Простая История. Том 4

Амрита Альгома, 2003

В мире Джефа существует только ответственность. Там нет радости или веселья, нет спокойствия и любви – есть только ДОЛГ.Но ему встречается Николь, которой угрожает смерть. И вся полнота выполненного долга не может ее спасти. Лишь любовь и доверие. Нужно только поверить…

28

Когда Стив очнулся, обжигаемый резкими вспышками боли, его перекладывали на носилки. Он почти ничего не видел, может просто потому, что забыл открыть глаза. Это было так странно: вырваться из безвременья и ощутить себя в бушующем мире, время которого не останавливалось. Слышен был скрип, пахло горячим железом, краской и гарью, как от сгоревшей резины и эти запахи перебивали чистый запах прошедшего ночью дождя. Запахи дополняли шумы улицы: гудели машины, шелестели колёса, где-то играла музыка, кто-то кричал, отдалённо, едва слышно, говорили люди, сливаясь голосами в гул, и Стиву показалось, что вокруг стоит толпа, наблюдающая за ним. Крики и шум перебил на миг звук взлетающего самолёта и неподалёку стал разборчивым чей-то вопль:

— Скорее, самолёт горит! — Это издали, встревоженно-громко.

— Ну, давай, парень, давай, — ритмично пыхтел кто-то рядом.

— Мы его теряем! — Это не паника, а так, констатация факта.

— Самостоятельная сердечная деятельность отсутствует.

— Руки — резкий окрик.

— Разряд! — Спокойно.

— Да не могу скорее, не режется, придётся давить сильнее, он же тогда умрёт, — отвечал кто-то издали, более спокойно.

— Фибрилляция? — Сказали над Стивом.

— Полная остановка.

— А тот вон и так умрет, кровь на губах пузырится, он и дышать-то уже не может, — сказал звенящим шёпотом чей-то голос в сторонке.

— Руки!

— Ещё разряд! — Через миг рядом громко перевели дыхание.

Стив захотел открыть глаза, потому, что подумал, что надо оглядеться, чтобы оценить их положение. Но почему-то они не открылись.

— Ну, взяли! — Скомандовал кто-то над ним. — Раз, два, три!

Затем последовал провал, во время которого Стив не слышал ничего. Потом звуки вернулись снова.

Спокойные голоса где-то рядом.

Стив открыл, наконец, глаза. Работали две команды: врачи и спасатели.

Жёлтые костюмы отсвечивали на солнце, а, может, они сами были как горящие свечи и поэтому приходилось щуриться.

— Есть реакция на свет?

Его носилки стояли рядом с другими носилками, и он пытался повернуть голову, не сомневаясь, что рядом Джеф — это были его блестящие туфли. Одна штанина джинсов была порвана и в прореху выглядывало что-то розоватое, светлое. Потом ничего не стало видно, потому что его укрыли тёмно-синим пледом.

— Нет реакции. Несём!

Джеф словно шевельнулся, но когда от него отодвинулся врач, Стив понял, что его просто немного встряхнули. Лицо Джефа, уже освобождённое от кровавой корки, было повернуто к нему, и Стив со страхом отметил судорожные дрожательные движения глазных яблок.

— Есть нистагм, — сказал знакомый голос над ним. — Сколько он весит?

— На сто шестьдесят вводи.

— Ничего, — отозвался издали, пыхтя, первый. — Раз до сих пор не помер, значит, живучий парень. Видно, есть ради чего жить.

— Родным надо сообщить, — сказали над носилками.

Над Стивом наклонилась огромная голова и он почувствовал, как его поднимают.

— Сейчас сообщим, у него мобильник в кармане.

— О! Разрезал! Ну, лётчика нам не спасти.

— Давай бегом, а то вы тут с ним сами поджаритесь. — Стива тряхнули, и он снова потерял сознание.

Во время второго озарения он увидел рядом Джефа, лежащего на носилках.

Потом Стив почувствовал, как резко встряхивает движение его носилки, когда его помещали в машину. Вскоре ощущалась скорость — они ехали и звук сирены сверлил мозг. Хотелось, чтобы прекратилась, наконец, тряска и нестерпимый звук. Стив попытался поднять руки, чтобы заткнуть уши, и не смог, облившись колючим жаром.

И наступила долгожданная тишина.

Когда глаза опять открылись, и он пришёл в себя — это был уже госпиталь, судя по запахам. Вокруг слаженно суетились люди и было почему-то жарко. Пот заливал глаза, и Стив хотел вытереться, но его тут же крепко схватили за руку и к нему наклонился кто-то из врачей, колдующих над Джефом.

— Пожалуйста, не шевелитесь, мы уже в госпитале, сейчас вам помогут, подождите немного. Я не могу пока уделить вам время, я нужен вашему другу. — И тут же отстранившись от Стива он махнул рукой и сказал: — всё, везите скорее!

Стив хотел спросить что-то: то ли что случилось, то ли будет ли жив Джеф, но пока собирался, врач куда-то исчез и в нос ударил резковатый запах, дурманя. Вокруг всё погрузилось в тьму.

Ещё через двадцать одну минуту по телефону связались с Николь.

Марина постукивала кончиком карандаша по крышке стола. Следила глазами за ходящим из конца в конец комнаты Томом.

Он всегда легче думал вслух: взвешивал свои планы, высказывая их Марине и следил за её реакцией. Но она последнее время никак не слушала спокойно. Всё отвешивала и отвешивала ему свои скептичные шпильки. Сейчас Марина смотрела на него и всё время переводила разговор на Джефа и Ники, явно пытаясь прозондировать его решение по этому поводу.

Марина же только поморщилась после очередного вопроса, что это её так заботит, если вокруг есть масса более важных проблем. Нашла себе важную вещь — ахать, как же выдать замуж дочь! Интересно до чего ещё можно договориться? Эти споры с Томом в ожидании Джефа были по её мнению сейчас неуместны. Она попыталась избавиться от недовольства собой, поскольку сама поддерживала эти споры. Но и не отвечать тоже не могла.

— Боюсь, что со своей решительностью Ники может очень легко организовать выполнение своего желания: брак — это не проблема, в некоторых местах сильно снижены всевозможные ограничения. Ты ведь знаешь нашу дочь — она выйдет замуж, когда захочет и за кого захочет, — сказала она.

Том вздохнул: Мери начала атаку. Это ужасно. После вчерашнего бойкота она теперь взялась конопатить ему на мозги. Он передёрнул плечами, не отвечая.

— Ты знаешь о том, что наша дочь уже несколько раз серьезно напивалась?

— Откуда ты это знаешь?

— Мне сказал Джеф.

— Я смотрю, у вас с Джефом свои секреты.

Марина присмотрелась к мужу. Какой-то он странный, зашёл вечером хихикая, о чём говорил с Джефом у ворот, не сказал. Сегодня с утра сам подкинул Николь к школе, усадив в свою машину и Марину. Странно, Том никогда так не делал, и Марина всё больше и больше тревожилась. Её семейная жизнь приучила её не доверять решениям Тома, если он их не доводил до её сведения заранее. А может, она просто боялась неизвестности.

Она спросила:

— Ну скажи мне, что в Джефе такого, что тебе не нравится?

— Его член. Я растил Николь не для того, чтобы…

Ну конечно, он просто не может без подобных выражений!

— Том, пожалуйста! — Взмолилась Марина. — Ты что, готовишь её в монахини?

— Боже упаси. У меня единственная дочь! Кто будет пестовать мою старость?

Она не могла понять, шутит он или сердится. Больше было похоже на шутку. Но она ответила на всякий случай недовольно:

— Твой обслуживающий тебя персонал, которому ты заплатишь.

— Персонал не родит мне внуков.

— Послушай себя! Ты сам себе противоречишь! Мечтаешь о внуках, но не желаешь никакого… для Николь, — не сдержавшись, засмеялась Марина.

— Тебе смешно. А мне грустно, — это у Тома вышло совсем жалобно, и Марина невольно ему посочувствовала. — Я ещё в первую ночь, когда он её привёз, на своём паршиво-ярком"бьюике"понял, что он на неё имеет виды. Он её уговорит, подумал я тогда, она ему отдастся, и я ничего сделать не смогу. Думаю, что Ники просто повезло, что Джеф оказался более или менее порядочным и не до конца нищим.

— Не ей повезло, а она такого выбрала. Неужели ты полагал, что твоя дочь купится на дерьмо?

— Да нет. Но только так жалко её отдавать. И вдруг он ей надоест? Может, подождать?

— Когда надоест? Если это произойдет лет через десять?

Том вздохнул.

— Странные какие-то у нас разговоры сегодня.

Марина снова оглядела его унылое лицо. Вспомнила, с каким выражением Джеф попросил её позволения прийти для разговора. Она попыталась утешить Тома:

— Она закончит школу, поступит в колледж. Я думаю, Джеф скоро сделает ей предложение.

— Думаю, он нам скоро сделает предложение, — раздражённо перебил Том. — Не сомневайся, ей он предложение сделал давно. Разве ты не видела, что носит на пальцах наша дочь?

— А что? — Удивилась Марина.

Неужели она что-то пропустила? Надо будет спросить у Ники.

— Бриллианты. Такого кольца у Элен не было, можешь мне поверить. И она ходит в этом в школу! Да она уже больше двух месяцев носит это кольцо. Меня за эти штучки, кстати, пилила ваша хвалёная Джонс. Да что там говорить. — Том махнул рукой и, поморщившись от раздавшегося звонка, снял трубку. И тут же сунул Марине, шепча: — Твоя очередь отдуваться!

Марина взяла телефон, удивляясь, что он обратил внимание на руки Николь.

Если он имеет в виду кольцо, которое ей подарил Джеф, так это было ещё осенью. Может, он подарил что-то ещё, а она не заметила?

— С кем я говорю? — Услышала она твёрдое.

— Миссис Гордон, — стараясь говорить, как можно увереннее произнесла Марина, натягивая улыбку.

Она неизменно терялась от одного взгляда классной дамы Николь, а уж от звука её голоса Марине хотелось быстренько спрятаться, чтобы она её не заметила. Если бы это было можно.

— О, здравствуйте, миссис Гордон. Я хотела сообщить вам, что была вынуждена отправить Николь со школьным шофёром. Ей позвонили по мобильному из госпиталя святой Елизаветы и сообщили, что Джеф Коган попал в автокатастрофу. Думается, что телефон в кармане школьницы — несколько рискованное решение родителей. Всё же примите мои искренние сожаления. До свиданья. — И Марина услышала гулкие гудки.

Наверное, у неё стало такое лицо, что Том перепугался. Она очнулась от тряски: Том дергал её за руку, повторяя:

— Что с Ники случилось, Мери?! Да не молчи же ты, что случилось с Ники? Она заболела? Она что-то сделала? Джонс опять с претензиями? Да что ты как столб, Мери! Марина!

— Джеф попал в автокатастрофу, — выдавила она, наконец непослушными губами. В голове у неё что-то звенело и щёки словно онемели. — Ники позвонили из госпиталя. Джонс отправила её к нему.

— Слава Богу! — Выдохнул Том, сразу отцепившись от неё. — Ты меня своим зелёным лицом совсем перепугала. Я уж думал — с Ники что.

— Я поеду к ней, — пропустив мимо ушей всё, что он сказал, заторопилась Марина.

Джеф попал в автокатастрофу! Перед глазами у неё стояли счастливые лица Ники и Джефа, когда они сидели вместе по-турецки на кровати в комнате Николь и ели блинчики. В голове билась одна мысль: только бы он был жив! Господи, только бы он был жив, иначе Ники этого не переживёт. Том ещё что-то говорил, но она не слышала его: искала сумочку, телефон, перчатки, ещё неизвестно что, сама не зная, что именно ищет.

Том снова встряхнул её.

— Мери! Да ты не слышишь меня, что ли? Возьми: — он протягивал ей свою чековую книжку. Может, надо будет заплатить. Где он: в муниципальном госпитале, наверное?

— Только бы он был жив! — Воскликнула Марина, не замечая, что плачет.

Том, поражённый, остановился.

— Да ты, никак, сама его любишь, — сказал он.

— Да, люблю, как зятя! Если с ним что случится, Ники этого не переживёт! — Крикнула она мужу. — Ты представить не можешь, что тогда с ней будет!

— Бедная Ники! — Насмешливо сказал Том.

— Господи, Боже мой, бедная моя девочка! Господи, бедная моя девочка! — Не слыша его, приговаривала Марина, снова пускаясь в какие-то поиски.

Том напряжённо смотрел на неё: как она, перепуганная, носится с места на место не в состоянии сосредоточиться. Он, размышляя, покусал усы. А вдруг и впрямь там с Джефом что серьёзное? Вот, приголубил взрослого мужика на свою голову — вся семья совсем взбесилась.

Махнул рукой, сгрёб Марину за талию.

— Успокойся. Мы поедем вместе. Джеф ваш — двужильный. Ничего с ним не случится. Уж если он из горящего самолёта вылез, то здесь-то с ним всё будет в порядке. — Марина притихла, пока он тащил её вниз по лестнице. Закинул на заднее сиденье в машине, не задумываясь, будет ли её укачивать. Сам сел спереди. Бросил, оглянувшись, — пристегнись. Где госпиталь-то? Марина! Тебе Джонс сказала или нет?

— Святая Елизавета, — прошептала Марина, приходя в себя.

— Слышал, приятель? — Спросил Том. Шофер кивнул, включая зажигание. — Тогда давай с ветерком. Если уж жена в такой панике, то представляю, как там Ники.

— Что-то случилось? — Осторожно полюбопытствовал шофер, быстро ныряя в дворовую арку напротив храма, чтобы объехать светофор и не терять время.

— Наш гонщик Коган угодил в аварию. Знаешь его? — Том искоса взглянул на шофера.

— Да, мистер Гордон, конечно, — ответил его воспитанный работник. — Только странно это: на таком тихоходном диване, как"бьюик"в аварию попасть.

— Да он уже невесть сколько на гоночной гоняет. Но машина тут не при чём. Говорят, на него сел самолёт, — пошутил Том, даже не предполагая, насколько он близок к истине.

Николь в женском туалете школы, цепляясь за кран, торопливо плескала воду в лицо. Пора было идти на урок. Но у неё просто ноги не шли. Вскоре после звонка Джефа на неё вдруг навалилась такая тяжесть и тоска, что стало трудно дышать. Захотелось быть с ним рядом. Он скоро приедет домой, а она должна будет ещё сидеть здесь целый урок. Стив его подбросит за час. Может, сбежать? Дома дожидаться легче. Как-то и неудобно уже. У неё в животе было настоящее восстание. Она даже не могла определить, что с ней такое: только что было же всё нормально? Она едва успела заскочить в туалет и её стошнило.

Вода помогла: её холод позволил поглубже вздохнуть. В голове шумело. Николь кое-как добрела до класса, забыв оторвать полотенце и хоть вытереть лицо от воды. Тамми шепнула ей:"Ники, ты что? Мокрая вся.", но тут вплыла классная и стало не до объяснений. Николь уткнулась в локоть, лежащий на парте. Придётся попытаться собраться, как выражается Джеф. Половину урока она старательно таращила глаза и старалась не опускать голову, чтобы хоть со стороны казалось, будто она слушает. Она и не подумала, что она может быть так бледна, что её поэтому и не спрашивают. Миссис Джонс, разглядывая открытый перед ней класс, решила, что у Николь Гордон, видимо, что-то болит.

Зазвонил телефон. Николь вытащила сотовый из кармана, но не рискнула взглянуть на экран. Интересно, кто это? Прямо на уроке, чёрт. И Джеф, и родители знают её расписание. Кроме того, Джеф только что звонил. Правда, нёс какую-то несусветицу. Он не стал бы звонить посреди урока. Если только не случилось что-то. Наверное, у неё было такое выражение лица, что миссис Джонс, чуть смягчив голос, казала:

— Выйди, Николь!

— Прошу прощения, — пробормотала Николь, стараясь побыстрее выдавиться в коридор.

— Простите, — услышала она незнакомый женский голос, — вас беспокоят из госпиталя святой Елизаветы. Я могу поговорить с вами о Джефе Когане?

— Я не понимаю, — растерянно сказала Николь.

— Я медсестра Дебора Вильсон. — Терпеливо объясняли ей. — К нам в реанимацию поступил мужчина в бессознательном состоянии. При нём были водительские права на имя Джефа Когана и телефон. Я просто нажала на повторение последнего звонка, чтобы связаться хоть с кем-то. Вы слушаете меня?

— Да. Да, — шептала Николь, силясь перевести для себя те незнакомые слова, которыми сыпала женщина где-то вдалеке и сползая по стене на пол: почему-то подгибались ноги.

— Вы могли бы сообщить его точный вес и есть ли у него аллергические реакции на лекарства, если вы знаете? Вы слышите меня? Может, вы подскажете с кем я ещё могу связаться?

Она ничего не понимала. Ищут Джефа? Нужен его вес? Джеф умер? По школе прокатился звонок, началась перемена. Дверь класса открылась и миссис Джонс, мгновенно оценив ситуацию, выхватила телефон из похолодевших пальцев Николь.

— С кем я говорю? — Строго произнесла она.

— Что с ним?! — Закричала Николь, бросаясь к ней.

Преподавательница, не прерывая разговора, властным жестом заставила её, дрожа, замереть на месте. Николь смотрела на неё, пытаясь осознать, о чём она говорит.

Наконец классная дама сложила телефон и отдала его ей.

— Джеф Коган попал в автокатастрофу неподалеку от аэропорта, — сказала она раздельно и чётко своим сухим скрипучим голосом, положив руку на плечо Николь. — Он в очень тяжёлом состоянии находится в реанимационном отделении госпиталя святой Елизаветы. Ему необходима кровь. Насколько я знаю, сегодня там, в десять часов упал самолёт. Пойдём Николь, я вызову тебе машину.

Николь последовала за ней, словно оглушённая. Она никак не могла понять: как же так? Он же сказал, что он едет домой? Как он там оказался, на вокзале!? Джеф попал в аварию, и он без сознания? Как такое может быть? Он же не лётчик? Как можно попасть в аварию на земле? Потом вдруг вспомнились в огнях реанимационных машин носилки, которые видели они с Джефом в новогоднюю ночь. И тут вспышкой её пронзила мысль. Он без сознания! Ему плохо! Боже, он попал под машину! Вот почему он так беспокоился: он чувствовал! И при чём тут самолёт? Внутри неё голос Джефа ясно-ясно сказал:"если вдруг какое случайное событие…". Ей стало так дурно от страха, что она бессильно прислонилась к стене, не в состоянии шагнуть. Миссис Джонс, не слыша, что Николь идёт следом за ней, приостановилась, оглядываясь. Окинула внимательным взглядом Николь, её синеватую бледность и сказала:

— Поторопись, Ники. Возможно, ты сейчас нужнее не здесь.

Николь услышав этот полуприказ-полусовет, встряхнулась, поспешила, кусая губы. Никому нет дела ни до её чувств, ни до её боли, никому нет дела до того, что случилось с Джефом, потому, что никто тут не может помочь. Джонс права, нельзя терять время, она нужна Джефу. Некому пожаловаться. Джеф без сознания! А у людей нет силы, чтобы принять её страх. Её отчаяние было так велико, что она даже не могла молиться, только шепча про себя:"Господи! только бы он был жив! Господи, только бы он был жив! Господи!"она не помнила, как её усадили в машину, она сидела, как на иголках, не видя ничего вокруг. Улицы такие длинные, машин так много, шофёр такой неторопливый. Боже! Помоги!

Она не помнила, как влетела в коридор госпиталя, как что-то долго и путанно объясняла у стройки медсестре-регистратору, как пробежала до двери в операционный блок. Бегущее нестерпимо время, которое она была вынуждена терять, чтобы добраться сюда, мгновенно остановилось. И остановилась Николь.

Она не смогла увидеть Джефа. Её к нему не пустили, потому, что он был на операции. К ней подошла медсестра, выслушала её сбивчивые вопросы, дала ей воды и всё объяснила. Что случилось, сколько времени примерно будет идти операция, сколько ему нужно крови. Сказала, что он в хорошем состоянии, потому, что клиническая смерть продолжалась не более сорока секунд, что фибрилляции не было, и что им повезло, потому, что они не успели выехать с территории аэропорта. Там постоянно дежурят реанимационные бригады. Остальное она не слышала, потому, что её охватило облегчение и всё вокруг стало спокойным, красивым, звеняще-тихим и синим. А потом оказалось всё нестерпимо вонючим, потому, что она уже сидела и перед носом у неё крутили флаконом.

Вскоре медсестра ушла, убедившись, что с ней всё в порядке и Николь осталась одна со своей болью и со своим страхом. Он был так велик, что её поглотила внешняя безучастность. Она не видела Марину, которая кинулась обнимать её, она не видела Тома, помаячившего тут же рядом. Она сидела, смотрела на двери и ждала: сестра обещала позвать её, если Джефу понадобится кровь.

Том помог Марине разыскать Николь и попытался узнать новости о Джефе, но ничего нового, кроме того, что сказала ему бесцветным голосом Николь, не выяснил. Николь, когда он к ней обращался, отвечала раздражённо, словно он отвлекал её от огромной задачи и Том почувствовал себя лишним здесь.

Николь была в отчаянии. В таком глубоком отчаянии, что он точно ничем ей помочь не мог. Такого лица он не видел у неё никогда. Впервые в его душе шевельнулось сомнение по поводу собственного отношения к связи Николь с Джефом.

Он оглядел Марину, нервно потирающую пальцы, Николь, ни на что не реагирующую. Он готов был разорваться. Чёртов Джеф! Всегда осла подкинет! Мало того, что он пол дня убил на его ожидание, так надо было ещё додуматься: разбиться на машине! И именно тогда, когда у него презентация. Завтра с утра он должен быть во всеоружии. Сегодня — последние штрихи, и в офисе без него никуда. И на тебе! Что за семейка: всё не вовремя. Николь всегда свинью неожиданно подкладывала, а теперь ещё и этот свалился на его голову.

Они, похоже, действительно нашли друг друга.

Том, злясь на себя от бессилия, набрал номер Майка. Должен же тут остаться хоть кто-то с мозгами, если он вынужден уйти.

Марина даже не заметила, как появился Майк. Просто почувствовала, как он обнял её. Потом подошёл к Николь. Она разговаривала с ним недолго, но гораздо дружелюбнее, чем с Томом. Может, просто потому, что Майк, остановившись возле неё, не заставлял её поднимать голову, отрывая взгляд от двери, а просто присел на корточки перед ней, глядя на неё снизу-вверх. Марина сидела в кресле у стены, дрожа от напряжения и наблюдала, как они иногда, по очереди вытирают друг другу глаза. Издали, ей показалось, что Николь стало легче после того, как пришёл Майк. До окончания операции Николь не находила себе места. Марина со страхом наблюдала её отрешённое хождение по коридору, когда она начала чувствовать такое напряжение, что не могла спокойно сидеть. Два часа. Три часа. Позвонил Том. Марина сказала ему, что ни каких перемен нет. Николь всё также ходила по коридору, не останавливаясь ни на секунду. И в глазах её всё время таился страх. Марине удалось унять ненадолго этот страх, когда она предложила помолиться. Николь покачала головой и ходить не перестала, но прислушивалась к тому, как читает вслух молитвы Марина и её губы беззвучно шевелились, повторяя за Мариной слова.

Николь была просто раздавлена случившимся. Вдруг вспомнилось, как когда-то давно, ещё до своего крещения Джеф сказал ей:"самое ужасное — это потерять жизнь. Нет ничего прекрасней и желанней жизни. Нет ничего хуже смерти. Не знаю, может, я не прав, но я так был воспитан. Думаю, это тоже мне досталось в наследство от бабушки. Может быть, это свойственно всем выходцам из России: какое-то язычески печальное отношение к смерти, не знаю. Смерть — это окончание всего. За ней ничего нет. Это полная разлука, полное прекращение общения, полное одиночество. Для меня всегда это имело самое серьёзное значение. Если предлагается жизнь за кого-то, то это обозначает, что жизнь менее важна, чем человек, за которого ты её отдаёшь. Знаешь, что меня потрясло, когда я читал"Историю одной души"? Что маленькая Тереза пожелала своей любимой маме, без которой не могла представить себе жизни, умереть. Сейчас я понимаю, что смерть — это просто переход, перемена места жительства, если хочешь, но мне так трудно принять, что смерти достойны те, кого любишь…".

Это воспоминание её перепугало. Она, как христианка, должна радоваться тому, что Джеф умрёт? О Боже! Боже! Господи! Она будет радоваться, она научится, честное слово. Она же научилась радоваться тому, что её мать теперь на небесах. Но не сейчас. Но только не о Джефе, пожалуйста, Боже мой, пожалуйста! У неё сейчас нет сил. Господи, хоть бы это случилось с ней! Насколько было бы легче.

Она меряла и меряла шагами коридор, сцепив пальцы в полном отчаянии.

Она шептала молитвы, то вслед за мамой, то одна, но так машинально, даже не слыша себя, что однажды, когда её окликнули, обратила внимание, что она читает"Радуйся", хотя только что начинала"Отче наш". А может, она дочитала его, просто временной кусок выпал у неё из памяти. Она не плакала, потому, что боялась плакать — а вдруг получится, что она его оплакивает?

Потом вышла медсестра и сказала, что кровь всё-таки нужна и Николь увели.

Её не было почти сорок минут. Вернулась, пошатываясь и вслед за ней сразу пошёл Майк. Николь села рядом с Мариной, наконец, обратив на неё внимание. Сказала, что крови у неё взяли всего пятьсот грамм и больше брать не захотели, объяснили, что есть ещё доноры и добавят кровезаменитель. Сказала, что всего крови надо примерно три литра. Сказала, что, оказывается, они с Джефом идеально сочетаются по крови. Сказала, что видела Джефа через стеклянную дверь и что можно подняться наверх, посмотреть ход операции.

Марина подумала, что раз кровь Ники подошла Джефу, может и её подойдёт, поскольку у неё тоже группа А. Когда вернулся Майк, чуть бледный, она спросила об этом сиделку. Пока она за заборами белых занавесок наблюдала, как переливается её кровь в пузатую бутыль, Майк с Николь ушли смотреть на операцию. Николь, едва увидела оттуда лицо Джефа, ахнула, стиснув зубы, непроизвольно зажимая себе рот, чтоб не закричать и цепляясь за Майка: она была не в силах устоять на ногах. Проходя мимо окна операционной, она видела лишь его профиль с левой стороны. Белый, заострившийся, но вид вполне терпимый. Здесь же, под беспощадной яркостью ламп, разглядывая его кровоподтеки на лице и раны на лбу, его волосы, справа слипшиеся от крови — это было видно под напяленным на него зелёным чепчиком, её охватил ужас.

Вскоре к ним поднялась Марина, хотя ей всё это сильно напоминало день смерти Элен. Она ничего не стала говорить об этой ассоциации Николь, думая про себя:"не накаркать бы". Старалась помедленнее молиться, проговаривая мысленно слова молитв, чтобы отвлечь себя от подобных мыслей. Так тягуче двигалось время! Звуки госпиталя вокруг них медленно таяли — вступало в силу обеденное время. Марине казалось — она никогда не закончится, эта операция. Здесь, наверху у толстых стекол полукруглого потолка операционной даже не было ни каких сидений: это место было предназначено только для наблюдения. Кроме них вокруг барьерчика, с интересом глядя вниз, стояло ещё несколько человек — может, просто любопытных, может студентов. Марина устала и посматривала на Николь с беспокойством: разве она выдержит такое? Когда она заметила, что врачи расходятся, поняла, что операция все-таки завершена и облегченно вздохнула. Взглянула на часы. Было начало седьмого. Операция длилась больше пяти часов. Что там с Джефом такое? Не останется ли он инвалидом?

Их нашла сиделка и сказала, что пациента переводят в реанимационную палату и туда допускаются только близкие родственники. Марина ответила, что ближе их у него никого нет. Майк добавил, что это его семья. Когда они сидели у кровати Джефа, наблюдая за действиями сиделки, пришёл врач.

— Состояние крайне тяжёлое, но операция пришла успешно. Над ним пришлось много поработать: сочетанная травма. Его счастье, что его быстро доставили в госпиталь. С такими повреждениями внутренних органов, он вряд ли протянул больше двадцати минут. Сломано пять ребер, переломы костей правой руки и правого бедра, всё со смещением, а, кроме того, он получил серьёзный удар током. Сейчас сложно говорить о его дальнейшем состоянии. Когда он придёт в себя, тогда можно будет делать прогнозы о последствиях.

Марина, торопливо пообещав Майку, что к ночи вернётся, уехала, сославшись на массу работы. Хоть что-то прояснилось, хотя не прояснилось ничего.