Терадорн

Алли ЭйДжей, 2023

Четвёртая эпоха, 2989 год. Зелёным полушарием Терадорна правит Зарг. Его цель – расширить границы королевства Гайтигонт, поглотив деревни за Стеной, лишить крестьян свободы и вернуть далёкое Жёлтое полушарие, поросшее легендами. Белый мир против, как и Мрачная пустошь, правитель которой охотится за головой короля и Зелёным троном.Зная, что планета Земля погибла вследствие глобализации, королевская пророчица пытается спасти Терадорн. Она отправляет своего подопечного в путешествие, чтобы разыскать отмеченных Белым миром. Им суждено встать на защиту Зелёного полушария и помочь принцессе Мирре исполнить своё предназначение. Но Зарг решает казнить Мирру, которой предрекли свергнуть его с престола.Борьба за собственные интересы и цели неизбежна, но к «концу света» никто не готов. А тем временем в Белом мире рождается войско эфиол – предвестников глобальной войны.

Глава 3. ВОЛЧИЙ ДУХ

В деревушке Волчий Дух с раннего утра готовились к Ластусу, который справляли каждый год в середине осени. После него волчьи жители запасались на зиму мясом: они его коптили и прятали в погреба на случай нелёгкой зимы. Между ними и Солнечным Ликом находились фруктовые сады и огороды жителей солнечной деревни, и пастбища, близ ферм, принадлежащие Волчьему Духу, где они и выращивали скот на убой. Волчьи гонты были единственными поставщиками мяса на юго-востоке королевства. Они продавали его на рынках гайтовским поварам и крестьянам из разных деревень. А вот королевскую кухню их обязали обеспечивать задаром. Только по этой причине их особо не наказывали за охоту в запретных лесах.

Деревушка Волчий Дух была уютной, но не особо гостеприимной. Однако если незнакомец попадал в её края, без крыши над головой не оставался и не опасался за свою жизнь или кошелёк, как это случалось в Вечернем Тумане. Жители же Волчьего Духа не занимались воровством и всякого рода разбоями в пределах своей деревни. Они не зарились на чужие богатства, но за свои стояли горой. Когда случалось какому-нибудь постороннему гонту ограбить представителя этой деревни — негодовали все её жители и сообща помогали найти наглого вора.

Располагалась она, как и остальные деревни, у подножия Стены и тянулась до самой Границы, с которой её разделяло Странное поле. Это поле охранял туман по имени Диагот, что в переводе с волчьего наречия означает «чудной». Диагот был стар и туговат на ухо, вдобавок ко всему ещё и подслеповат. Его память давно подшучивала над ним, да так, что сам Чудной удивлялся, откуда же он помнит всё это, ведь это было так давно… да и было ли вообще?!

Диагот слыл добряком. Особую доброту он проявлял к детям, которые тайком покидали вечерами деревню и прибегали на Странное поле, чтобы поиграть в прятки. Диагот присоединялся к ним с большой охотой: то спрячет одного, укутав туманным облаком, то обнаружит другого, испарившись над ним. Под смех и крики, раззадоренные дети бегали за туманом, подпрыгивая и пытаясь схватить его за усы или бороду, когда он рисовал им своё лилейное лицо в воздухе, но ощутить его пальцами никому не удавалось, что приводило ребятню в ещё больший восторг. А когда все уставали, и до полуночи оставалось всего пару часов, дети рассаживались на Ватной опушке в ожидании очередного рассказа. Рассказчиком был, конечно же, Диагот. Он спускался к ним по воздуху, превращаясь в сутулого старика с длиннющей бородой и волосами, и садился на пригорке. Туман рассказывал им сказки и легенды, распуская во все стороны туманные щупальца и окутывая ими опушку. Добряку Диаготу каждый раз приходилось пугать малышей под конец историй: отправить детей по домам, даже в такую темень, было не так-то просто, если только не под страхом, что сейчас из земли вырастит огромный гнубулус и затопчет всех насмерть, или прилетят стигарии и утащат их в свои подводные норы. И каждый раз дети с визгом мчались домой под громкий смех тумана.

Но в эту ночь никто не собирался на Странное поле из-за Ластуса. Основным обычаем этого праздника было общее застолье и сожжение одежды, износившейся за год. Они не утруждали себя починкой нарядов, чтобы иметь с них прок ещё и в следующем году. Каждый год они шили новую одежду, отдавая предпочтение синему цвету. В тёплое время года многие волчьи жители ходили босиком, а когда наставали холода, кофтами и обувью им служила шерсть.

Женщины уделяли своему внешнему виду больше внимания. Они плели из остатков шерсти разные украшения и целыми группами ходили к заливу Радуга, где они собирали трисги. Девушки поделывали из этих разноцветных камней бусы и браслеты и вышивали ими свои кофты. Но один атрибут являлся обязательным — волчий клык на кожаном шнурке. Его носили почти все жители деревни. История этого талисмана имела глубокие корни. Получить его могли только в день совершеннолетия — в пятнадцатый год от рождения. Выделялись они ещё одной особенностью: у некоторых женщин на разных частях тела виднелись шрамы, у мужчин же они ясно вырисовывались на лице или шее.

— Пап, а когда мне будет пятнадцать, мне подарят талисман? — спросил мальчик, помогая отцу разгружать тележку с дровами.

— Тебе рано об этом думать, Вияс, — Марил потрепал густую шевелюру сына. — Тебе всего пять. Но! Ты уже должен знать одну вещь, — он сел на пенёк и усадил сына себе на колени. — Когда тебе исполнится пятнадцать, ты отправишься к горе Зелёное Небо. Там тебя встретят хранители Огненной Долины…

— Те самые?

— Тш-ш, не перебивай. Да, те самые. Так вот, они проверят тебя на силу, смекалку и чистоту души и только потом одарят талисманом и вторым именем.

— А ты ведь «Светлая Ночь»?

— Да, мой мальчик. Всё верно.

— А я… а я буду, — Вияс раскинул руки в стороны и выпятил живот, — «Самый Бесстрашный», или нет — «Бесстрашный Дух». Вот! Точно!

Он обнял смеющегося отца так крепко, что тому пришлось насильно ослабить хватку.

— Я думаю, ты скорее будешь «Железные Руки», — Марил хлопнул сына по пузу. — А теперь мне надо развести костёр и нагреть воды. Беги к колодцу, там начинаются поединки. Твоя сестра сегодня борется с Евдианом.

Вияс, ахнув, спрыгнул с отцовских колен и помчался по улице, пробегая мимо домов с кривыми синими окнами, словно наспех сколоченными.

На улицах было людно: кто свежевал скотину на задних дворах, кто катил бочонки с питьём куда-то по улице, кто украшал входные двери венками из синих цветов. А пожилые жители сидели на крылечках и с умилением наблюдали за происходящим, вспоминая свои юные годы.

Вияс всё бежал, пробиваясь сквозь шумные группы синих штанов и юбок. Наконец, он добежал до улицы Круглой. Она была центром деревни, к которой стекались все дороги Волчьего Духа. В центре Круглой улицы находился главный деревенский колодец. Вокруг него теснилась молодёжь. Одни кричали, выбрасывая руки вверх, другие громко свистели.

Эти поединки проводились на протяжении всей осени. Боролись представители противоположного пола до первой капли крови. Соглашаясь на бой, девушка давала понять, что рассматривает парня как потенциального мужа, и, если она проигрывала бой — выходила за него замуж. И поддавались девушки весьма часто: уж слишком симпатичны оказывались соперники; но бывало и так, что соглашаясь на бой, девушки старались выиграть его во что бы то ни стало, лишь бы избавиться от назойливого поклонника.

— Кто… кто побеждает? — крикнул Вияс, дёргая незнакомца за штаны.

— О, Вияс, дружище. Иди ко мне, — чьи-то крепкие руки подняли ребёнка.

Только усевшись на мужские плечи Вияс заметил, что это его сосед. Но Вияс забыл даже поздороваться. Он устремил взгляд в центр улицы, где на кинжалах боролась его старшая девятнадцатилетняя сестра. Невысокая и крепко сбитая, она с виду казалась грубоватой, но в её крупных скулах, маленьком рте и раскосых глазах было что-то манящее.

Садига увернулась от удара своего соперника и подставила ему подножку. Он брякнулся на землю под гул толпы и, еле успев перевернуться на спину, оказался сдавленным её крепкими ногами: Садига взгромоздилась на него, прижав к земле обнажёнными коленями и приставив к горлу кинжал. Мгновение, и на его шее показались капли крови. Евдиан был повержен! Толпа ликовала!

— Сади, ты так никогда не выйдешь замуж, — крикнул кто-то из парней.

— Это вызов? — Садига окинула толпу взглядом, желая разглядеть крикуна. — А, наглец?!

Раздался дружный хохот. Евдиан смирно лежал на земле, пока Садига наслаждалась своим очередным триумфом, демонстрируя поднятый вверх окровавленный кинжал. А напоследок Евдиан получил от соперницы ещё и крепкую пощёчину, засмотревшись на её подвижную от частого дыхания грудь. Садига встала под громкий смех толпы и отошла в сторону. Увидев в толпе Вияса, Садига отправила ему воздушный поцелуй.

— Садига, — Евдиан тяжело поднялся на ноги и протянул ей свой кинжал.

Садига приблизилась к нему. Она медленно взяла кинжал из рук Евдиана, не отводя взгляда от его потного лица, и выбросила руку вверх, издав звук, похожий на волчий вой. Толпа вторила. Это была очередная победа «Степной Волчицы», и никто из местных жителей уже не помнил, какая по счету.

У Границы стояли два путника. Один из них — пухлощёкий юноша в светло-серой рубашке, разорванной тут и там, и чёрных штанах, казавшихся на два размера больше из-за витиеватого покроя. Он почесал свою желтоватую голову и вытер рукавом пот с лица.

— Почти пришли. Мы у самой Границы, — он вытянул руку. — Вот за этой красной полосой начинается Странное поле.

— Тигал, я устал, — его щуплый спутник бросил вниз два шлема. Он сам рухнул на землю и распластался на ней.

— Ничего, Медот, успеешь отдохнуть, — ответил Тигал. — Мы в Духе и рану твою вылечим, и поедим, наконец.

Медот задрал ногу и посмотрел на свою перевязанную щиколотку и ободранные разноцветные брюки.

— А как ты вообще попал в отряд, я не видел тебя на Стене? — Медот аккуратно опустил ногу на землю.

— А меня там и не было. Меня освободили от службы, потому что я работал в библиотеке с документами.

— Тогда зачем тебя понесло за Ворота? — спросил Медот.

— Надо было кое-что туда перебросить, чтобы переписать и изучить, — ответил Тигал. — Я надеялся незаметно сбежать во время похода и вернуться, но не получилось. Я глупость сделал: сказал, что я сын повара и жил до военной службы при дворе. Так эти меченосцы всю дорогу к Долине меня вопросами доставали о всяких дворцовых скандалах. — Он фыркнул. — Как будто я их на бумагу записываю.

— А что именно переписать? — Медот с любопытством посмотрел на Тигала. — Какие-то документы?

— Амм… Не важно. Так, мелочи, — Тигал прикусил язык.

— Хм, — Медот покосился на Тигала, но вдруг почувствовал резкую боль в ноге. — Чёрт, болючие же укусы у этих хомок! — Он приподнялся на локтях и пошевелил раненной ногой. — Тигал, а что с шарами и шлемами делать? Я устал их в руках тащить.

— Никто в деревне не должен их видеть.

— Ты это уже говорил. Но куда их запихать?

— У тебя же остался походный мешок — спрячь их туда. Только шары укутай во что-нибудь, иначе засветятся. И давай, вставай, надо идти, — Тигал пошёл вперёд. — Только на Границу не наступи.

Медот поднялся на ноги и отвязал от кожаного пояса шнурок, удерживающий матерчатый мешок. Он развернул его, закинул в него шлемы и, забыв просьбу Тигала, швырнул туда и шары.

— Зря мы бросили доспехи. Можно было продать их по хорошей цене, — Медот, прихрамывая, побрёл за Тигалом. — Я уже о конях не говорю: мне на одного такого всю жизнь пахать придётся. Да и вообще: жалко их.

— Жалко, не жалко, но столько мяса хомок здорово отвлекло. Если бы мы не зарубили коней на ужин этим монстрикам, они бы нами закусили. А благодаря чему мы, по-твоему, выбрались? — Тигал остановился и уставился на Медота. — Ах, да, ты же в обмороке валялся, а потом не в себе от страха был, чтобы думать, как нам спастись. — Он вновь зашагал к Границе. — А за доспехами ещё на рассвете послали отряд.

— Так они бы спасли нас!

— Они бы нас убили, Медот.

— За что? — Медот остановился и выпучил глаза.

— За то, что мы слишком много видели, — Тигал подёргал рубашку пальцами, чтобы запустить под неё воздух: «Искупаться бы сейчас. И почему я так потею?! Он — вон какой сухой. Может действительно всё дело в лишнем весе?»

— Гонты знают, что происходит во время таких походов, — продолжил Тигал, — но доказать не могут: гайты следы быстро заметают. Да даже если докажут; ну поднимут бунт; ну потребуют справедливости, а их возьмут и в Пустошь упекут навечно, или казнят в Долине, бурых волков покормят.

— И что, пусть люди подыхают вот так вот? В лесах? — Медота испугала такая правда. — Как животные?

— Эх, Медот, долго тебе объяснять. Всё намного сложнее, чем кажется… Но потихоньку ты вникнешь, что к чему.

Тигал остановился у широкой красной полосы. Она казалась цельной только издалека, вблизи же походила на множество маленьких кочек. Эта полоса убегала в обе стороны, нигде не прерываясь. Тигал направился вправо, что-то выискивая, затем вернулся и пошёл в противоположную сторону.

— А, вот. Медот, иди за мной, — он аккуратно зашагал по камням, спрятанным среди странных кочек.

Медот устало последовал за ним. Тигал почти перешёл Границу, как заметил, что Медот идёт не по его следам и вот-вот наступит на красную возвышенность.

— Стой! — крикнул Тигал, но было уже поздно: Медот успел одну из них раздавить.

В мгновении ока кочки взмыли вверх, раскачиваясь на тонких стеблях и распушив свои красные лепестки, но с таким хоровым визгом, что Медот с криком шлёпнулся на землю:

— Что за чёрт?

— Это пищуньи, болван! Цветы такие. Говорил, не наступай на них.

— Пи… кто? — не успел спросить Медот, как вновь закричал, увидев десяток пищуний, вцепившихся зубами в его штанину. Они затрясли своими красными лепестками, намереваясь оторвать каждая по куску.

— Забыл сказать, они хищницы! — Тигал поспешил Медоту на выручку, осторожно прыгая по камням. Но осторожность не помогла — одна из пищуний впилась ему в икру.

Тигал завопил от боли и шлёпнул пищунью по лепесткам — та забултыхалась на своём стройном стебле, как хмельная. Но когда она пришла в себя и уставилась по сторонам в поисках нарушителя, Тигал успел оттащить Медота от визжащей Границы.

— Проклятье! Они сейчас разбудят всю приграничную зону, — забеспокоился Тигал.

— Что это за твари? — Медот ухватился за вырванный с корнем стебель и дёрнул так сильно, что тонкие зубы пищуньи остались на его штанине.

Пищунья уставилась на обидчика и раскрылась ещё шире. Медот заметил два изумрудных глаза на верхнем лепестке и большой рот посередине. Выпучив глаза, пищунья сжала полупустой рот и залилась синим цветом.

— Ой-ой-ой, — Тигал замер, — ты её разозлил.

Медот и рта раскрыть не успел, как посиневшая хранительница Границы схватила лениво пролетавшего мимо жука и жадно зачавкала. Пищунья быстро проглотила его, не отрывая взгляда от Медота, и с визгом кинулась на злоумышленника, пытаясь оставшимися зубами укусить куда придётся. Но Медот, с не менее пронзительным визгом, швырнул хищницу в сторону.

— Ну всё… — Тигал посмотрел на пищуний, будящих друг друга противным криком.

— Нам конец? — Медот уставился на Границу, красными волнами вздымающуюся в обе стороны. — Опять?

На Круглой улице, вокруг колодца накрывали на столы. Их как всегда поставили полукругом. Одни девушки расставляли тарелки, другие украшали столы и стулья свежими цветами. Ну а мужчины разделывали и варили мясо, и разливали хмельные напитки по кувшинам. И вся эта работа кипела под звуки пляшущих между столами музыкантов, играющих на буарах задорную мелодию.

Сквозь эту шумную толпу пробирался Тиазиф с посохом в руке. Могло показаться, что он разговаривает сам с собой, но спустя несколько секунд из-за его спины высунулся рыжий парнишка с тряпичной сумкой через плечо. Его короткие кривые ноги еле успевали за широким шагом Тиазифа.

— Негодник! Пропал почти на целый день, — ворчал поэт.

— Но так, это… слухи, гайт Тиазиф. А я вот говорю всем: «Неправда это», — оправдывался Пинч.

— Не всё то — слух, что ранит слух, — поэт развернулся на ходу и щёлкнул посохом своего писаря по лбу. — Дурень!

— Ай! — Пинч потёр лоб. — Так это правда? — испуганно спросил он.

— Молчать, желторотый! Твоё дело писать, а не говорить, — Тиазиф поспешил дальше, вежливо раскланиваясь в разные стороны. — Ты что-нибудь слышал о Сейте? — спросил он, здороваясь с кем-то в очередной раз.

— Нет, гайт Тиазиф, не слышал, — виновато ответил Пинч. — Наверно она ушла в пещеры.

— Ладно, пойдём, нужно найти старейшину деревни. Похоже, молва ещё не разнеслась по окрестностям, — Тиазиф недовольно закачал головой:

«Ох этот ум больной, ведомый страхами людскими,

Уж лучше б встретил бой лицом к лицу правитель наш.

Жестоко так решать одну проблему — умножать другие,

Судьба не дура! День придёт и всё равно, что должен дать — отдашь».

Пинч полез в сумку за пергаментом и углём.

— Оставь, Пинч, — буркнул Тиазиф, — сейчас не до того.

— Ага, ага, — Пинч захлопнул сумку и поспешил за поэтом.

Они дошли до конца Круглой улицы и скрылись за деревянными домами.

Тигал и Медот почти добрели до Волчьего Духа. Они остановились у узкой реки, медленно бегущей на запад.

— Повезло, что Диагот усыпил Границу, — Тигал обернулся и посмотрел на красную полосу, над которой всё ещё летал туман.

— Я думал, туманы только к ночи спускаются, — буркнул Медот.

— Это не про него. Обязанность Диагота — успокаивать Границу в любое время, когда прикажут; ну, и ещё Странное поле охранять. Только не рассказывай никому об этом, Медот, — попросил Тигал. — Если узнают, что он нам помог — его накажут.

— Накажут? — Медот хмыкнул. — Как можно наказать туман?

— А у них там, в Великом Расколе свой суд. Если король прикажет, ураган Бестий живо рассеет любой туман и даже ветер. Если конечно докажут, что те нарушили закон. Ну, — Тигал кивнул на дома. — Осталось перейти реку, и мы в деревне. Слышишь, музыка играет?

— Угу, — Медот равнодушно посмотрел вперёд. — Лучше бы я никогда не покидал Стену.

— Медот, то, что ты видел — самая малость. Наша планета полна чудес, на которые стоит посмотреть. Я вот мечтаю увидеть, что там, за морями.

— Я не понимаю, — Медот не слушал Тигала, — когда мы скакали туда, этой писклявой Границы не было.

— Мы по мосту её проехали, просто ты не заметил.

— Да, наверно, — Медот призадумался. — Слушай, Тигал, а там же и звери всякие шастают; и что, эти пищуньи всё время вопят?

— Нет, конечно. Они только на людей так реагируют.

— Ясно, — сказал Медот и окинул поле усталым взглядом. — А почему это поле называют «странным»? Вроде самое обычное.

— Потому что зелень тут по ночам диковинная вылезает, наши из неё лекарства всякие делают. Ещё вопросы? — спросил Тигал слегка раздражённо.

— Наши?! Да ты ведь — гайт.

— Это с чего ты взял?

— С твоей одежды.

— Да это я… стащил, чтобы из замка выбраться без приключений. Охрану обошёл, — Тигал помял рубашку пальцами. — А так, я родом из Лунного Света. У меня родители умерли, когда я был маленьким. За мной Сейта пришла и забрала с собой в замок. Там я и жил до сих пор, помощником библиотекаря.

— Ясно… — Медот вдруг помялся. — А я не умею читать.

— Как-нибудь научу; это не сложно, просто дорого. А теперь, надо перейти реку, — Тигал зашарил по карманам. — Детвора знает бесплатную переправу, но искать долго.

— Ладно, — Медот направился к реке, не услышав последние слова Тигала, а рисуя в своём воображении, как он будет учиться грамоте. Он подошёл к кромке реки и шагнул на булыжник, торчащий из воды.

Тигал нашёл, что искал. Он вытащил из кармана серебряную монету с круглым беломоритом посередине.

— А, вот. Не потерял, — обратился он к Медоту и только тогда заметил, что его уже нет рядом. — Медот, стой! — крикнул Тигал своему горе-спутнику, который намеревался сделать очередной шаг.

Медот не успел среагировать, как его накрыло волной и сбило с ног. Вода помусолила его в водовороте и выплюнула как мусор туда, откуда он ступил. Тигал замер с гитом в руке, глядя на ошеломлённого Медота.

— Медот, Вертушка не пропустит тебя, если не заплатишь, — снисходительно произнёс Тигал.

Медот выплюнул воду изо рта и закашлял.

— Кто? — пискнул он и посмотрел на речку — струи воды потянулись вверх и превратились в суровое женское лицо.

Волосы Вертушки водопадом струились с головы и убегали в разные стороны. Сдвинув брови и раздув прозрачные ноздри, она подалась вперёд. Вертушка забурлила и во все стороны погнала от себя волны, давая понять, что она не позволит им ступить на противоположный берег. Тигал поспешил кинуть ей монету. Вертушка живо вытянула водяную руку и поймала гит, после чего улыбнулась и, успокоив водную поверхность, слилась с потоком и поплыла дальше по течению.

Медот уставился на пухлощёкого всезнайку. Тигал стоял в ожидании его очередных расспросов, но заметил, что тот вперился взглядом ему за спину. Тигал замер. На его плечо легла чья-то тяжёлая рука. Тигал медленно обернулся — перед ним стоял высоченный мужчина; его лицо скрывал коричневый капюшон, а громадную фигуру — льняной плащ. Мужчина приподнял капюшон рукой, показав свои чёрные глаза и темнокожее лицо, в чертах которого было что-то хищное.

— О небеса, — прошептал Тигал, не веря собственным глазам.

— Тш, — черноглазый прижал широкий палец к губам.

Мужчина направился к реке. Он шагнул в воду, но она не намочила его обнажённые стопы — Вертушка быстро разбежалась в стороны, оголив своё дно. Шаг за шагом она прокладывала мужчине сухой путь. Он остановился на другом берегу реки, посмотрел на летящий в небо дым от костров, и зашагал к Волчьему Духу.

Тигал таращился ему вслед, прижав руки к груди.

— Тигал, кто это был? — Медот медленно встал на ноги.

— Пойдём, Медот. Быстрей, — Тигал побежал к булыжникам и, легко перепрыгивая с одного на другой, быстро оказался на противоположном берегу.

Медот последовал за ним, косо поглядывая на воду и опасаясь, что Вертушка вновь швырнёт его назад. «Да уж, за монетку даже реку можно купить», — с досадой подумал Медот. Ступив на противоположный берег, он подбежал к Тигалу и встал за его спиной, провожая взглядом исчезающий вдали коричневый плащ.

— Если сам Б… — Тигал не решился произнести вслух имя черноглазого мужчины, — решил появиться на люди…

— Сам?! Что значит?..

— Тш! Либо быть беде, либо — спасению, — Тигал схватил Медота за рукав и, потянув за собой, поспешил к Волчьему Духу.