Энн и ботинок Гудмена

Алисия Кохел, 2023

Энн грозит провести всё лето в городке Уиллоу-Вэлли вдали от друзей. На помощь приходят только книжки и воображение, которые толкают её на поиски одного ботинка. В глубине леса Энн находит "шалашную хижину", где происходит судьбоносное знакомство. С новым другом Энн заключает необычное пари, которое в корне меняет ход её лета.

Глава 8. Неуловимый смысл вещей

Летние дни наконец стали наполняться чем-то новым и увлекательным, но Энн проходила весь прошлый день отстранённая от внешнего мира даже больше, чем обычно. Она с головой погрузилась в воспоминания о первом чаепитии с Отто, а затем и в день первой встречи, и второй. Как ей хотелось вспомнить его каждое слово, но у неё осталось лишь лучшее общее впечатление, ведь он ни разу не был груб!

— Другие мальчишки наверняка выбросили бы все мои вещи из их шалаша и вдобавок сообщили о том, какая я глупая, что решила, что, если шалаш стоит посреди леса, значит он никому не принадлежит, — шептала себе под нос Энн.

— А может, в приюте много таких мальчиков, как Отто? Может, ребята в приюте даже более приятная компания, чем дети, у которых есть родители? Но если мама узнает, что я вожусь ещё с кем-то, ой нет, сколько придётся выслу-шать! Маму тревожить не стоит. Но с чего это Матильда завела тот разговор?

«Ну да, Отто довольно симпатичный… он хорош собой», — подумала Энн.

— Но что же, я обязательно должна влюбиться в него и выйти замуж? На дворе лето, моя лучшая подруга отправилась на море, а здесь вдруг появляется шалаш и мальчик из приюта! Нельзя ведь взять и упустить возможность приключений. — Энн плюхнулась на кровать. — Зачем вся эта серьёзность в пятнадцать лет? З-з-за-а-амуж-ж… лучше бы мне грозили путешествием в Индию! Хотя… может, и стоило бы выйти замуж за миссионера? Это было бы ещё то приключение. Только вот во всех этих приключениях либо они, либо их жёны рано умирают, а я не готова остаться вдовой или умереть от холеры… И вообще, замужество весьма странная вещь. Ну вот влюбился мой папа в маму, их история была непростая и от того такая страстная и романтичная: родители папы не хотели давать своё благословение на брак с мамой. Но где же теперь страсть, прогулки под луной, маленькие приключения и тайные побеги? Должен быть какой-то же высший смысл в этом браке, кроме меня. Что ж, в общем, Энн, заклинаю тебя не выходить замуж, пока ты не разберёшься в том, что же в браке такого хорошего и зачем вообще он! Аминь!

С этими мыслями к концу подошёл и приятный день. Но вот сон таким не был. Энн снилось бушующее море, тёмное и страшное, разверзающее свою бездонную пасть, чтобы поглотить корабль, который бросало из стороны в сторону. Энн держалась за мачту и вдруг увидела, как её родителей выбросило за борт. Она кинулась к самому краю, едва не оказавшись по ту сторону, искала их глазами на чёрной волнующейся поверхности, звала их и надеялась в ответ услышать крик о помощи, но всё было безуспешно. Затем внезапно тучи разошлись, солнце снова отражалось от голубой глади, сложно было и подумать, что только что прошёл небывалый шторм. Небеса засияли нежными красками рассвета, и оттуда, издалека, словно повиснув на горизонте где-то между морем и небом, в золотом сиянии восходящего солнца она увидела два образа — словно две фигуры нежно-василькового цвета, поднявшие свои правые руки и машущие ей. Энн вгляделась, и нет, она увидела не глазами, она увидела сердцем, что это были её родители. И сердцу её передавалась их радость. Энн кричала им, махала рукой, а корабль медленно начинал свой ход, как вдруг она осознала, что направлялось судно в другую сторону. Её голос судорожно ворвался в пустоту: «Нет, нет! Отправляйся за ними, нет!», и щиплющие слёзы полились по щекам.

Энн проснулась и почувствовала, что щека прилипла к мокрой подушке. Комната была тускло освещена светом луны. Сердце вдруг защемила грусть, и она снова заплакала, вспоминая потерю, которую только что так правдоподобно пережила во сне. И как это обычно случается после живого, яркого, трагичного сна, страх вселяет мысли, что сон непременно однажды станет былью.

— Это всего лишь сон, всего лишь сон, — повторяла она, но никак не могла перестать плакать. И когда сил успокаивать саму себя больше не осталось, она решила произнести краткую молитву: — Боже, успокой моё сердце, дай ему мир и сохрани моих родителей.

Энн перевернула подушку сухой стороной и с медленно затихающими вздохами мирно заснула. А проснулась уже утром под ярые звуки дождя. Первое, что она увидела, — это серые мокрые окна, и ей снова вспомнился сон. Была бы погода солнечной, отвлечься от тяжёлой ночи было бы в разы проще. Энн любила дождь, и даже иногда просыпаться под дождь ей нравилось, но в этот раз тучи выбрали плохое время, чтобы наведаться в гости. Она лениво потянулась в постели и, перевернувшись на другой бок, поняла, что вставать ей совсем не хотелось, снова закрыла глаза и погрузилась в полудрёму, то ли видя сны, то ли что-то себе воображая. Долго оставаться в таком положении она не смогла: обычное утреннее лежание сегодня не ощущалось негой, скорее казалось безуспешным побегом от неприятных, навеянных сном и погодой мыслей. Но, несмотря на то что всё никак не удавалось найти чего-то радостного в грядущем дне, Энн никогда не нравилось это чувство намеренно-го оттягивания плохого, и потому она решительно покинула кровать. «Лежи не лежи, с этим днём рано или поздно придётся встретиться».

— Может быть, Матильда приготовила что-то вкусное. Отто!

Энн, совсем позабыв, что день-то не должен был сулить ничего хорошего, прямо в ночной сорочке сломя голову помчалась в библиотеку. Дверь туда распахнулась, повеяло сквозняком, и окно вдруг с уханьем захлопнулось.

— О, и вам доброго утра, блуждающие призраки! Это вы здесь шалили всю ночь и оставили окно открытым?

Энн схватила приготовленную для Отто книгу, отворила дверь и услышала, как призраки недовольно ухнули ей в след. Она остановилась на секунду, довольно улыбнулась самой себе и побежала прямиком к Матильде.

— Матильда! Матильда! — девочка ворвалась в кухню словно ураган.

— О святые небеса! Ты что здесь делаешь? Да ещё неодетая…

— Книга. Эм, слушай… — она пыталась говорить ровно. — Ты уже отправила вещи Отто?

— Эммануэль, служанка, только что ушла. А что?

— О, нет-нет-нет! Я должна была отправить ему эту книгу. — И, с секунду подумав, помчалась к входной двери.

— Стой! Куда в таком виде? А обувь?

— Э-э, а у тебя что-то есть?

— Снаружи наденешь калоши, но ты в них утонешь, Энн! Стой! Накинь шаль!

— Спасибо, Матильда.

И Энн галопом понеслась за Эммануэль. Через несколько минут она догнала служанку на полпути к дому, где всегда останавливался молочник. Но семейство Миллиган его услугами не пользовалось, потому что у них всегда было своё молоко.

— Эммануэль! — издалека окликнула девушку Энн. К счастью, зов её услышали и остановились.

— Мисс, — сказала она, когда Энн уже достигла её. — Что вы здесь делаете? Что-то случилось? Вы выбежали раздетая, не пожар ли?

— Нет, нет, всё в порядке. — Она протянула девушке книгу. — Заверни, пожалуйста, это в вещи и передай всё вместе молочнику. Это для того мальчика, Отто.

— О, вы для этого бежали раздетой? — удивилась Эммануэль. — Он ваш друг? — Она искренне улыбнулась.

— Да не то чтобы. Но я обещала ему книгу. Передашь, не забудешь?

— Конечно, не беспокойтесь.

Энн шла обратно бодрым шагом, местами запинаясь и забавно хлюпая в спадающих калошах. От утренней хандры не осталось и следа, она снова улыбалась новому дню и вдруг заметила, что дождь совсем прекратился. Зайдя тем же путём в целях предосторожности, в дверях она всё же обнаружила миссис Элеонору Миллиган. Энн словно вросла в пол, от неожиданной встречи ещё и потеряв дар речи. Миссис Миллиган нависла над ней, словно очередная грозная туча, видимо, погода переместилась с улицы в дом.

— О! Мама. А… а что ты здесь делаешь? — запинаясь, наконец заговорила Энн.

— Странно слышать этот вопрос из твоих уст, ведь я одета, умыта и готова к завтраку, всё на своих местах. Но вот я спускаюсь в столовую и вижу в окне, как моя дочь в неподобающем виде бежит… бежит… не знаю, куда можно бежать в таком виде? Энн?..

Энн умоляюще глянула на Матильду, но та выглядела такой же потерянной и ошеломлённой появлением госпожи в рабочей кухне: территория, которую Элеонора Миллиган отдала в полное владение Матильде и не заявляла никаких на неё прав, даже не спускалась в это место.

— Гм, помнишь, я тебе говорила, что у меня будут такие дни, когда я буду делать что-то не так, как всегда. Так вот, сегодня снова один из таких дней. Я решила не одеваться сразу и не спускаться сначала к завтраку, а прежде прогуляться. И вокруг никого не было, в этом я удостоверилась, так что меня никто не видел.

Элеонора покачала головой:

— Я вижу, ты страдаешь от безделья…

— Нет, это не так, как раз-таки я держу себя… я при деле.

— Энн, может, тебя отправить к бабушке?

— Бабушке Бет и дедушке Гансу?! — Наказание выглядело подозрительно приятным.

— Нет, к маме твоего отца.

— Ох… — Лицо Энн недовольно скукожилось. — Мам, ты же знаешь, что она такая… слишком благородная для нас. И ты ведь знаешь, что бабушка всегда вспоминает вашу с папой историю, она не стесняется при мне не довольствоваться тем, что в матери мне досталась простая фермерская девушка.

Элеонора на секунду растерялась, словно и вовсе такого никогда не слышала.

— Да, когда мы встретились с твоим папой, я не была похожа на леди, какой будешь являться ты в этом возрасте. Даже я не смогу обучить тебя всем тонкостям, как это сделает твоя бабушка Аделаида. Ты права, она благородная, как и твой отец, и ты, но я думаю, пришло время тебе поднатаскаться. Здесь ты ведёшь себя слишком вольно.

— Мама, но мне пятнадцать, я не девушка на выданье!

— Да, но в твои годы некоторые девушки выходят замуж. Наша же семья может позволить дать тебе образование, а не поскорее выгодно отдать замуж, чтобы самим не жить впроголодь. Третьего не дано.

— Не помню, чтобы ты получала какое-то особенное образование…

— Может, ты предпочла бы вычищать стойла в конюшни, разделывать кур и стирать бельё за всем семейством, как это делала я?

Энн в ответ лишь хмыкнула:

— Думаю, мы немного отошли от главной темы. Я не намерена ехать к бабушке, для которой богатство и родовитость — синонимы благородства. Чему доброму меня может научить эта женщина?!

— Бабушка Аделаида очень практичный человек. Этой практичности и некоторым навыкам она сможет научить тебя лучше других.

— Но зачем же? Я никак не уясню…

— Уясни одно, Энн, ты девушка и тебе нужно понять, что быть девушкой — это не просто биология, это ещё и качества души, манеры, а манеры — это иногда и самоотречение или самопожертвование, в общем, этим ты упрощаешь жизнь себе и другим, в этом проявляется и твоё уважение к ближним и мужу.

— Ничего не имею против манер, но вот ты снова заговорила о браке…

— И что же на этот раз не так с браком?

— В чём смысл брака, помимо детей?

— В служении, Энн.

— В служении?

— Да.

— И-и… всё? Может, ты хочешь добавить чего-то ещё?

— Оставим этот разговор сейчас. Я думаю, ты не вполне понимаешь суть служения.

— Добавила бы хотя бы любовь…

— Служение — это и есть проявление любви. Но мы ещё успеем об этом поговорить.

— Так, значит, я не еду к бабушке Аделаиде?

— Закроем этот вопрос после разговора с твоим отцом.