A.S.Y.L.U.M: Дети Сатурна

Алиса Альта

Бороться против диктатуры всегда тяжело. Особенно, если вы попадаете в фантастический извращённый мир с Великой Матерью во главе, пропагандой женского превосходства, магическими разработками и мощнейшим Стокгольмским синдромом. Увы, бороться приходится в одиночку: элиту всё устраивает, народ зомбирован, а высокоразвитые соседи равнодушны. Впрочем, когда ничего не помогает, есть одно верное средство разрушить привычный порядок вещей – пойти ва-банк…

Глава 3. Знакомство с Дейтом

Тот город, что находился за каменными стенами, утопал в цветах. Казалось, именно они и являлись главными жителями этого места. Пространство между домами, которое в привычных Настасье населённых пунктах служило для перемещения, здесь поросло травой невиданных оттенков, от приглушённо-малахитового до экспрессивно-фиолетового. На дорогах — россыпи бутонов, а тропинка для пешеходов еле-еле пробивалась сбоку от цветочной гущи, тоненьким голосочком заявляя своё право на существование.

Сколько Настя ни приглядывалась, так и не смогла идентифицировать растения: чем-то они напоминали наши, но не до конца, всегда с какими-то отклонениями. Жёлтые цветы, которые поначалу казались тюльпанами, источали освежающе-сладкий аромат, напоминавший припудренную ванилью хвою. Внутри бутона таилось нечто, похожее на белую, застывшую в сахаре пчелу.

На окраине дорог предпочитали произрастать красноватые цветы, похожие на маки, но с ромбом в сердце бутона, выкрашенным в разноцветную полоску, — сначала фиолетовую, потом белую, голубую, зелёную и жёлтую. Пахли эти низковатые — по здешним меркам — цветы смесью подсолнечного масла и жжёной пластмассы.

В глубине зарослей встречались оазисы белых цветов со сложным рисунком лепестков, точно разукрашенных фиолетовыми разводами; временами нахалы выплёвывали в пространство фонтаны массивной золотой пыльцы, пахшей исключительно приятно. Настасья попыталась, но не смогла соотнести этот запах с чем-то, что она знала в своём мире.

Касьянову особенно забавляли одиночки оранжевого цвета, которые при малейшем воздействии издавали звон, подобный лопнувшей гитарной струне. Рядом, словно мелкие опята, всегда произрастали хрупкие бирюзовые лютики, на ощупь напоминавшие морскую гальку.

Видов цветов этих странных было мерено-немерено, но не это нашу Настеньку удивляло. А удивляло её то, что дома в этом городе, довольно небрежно раскиданные, были обиты мягчайшем плюшем… снаружи. Углы совсем мягкие — прислоняйся да засыпай. Выглядели они как игрушечные хрущёвки, а что там было внутри — пёс его знает. Входные двери были заколочены, на стук никто не отвечал, а Касьянова была не из тех людей, кто насильно в гости напрашивается.

Единственным её спутником стала огромная собака с длинной шерстью каштанового отлива; невесть откуда она взялась, да так и ходила за девушкой, как приклеенная, тревожно заглядывая в глаза, будто хотела сказать что-то очень важное. Настя делилась с нею едой из своего рюкзака и растерянно оглядывалась по сторонам, ища хозяина своей новой подруги.

Небо в этом месте было умопомрачительно желтым, а над самыми крышами домов, точно огромное яблоко, нависало красно-оранжевое солнце. Днём город словно вымирал; приход ночи знаменовался тем, что солнце как будто пожирало само себя, потихоньку растворяясь в пространстве. Небеса окрашивались в тёмно-синие тона, по ним рассыпались звёзды — такие, как Касьянова рисовала в детстве: яркие, жёлтые, строго пятиконечные. Они светили, точно тысячи маленьких прожекторов, и ночью в городе было даже светлее, чем днём.

При приближении заката жители понемногу высыпали на улицы, брались за руки и шли сквозь цветы, напевая мелодичные песни. Наибольшей популярностью пользовался гимн:

Хорошо в нашем Дейте,

Здесь все люди равны.

Мы не сеем, не пашем,

Не шалим и не пляшем,

Но любить мы вольны.

Во многих песнях слов будто и не было: звуки — плавные, красивые — лились рекой, самовольно покидая счастливые рты. Заговорить с горожанами в такие моменты у Касьяновой не получалось: только смелости наберётся, да так и окаменеет, словно кто рот ниткой зашил.

Три дня она изучала странное место, питаясь запасами рюкзака, ночевала в траве на окраине — благо, погода стояла удивительно приятная, комфортная. На четвёртый день дико заскучала. И хорошо было в этом месте: расслабленно, миролюбиво, да только тоскливо — нет сил.

Настасья решила, будто Орфей-одиночка, спуститься в самые глубины неизвестного ей ада. Отрывки песен навевали любопытство к безбрежной площади Солнца, центру мироздания, хребту Вселенной. И девушка её отыскала, восьмиугольную красавицу в центре города: севильский колорит, крупные, иссушённые солнцем булыжники, сложный рисунок в центре, выписывающий орнаментом непропорциональное лицо. В центре торчала кабина лифта.

Здесь была конечная станция; по-видимому, лифт шёл только вниз. Касьянова обошла бледно-голубую кабинку со всех сторон, постучала по ней кулачком, приложила ухо к освежающему металлу. Тишина.

Каштановая собака, едва заметив лифт, принялась с тревожным лаем носиться вокруг; она загородила проход и страшно гавкала на Настю, не давая ей подойти к кнопке вызова. Девушка озабоченно огляделась по сторонам: неподалёку от кабины, на деревянной скамеечке расположились два человека, целиком поглощённые замысловатой карточной игрой.

— Скажите, куда я смогу уехать на этом лифте? — поинтересовалась Касьянова.

— Куда угодно, — пожал плечами спортивного вида мужчина. — Только зачем?

— Внизу у вас что находится?

— Что находишь — всё твоё, — рассмеялся второй.

— Так, — рассердилась Касьянова, упирая руки в боки. — Вы кем себя возомнили? Камнями из бонзо-библиотеки?

— На втором этаже у нас заточены демоны и чудовища древних времён, — нехотя ответил первый, зависнув с картой в руке. — Ты туда не попадёшь, даже если сильно захочешь. На третьем — Арима́н. Но ты туда не иди. Это ад на земле.

— Неправда, — возразил ему собеседник. — У моей тёти любовник есть, он перебежчик из Аримана. И говорил, что только там и был счастлив.

— Что же ты сам к благословенной Аримата́ре не поедешь? — смерил его колючим взглядом оппонент. — Будешь совокупляться с нею на главный праздник, говорят, это весело.

По крикам и возгласам Настя поняла, что партия закончилась в его пользу. Оппонент, впрочем, был не согласен с таким ходом дел и принялся горячо оспаривать результаты.

— Скажите, вы не подержите мою собаку? — попросила она мужчин, указывая глазами на каштановую спутницу. — Она ходит за мной, как приклеенная, но я не имею права взять её с собой: где-то тут должен быть её хозяин.

— Ты серьёзно в Ариман собралась? — присвистнул от удивления проигравший.

— Конечно, — пожала плечами Касьянова. — Всё равно тут делать нечего. Да и любопытство гложет.

— Давай, Манол, попридержим пса, — озабоченно сказал второй мужчина. — Не хотелось бы животинку в такое место отправлять.

Едва только Манол поднялся, собака с жалобным воем убежала прочь, пробуя иногда, всё же, приблизиться к Насте, чтобы отговорить её от этой безумной затеи. Мужчина не сдавался: он решительно закатал рукава и начал аккуратно кружить вокруг лифта, пытаясь изловить пса.

Касьянова тем временем собралась с духом и, не обращая внимания на предательское посасывание под ложечкой, трепетно нажала выпирающую, словно сургучную красную кнопку. Спустя мгновение лифт с безразличием распахнул свои двери.

Внутри всё было как в обычном лифте стандартного жилого дома, только попросторнее. Счёт шёл сверху вниз; Настя находилась на первом уровне и попыталась нажать на кнопку с цифрой 2, но та упорно не давалась, словно брыкающаяся девственница. Пришлось довольствоваться третьим этажом; лифт безропотно принял заказ и бесшумно соединил соскучившиеся друг по другу двери.