Злые напасти

Алексей Филиппов (2024)

1682 год. Москва. На окраине около дома вдовой царицы Натальи находят истерзанные трупы девушек. Подьячему приказано найти убийц. Он ищет, и во время поиска своего узнаёт, что готовится покушение на царя Фёдора Алексеевича. Подьячий хочет спасти царя, но убийцы перехитрили его. Фёдор Алексеевич умер. На трон посажен его, в нарушение обычая старшинства, малолетний сводный брат Фёдора — Пётр. Стрельцы бунтуют против нарушения обычая… А подьячий всё изет злодея…

10

Осип решил заползти в какой-нибудь угол да притаиться там, а как суета улице притихнет, обратно выбраться через тот же подкоп наружу. Но с углом он, по всей видимости, промахнулся, потому как выполз на свет. Свет струился откуда-то сверху. Присмотревшись, подьячий понял, что там наверху приоткрытая дверь.

— А вот и выход нашёлся, — подумал Осип, намереваясь подняться с колен, но не успел.

Дверь распахнулась, и послышались сердитые крики:

— Упустили, сучьи дети! Как он в подпол-то залез?

— Здесь подкоп собаки сделали! Может, через него? А, может, и нет его в подполе, подкоп-то узкий… Может, в лес убежал?

— Может, может?! Всё у них — может! Всем вам головы велю срубить! Ой, дождётесь вы у меня! Зажрались тут на хороших харчах! Ох, дождётесь!

— Да, мы-то чего?

— Из-под земли достаньте мне подлеца этого! А ещё лучше прибейте! Всё проверить! Как увидите, так бейте сразу! Прибейте и в болото! Поняли?! Без разговоров!

И решил подьячий, на всякий случай, от тех грозных криков подальше спрятаться, благо сумел он по правую руку от себя рассмотреть несколько ступенек, уходящих куда-то вниз. Ступенек оказалось около десятка, а дальше подземный ход! Да такой просторный ход нашёлся, что подьячий сумел в полный рост встать. Правда, разбежаться по этому ходу не получилось — в дверь уткнулся Осип. Дверь оказалась незапертой. Беглец быстро приоткрыл её и оказался в тесной конурке. Пока закрывалась дверь, подьячий успел заметить, что в конурке есть ещё два выхода: в одном из них виднелся багрово-красный мерцающий отблеск, а в другом тьма. В эту тьму Осип и поспешил спрятаться. Когда тебя ищут, от света лучше держаться подальше. На свету всегда опасностей больше, это только дураки тьмы боятся.

Скорее всего, это была какая-то кладовая, сплошь заставленная бочками, кулями и причим хламом. По стенке да на ощупь пробрался подьячий в угол и присел там на корточки. Жалобно скрипнула распахнувшаяся дверь.

— Где он?! — послышались крики. — Ищите!

— А чего я прячусь? — подумал, вдруг, Осип. — Надо выйти сейчас и сказать им, что я из Разбойного приказа, а в случае чего, так можно «слово и дело» прокричать. От такого крика у любого коленки задрожат.

Подьячий опёрся рукой в земляной пол, чтобы встать, но тут другая мысль одёрнула его смелый порыв.

«Да, ты и пикнуть не успеешь, — шепнула подлая мыслишка, — как они тебя пиками заколют. Злые они сейчас… Под горячую руку врага в опасности только распоследний дурень полезет. Пусть поостынут малость, а потом и откроешься»

Осип сел на пол за высокой кадкой и придвинул к себе какой-то большой куль, похоже с березовым углём.

А рядом перебранка занялась.

— Чего вы тут делаете? — кричит злой хриплый голос. — Не велено сюда никому ходить! Вон отсюда!

— В подпол, вроде, какой-то оборванец забрался! — отвечает другой голос, не хриплый, но тоже злой. — Вот мы и ищем его! Он куда-то сюда пополз!

— Не здесь никого! Пошли вон, а то Ивану Кирилловичу пожалуюсь!

— Уйдём, уйдём… Только если ты тут увидишь кого, так бей любого насмерть без разговоров. Велено так.

— Без вас знаю — как с чужими в этом подземелье поступать. Проваливайте!

Лязгнули запоры и всё стихло. Подьячий вздохнул облегчённо, но тут в кладовой внзапно стало светло, словно днём. Кто-то вошёл с факелом. Осип замер, притаился за кулями, сидит ни жив ни мертв, ожидая как сейчас острая пика ребра его ломать начнёт. Но, вроде, орять обошлось: и рёбра целы, и снова в кладовой тьма непроглядная.

Подьячий сидел на полу до тех пор, пока его не стал холод одолевать. Сначала Осип терпел, а когда зубы у него потихоньку застучали, решил выбраться из своего убежища.

И вот опять у него два пути: к двери, откуда пришёл или к таинственно мерцающему зареву. И показалось Осипу, что какая-то страшная тайна прячется возле зарева того. Желание узнать тайну победило тягу к свободе, и подьячий осторожно пошёл к красному свету в дверном проёме. Шаг, ещё шаг… И вот уже можно заглянуть в этот таинственный дверной проём, но тут раздался громкий стук. Кто-то колотил в ту самую дверь, через которую подьячий проник в это таинственное подземелье. Пришлось опять прятаться в кладовке.

Лязгнул затвор и чей-то строгий голос спросил.

— Ну, как у вас тут?

— Карашо, — ответил другой голос, скорее всего, голос иноземный. Непривычно было слышать его уху русского человека. — Кров мала осталас…

— Кровь будет, — сказал пришелец, проходя мимо двери кладовой. — Завтра девку свежую привезём. Стрельцы сказали, что кто-то чужой в подпол дворца залез? К вам никто не совался?

— Нэ есть видэла никто…

Осип прижался к стене и замер, опасаясь даже пальцем пошевелить, а вот когда шаги стихли, он опять пополз из кладовки к освещённому заревом проёму. Подполз к каменному порогу и опять разговор слышит.

— Зелье, какое я тебе третьего дня заказывал, готово?

— Канечно, гатов. Два капли и за три дня умереть. Больше капля — быстрее умирать. А сразу смерть не есть хорош, подозрение большой. Три дня — гут…

— Это хорошо, что не сразу. Только как подсунуть ему зелье?

— Два капля пища и всё… Не есть трудно…

— Твоими устами да мёд бы пить. Перед тем, как ему что-то съесть, эту пищу обязательно другой человек пробует… Лихачев столько пробовольщиков поставил, что удивительно — как до царя еда вообще доходит…

— Тебе бояр много жалко?

— Нет, бояр мне не жалко. Только с той недели Лихачёв, будто что-то почувствовал и теперь вместе с боярами всё пробует и наш друг…

— Кто есть друг?

— Данила Евлеевич.

— Стефан?

— Он. Теперь мы думаем, как зелье отравное подложить и Данилу Евлеевича от опасности оградить. Иван придумал одну штуку. Такая штука занятная… Если Данило согласится, то всё получится. Ладно, пойду я. Вы тут поосторожней. Эти два дармоеда наследили. Пошли труп выбрасывать, а до болота его не донесли. Дождь проливной, видишь ли, в лесу их застал. Стрельцы труп нашли, а Разбойный приказ следствие затеял. И, главное, не сказались мне во время. У, дерьмо воловье… Признались бы сразу, так ничего б и не было. А теперь… Вы тут смотрите. Я вам пистоль заряженный оставлю. Если увидите здесь чужого, так сразу бейте его из пистоля без разговоров. Никак нельзя, чтобы чужой кто-то о нашем подвале прознал. Ладно, пошёл я…

Подьячий опять спрятался и долго сидел, ожидая ещё каких-нибудь гостей. Но никто больше не тревожил тяжкой тишины подземелья. Выждав время, Осип опять пополз к таинственной двери. На этот раз за дверью не было слышно никаких разговоров. Подьячий тихонько вполз за порог двери.

В дальнем углу пылал горн. И всё здесь было похоже на кузницу или гончарную мастерскую. И освещали ту мастерскую с десяток горящих свечей. И шумно здесь: стучали меха, раздувающие пламень, что-то кипело и шипело на горячей плите. Душно и парко в мастерской. Справа от двери стоял широкий стол. Вот под этот стол Осип и пробрался, а уж оттуда стал осматриваться. И похолодело всё у него внутри: в двух саженях от горна он увидел голую девчонку. Её подвесили за связанные руки на вбитый в стену крюк, и висела девчонка на том крюке, как рыба на кукане. А перед ней стоял сутулый человек в рыжем кафтане. Он корявыми пальцами давил рану на бедре несчастной страдалицы, собирая в плошку, еле сочащуюся кровь.