальце к себе. Я успела рассмотреть, как причудливо искажаются в нем родинки на его лице и шее, похожие на шоколадную крошку в сливочном пломбире. Коул обслюнявил большой палец и заботливо потер зеркальце.

— Должно быть, оно зачаровано для тебя одного, — предположила я, не совладав с любопытством. — Дай-ка сюда. Смогу определить, если…

— Нет, — ощетинился Коул и захлопнул зеркальце у меня перед носом в тот момент, когда я перегнулась к нему через стол. — Не в этот раз!

— Как скажешь.

Категоричный тон Коула умерил мой пыл, а также желание помогать. Вернув себе хладнокровие, я глотнула из пиалы чай.

— Та смешная считалочка… Откуда она? Если я — первая ведьма, которая согласилась с тобой говорить, ты вряд ли написал ее сам. «Прикрой шелком наготу»… Очень умно объединить все наши фетиши в милой песенке. Мы и впрямь славимся… тягой к прекрасному, — ловко заменила я слово «клептомания».

— Это стихотворение моей бабушки, — ответил Коул как-то смущенно, будто рассказывать о себе было для него чем-то новым и даже неприличным. — В Северной Каролине, где я рос, ведьм живет много.

— Неужто ведьмы Северной Каролины похищают детей? — хихикнула я, но серьезное лицо Коула не дрогнуло. — Должна же быть причина, почему твоя бабушка так боялась нас.

— Она не боялась, — покачал головой Коул, и челка спала ему на лоб, закрывая веснушки вдоль переносицы. — Бабушка умерла раньше, чем я успел спросить ее об этом, но, наверно, она просто хотела, чтобы я был готов. Предупрежден — значит вооружен.

Он также взял свою пиалу, и мы оба сделали по глотку в гробовой тишине. Руки так и чесались стащить у Коула ключи от машины, кокетливо выглядывающие из кармана штанов. Пока он возился с десертом из засахаренных каштанов, не зная, как их есть, я судорожно соображала, что делать дальше: сбежать через окно в туалете или просто вырубить его подносом, все-таки забрав ключи?

— Я не бью женщин, — неожиданно брякнул Коул и добавил, прежде чем я успела раскрыть рот: — Но придется, если ты все-таки выберешь поднос. В туалет я тоже тебя не пущу, ведь там над раковиной, скорее всего, есть окно. Поэтому… Справишь нужду на следующей заправке, если надо.

— Вау, — невольно восхитилась я чудесами дедукции и робко уточнила, угнетенная странным осознанием, что, наверно, именно так обескураженно и чувствовали себя те, кого мне приходилось дурить на улицах: — Секунду… Когда это мы вдруг стали попутчиками?

Коул допил чай, громко причмокивая от сладости меда, и неловко улыбнулся, обнажая едва заметную щербинку между передними зубами, которая делала его еще более очаровательным.

— Я возвращаюсь домой, в Бёрлингтон, и хочу спасти какую-нибудь доверчивую семью от пропажи машины и большей части наличных. Если выдвинемся сейчас, уже утром будем в городе. — Коул взглянул на объедки и зачем-то завернул их в салфетку, пока я шокированно наблюдала за этим действом, варварским даже для меня. — Что? Надо же мне как-то искупить вину перед Штруделем. Твое вторжение — большой стресс для него.

— Штруделем?

— Так зовут моего кота. Мы путешествуем вместе.

— Ах, речь об этой свирепой буханке хлеба, которая пыталась сожрать мое лицо? Да, я помню.

Коул насупился и снова сел, заметив, что я не собираюсь двигаться с места.

— Я правда предлагаю тебе поехать со мной. Ты ведь все равно кочуешь из города в город. Чем тебе не очередное приключение?

— Ну уж нет! — разозлилась я, топнув ногой. — Чего ты привязался, а? Ждешь благодарности за спасение от бури? Хватит и того, что я оплатила ужин.

— Вообще-то, фактически счет оплатил я, — сказал Коул. — Потому что ты сделала это деньгами, которые украла у меня в Новом Орлеане. Что-нибудь от них еще осталось, кстати?

— Только это, — я горделиво поправила свою жемчужную шляпу. — Взяла на сдачу после того, как сняла себе на ночь пентхаус.

— В бумажнике были все мои накопления за год и отпускные, — Коул застонал.

— Оу, — бесстыже улыбнулась я. — Не повезло.

— Действительно, — согласился он, и я внезапно поняла, что все это время он не сводил с меня глаз, пускай и предпочитая пялиться куда-то в точку между моих бровей, чтобы не была так заметна его болезненная отстраненность. — Не повезло в деньгах — повезет в работе.

— Там вообще-то не так говорится… Скажи, как такому, как ты, вообще доверили полицейский значок?

Я часто говорила невпопад, а еще чаще говорила то, за что многие с радостью бы вырвали мне язык под корень. В этот раз вырвать свой язык захотелось мне самой. Как и всегда, лицо Коула не дрогнуло, но дрогнул взгляд. Он буквально остекленел, и меня обожгло так же, как его, судя по всему, обожгло мое замечание.

Однако его голос остался ровным и ничем не выдал уязвленности:

— У меня синдром Аспергера, если ты об этом. Да, я устроился работать в полицию незаконно. Да, я каждый год откупаюсь от медицинских скринингов. И нет, диагноз не мешает мне делать мою работу. А еще я очень старательный, умный и ответственный, чтобы ты знала.

— Коул, я не имела в виду…

— И я хочу, чтобы ты поехала со мной, потому что мне позарез нужна помощь кого-то вроде тебя. В моем родном городе творится неладное. К тому же ты ведь вряд ли бывала на озере Шамплейн. А оно просто невероятное!

Бескрайние воды, обтачивающие многолетние скалы. Тысяча километров безмятежной прозрачной глади, великолепие созерцательной красоты. Первозданный источник магии, который позволил группе потерянных ведьм пустить корни на одном из берегов и взрастить ковен, именовавшийся как то место, что его приютило.

Там жила я. Там я и умерла — умерла та часть моей души, которая ушла следом за семьей, разорвавшись от горя. И ни за что я не согласилась бы вернуться туда после того, как уже однажды позволила Рэйчел уговорить меня… Позволила Рэйчел там же меня и покинуть. Озеро Шамплейн больше не первоисточник магической силы. Озеро Шамплейн — кладбище, с какого края к нему ни подступись.

Память заржавела, но ожила, когда я услышала эти слова. Полчаса от Шелберна и час от Шарлотта, а в сумме полчаса от особняка. Бёрлингтон входил в наши владения, как и все прибрежные города, за магический порядок в которых отвечала Верховная.

Бёрлингтон — моя ответственность.

— Я не поеду.

Должно быть, это прозвучало так, будто я испугана, потому что Коул резко подался ко мне. Повеяло запахом чая и жженой карамелью.

— У меня однокомнатная квартира с видом на рыбацкий причал, — начал наседать он, часто моргая. — Я живу один… Ну, почти один, если не считать Штруделя. Ему по праву принадлежит диван, но, думаю, он не станет возражать, если мы переселим его на лежанку, а тебе достанется моя кровать.

— Коул, я не поеду.

— Кровать, кстати, ортопедическая.

— Коул…

— Ты украла у меня две тысячи долларов, — попытался воззвать к моей совести он.

— Ты сам оставил мне их!

— Да, — Коул взъерошил кудри. — Я забыл. Зеркало мне очень дорого, и его пропажа вытеснила все остальное. Но это в любом случае кража… — И, смутившись при виде моих гневно раздутых ноздрей, он тут же поднял белый флаг: — Эй, я не собираюсь писать на тебя заявление! Мне просто было бы приятно, если бы ты согласилась их отработать. Не в том смысле! — Коул тут же осекся, краснея. — Я не знаю тебя, а ты не знаешь меня, но у нас обоих есть то, что мы можем дать друг другу, — он сел прямо и на волшебную долю секунды все же смог заставить себя задержать взгляд на моих глазах. — Твои знания и магия в обмен на временное пристанище. И, что самое чудесное, тебе даже не придется ничего красть! Продукты за мой счет.

Предложение звучало сомнительно, но выгода — многообещающе. Ладони вспотели от одной лишь мысли, что на свете вновь появится кто-то, на кого я могла бы положиться, как на Рэйчел в свое время. Я встряхнула головой и отрезвела: участи, к которой ее привела близость со мной, никто не заслуживал. Особенно Коул.

Языки пламени уничтожают, уничтожают, уничтожают.

— Ты всего лишь человек, Коул, — мягко прошептала я. — Весьма необычный человек, отрицать не стану, но ты даже понятия не имеешь, в какие неприятности я могу тебя втянуть. Ты ведь не знаешь всей истории и уж тем более не знаешь, смогу ли я помочь тебе. Я не самая выдающаяся ведьма, детектив, и вообще-то я направлялась в Сиэтл, так что нам не по пути и…

Стараясь не поднимать глаза на Коула, я быстро перехватила лямку своего рюкзака и потянулась под стол за скрипкой, чтобы сбежать, но молния на рюкзаке предательски затрещала. Из него посыпалось содержимое, завалив проход между столиками. Гастингс вздрогнул и наклонился за разлетевшимися картами Таро, выпавшими из шкатулки вместе со склянками и бельем.

— Я сама! — остановила я его, когда Коул поднес к лицу одну из позолоченных карт, вглядываясь в изображения веселого юнца, скачущего по холмам с узелком наперевес.

— Что это? — поинтересовался Коул, не выпуская карту.

Я обреченно выдохнула.

— Эта карта Дурака. Ее еще называют Шутом. Как видишь, карты никогда не ошибаются, — язвительно подметила я, и когда Коул повернул ко мне другую поднятую карту, то только подтвердил мои слова: — А это Верховная Жрица. Олицетворение тайн и ворожбы.

— Поразительно, — восхитился Коул, хотя о его восторге я лишь догадывалась, ведь он всегда говорил с одной интонацией, а выражение лица у него менялось только в моменты смущения. — А если я спрошу у них о твоем преследователе?

— Не смей!

Но Коул уже поднял следующую карту, и внутренности у меня скрутило.

— Можешь не объяснять, — тихо сказал Коул, садясь за стол с тремя картами, зажатыми между пальцев. — Я и сам вижу. Это дьявол.

Чудовище, чьи рога вились так высоко вверх, что почти выходили за край рисунка. На фоне скалящегося дьявола вопили белые фигуры в цепях, преклоняя колени, — низвергнутые души, навсегда заточенные в его власти. Ни одна карта не описала бы натуру Джулиана лучше, чем эта.

Воспользовавшись моим замешательством, Коул наклонился и собрал все мои вещи, а затем разложил их перед собой. Убедившись, что под столом не затерялась ни одна хитрая карта, он завороженно перетасовал их, оставив уже выбранные три лежать рубашками кверху.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась я, на что Коул перемешал колоду еще раз.

— Не знаю. Наверно, пытаюсь уговорить тебя.

Он остановился, взвешивая колоду Таро на ладони, и посмотрел куда-то мне в лоб, очевидно, чтобы изобразить зрительный контакт, который из-за синдрома Аспергера был для него ужасно сложным.

— Что будет, если ты поедешь в Сиэтл, как и планировала? — вдруг озвучил он и снял верхнюю карту, кладя ее рядом с моим барахлом.

Таро издавна служило развлечением даже для самых маленьких ведьм, потому что, податливые и честные, карты отвечали практически всем, кто взывал к их благосклонности. Коул же не воспринимал карты всерьез, поэтому даже не подозревал, что играл с магией, которая ластилась к его рукам, как котенок. И отвечала она ему предельно честно.

— Это… Башня? Что она означает?

Ничего хорошего.

Воздух затвердел в легких, и меня пригвоздило к стулу. Я молча уставилась на карты, переливающиеся в мягком свете ламп. Каменную башню на рисунке пожирало пламя: спасаясь и погибая, из нее сыпались, как опадающие листья, люди. Страх, отчаяние и разрушение.

— Это означает, что все будет, как я и задумывала, — невозмутимо солгала я, как делала уже много лет.

Коул подозрительно нахмурился, но придираться не стал и перевернул следующую карту.

— А если ты отправишься со мной в Бёрлингтон?

Юная дева в белоснежном одеянии, цепляющаяся за гриву льва, чья пасть была раскрыта в предостерегающем рыке, направленном против врагов. Прильнув к коленям девы, он служил ей, покладистый и верный.

— Это Сила.

— Хорошая карта?

— Очень.

— Тогда выбор очевиден. Сила точно выглядит привлекательнее, чем руины, — вынес свой вердикт Коул, с сомнением покосившись на отложенную карту Башни.

Я скрестила руки на груди, показывая свое недоверие.

— Это ничего не значит, мистер-Дельфийский-оракул. Ты ведь до этого дня наверняка считал, что Таро — просто еще одно неплохое имя для кота.

— Твоя правда, — смирился Коул и отодвинул колоду, интересуясь, что еще успело вывалиться из моего рюкзака. — А что насчет этих штук?

У Гастингса были тонкие пальцы, длиннее моих, наверное, раза в два, и потому он дотянулся до мешочка с рунами быстрее, чем я до его наглой физиономии.

— А ну лапы прочь! Это уж точно не для твоих ребяческих шалостей, — рявкнула я, шлепнув его по ладони, и Коул отпрянул, отреагировав на касание так же остро, как на удар током. — Сам за свое карманное зеркальце ткнул меня в землю лицом, а по чужой сумке бессовестно рыскать — это пожалуйста!

Не найдя, что противопоставить моему замечанию, Коул виновато потупился и выпустил мешочек из рук. Руны высыпались и застучали по поверхности стола. Я хлопнула себя ладонью по лицу.

— Просто. Ничего. Не трогай! Хватит!

— Они что, вырезаны из кости? — все же не сдержался он, взяв один кубик и водя пальцами по граням.

От злости у меня свело скулы.

— Да, из человеческой, и ты очень близок к тому, чтобы я и из тебя сделала себе какую-нибудь увеселительную финтифлюшку!

Коул скептично нахмурился, не отвлекаясь от кубика с руной Перт, а я бросила беглый взгляд на остальные, прежде чем смести их в горстку, но моя рука замерла над рунами, что сложились в тесный ряд.

«Бёрлингтон».

— Извини, я иногда слишком увлекаюсь. Я сейчас все соберу…

— Оставь! Подожди…

Беркано. Соуло. Почему? Куда делся предреченный «Сиэтл»?!

Я загребла все руны в ладони и, встряхнув, бросила.

Беркано. Соуло.

«Бёрлингтон».

— Да вы издеваетесь, — заныла я.

«Никогда не выбирай место самостоятельно, поняла? Поклянись, что и шага без них не сделаешь, Одри».

Клянусь, чтоб его!

Зажмурившись на пару мгновений, чтобы собраться с мыслями перед признанием победы Коула, я наконец выдохнула и быстро вернула руны в мешок. Мне потребовалось несколько минут, чтобы перебороть гордость и сказать:

— Так и быть. Я поеду с тобой в Бёрлингтон. — И, не давая Коулу вставить ни слова, выставила перед ним указательный палец: — Но я не стану обещать, что не уеду оттуда тогда, когда сочту нужным. Понятно? Никаких договоренностей.

— Никаких договоренностей, — эхом отозвался Коул. — Может, еще картошки закажем? Ты съела мою.

Резкая смена темы ввела меня в ступор.

— Новую порцию картошки еще полгода готовить будут, — проворчала я. — Ладно, закажем картошку с собой, так и быть.

Я сложила все свои вещи в рюкзак, быстро перебирая руками, чтобы Коул не успел заметить в кипе барахла мой выпавший бюстгальтер, и подняла скрипку.

— А это правда, что ведьмы живут пятьсот лет? — вдруг спросил Коул.

Я высунула язык, запихивая в карман рюкзака свою атласную кофточку.

— Нет. Мы долгожители, а не бессмертные. Лет двести пятьдесят или триста… Кому как повезет. Может, погнали уже, а? Или тебе прямо тут справочник по ведьмовскому житью накатать?

Мы поднялись, направляясь к стойке выдачи заказов навынос. Тучи снаружи сгущались, нагнетая мрак внутри ресторанчика, и я поспешила запахнуть пальто, чтобы не разболеться снова. Одну простуду я и так с трудом пережила.

Сложив в бумажный пакет две порции жареной картошки, Коул придержал для меня дверь, пропуская вперед. В усиливающемся ветре мы добежали до джипа, и я забросила на задние сиденья свой багаж, метя, чтобы попасть в дремлющего кота.

Протяжно мяукнув, Штрудель умастился на моем футляре, который тут же порыжел и сделался меховым, как и весь салон автомобиля.

— Сядешь к Штруди или ко мне?

— Однозначно к тебе.

Я устроилась на переднем сиденье и скукожилась в кресле, как изюм, пытаясь занять удобное положение и немного расслабиться. Путешествовать с кем-то было мне в диковинку.

Коул завел мотор. Перестав щепетильно вылизываться, кот спрыгнул с моей скрипки и перебрался к нам. Жирок под персиковой шерстью колыхался, и пухлые бока едва не застряли между сиденьями.

— Что происходит? — сглотнула я, когда Штрудель, размяв лапы на коленях Коула, остался чем-то недоволен и навострился перейти ко мне. — Ну уж нет…

— Погляди, Штрудель пошел на мировую! — умилился Коул. — Что такое? Разве ведьмы не обожают кошек?

— Это стереотип, — мрачно сказала я, стараясь не притрагиваться к вибрирующему клубку весом в шесть фунтов, который улегся мне на колени.

Штрудель зевнул, и на меня сонно уставились два глаза-цитрина, чуть ярче и желтее, чем глаза Коула. Убедившись, что кот действительно ластится, а не собирается взять надо мной реванш, я легонько потрепала его по холке. Хвост возмущенно вильнул, ударив меня по носу.

— Вздремни, — посоветовал мне Коул, включая дворники. — До Бёрлингтона сутки пути. Только сначала…

— Что?

Коул замялся, и я невольно напряглась.

— Скажи, как тебя зовут на самом деле?

Я — лгунья, и это норма для тех, кто вынужден скрываться и выживать. Но, глядя Коулу в глаза, пускай он тут же и отводил их, я внезапно поняла, что устала от беспрерывной лжи. И впервые за много лет я услышала, как непривычно, приятно и волнующе звучит мое собственное имя:

— Одри Дефо.

Уголки губ Коула дрогнули, и он смел мои удостоверения, забранные из участка в Новом Орлеане и лежащие на бардачке, в бумажный пакет. Неожиданно для себя я не стала препятствовать.

— А я Коул Гастингс. Приятно познакомиться. Там, куда мы едем, врать и прятаться тебе не придется. Поездка в Бёрлингтон станет лучшим твоим решением, вот увидишь!

Это прозвучало не так искренне, как Коул пытался. Я усмехнулась, заметив красные пятна, которыми он покрылся. Судя по ним и тому, как Коул, нервничая, едва не выдернул с корнем рычаг передач, заводить новых друзей ему доводилось не часто. Джип помчался по шоссе так быстро, будто из тайского ресторана за нами гнался сам Будда.

Впрочем, лучше бы это и впрямь был Будда.