Ольга

Алла Артемова, 2023

Неожиданно для себя Генрих оказывается втянутым в очень скверную историю – бывший полковой командир угрозами вынуждает Генриха помочь ему переправить с острова Крит в Германию украденные во время войны предметы искусства. Генрих, думая, что Ольгу выкрали и опасаясь за ее жизнь, вылетает на Крит, где получает огнестрельное ранение в грудь. Взволнованная Ольга старается разыскать Генриха, и через несколько дней оказывается, что он находится в частной клинике в очень тяжелом состоянии. Во время борьбы за жизнь и здоровье Генриха в душе Ольги начинают просыпаться теплые чувства к мужчине. Тем временем Григория Орлова, работающего журналистом в газете «Ленинградские новости», перевели в иностранный отдел и отправили в командировку в ГДР. Там, пытаясь узнать о судьбе Ольги, он посетил концлагерь «Равенсбрюк», и ему удалось раздобыть новые сведения о ее дальнейшей судьбе. Помогут ли сведения, полученные в концлагере от бывшей надзирательницы, найти Ольгу? Вернется ли Ольга на родину, увидят ли ее родные или проснувшиеся чувства к Генриху вынудят ее остаться в Швейцарии?

VII

Звонок в дверь прозвучал резко и настойчиво, нарушив утреннюю тишину.

— Иду, иду, — выкрикнула Эдит Витхайт, застегивая на ходу домашний халатик. — Боже, и кого это в такую рань принесло?

Она откинула цепочку и открыла входную дверь.

— Ольга?! Что случилось? — воскликнула Эдит при виде бледного и взволнованного лица девушки.

Ольга оставила вопрос без ответа, словно не слышала его, и, устало прислонившись к стене, спросила:

— К тебе можно?

— Конечно. Проходи, проходи… — засуетилась Эдит и, обняв подругу за плечи, повела в свою комнату.

— Ты вся дрожишь от холода. Сейчас я дам тебе шерстяную кофту, и ты согреешься. Возьми, накинь на плечи. Вот так-то лучше. Садись в кресло. Хочешь, я принесу кофе или горячий чай? — девушка ласково погладила Ольгу по руке и участливо заглянула ей в глаза, на что та в ответ отрицательно покачала головой.

— Хорошо. Тогда, может быть, ты хочешь прилечь и немного отдохнуть? — не унималась Эдит.

— Спасибо, Эдит. Не беспокойся. Если ты не возражаешь, я посижу здесь в кресле одна. Мне нужно прийти в себя и кое о чем подумать. А потом мы с тобой поговорим.

Поджав под себя ноги, Ольга откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Время от времени она вздрагивала, но не от холода, а от нервного перенапряжения.

— Потом, Эдит, все потом, — облизнув пересохшие губы, сказала Ольга и неподвижно застыла, погрузившись в свои мысли.

Эдит взяла с кровати шерстяное одеяло, прикрыла им девушку и тихо на цыпочках вышла из комнаты. На кухне она сварила себе кофе, наполнила чашку и стала размышлять, что же могло привести Ольгу в столь ранний час. Подруги не виделись почти неделю. Обычно они не расставались друг с другом больше чем на два дня, а тут целая неделя. Правда, несколько дней назад Ольга звонила Эдит. Они поговорили о разных пустяках и, не сказав друг другу ничего существенного, в конце концов распрощались. Ольга показалась Эдит, как всегда, спокойной и уравновешенной, чего она никак не могла сказать о себе. С того времени, как в ее жизни появился Поль Оттигс, она сама себя не узнавала. Часто по ночам, мучаясь от бессонницы, Эдит вспоминала, какой была наивной дурочкой, когда мечтала о большой и чистой любви. Она словно жила в стеклянной колбе, ограждавшей ее от внешнего мира, и поэтому не знала настоящей жизни. Эдит всегда считала любовь без брака греховной. Тогда почему — наперекор своему характеру, убеждениям и взглядам на жизнь — она уступила Полю и стала его любовницей, послушной и безропотной? С болью в сердце Эдит вспоминала, как она, под действием чудовищного кошмара, сумасшедшего вихря, бежала день за днем на свидание с Полем по первому его зову. Эдит терпела, унижалась и пресмыкалась у его ног, стараясь не думать о том, что тем самым разрушает себя как личность, как человека. Поль же, проведя с ней ночь, мог несколько дней или даже недель не давать о себе знать, словно ее не существовало на свете. А потом вдруг неожиданно звонил и, как ни в чем не бывало, приглашал к себе. И Эдит, забыв о гордости, снова бежала к нему. Она мучилась, рыдала, но ничего поделать с собой не могла. Это была уже не любовь, а пытка, проделки дьявола, который вселился в нее и помыкал ею, получая от этого огромное удовольствие. Но месяц назад произошло событие, которое, по всем законам природы, не могло не произойти. Эдит вдруг почувствовала легкое недомогание. Просто иногда у нее кружилась голова да подташнивало. Она не придала этому никакого значения. Однако на это обратил внимание Поль, который увидел, как Эдит ни с того ни с сего упала в обморок, а через некоторое время ей снова стало плохо. Ох как он разозлился!

— Ты хочешь привязать меня к себе с помощью ребенка? — в ярости набросился он на нее.

— О чем ты говоришь? — Эдит недоуменно заморгала.

— Не прикидывайся дурой, — все больше распаляясь, кричал Поль. — Ты беременна и хотела от меня это скрыть.

— Беременна… — Эдит вздрогнула, словно по ней пропустили электрический ток.

— Да, да, беременна. Но у тебя этот номер не пройдет. Я все равно не женюсь на тебе.

— Но, Поль…

— Замолчи, — не своим голосом рявкнул Поль, готовый ударить ее за то, что она оказалась такой дурой и не предохранялась как следует. — Ты должна избавиться от ребенка, иначе…

Эдит никогда еще не видела Поля таким злым и жестоким. Он хотел, чтобы она избавилась от ребенка. Она сделает это, и все ради того, чтобы не потерять Поля. И Эдит сказала ему о своем решении. Поль ласково обнял молодую женщину и поцеловал.

— Ты умница. Зачем нам нужен ребенок? Разве нам с тобой вдвоем плохо?

Она слушала Поля молча и безропотно. А он продолжал говорить все настойчивее. В какой-то момент Эдит хотела прервать его и сказать что-нибудь, но не нашла нужных слов. Чтобы поставить точку в их разговоре, Поль сказал, что если она все-таки решит оставить ребенка, то ей не следует рассчитывать на него. Дети не входят в его жизненные планы. Эдит вернулась домой и почти всю ночь не сомкнула глаз. Она мысленно вновь и вновь возвращалась к разговору с Полем. И хотя Эдит вроде бы согласилась с ним, даже сказала ему об этом, полной уверенности в том, что она поступает правильно, у нее не было. Она подумала обо всем: о себе, о Поле и об их взаимоотношениях. А ребенок? Почему Эдит ни разу не вспомнила о нем? Просто она не могла себе представить, что у нее может появиться малыш, частица ее плоти и крови. Это было полной неожиданностью для нее. Ребенок… Это маленькое крохотное существо еще не родилось и ничего не может сказать в свою защиту. Кто это будет? Мальчик или девочка? Хотя какая разница, если Эдит решила избавиться от ребенка? Но она может просто помечтать о нем. Что Эдит и сделала. Она представила себе милое существо, похожее на нее и немножко на Поля, и улыбнулась. Какой-то радостный восторг охватил ее. Но самое главное — ребенок, ее ребенок, нуждается в ней. Только от нее зависит, появится ли он на свет. А нужна ли она Полю, любит ли он ее? Нет, скорее всего, нет. Он просто использует ее, ему нравится покорная и безропотная женщина, готовая пожертвовать ради него всем. Это, должно быть, льстит его самолюбию.

«Нет, — твердо решила она, — на этот раз, мой любимый, я не подчинюсь безропотно твоей воле. Я боялась потерять тебя и остаться одна. Но теперь, даже если ты меня бросишь, мне не грозит одиночество. У меня будет ребенок!»

С этого дня Эдит больше не виделась с Полем. Приняв решение родить ребенка, она крепко заснула и проснулась через десять часов свежая и бодрая. Однако нельзя сказать, что, отказавшись от Поля ради ребенка, Эдит не страдала. Она все еще любила его, и именно поэтому ей было еще больнее. Поль несколько раз звонил Эдит, но она не подходила к телефону, и тогда он все понял. Для молодой женщины началась новая страница в ее жизни. Она засыпала и просыпалась с мыслью о ребенке, а днем то и дело подходила к зеркалу и изучала свою фигуру, которая вот-вот должна была приобрести округлые формы. Эдит хотела поделиться своей радостью с Ольгой, но боялась осуждения ее стороны. Несмотря на все, она не считала себя обманутой и покинутой, хотя со стороны это выглядело именно так. А что касается бабушки… Эдит, как нашалившая девчонка, умирала от страха при мысли, что будет, когда бабушка узнает обо всем. Конечно, рано или поздно она должна будет рассказать о ребенке, но предпочитала, чтобы бабушка узнала о нем как можно позже.

Ранний звонок в дверь разбудил Татьяну Львовну, и это огорчило ее. В результате сильных болей в пояснице она уже многие месяцы засыпала лишь под утро. Старая женщина, кряхтя и охая, поднялась с постели и прямо в ночной рубашке вышла в коридор. Дверь на кухню была приоткрыта, и Татьяна Львовна увидела внучку, сидевшую за столом с задумчивым видом. Она негромко окликнула ее. Эдит от неожиданности вздрогнула.

— Кто-то звонил в дверь или мне показалось? — спросила Татьяна Львовна.

— Нет, бабушка, тебе не показалось. Это пришла Ольга.

— Ольга? А где же она?

— В моей комнате.

— Ничего не понимаю, — всплеснула руками старая женщина. — Ольга в твоей комнате, а ты мечтаешь здесь на кухне.

— Я и сама ничего не понимаю, бабушка. Ты бы видела Ольгу, на ней лица нет — бледная, вся дрожит. Что-то случилось, но она пока не хочет ничего говорить. Попросила оставить ее одну. Вот я и сижу здесь на кухне и жду, пока она успокоится.

— Может быть, Ольга поругалась с господином Дитрихом? — высказала предположение Татьяна Львовна и опустилась на стул.

— Между господином Дитрихом и Ольгой и раньше возникали ссоры. Но ни разу она не поделилась со мной ни своими проблемами, ни тем, что же явилось причиной их ссоры. Их совместное проживание всегда было для меня загадкой. Нет, бабушка, на этот раз произошло что-то более серьезное.

— Если так, внучка, то нам не стоит понапрасну ломать голову. Пойдем и посмотрим, как там Ольга. Я вот только халат накину.

После того как Ольга осталась в комнате одна, она какое-то время продолжала сидеть с задумчивым видом в кресле в той же позе, в какой ее оставила Эдит. Постепенно ей удалось успокоиться и прийти в себя. Поэтому, когда в комнату вошла Татьяна Львовна с Эдит, она встала и с улыбкой (правда горькой) поздоровалась с пожилой женщиной.

— Олечка, — Татьяна Львовна любовно, по-матерински потрепала девушку по щеке, — ты совсем забыла обо мне. Я уже и не помню, когда ты последний раз была у нас.

— Да, я действительно редко к вам прихожу, — согласилась Ольга и, поддерживая старую женщину под руку, усадила в кресло, а сама пристроилась рядом на стуле.

— Я понимаю тебя, детка. Какие разговоры могут быть со старухой. Мы все старые люди похожи друг на друга. В большинстве своем жалуемся только на свои болезни. Толку от нас никакого.

— Вы неправы, и я сейчас вам это докажу. Но прежде… — Ольга на миг запнулась. — Татьяна Львовна, миленькая, давайте будем говорить по-русски.

— Конечно, конечно… — радостно, по-русски, но с сильным немецким акцентом произнесла Татьяна Львовна.

— Так сложилась моя судьба, что вы, Татьяна Львовна, и ты, Эдит, самые дорогие мне люди, — сжимая руки от волнения, медленно произнесла Ольга, — и мне кроме вас не к кому обратиться за помощью.

— Оля, ты же знаешь, мы всегда рады тебе помочь, — сказала Татьяна Львовна и переглянулась с внучкой.

Эдит в знак согласия кивнула.

— Да, знаю. Именно поэтому я и пришла к вам. Но прежде я хочу, чтобы вы знали, кто я такая на самом деле. Помнишь, Эдит, несколько лет назад между нами произошел разговор. Ты тогда спросила меня, доверяю ли я тебе.

— Помню. Ты еще сказала, что наступит день, когда все мне расскажешь.

— В течение последних двух лет у меня неоднократно были моменты, когда я готова была это сделать, но обязательно что-то случалось, и я откладывала наш с тобой разговор на потом. И вот сейчас, если я не расскажу все с самого начала, вам не совсем будут понятны события, происшедшие этой ночью, которые и побудили меня прийти к вам, — проговорив это, Ольга слегка наклонила голову и после недолгих раздумий продолжила: — То, что меня зовут Ольга Светлова и я родилась в России в деревне Озерки, вам хорошо известно, и это правда. Кроме того, я бывшая заключенная концлагеря «Равенсбрюк», — Ольга, засучив рукав кофты, вытянула вперед правую руку. — Эдит, видишь этот шрам? Тебя всегда интересовало, откуда он у меня. Так вот… на месте этого шрама когда-то был лагерный номер 22493.

— Боже… — прошептала Татьяна Львовна и трижды перекрестилась.

— Чтобы избавиться от этого номера, мне пришлось выжечь его серной кислотой, в результате чего и появился этот безобразный шрам. В 1944 году немецкие войска заняли нашу деревню, большую ее часть они сожгли, а молодых женщин, девушек и ребят угнали в Германию. Не миновала и меня эта участь. В концлагере я провела чуть больше года, — Ольга негромко откашлялась. — Извините, от волнения у меня першит в горле, — пояснила девушка.

— Эдит, детка, принеси Ольге апельсиновый сок. Он там, в шкафу, на верхней полке, — попросила внучку Татьяна Львовна.

Эдит принесла поднос со стаканами, два из них протянула бабушке и Ольге, а третий взяла себе. Ольга сделала несколько глотков и поставила стакан на поднос.

— Все эти годы я много думала о времени, проведенном в концлагере. Пройдя через все зверства, творимые немцами там, я осталась жива, не сошла с ума и не утратила интереса к жизни. Но мой рассказ не об этом, хотя чтобы наиболее полно и точно воссоздать ситуацию, сложившуюся сейчас, мне все-таки придется рассказать некоторые эпизоды из лагерной жизни.

Далее Ольга поведала о событиях, которые описаны в предыдущих главах и хорошо известны читателю. В ее глазах блестели слезы, руки сжимались в кулаки, и она время от времени прерывалась, чтобы успокоиться, так как от волнения у нее срывался голос. Эдит и Татьяна Львовна молча слушали девушку, и им казалось, расскажи им кто-то другой о судьбе Ольги, а не она сама, они посчитали бы это вымыслом или подтасовкой фактов, так чудовищна и невероятна была ее история. В ней все переплелось: безумная ненависть и зверство, отчаяние и боль, нелепые случайности, роковые совпадения и любовь. Граней между всем этим усмотреть было невозможно. Несмотря на повышенное эмоциональное состояние, которое охватило Ольгу при воспоминании о прошлом, она постаралась в своем рассказе быть предельно точной и объективной. Рассказывая о своих взаимоотношениях с Генрихом после того, как он привез ее в Швейцарию, она многое опустила и смягчила. Голос ее при этом звучал не так раздраженно и гневно, как в самом начале повествования. Татьяна Львовна и Эдит невольно обратили на это внимание. Эдит знала господина Дитриха только с положительной стороны, он всегда вызывал у нее восхищение и уважение. Где-то в глубине души она считала, что Ольга несправедлива и жестока по отношению к господину Дитриху. Он так любит ее и так много хорошего сделал для нее… Чисто по-женски она завидовала Ольге. И вдруг эти ужасные подробности о господине Дитрихе внезапно обрушились на нее, и она на миг даже растерялась.

— Олечка, — взволнованно воскликнула Эдит и бросилась к девушке, после того как та закончила свой рассказ, — прости меня, прости…

— Простить? Но за что, Эдит? — недоумевая, спросила Ольга.

— Я порой была несправедлива к тебе. Я часто осуждала тебя и жалела господина Дитриха, когда видела, как он мучается и страдает от любви к тебе, а ты, словно бесчувственная кукла, была равнодушна к нему. Ольга, я не знала всей правды. Теперь мне многое понятно, и я восхищаюсь тобой. Однако в моей голове никак не укладывается, как господин Дитрих мог быть таким жестоким по отношению к тебе. Передо мной словно предстали два человека. С одной стороны — тот, кого я знаю как сильного, мужественного и любящего мужчину, а с другой — по твоим словам, жестокий и беспощадный зверь, не имеющий ничего общего с человеческим существом. И как бы мне ни хотелось, я не могу объединить их.

— Я могу тебя понять. Мне часто самой подобное кажется невероятным. Но, Эдит, все это было, я ничего не придумала.

— Позвольте мне сказать, — вмешалась в разговор Татьяна Львовна, молчавшая все это время лишь потому, что испытала некоторый шок от рассказа Ольги. — Я старше вас и, поверьте, мудрее. Мудрость приходит к человеку с годами. Твой рассказ, Ольга, еще раз подтверждает, как сильна может быть любовь, настоящая любовь. Только она способна изменить человека. В определенные моменты своей жизни люди даже с сильным и волевым характером могут испытывать страх, отчаяние, быть безвольными и малодушными. Но лишь немногие из них способны сознаться в этом, и их признание не следует расценивать как слабость духа, а совсем наоборот. Господин Дитрих честно и откровенно признался тебе, Ольга, какие чувства он испытывал, когда тебя привезли в его замок. Он искренне раскаялся в совершенном поступке. И я уверена, сделать это ему было непросто. Но ты не поняла его. — Ольга, негодуя, резко встала с намерением прервать Татьяну Львовну, но та как ни в чем ни бывало продолжила: — Разреши мне, Ольга, закончить свою мысль. Я ни в коей мере не хочу тебя обидеть, а лишь пытаюсь объективно разобраться в ваших с господином Дитрихом взаимоотношениях. Ты судишь о них, как человек незаконно обиженный, и поэтому не способна снизойти до того, чтобы понять человека, который тебя обидел. Все сказанное мной, однако, не умаляет вины господина Дитриха перед тобой, хотя все эти годы он старался искупить ее. Ты горда, Ольга, очень горда, и это тебе мешает в ваших с господином Дитрихом взаимоотношениях. Но вот что я заметила, — Татьяна Львовна улыбнулась, — ты уже на пути к тому, чтобы простить господина Дитриха. И это хорошо. Надо уметь прощать людям их ошибки, тем более что господин Дитрих сделал все, чтобы заслужить твое прощение.

Ольга мгновенно почувствовала, как ее лицо вспыхнуло ярким румянцем, а сердце учащенно забилось. Да, Татьяна Львовна, мудрая женщина, ее не обманешь. Она правильно рассудила, и все сказанное ею отвергать было бы глупо, но и соглашаться Ольга не хотела.

— Татьяна Львовна, давайте оставим этот разговор. Продолжать его можно до бесконечности. А время дорого. Меня сейчас больше занимают мысли о Гансе Вольфе, бывшем адъютанте коменданта концлагеря. Именно из-за него я пришла к вам. Этот преступник свободно разгуливает по улицам, вместо того чтобы предстать перед судом. Я не успокоюсь до тех пор, пока он не займет свое место за тюремной решеткой.

— Да, да, — в один голос воскликнули Татьяна Львовна и Эдит, — мы совсем забыли о нем.

— Эдит, внучка, — поспешно произнесла старая женщина и подняла вверх указательный палец, — наш сосед по лестничной площадке из тридцать пятой квартиры… он, кажется, полицейский. А если прежде поговорить с ним?

— Прекрасная мысль. Бабушка, ты гений. Теперь больше не говори мне о своей плохой памяти. Ты помнишь все на свете, даже кто где служит.

— Эдит, ты преувеличиваешь. Я вспомнила о соседе случайно, даже сама удивляюсь, как это произошло.

— Соседа нашего зовут Марио Дуран, — пояснила Эдит. — Каждое утро за ним приезжает полицейская машина, так что он не какой-нибудь там рядовой служащий, а занимает пост повыше. Возможно, Дуран подскажет, к кому следует обратиться по поводу бывшего адъютанта, а может быть, и сам займется этим вопросом. Шуточное ли дело… Фашистский преступник свободно разгуливает по нашему городу. Но с Марио Дураном мы сможем поговорить, только когда он вернется со службы, то есть вечером, — Эдит озабоченно покачала головой. — Если бы у него была жена, дети, то с их помощью мы могли бы узнать, в каком полицейском участке или управлении Марио служит. Но он живет один.

— Никуда этот Вольф не денется, — произнесла Татьяна Львовна. — Кроме того, ждать до вечера уже недолго. За разговорами время быстро пролетело. Сейчас три часа дня.

— Три часа? — Эдит удивленно вскинула брови. — То-то я чувствую, как у меня под ложечкой сосет. Ольга, а ты не хочешь немного перекусить?

— От волнения у меня совсем пропал аппетит.

— Пропал аппетит? Это дело поправимое. Обычно он приходит во время еды. Сейчас я разогрею обед и покормлю вас, — сказала Татьяна Львовна и, держась за поясницу, с трудом встала и направилась на кухню.

— Бабушка, тебе помочь? — спросила Эдит.

— Не стоит, внучка. Я сама справлюсь. А вы пока поболтайте, соскучились поди друг без друга.

Татьяна Львовна вышла из комнаты, и уже через минуту Ольга и Эдит услышали, как на кухне загремели кастрюли.

Эдит хотела встать и закрыть за бабушкой дверь, чтобы их не отвлекал шум, но почувствовала, как в глазах потемнело, а в ушах появился звон. Она закрыла лицо руками и на какое-то время точно провалилась в черную дыру.

— Эдит, Эдит… ты слышишь меня? Что с тобой? — голос Ольги был далекий и глухой и с трудом доходил до сознания молодой женщины.

Через минуту Эдит пришла в себя и глубоко вздохнула.

— Ну и напугала же ты меня, — взволнованно сказала Ольга. — Что с тобой? Ты больна?

— Не больше, чем ты, — Эдит загадочно улыбнулась. — У меня будет ребенок. Представляешь, через пять месяцев я стану матерью.

— Ребенок?! И кто же отец? Хотя нет, не говори. Я сама знаю, кто. Это Поль.

— Да. Я в своей жизни никогда и никого не любила. Поль — единственный мужчина, сумевший пробудить во мне это прекрасное чувство.

— Вы поженитесь?

— Нет. Поль не хочет. Более того, если я не избавлюсь от ребенка, он бросит меня.

— Безмозглый самец. Эдит, я не понимаю, как ты могла полюбить такого человека. Ему наплевать на тебя. Избавиться от ребенка… Если ты это сделаешь, то в дальнейшем у тебя может не быть детей.

— Ты это точно знаешь? — встрепенулась Эдит.

— Так, по крайней мере, утверждает медицина.

— Значит, я правильно поступила. Ольга, я решила оставить ребенка. И пусть Поль катится к чертовой матери. Я и мой ребенок не нуждаемся в нем, — высокопарно произнесла Эдит и вдруг… скривила губы и тихо заплакала. — Ольга, миленькая… как же я одна буду воспитывать ребенка?

— Но почему же одна? — Ольга бросилась к подруге и обняла ее за плечи. — У тебя есть бабушка и я. Хочешь, я буду твоему малышу крестной матерью? Он ни в чем не будет нуждаться, обещаю тебе. Если надо, я продам все картины или стану писать портреты на заказ. Все будет хорошо, Эдит, вот увидишь. А Поль… я уверена, он еще пожалеет о тебе.

— Спасибо, Ольга, — всхлипнула Эдит то ли от жалости к себе, то ли в знак благодарности. — У меня к тебе просьба. Не говори пока бабушке ничего о ребенке. Я должна сначала подготовить ее, прежде чем обо всем рассказать.

— Так, значит, Татьяна Львовна ничего не знает о ребенке? — удивилась Ольга.

— Да. И знаешь почему? Она много рассказывала мне о дедушке, и он стал для меня эталоном настоящего мужчины, хотя я даже не знала его. Он умер задолго до моего рождения. А когда я встретила Поля, то решила — это и есть мой кумир, мужчина, единственный и неповторимый. Я не жалею о том, что было между нами. Даже если бы я и знала наперед, каков будет финал всей этой истории, то и тогда не смогла бы устоять против безумных ласк Поля. Он — дьявол-искуситель в постели, способный доставлять женщинам как наслаждение, так и горечь разочарования. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но, по крайней мере, мне не стыдно тебе об этом рассказывать. Бабушка же старый человек, она из прошлого века, и девушек, поступавших, как я, в ее время осуждали. И я не буду исключением.

— Нет, Эдит, я так не думаю. Мне кажется, Татьяна Львовна давно догадалась о твоей беременности, но лишь делает вид, что ей ничего неизвестно. Возможно, она ждет, когда ты расскажешь обо всем сама, прежде чем твой живот станет заметен и, конечно, не затем, чтобы упрекать тебя.

В этот момент в коридоре раздался телефонный звонок. Эдит поднялась, чтобы ответить, но бабушка ее опередила.

— Бабушка, кто звонит? — выкрикнула Эдит из комнаты.

— Внучка, это тебя. Мужчина.

— Он представился? — взволнованно спросила Эдит.

— Нет.

— Но я же просила тебя спрашивать, кто звонит мне.

— Не волнуйся, это не тот человек, с которым ты не хочешь разговаривать и вынуждаешь меня лгать ему, что тебя нет дома, — произнесла Татьяна Львовна и выразительно посмотрела на внучку.

Эдит вдруг поняла, что Ольга права. Бабушка знает о ее беременности. И ей стало не по себе.

— Алло, я слушаю вас, — сказала Эдит и, сама не зная почему, почувствовала неприятную дрожь во всем теле. На другом конце молчали, и это еще больше насторожило молодую женщину. — Говорите, я слушаю.

— Эдит, это Шульц, садовник господина Дитриха, — через минуту раздался в трубке взволнованный голос. — Извини, я в панике и не знаю, что мне делать. Вспомнил о тебе. Вы подруги с Ольгой, вот и решил позвонить.

— Что-то случилось, Шульц? — спросила Эдит и посмотрела на Ольгу, которая прислушивалась к разговору.

При упоминании о садовнике она покачала головой и поднесла указательный палец к губам, мол, ее здесь нет.

— Сегодня ночью неизвестные похитили Ольгу.

— Похитили Ольгу? — переспросила Эдит и посмотрела на подругу. — Но почему вы так решили?

— Похитители сами позвонили и объявили об этом господину Дитриху. Потом они заверили, что с девушкой будет все в порядке, если господин будет благоразумен.

— Нет, постойте, постойте… Я ничего не понимаю, — скороговоркой выпалила Эдит.

— Что же тут непонятного, — с обидой произнес Шульц. — Неизвестные пригрозили господину Дитриху, мол, если он не будет выполнять их требования, они убьют девушку.

— Убьют Ольгу! — округлив глаза от страха, громким шепотом произнесла Эдит.

— Дай мне трубку, — не выдержала Ольга.

Эдит пожала плечами и протянула ей трубку.

— Шульц, это я, Ольга. Что случилось?

— Оль-га… — от неожиданности только и смог произнести садовник и на какое-то время потерял дар речи.

— Что с вами? Вы слышите меня? Шульц, Шульц, ответьте мне.

— Да, да, я слышу вас, — наконец послышался голос Шульца. — С вами все в порядке, вы живы. Как я рад этому. Но каким образом вам удалось вырваться из рук похитителей?

— Какие похитители, Шульц? О чем вы говорите? Меня никто не похищал. Я просто, просто… — Ольга запнулась, не зная каким образом в двух словах объяснить садовнику, почему она ушла из дома, никого не предупредив.

— Так, значит, тот, кто звонил господину Дитриху, обманул его. Он заманил господина в ловушку и теперь ему грозит смертельная опасность. Я чувствовал это, всем сердцем чувствовал, — сказал Шульц, и Ольге показалось, что старик заплакал.

— Объясните все по порядку. Где сейчас ваш господин?

— Он уехал. Они вынудили его это сделать. Перед отъездом господин Дитрих позвал меня и поблагодарил за верную службу. Его голос и сейчас звучит в моих ушах. Он словно навсегда прощался со мной. Мое сердце разрывается от боли. Ольга… с ним случилась беда.

— Хорошо, я сейчас приеду. Ждите меня, — произнесла Ольга и положила трубку.

— Что случилось? — спросила Эдит.

Ольга, задумчиво прислонившись к стене, молчала. Эдит повторила свой вопрос.

— Ах, да. Шульц сказал, что он уехал. Похоже, его заманили в ловушку.

— Кто «он»? Господин Дитрих?

— Да.

— Ну, знаешь, с тобой не соскучишься. А в какую ловушку заманили господина Дитриха?

— Откуда я знаю, — раздраженно воскликнула Ольга.

— Ладно, не злись. Ты хочешь вернуться на виллу?

— Да. И чем скорее, тем лучше. Я знаю Шульца, он по пустякам не будет беспокоиться.

— Я поеду с тобой.

— Как хочешь.

— Бабушка, бабушка… — позвала Эдит Татьяну Львовну.

— Иду-иду, — отозвалась из кухни старая женщина.

— Мы с Ольгой уходим.

— Уходите, но куда?

— Я позвоню тебе, не волнуйся, — выпалила Эдит и бросилась следом за Ольгой из квартиры.

— А как же обед? Господи, что же это такое? Выскочили из квартиры как ненормальные, ничего не объяснив, — запричитала старая женщина, вытирая руки о фартук.

Оказавшись на улице, Эдит не успела моргнуть глазом, как Ольга бросилась под колеса первой попавшейся легковой машины, пытаясь остановить ее. Шофер, испытавший нервный шок от ее поступка, резко затормозил и чуть ли не с кулаками набросился на девушку, при этом выкрикивая грубые словечки, пытаясь таким образом прийти в себя. Ольга, не слушая нелестные комплименты в свой адрес, открыла дверцу машины и плюхнулась на сиденье рядом с шофером.

— Поехали, — приказала она.

— Что!!! — зарычал не своим голосом шофер. — Я тебе не такси, чтобы катать по городу.

— Я сказала поехали, — теряя терпение, выкрикнула Ольга, но уже по-русски.

— Черт… — выругался шофер, услышав незнакомую речь. — Так бы и сказала. А то поехали, поехали…

Эдит успела уже на ходу запрыгнуть в машину.

— Ольга, ты ненормальная, — произнесла она, пытаясь отдышаться.

— Куда ехать? — спросил шофер.

Ольга назвала адрес.

— Только прошу вас, поезжайте как можно быстрее, — попросила она и устало откинулась на спинку сидения.

— Как скажете, — безропотно согласился шофер и включил первую скорость.

Шульц встретил Ольгу и Эдит на лужайке перед домом. Он выглядел подавленным. Кроме того, Ольга отметила, что за прошедшие сутки садовник заметно постарел и осунулся. Без конца повторяя «слава Богу, ты жива… слава Богу…», Шульц дрожащими руками привлек к себе девушку и обнял. Ольга, застигнутая врасплох таким нежным проявлением чувств, растерянно застыла, не в силах шелохнуться. Через минуту старик с трудом успокоился, и они все вместе вошли в дом. В гостиной Ольга и Эдит устроились на широком диване, а Шульц, помня о том, что он — всего лишь слуга в этом доме, неподвижно застыл перед ними.

— Садитесь Шульц, садитесь… — приказала Ольга и нетерпеливо взмахнула рукой. — Расскажите нам об этой загадочной истории с похитителями и шантажистами.

Шульц присел на краешек стула, стоявшего напротив камина.

— Две недели назад, если вы помните, я отвез вас и господина Дитриха на званый вечер, который устраивал его шеф у себя дома. Господин был в прекрасном расположении духа. Я чувствовал это по его голосу и взглядам, которые он бросал на вас. И неудивительно, рядом с ним были вы. Но когда я вез вас обратно домой, настроение господина резко ухудшилось, если не сказать больше. Он был хмурый и подавленный, а возможно, даже чем-то озабоченный. Я сразу же решил: вы тут ни при чем.

— Вы очень наблюдательны, — Ольга усмехнулась.

— Да. Я всегда обращаю внимание на подобные вещи. За годы службы у господина Дитриха я наблюдал его в разных жизненных ситуациях и неплохо изучил его характер. Именно с того вечера все и началось. Господина Дитриха словно подменили. Он часто стал срываться по пустякам. Прежде он редко себе это позволял.

— Но я ничего такого не заметила, — возразила Ольга и пожала плечами.

— А разве вы, живя в этом доме, вообще обращаете на что-то внимание?

В ответ Ольга не нашлась, что ответить.

— Извините, — Шульц заерзал на стуле, увидев, что его слова смутили девушку.

— Нет, ничего. Продолжайте, — Ольга виновато улыбнулась.

— Сначала я думал, что все происходящее с господином связано с его служебными делами. Но вскоре убедился в противном. Однажды господин Дитрих вызвал меня к себе в кабинет и, не объяснив, почему и зачем, попросил охранять вас. Причем делать это я должен был незаметно, чтобы не напугать вас, Ольга. Я стал вашей тенью. Несколько дней все было спокойно. А потом я заметил, что кроме меня за вами вело наблюдение еще несколько человек, по крайней мере, двоих я видел точно. Они не упускали вас из виду ни днем, ни даже ночью.

— Ночью? — воскликнула Ольга.

— Да. Они прятались в саду и сменяли друг друга через определенные промежутки времени.

— Так, значит, вот кто были те люди, — невольно вырвалось у Ольги.

— Ольга, вы их видели? Когда это было?

— Да, я видела незнакомых людей в саду прошлой ночью. Но давайте не будем отвлекаться. Я хочу прежде выслушать ваш рассказ до конца, а потом кое-что добавлю сама.

— Хорошо. О своих наблюдениях я рассказал господину Дитриху. Это сильно его расстроило. Он вручил мне пистолет и разрешил воспользоваться им, если вам будет угрожать опасность.

Ольга и Эдит переглянулись, но не произнесли ни слова.

Шульц продолжил:

— И вот сегодня утром вы не спустились к завтраку. В вашей комнате вас не оказалось, и господин Дитрих смертельно испугался. Он решил, что вас похитили. Его догадку подтвердил человек, который вскоре позвонил по телефону. Он сказал, что вы находитесь у него. Через полчаса к дому подъехала машина, и господин уехал. Но перед отъездом он вызвал меня к себе и сказал, что должен на несколько дней покинуть Швейцарию. Теперь я понимаю, почему он уехал. Прикрываясь вашим именем, бандиты шантажировали господина.

— Да, история странная и запутанная, — произнесла Ольга и посмотрела на Эдит.

Шульц поднял глаза на девушку и спросил:

— Ольга, а где вы были все это время?

— Где я была? — невольно повторила вопрос Ольга. — Скажите, Шульц, а в какую гостиницу вы отвезли вчерашнего гостя вашего господина? Его зовут Ганс Вольф? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Да, его зовут именно так. Но откуда вам известно, что я куда-то отвез господина Вольфа? Хотя постойте… Я, кажется, все понял. Это вы прятались за кустами, когда я подогнал машину к дому. Я тогда еще подумал, что там кто-то прячется, и даже хотел сказать об этом господину Дитриху.

— Да, я там была в тот момент. Мне не спалось, и я спустилась в сад.

— Так, значит, вы слышали разговор между моим господином и его другом? — испуганно спросил Шульц.

— Частично. Вас интересовало, видела ли я людей, наблюдавших за домом? Да. Они появились после того, как вы с Вольфом уехали. Их появление очень меня напугало. Я не знала, кто эти люди и что им нужно в саду. Но, на мое счастье, они в темноте не заметили меня и прошли мимо. Потом я покинула виллу и поехала к Эдит. Все это время я была у нее.

— Оказывается, все так просто. Роковая случайность. Если бы вы не поехали к подруге, то ничего такого бы не произошло, — укоризненно произнес садовник.

— Возможно. Но вы, Шульц, не ответили на мой вопрос. В какую гостиницу вы отвезли друга вашего господина?

— Зачем вам это надо? — спросил Шульц и потупил взор.

— И вы еще спрашиваете? Вольф — военный преступник и вы лучше меня это знаете. После окончания войны ему каким-то образом удалось скрыться от правосудия, но на этот раз ему не повезло. Я сдам его в руки полиции, и вы мне в этом поможете.

— Боюсь, сделать это невозможно, — Шульц пожал плечами.

— Невозможно? Но почему?

— Господин Вольф звонил сегодня в одиннадцать часов дня. И я вынужден был рассказать ему о событиях, происшедших в доме накануне. Выслушав меня, он испугался и сказал, что немедленно покинет Швейцарию.

— Господи, что же вы наделали! — воскликнула Ольга, взволнованно вскочила с места и стала в нервном возбуждении метаться по гостиной. — Но, может, еще не поздно, и он не уехал.

— Поздно, Ольга, поздно. Он прилетел в Швейцарию на собственном самолете. После нашего с ним разговора ему ничего не мешало тут же покинуть страну.