Ольга

Алла Артемова, 2023

Неожиданно для себя Генрих оказывается втянутым в очень скверную историю – бывший полковой командир угрозами вынуждает Генриха помочь ему переправить с острова Крит в Германию украденные во время войны предметы искусства. Генрих, думая, что Ольгу выкрали и опасаясь за ее жизнь, вылетает на Крит, где получает огнестрельное ранение в грудь. Взволнованная Ольга старается разыскать Генриха, и через несколько дней оказывается, что он находится в частной клинике в очень тяжелом состоянии. Во время борьбы за жизнь и здоровье Генриха в душе Ольги начинают просыпаться теплые чувства к мужчине. Тем временем Григория Орлова, работающего журналистом в газете «Ленинградские новости», перевели в иностранный отдел и отправили в командировку в ГДР. Там, пытаясь узнать о судьбе Ольги, он посетил концлагерь «Равенсбрюк», и ему удалось раздобыть новые сведения о ее дальнейшей судьбе. Помогут ли сведения, полученные в концлагере от бывшей надзирательницы, найти Ольгу? Вернется ли Ольга на родину, увидят ли ее родные или проснувшиеся чувства к Генриху вынудят ее остаться в Швейцарии?

II

Протез выскользнул из рук Андрея Чернышова и с грохотом упал на пол. Андрей болезненно сморщил лицо и попытался здоровой ногой пододвинуть протез как можно ближе к кровати, чтобы поднять его самому, а не звать на помощь Петра Степановича. После трех попыток это ему удалось. Разве Андрей когда-нибудь думал, что такая несложная работа теперь, когда он стал инвалидом, будет отнимать у него столько сил и времени? Теперь надо изловчиться и без помощи Татьяны, которая всегда делала это аккуратно и точно, надеть самостоятельно протез. Андрей посмотрел на культю, местами припухшую и покрасневшую. От частой ходьбы в результате прямого давления протеза и многократно ритмически повторяющихся натяжений при поршневых движениях культи в гильзе происходило натирание культи, которая краснела и опухала, а иногда даже гноилась. Тогда Андрей несколько дней мог передвигаться только на костылях, чтобы дать возможность больной ноге зажить. Ежедневно он смазывал кожу культи раствором формалина и протирал одеколоном, разбавленным водой, а также делал массаж, разминая и поколачивая мышцы. Татьяна даже сшила ему специальный мешочек из теплой шерстяной ткани, который надевался на культю и позволял избегать соприкосновения с жесткими стенками аппарата. Но даже это не всегда помогало. Андрей неоднократно пытался самостоятельно подогнать протез, но с каждым разом сделать это было все сложнее, поскольку костный опил культи с годами видоизменялся.

— Андрей, ты готов? — заглянув в комнату, спросил Петр Степанович.

— Нет, — отозвался зять. — Но сейчас буду готов, только надену протез.

Петр Степанович вошел в комнату.

— Поторопись. В два часа дня в больнице начнется выписка. Времени у нас осталось в обрез. Давай я тебе помогу, — Петр Степанович наклонился. — Что это? Опять гноится культя. Зачем же ты пытаешься надеть на нее протез? Ведь надев его, ты от боли и шагу не сможешь ступить.

— Мне ли не знать, — упавшим голосом сказал Андрей.

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Петр Степанович, как вы не понимаете! Разве я могу поехать в роддом за Танюшей и нашей крошкой и предстать перед ними на костылях? Нет, я уж как-нибудь потерплю боль.

— Может, мне лучше поехать одному, а ты останешься дома и будешь встречать их здесь? — несмело высказал свою мысль Петр Степанович, но тут же пожалел.

Андрей энергично замахал на него руками и громким голосом закричал:

— Ни в коем случае! Чтобы я пропустил самое главное событие в своей жизни? Да никогда!

— Хорошо, хорошо… папаша, — произнес Петр Степанович, и его лицо расплылось в улыбке.

— А сами-то вы кто? Как ни верти, а уже дед? — отпарировал довольный Андрей.

Мужчины весело рассмеялись. Все началось восемь месяцев назад, когда однажды вечером за ужином Татьяна, смущаясь, объявила мужу и отцу, что ждет ребенка. С этого момента жизнь всей семьи резко изменилась. Они жили в ожидании большого и радостного события, и это ожидание заполнило их жизнь всю без остатка. Петр Степанович перестал засиживаться допоздна на работе и летел домой сломя голову. А вдруг Танюше потребуется его помощь? Теперь ей нельзя физически переутомляться, и кроме того, переживания и отрицательные эмоции также вредны для ее организма, поскольку беременность у нее первая, да и возраст солидный — тридцать восемь лет. Петр Степанович и Андрей пеклись о Татьяне, как о малом ребенке. Строго следили за тем, чтобы она вовремя и правильно питалась, принимала все необходимые витамины и как можно больше гуляла на свежем воздухе, особенно перед сном. Не привыкшая к подобному образу жизни, Татьяна пыталась втолковать мужу и отцу, что она не больна и не стоит так много уделять ей внимания, но это только злило мужчин, и они с еще большим рвением принимались за ней ухаживать. Постепенно Татьяна привыкла, и ей даже стала нравиться такая жизнь — жизнь избалованной и капризной девчонки, любое желание которой исполняется мгновенно. Последние месяцы беременности ее постоянно тянуло на сладкое. Татьяна не могла пройти мимо кондитерского магазина, чтобы не купить пирожное или сдобную булочку. С жадностью она съедала лакомство и при этом думала: «У меня будет обязательно дочка. Все девочки — сладкоежки, а мальчики любят солененькое, огурчики или селедочку».

Общие заботы о Татьяне сблизили ее мужа и отца, и они если не полюбили друг друга, то стали роднее. Вечером вся семья собиралась за ужином. Татьяна, Андрей и Петр Степанович обсуждали новости, делились впечатлениями, а иногда даже спорили, но споры эти были безобидные, например, как назвать будущего ребенка. У каждого члена семьи было свое любимое имя, которым он хотел назвать малыша. Естественное желание любого отца и матери, чтобы их ребенок был счастлив. И если, как утверждают астрологи, счастье напрямую зависит от имени, которое при рождении дадут ему родители, тогда нетрудно понять, какое волнение испытывали Татьяна, Андрей и Петр Степанович, решая, как назвать будущего ребенка. На свете существует много красивых и звучных имен. Но, как оказывается, важно выбрать именно то, которое поведет его по жизни к счастью и благополучию, минуя горе и боль разочарования.

Схватки у Татьяны начались в два часа ночи за неделю до назначенного срока. От боли у нее перехватило дыхание. И как только боль началась снова, она принялась засекать время между схватками. Когда они стали повторяться каждые десять минут, молодая женщина разбудила Андрея.

— Милый, началось, — слабым голосом сказала она, пытаясь не закричать от боли.

— Как, уже? Чем тебе помочь, Татьяна? Что делать? — растерянно спросил муж.

— Разбуди отца… Пусть он вызовет машину скорой помощи.

Петр Степанович моментально оделся, вызвал по телефону скорую помощь и, пока ждали машину, старался подбодрить дочь. Роды были тяжелые, сказался возраст Татьяны. Десять часов беспрестанные сильные боли изматывали молодую женщину. Ей казалось, они никогда не кончатся.

— О Боже, какая боль! — плакала Татьяна.

А потом… произошло чудо. Она услышала плач, и через минуту увидела, как врач поднял над ее головой ребенка.

— Посмотрите, какая у вас красивая дочь, — сказал он.

— Дочь!? У меня дочь! — прошептала Татьяна. — Доктор, у нее все в порядке?

— Да. У вас милый и здоровый ребенок.

Татьяна со слов других знала, что при рождении дети выглядели некрасивыми. У них красная кожица и они похожи на маленьких сморщенных обезьянок. Но ее крошка была прелестна. У нее были розовые пухлые щечки, а над ними выглядывали маленькие щелочки глаз. Малышка была похожа на Андрея — та же форма головы и тот же цвет волос. И Татьяна вдруг поняла, что безумно любит ребенка.

Андрей и Петр Степанович приехали в роддом в 13:30. Накануне вечером Андрей купил большой букет алых роз. Прохаживаясь по коридору, он от волнения то и дело прижимал его к груди, и Петр Степанович боялся, как бы букет в конце концов не стал похож на веник. Наконец двери распахнулись, и в приемное отделение вошла пожилая нянечка с ребенком на руках, закутанным в розовое одеяльце. Следом за ней шла Татьяна.

— Ну, кто здесь папаша? — звучным голосом спросила нянечка. — Принимай малышку, красавицу писаную…

Андрей, не решаясь приблизиться, робко топтался на месте, продолжая прижимать к груди розы.

— Цветы-то… жене отдай, — поучала нянечка, повидавшая немало конфузных историй за тридцать лет работы в данном заведении. — Вот пошли отцы… Ни черта не соображают… То ли от счастья у них мозги набекрень, то ли от природы они такие бестолковые.

Андрей подошел к жене, протянул ей цветы и нежно поцеловал в щеку.

— Спасибо, Татьяна… спасибо за дочь… — прошептал он, готовый тут же на глазах у всех разрыдаться от счастья.

— Андрей, посмотри, какая у нас Настюша красавица…

— Ты назвала нашу дочь Анастасией? — восторженно воскликнул муж.

Татьяна поняла, что Андрей доволен ею, и в ответ улыбнулась.

— Да. В честь твоей мамы.

— Настенька… — чуть слышно прошептал Андрей, принимая из рук нянечки ребенка. — Настенька… доченька…

«Надо же, — подумал Петр Степанович, — мы столько времени мучались, спорили и ругались, подбирая имя малышке. А имя-то у нее, оказывается, давно было… Анастасия!»

Домой они поехали на такси. Шофер, который их вез, молодой вихрастый парень, оказался на редкость словоохотливым и всю дорогу не закрывал рот. За время пути он рассказал с десяток забавных историй, связанных с детьми, — из своей жизни и из жизни родных и знакомых. Не дожидаясь, пока пассажиры отреагируют на его шутки, он первый начинал весело и заразительно над ними смеяться. Андрей с ребенком на руках и Татьяна сидели на заднем сиденье и не слушали болтовню шофера. Они были увлечены созерцанием своего крохотного чада, которое во сне корчило смешливые рожицы. Родители смотрели на дочку восторженными взглядами, прислушиваясь к ее ровному спокойному дыханию, и были самыми счастливыми на свете. Настюша была на редкость спокойным ребенком. Всю дорогу от больницы до дома она не издала ни единого звука. И даже дома малышка еще несколько часов спала, чем немало встревожила отца и деда, которые хотели услышать ее голос.

После рождения ребенка Татьяна еще больше похорошела. И хотя она несколько располнела и раздалась в груди и бедрах, это не бросалось в глаза так явно и тем более не вызывало ощущения расплывшегося во все стороны тела. Все было в меру. Зато на лице появилось выражение счастья и гордости, а в походке и манере говорить — уверенность в себе. Она безумно любила свою малышку. Временами ее даже охватывал страх — не дай бог с ней что-то случится. Она любила целовать мягкие волосы и щеки ребенка, держать на руках и убаюкивать, напевая детскую песенку. Но особенное наслаждение ей доставляло купать ребенка, а затем припудривать шелковистую нежную кожицу. И чем больше она смотрела на Настюшу, тем больше узнавала в ней черты мужа, который с недавних пор стал ей еще роднее и ближе. С рождением ребенка Андрей резко изменился, он точно стал совсем другим человеком. В его жизни появилось крохотное беззащитное существо, которое нуждалось в нем. И это было прекрасно. Собственная боль и часто злость на свою судьбу отошли на второй план.

«Счастье приходит так редко, — думал Андрей. — Мы порой ждем его всю свою жизнь. И когда оно приходит, то стоит того, чтобы ради него можно было многим поступиться. Дочь! У меня есть дочь! Теперь мне есть, ради чего жить».

Весь мир сконцентрировался для Андрея на жене и дочери. Он любил Татьяну, восхищался ее характером и упорством, с которым она боролась за их счастье, но никогда почему-то не мог до конца выразить глубину своих чувств. Но в ночь, когда она вернулась из роддома с малышкой, его словно прорвало. Он ласкал и целовал Татьяну, шептал ей нежные слова, которые раньше не приходили ему на ум, а сейчас им не было конца.

— Моя любимая, счастье мое… жизнь моя…

Татьяна чувствовала, как сильно бьется его сердце, и от восторга у нее кружилась голова. Супруги проговорили всю ночь, прерываясь лишь затем, чтобы, поддавшись страсти, слиться в поцелуе. Им казалось, что с рождением дочери их жизнь только начинается, и от них зависит, будет ли она счастливой. Просыпаясь утром, Андрей первым делом подходил к детской кроватке и подолгу любовался дочкой. Настюша большую половину суток спала, и ночью Татьяне даже приходилось будить ее, чтобы покормить. Малышка, не открывая глаз, недовольно корчила личико и нехотя принималась сосать грудь.

— Папа, ты когда-нибудь видел такого спокойного и ленивого ребенка, как твоя внучка? — разведя руки в стороны, спрашивала Татьяна. — Разве я такой была?

На что тот качал головой и с улыбкой отвечал:

— Нет, Танюша, ты была неспокойным и крикливым ребенком. Мы с твоей мамой первые четыре месяца почти все ночи не спали. Пели песенки и рассказывали сказки, чтобы успокоить тебя, но все было напрасно. И лишь когда мама давала тебе грудь, ты жадно хватала ее и, насытившись, засыпала. Нет, дочка, Настюша не в тебя. И слава Богу!

— Надо же, а я совсем ничего не помню, — Татьяна радостно смеялась.

Приходя домой с работы, Андрей посвящал все свое свободное время дочке. Он перестал брать работу на дом, что прежде случалось неоднократно, и по этой же причине отказывался в конце месяца работать по выходным. Ничто не должно было отвлекать его от Настюши. Не было дня, чтобы малышка не поражала родителей и деда. Когда ей было две недели, она впервые улыбнулась, а уже в месяц реагировала на звук погремушки и следила глазками за игрушечным зайцем, которым играл с ней Петр Степанович. А когда Андрей брал ее на руки, она хватала его своими ручонками за пальцы и точно взрослая крепко сжимала их.

На работе у Андрея не было ни минуты свободного времени. После долгих поисков и расчетов была разработана новая конструкция протеза голени, и теперь шли ее испытания. Работа эта доставляла особую радость Андрею. И хотя начальник отдела Крутов Владимир Сергеевич считал протез всего лишь сложной искусственной системой с несколькими степенями свободы, предназначенными для частичной замены функций движений конечностей, утраченных организмом, Андрей мечтал о таком протезе, который позволит ему навсегда забыть о своей инвалидности. Ходьба на протезе была недостаточно изучена, и поэтому Андрей, как никто другой в отделе, был неоценимым сотрудником, поскольку руководствовался в работе личным опытом. Он рассматривал протез не как механизм, а как нечто большее. Он говорил о нем, как о живом существе. Владимир Сергеевич, как начальник отдела, был поставлен в определенные рамки научной работы, предусмотренной планом всего учреждения в целом. План этот составлялся на несколько лет вперед. Однако это не мешало Крутову в свободное от работы время вместе с Андреем вести собственные поиски в области протезирования.

После смерти жены Крутов вторично не женился. Поэтому на первом месте в его жизни была работа. И на втором, и на третьем тоже. У него не было ни близких родственников, ни близких друзей, впрочем, он никогда от этого не страдал. Зато у него было много последователей в работе и учеников. Владимир Сергеевич жил своей замкнутой жизнью, и все свое свободное время проводил за чтением научных книг. Он не заострял особого внимания на таких мелочах, как стирка белья или приготовление пищи. Им он отводил минимум времени. И так из года в год. Он старался никогда не привязываться к людям, чтобы не испытывать разочарований, в случае если его надежды в отношении них не оправдаются. Но все резко изменилось с приходом в отдел Андрея Чернышова. Владимир Сергеевич сразу же оценил его, как человека способного, но слабохарактерного. Заключив себя в капсулу своей беды, Андрей перестал адекватно воспринимать внешний мир, который стал для него враждебным и чужим, так как люди, по его мнению, видели в нем только беспомощного калеку. Он был вспыльчив и легко раним, хотел добиться успеха, реализовать свои силы и желания, однако часто пасовал, сталкиваясь с трудностями. Глядя на Андрея, Владимир Сергеевич впервые в жизни испытал желание стать не только наставником в работе, но и в жизни. Он хотел помочь Чернышову посмотреть на себя со стороны, заставить оценить и осмыслить мотивы своего поведения. Это было трудной задачей, поскольку Крутов никогда этим не занимался, и кроме того, Андрей ко всему еще был и самолюбив. Сначала их объединяла только работа, но постепенно круг их общения стал расширяться. Андрей не заметил, как рассказал Владимиру Сергеевичу о себе, рассказал даже о тех поступках, которые считал постыдными. Крутов по достоинству оценил его откровенность. А вскоре Андрей познакомил Владимира Сергеевича с Татьяной и Петром Степановичем. Татьяна понравилась Крутову, а та, в свою очередь, увидела в нем союзника, способного помочь ей изменить Андрея в лучшую сторону. Но то, что с таким трудом удавалось Владимиру Сергеевичу и Татьяне в отношении Андрея, не составило особого труда для маленькой крошки Настюши. Только одним своим появлением на свет она перевернула всю душу Андрея.

— Владимир Сергеевич, вы даже не представляете себе, как Настюша похожа на меня, — как-то однажды с гордым видом похвастался Андрей.

Крутов улыбнулся и покачал головой.

— Нет-нет, правда… одно лицо, — Андрей закинул руки за голову и, поддавшись восторженному порыву, стал рассказывать, какая у него прелестная и умная дочь, с каким интересом она стремится познать окружающий ее мир.

При этом он без конца повторял, что она самая-самая… пытаясь таким образом выразить свою любовь и нежность к ребенку.

Слушая Андрея, Владимир Сергеевич в ответ кивал и улыбался. Но постепенно его мысли потекли совсем в другом направлении, перенося в прошлое, воспоминания о котором всегда больно отзывались в сердце.

«Интересно, а мой ребенок… — подумал Крутов, — на кого был бы он похож, если бы…»

В то летнее утро ничто не предвещало надвигающейся беды. Владимир Сергеевич под руку с женой вышел из дома и направился к автобусной остановке. Он спешил на работу, а она — в женскую консультацию. Проехав несколько остановок, Владимир Сергеевич вышел из автобуса и помахал жене рукой. Если бы он только знал, что видит ее последний раз.

В течение дня он несколько раз звонил домой, но к телефону никто не подходил. Это показалось ему странным. У жены был выходной, и кроме как к врачу, по ее словам, она не собиралась никуда заезжать. Домой Владимир Сергеевич вернулся в восемь часов вечера. Он прошел в комнату, затем на кухню, но везде было пусто и холодно. На столике около раковины стояли две чашки и тарелка, оставленные еще утром. Владимир Сергеевич вернулся в комнату и стал искать записку, которую, по его мнению, должна была оставить жена, в случае если бы решила куда-то уехать внезапно. Но записки не было. Больше того, все указывало на то, что, выйдя утром вместе с мужем, Людмила домой так и не вернулась. Владимир Сергеевич провел еще час в бездействии, взволнованно прохаживаясь по комнате, надеясь, что вдруг жена вот-вот вернется. Когда на часах было 21:10, он стал обзванивать всех знакомых, пытаясь выяснить что-либо о жене. Но никто не видел Людмилу в этот день. Совсем отчаявшись, Владимир Сергеевич позвонил в районную больницу. В справочном бюро ему сообщили, что утром к ним доставили молодую женщину, которую сбила машина. Никаких документов при женщине не было. Одета она была в темно-серое креповое платье с белым кружевным воротником. Владимир Сергеевич медленно опустил телефонную трубку на рычаг. Дальше все было как во сне. Он выскочил из дома и поймал такси. В больнице врач, который делал операцию Людмиле, на вопрос: «Будет ли она жить?», честно и откровенно признался: «Ее спасет только чудо». И Владимир Сергеевич ждал этого чуда. Всю ночь он провел в коридоре рядом с дверью в реанимационное отделение. Более страшной и жуткой ночи, чем та, он никогда в жизни не испытывал. А утром ему сообщили, что Людмила, не приходя в сознание, скончалась.

В свидетельстве о смерти была указана причина, в результате которой наступила смерть, а на словах патологоанатом, делавший вскрытие, сказал Владимиру Сергеевичу, что его жена была на втором месяце беременности. Он этого не знал. Возможно, этого не знала и Людмила, она лишь догадывалась, поэтому и решила посетить женскую консультацию. Несколько лет Владимир Сергеевич не мог прийти в себя. Ему часто снилась жена и неродившийся ребенок: то сын, то дочь. Это был сущий ад, через который он не пожелал бы пройти даже врагу.

А в 1943 году на фронте Крутов познакомился с Еленой Вешкиной, милой и интеллигентной молодой девушкой, которая была врачом в их медсанбате. Елене было двадцать семь лет. Перед самой войной она закончила медицинский институт. С виду хрупкая как ребенок, с короткой стрижкой, она с первого мгновения их знакомства стала проявлять к Владимиру Сергеевичу особый интерес. Елена любила поэзию и знала наизусть многих поэтов, о существовании которых Владимир Сергеевич даже не подозревал. Под любым предлогом она старалась остаться с Крутовым наедине. Он же не придавал этому никакого значения, хотя нет-нет, а ловил себя на мысли, что ее общество ему приятно. И кто знает, как бы дальше развивались их отношения, если бы Елена не погибла в канун нового 1944 года в результате воздушного налета неприятеля. Впоследствии ему часто не давала покоя одна мысль. Существует ли какое-нибудь средство от несчастья? Возможно ли его избежать? Несчастье часто происходит в результате стечения нелепых обстоятельств, которые оказываются роковыми. Не поехала бы Людмила в тот день в женскую консультацию, возможно, была бы жива… Задержись Елена в медсанбате на какое-то время, и все было бы по-другому…

— Владимир Сергеевич, я хочу пригласить вас в воскресенье на смотрины моей дочки, — сказал Андрей и посмотрел на начальника отдела.

— Что? — очнувшись от тяжелых воспоминаний, спросил Крутов. — Ты что-то сказал?

— Да. Я приглашаю вас на смотрины моей дочки в воскресенье в три часа дня. У Петра Степановича в этот день будет выходной. Татьяна приготовит праздничный обед. Мы обязательно должны выпить за мою дочь. Так вы придете?

— Спасибо за приглашение. Я обязательно приду.

Вечером, возвращаясь с работы домой, Владимир Сергеевич решил не трястись в душном и переполненном трамвае, а пройтись пешком. Он шел по набережной Невы, любуясь громадой дворцов и зданий, и думал об удивительном свойстве времени, которое по всем законам природы идет всегда в одном и том же ритме. Однако почему-то в детстве оно тянется бесконечно долго. Крутов мог тогда часами смотреть на стенные часы с кукушкой, которые висели в спальне родителей, словно гипнотизировал стрелки взглядом. Это была игра, детская глупая игра. Вспомнил Владимир Сергеевич себя и молодым, когда казалось, если что-то не сделал или сделал не так, то у тебя в запасе еще целая жизнь. Но нет, жизнь скоротечна. Если бы можно было повернуть время вспять, то он бы многое изменил в своей жизни. Мысли о прошлом вывели Владимира Сергеевича из душевного равновесия, и он, даже, несмотря на физическую усталость, долго не мог заснуть. Глядя в потолок, он вдруг подумал о подарке для дочки Андрея. Можно, например, купить золотой медальон, на обратной стороне которого выгравировать «Настюше от В. С. Крутова».

С этой мыслью Владимир Сергеевич и заснул.