Альманах «Истоки». Выпуск 13

Коллектив авторов, 2021

Новый (13 выпуск) альманаха за 2020-2021 годы посвящён памяти замечательного человека, блестящего литератора и бессменного редактора альманаха «Истоки» Елены Николаевны Ерёминой. Многочисленные авторы «Истоков» – люди разных поколений попытались воссоздать её образ, здесь же опубликованы стихи Е. Н. В ярком и неожиданном эссе «Аллеи И. Бунина и дороги Ф. Достоевского», художник и поэт И. Егорова-Нерли, казалось бы, сближает невозможное. Иронична и оригинальна сказочная повесть «Кольцороза» английского классика У.М. Теккерея в пересказе Е. Славороссовой. Новые самобытные голоса современных московских поэтов впервые звучат со страниц «Истоков». Это широко известный поэт и издатель Е. Степанов, А. Ивонин, Л.Вязмитинова, Л. Берзина и др. В альманах прислал свои оригинальные короткие верлибры-зарисовки: поэт и художник Иван де Монбризон из Парижа. Интересно и многогранно эссе Н. Божор. Глубоко поэтичны притчи и сказки А. Серафимова, воссоздающие национальный характер. Незаживающая память о жестокой войне запечатлена в афганских рассказах А. Кебадзе. Завораживает московская поэма В. Пустовитовского. Читателя не оставит равнодушным отточенное мастерство великолепной новеллы В. Шубиной. Удивительно современны, с узнаваемыми деталями стихи нашего юбиляра из Санкт-Петербурга Ирэны Сергеевой. Гриновские традиции продолжает А. Хмелевский из Калуги.

Поэзия

Андрей Ивонин

Ивонин Андрей Владимирович родился в Москве 16 июня 1959 г.

Работает в московском театре «Эрмитаж» заведующим художественно-постановочной частью. Член Союза Театральных Деятелей РФ. Почетный работник культуры г. Москвы. Член секции поэзии Московского союза литераторов. Публикации в литературных журналах и альманахах: «Эрфольг», «Новая литература», «Зарубежные задворки», «Русский Глобус», «Наброски», «Многоточие», «Страна Озарение», «Времена года», «Рифмованный мир», «Союз писателей», «Литературная Евразия». Лауреат Большой Международной Литературной Премии «Серебряный стрелец» (2011 г.). Лауреат национальной литературной премии «Поэт года» (2016). Лауреат VII Международной поэтической премии «Образ» (2019). Автор сборников стихотворений «Слово», 2008, «Начало», 2015, «Повторенье пройденного», 2018, «Говори со мной, 2019.

Черновик

Утро, похожее на черновик:

слово, ещё одно слово, помарка.

Комната, лестница, улица, арка,

выход во двор, переулок, тупик.

Годы… зачёркнуто. Счастье… зачёркнуто.

Будто с ног на голову перевёрнута

жизнь. Холодок от реки.

Кухонных диспутов крестики-нолики,

чайник на шатком обшарпанном столике

пишутся с новой строки.

Где я? Забор в рыжеватой окалине.

Богом затерянный дом на окраине.

То ли Братеево, то ли Чертаново.

Всё переписано. Начато заново.

Вот так и бывает

Вот так и бывает: казалось, навечно замрёт

природа, и холодно станет от стыни внутри и снаружи.

И ломкий, колючий, с цветными прожилками лёд

покроет коростовой коркой окрестные лужи.

А где-то под снегом трава, ожидая команды «На старт!»,

для подвигов будущих силу таит в настоящем.

Вот тут-то, внезапно, как выстрел, случается март.

И губы немеют, и сердце колотится чаще.

И ты остановишься вдруг, удивлённо, почти не дыша.

И это бездонное небо тебя с головой накрывает.

И близкой становится чья-то чужая душа.

Вот так и бывает, поверьте, вот так и бывает.

«Воздух вдыхаешь жадно, не надеясь на зрение…»

Воздух вдыхаешь жадно, не надеясь на зрение.

Ветер трогает лоб, но не приводит в чувство.

Полдень рябит в глазах, свет чередуя с тенью.

Сердце наполовину полно, наполовину пусто.

Солнцем спрессованный снег, пока что имеет место.

Лежит, как старое платье, вышедшее из моды,

в глухих подворотнях. Машины, тормозящие резко,

обдают маслянистой жижей зазевавшихся пешеходов.

Чёрно-белая графика ранней весны. И влажен

асфальт. На окраине города, как на краю мироздания.

Так и идёшь, как будто пункт назначения уже вовсе не важен.

Так и живёшь на свете, не приходя в сознание.

«После долгой разлуки…»

после долгой разлуки

заново привыкать к твоему имени

доставать из глубин памяти

разноцветных рыб воспоминаний

как на тёмной лестнице

ногами нащупывая ступеньку за ступенькой

произносить давно забытые слова

узнавать друг друга

соприкасаясь взглядами

губами

кончиками пальцев

«Густое утро пробую на вкус…»

Густое утро пробую на вкус,

на звук и цвет, на ощупь и на запах.

Морозный воздух пахнет, как арбуз.

И будущность стоит на задних лапах

передо мной, и жарким языком

ладони лижет с радостью собачьей.

Мне слёзы застят свет, и в горле ком.

Но день пока не начался, а значит —

всё впереди ещё: и Божья благодать,

и горний путь, и этот мир пред нами,

что можно без конца перебирать

глазами, сердцем, пальцами, губами.

Август

Дело к осени. Август.

Мириадами глаз

Древнегреческий Аргус

Смотрит с неба на нас.

Этот месяц античный

Знает всё наперёд,

По бульварам столичным,

На пева я, идёт.

В колее подворотен

Катит дней колесо.

Словно воздух, бесплотен

И почти невесом

Самолётиком тает

В голубой синеве.

В косы ленту вплетает

Порыжелой листве.

Дням безветренным, летним,

Поубавив огня,

Поцелуем последним

Осеняет меня.

Воробьи

Воробьи возвращаются в город. Щебечут, галдят.

Во дворах мельтешат, копошатся у талых помоек.

Вот, один, как из старого фильма, заправский пират,

а другой, посмотри, с жёлтым клювом, особенно боек.

Среди медленных, важных, клюющих зерно голубей,

они словно шпана беспризорная из подворотни.

День встаёт над умытой дождями Москвой, и синей

бесконечное небо над Бибирево и Капотней.

Шумный город, как фокусник, прячет весну в рукаве.

Светит солнце вовсю, словно летом, уже без утайки.

И повсюду: на тёплом асфальте, пожухлой траве,

рассыпаются шустрой гурьбой воробьиные стайки.

Вон их сколько! Шумят, задираются, прут на рожон.

А недавно ещё пропадали, и где непонятно.

Наступает апрель. Начинается тёплый сезон.

Воробьи возвращаются в город. И это приятно.

«Когда-нибудь этот мир остановится…»

Когда-нибудь этот мир остановится

как старые карманные часы

чей механизм износился от времени

пружина ослабла

шестерёнки проржавели

и стёрлись до основания

а стрелки застыли

или бессильно повисли

на выцветшем циферблате

И некому

да и не у кого будет спросить

который час?

В музее

Метафора амфоры,

древнего быта осколки —

аллюзия времени.

Музейная пыль сродни

космической пыли.

Тени исчезнувших цивилизаций

взывают из темени

прошлого:

Стойте!

Мы тоже когда-то, как вы

любили, мечтали.

Мы были!

Воины и мореходы,

простые крестьяне, строители…

Мастер, корпевший над статуей,

как твоё имя?

Мира навеки ушедшего

безымянные жители

смотрят на нас с фаюмских портретов

глазами живыми.

Вечернее

Помедлив на последнем рубеже,

скупое солнце прячется за крыши.

О том, что дело к вечеру уже,

я промолчу, но ты меня услышишь.

Ты свет зажжёшь, и тьма сойдёт на нет.

Прикроешь в доме окна, чтобы тыщи

ночных гостей, стремящихся на свет,

не вторглись в наше скромное жилище,

в котором только двое: ты и я

живём, как две нахохленные птицы.

Зачитанную книгу Бытия

открыв на заключительной странице,

мы будем молча наблюдать в окно

на дольний мир от альфы до омеги,

как на плывущем к вечности, давно

от берега отчалившем ковчеге,

и плыть, и плыть сквозь заоконный мрак,

в холодное стекло уткнувшись лбами,

и чувствовать всё явственнее, как

ночная тень сгущается над нами.

«Вот тьма над чёрной бездною. Вот свет…»

Вот тьма над чёрной бездною. Вот свет.

Вот прошлого подробная канва.

Вот жизнь длинною в миллионы лет.

А вот небес холодных синева.

Вот перечень всех сущностей земных

от Homo sapiens до губок и амёб.

Вот мальчик, о созвездиях иных

мечтающий, читающий взахлёб

неписанную Книгу Бытия.

Вот мириады звёзд над головой.

Вот Космос. Вот Вселенная. Вот я,

шагающий по гулкой мостовой

внутри большого города, когда

встаёт вопрос, один средь прочих тем:

откуда мы, и движемся куда?

В какую даль стремимся и зачем?

Но сколько о подсказке ни проси

и ни бросай в ночное небо клич,

не хватит ни терпения, ни сил

рассудком Божий замысел постичь.

«Жизнь продолжается и в четырёх стенах…»

Жизнь продолжается и в четырёх стенах,

и в бессвязных обрывках тв-передач, и в горячечных снах;

в темноте душной палаты, в тусклом свечении утренних окон;

в слабом теле, дрожащем, как лист, сохраняющем боль и жар;

в голове, надувшейся, как воздушный шар;

в еле живой душе, внутри тебя свернувшейся в кокон.

Жизнь продолжается несмотря на кривой високосный год,

даже, если дела принимают такой оборот,

что уже нет сил от нелепых фантазий и чаяний лживых.

Но когда твой корабль получает опасный крен

и теряет мачты на фоне больничных стен,

и тогда ты живёшь, пока кровь пульсирует в жилах.

Жизнь продолжается, несмотря на то, что у страха глаза велики; с каждым новым вдохом, с понедельника, с чистой страницы, с новой строки;

как бесценный подарок, дорогая награда, как чудо.

А уставший за сутки санитар-сутенёр, заправляя пустую кровать,

говорит: вот тебе ещё несколько лет, будешь ли продлевать?

Отвечаю: чего бы это не стоило, обязательно буду.

Рисунок Светланы Ринго