Репка. Сказка постапокалиптической эротики

Алексей Мефокиров

Вторая половина XXI века ознаменовалась Первой глобальной ядерной войной и Новыми климатическими условиями. Россия среди всех стран оказалась в наиболее сложном положении, но тем не менее даже здесь выжившие не забывают о сладостях любви и эротических переживаний.

Глава 4

Я капусту сажу, да всё беленькую.

Ай ли ай люли, да всё беленькую.

Да всё беленькую и кочаненькую,

Ай ли ай люли, и кочаненькую.

У кого нету капусты, прошу к нам в огород.

Ай ли ай люли, прошу к нам в огород.

Русская народная песня

Сергей Федорович стоял на остановке и ожидал троллейбуса. В связи с чрезвычайным положением служащим выдали маленькие синеватые карточки с чипами, позволяющими бесплатно пользоваться любым общественным транспортом. Однако перебои с поставками топлива свели к минимуму это благо.

Порой приходилось ожидать по сорок минут, пока подойдет к остановке старенький троллейбус или электробус. Карточки были неестественно-ядовитого цвета, глянцевые, с яркой надписью. Он достал эту карточку из кармана и вглядывался в её странные оттенки, будто пришедшие с другой планеты.

Машин на дороге было довольно мало, и большей частью — грузовики и фургоны разных государственных служб. Они были или темно-оливкового, защитного цвета, или белого. Грузовики, проходя, выбрасывали облачка дизельного выхлопа и этот запах, как ни странно, очень нравился Сергею Федоровичу.

Этот дым пах его далекой, как сейчас ему казалось, беззаботной молодостью. Еще до поступления в университет он отслужил год в автомобильной роте, и, несмотря на рассказываемые ужасы об армии, для него это время было одним из самых счастливых.

По мере развития кризиса старый-добрый запах горелой солярки можно было встретить всё реже. Из-за климатических изменений спрос на нефть вырос, и, наплевав на квоты и ограничения, корпорации сбывали всё за рубеж. Куда выгоднее было её экспортировать, нежели оставлять внутри страны для внутреннего, «нерентабельного» потребителя.

Однотонно-серое небо, будто выцветшее. Дождик утих, и в низинах стоял полупрозрачный туман. Слева послышался характерный звук тягового электродвигателя и из-за тумана показались фары троллейбуса. Он устало подполз к остановке и со скрипом распахнул двери. Приложив карточку к глазку датчика, Сергей Федорович вошел внутрь. Людей в салоне было мало: преимущественно старики. Раздался звуковой сигнал, похожий на жужжание гигантской пчелы, двери мягко закрылись, и троллейбус двинулся по маршруту.

Здание Института агробиологических исследований находилось на конечной остановке. Это было огромное, отдельно стоящее здание, окруженное рощами и участками обработанной земли. Возвышаясь на семь этажей вверх (а соединенный с ним корпус общежития — так и вовсе на все шестнадцать), оно уходило еще на четыре уровня вниз, под землю. И хотя нынче Институт, казалось, находился в запустении, это было не совсем так. Здесь кипела работа.

В левом крыле, будто бы и вовсе заброшенном, окна были выбиты и кое-где наскоро забиты заплесневевшим ДВП или полуржавым кровельным железом. Но именно из этого крыла имелись выходы на подземные уровни, где такие же, как Сергей Федорович, работали над стратегической программой выживания.

На входе в здание Института сидел старенький дедушка-вахтер, который не слышал на одно ухо, и паренёк в грязном ватнике. Поздоровавшись с ними, Сергей Федорович взял ключ и поднялся в свой кабинет. Там он снял верхнюю одежду, переобулся и подошёл к огромному, в рост человека сейфу с кодовым замком. Открыв дверцу, он забрался внутрь (хотя это было весьма неудобно, за что изобретатели всего этого каждый раз поминались весьма недобрым словом), и, захлопнув тяжёлую дверцу, почувствовал медленное движение вниз. Движение все ускорялось, последовал мягкий щелчок, и лифт доставил его на самый нижний уровень.

О том, что будут происходить резкие климатические изменения, Сергей Федорович и ряд других людей, с соответствующим доступом, знали еще за двадцать четыре года до начала кризиса. Секретные доклады ложились на стол первых лиц государства, затем переправлялись в профильные учреждения и ведомства. Но даже такой длительный срок был недостаточен для того, чтобы на ходу перестроить всю инерционную и громоздкую машину народного хозяйства. Может показаться странным, но на протяжении последних десяти тысяч лет одной из стратегически важных наук являлось то, чем занимался Сергей Федорович — прикладная ботаника сельскохозяйственных растений.

Выйдя на уровне своей лаборатории и поздоровавшись с двумя младшими научными сотрудниками, проходившими по коридору, профессор, как было положено по внутреннему регламенту, отправился в душ. Освещенный синеватым светом, отделанный нержавеющим металлом, душ походил на отсек космической орбитальной станции.

Подставляя тело прохладным струям воды с обеззараживающим составом, профессор вдруг вспомнил, как читал еще маленькой Машеньке русскую народную сказку о репке.

— Посадил дед репку, и выросла репка большая-пребольшая…

Он улыбнулся. У судьбы всегда есть чувство юмора. Сейчас его основной проект был связан как раз с репой, только существенно измененной. Именно такая, как они её шутя называли, «полярная» репа, выращиваемая в искусственно создаваемом биоценозе из сопровождающих трав и почвенной фауны, представлялась наиболее перспективным видом, способным накормить выжившее население.

Именно здесь, в этом институте, вот уже как минимум 15 лет они вели поиск того, что даст возможность нации выстоять в откровенно апокалиптических условиях. Одевшись в чистую, обработанную жестким ультрафиолетом одежду, он прошел на опытную площадку агромодулирования. Он одел маску-респиратор и помахал своей помощнице, Варваре Петусевич. Огненно-рыжая шевелюра Варвары, молодого кандидата биологических наук, была упрятана под белоснежный колпак. И хотя рот её скрывался под маской-респиратором, она улыбнулась профессору глазами и показала на одну из опытных гряд.

Сверху на эту грядку лился переохлажденный воздух из климатомодулирующей установки, освещение повторяло уровень очень пасмурного дня.

— Ну, что, Варварушка, растём? — добродушно поинтересовался профессор.

— Растём, Сергей Федорович! — Варвара пальцами отогнула мульчу вокруг лунки и продемонстрировала довольно бодро выглядящий саженец, — Немного не решена проблема с фосфорным балансом, но мы ведь над этим работаем.

— Каковы показатели биологической продуктивности с единицы площади?

— По кормовой листве прирост составляет около 1,5 килограмм на квадратный метр, по корнеплодам — даже чуток больше, и это же в очень сложных условиях… Почти минусовая температура…

Профессор слегка приобнял ладонями Варвару за плечи…

— Голубушка, да ведь это практически успех! Поздравлять еще рановато, но движемся мы в правильном направлении.

Варвара вновь улыбнулась, и это было видно по её глазам. И, хотя ей было стыдно в этом признаться, прикосновение профессора ей были чрезвычайно приятны. Несмотря на почти семнадцать лет разницы в возрасте, на обилие молодых мужчин вокруг, она была влюблена в него. Более того, её физически к нему влекло. Запах его тела, смешиваясь с едва уловимыми нотками льна и хлопка рабочей лабораторной одежды, почему то казался ей таким одновременно уютным и желанным. Порой она ловила себя на мысли, что ей бы хотелось оказаться в его объятиях прямо сейчас, и она даже чуть отступала назад, будто опасаясь саму себя.

Надо сказать, что оказавшись на работе, профессор становился совершенно иным человеком. Переодевшись, приосанившись, чувствуя себя в своей стихии, он выглядел уверенно и молодцевато,. Его голос обретал нотки добродушного баса, а когда ситуация требовала волевых решений — твердый, уверенный, серьёзный голос профессора, звучавший рядом, просто вызывал у нее восторг.

Сергей Федорович прекрасно видел симпатию со стороны Варвары, но всегда стремился избегать возможных неловких ситуаций.

Он еще долго работал в разных залах лаборатории, и результаты были все более и более любопытными. Показатели искусственно созданных биоценозов росли как по продуктивности, так и по возможности переносить сложные условия обитания.

Внезапно на уровне раздался видеозвонок по оптической шифросвязи. Звонил государственный куратор проекта, Вячеслав Эммануилович Жвания…. Сергей Федорович вошел в сурдокабину.

Жвания выглядел уставшим, галстук на его шее слегка сбился, а под глазами были темные круги от постоянного недосыпания.

— Хорошо выглядите, профессор! Однако, здравствуйте!

— Здравствуйте, Вячеслав Эммануилович. Что-то произошло?

Куратор посмотрел на какие-то бумаги, лежавшие на его столе, будто что-то разыскивая.

— Да так, мелочи. Здесь пришло сообщение от службы безопасности округа. Мария Сергеевна Прасолова — это ваша дочь, не так ли…

— Так точно, Что-то произошло? — профессор сразу поник. У него похолодело в груди.

— Да так, мелочи. Кстати, а Гущин Николай Дмитриевич вам тоже знаком?

— Да. Это её молодой человек. Они живы?

— Не волнуйтесь, профессор. Живы, хранятся в целости и невредимости в подобающих условиях. Есть маленькая проблема — попытка незаконного пересечения границы чрезвычайных округов. Что будем делать? — куратор спокойно уставился на профессора с меланхолическим спокойствием кастрированного кота.

— Каково Ваше мнение, Вячеслав Эммануилович?

— Давайте так, профессор. Вы как-нибудь подскочите и заберёте своих гавриков, после чего спрячьте их куда подальше, чтобы не светились там, где не нужно. Не мне вас учить. Думаю, ситуация уляжется…. Кстати, а почему вы их не отговорили от их затеи?

— Я? — профессор сделал удивленные глаза;

— Да ладно Вам, профессор. Давайте не будем корчить из себя гимназисток, поступающих в театральный институт. Вам это не к лицу… Вы считаете, что им будет проще там, за бугром?… — в голосе Жвании послышалась тонкая угроза.

— Вы считаете, что иначе? — в глазах Сергея Федоровича мелькнула неприязнь.

Жвания налил себе стакан минеральной воды и медленно, с наслаждением отпил глоток. Поставил стакан, он посмотрел на профессора с легкой ехидцей.

— Ну, я уж не знаю, профессор. На самом деле это зависит и от Вас. Ваша работа решает, кому жить, а кому нет в мире будущего.

— Вы считаете? Польщен…

— Ладно. Работайте. И не зазнавайтесь. Знаете, у нас есть и иные варианты. А гавриков своих заберите.

Сеанс видеосвязи закончился. Профессор даже и не знал, радоваться ли ему, или горевать от того, что всё произошло именно таким образом. А вот в Жвании он был слегка разочарован, хотя и знал его как опытнейшего секретчика вот уже много лет. Как бы выглядело, если бы он начал отговаривать дочь от поездки? Какие аргументы он мог бы высказать, не проболтав при этом ничего из того, что Маше не положено знать…

Вернувшись в лабораторию, профессор внезапно обнаружил на своём столе фиолетово-желтые цветы арктического прострела. Они стояли в горшочке со мхом. Под горшочком была записка, написанная рукой Варвары. Запакованная в конвертик, написанная мелким почерком она никак не была похожа на что-то, связанное с работой. Больше это было похоже на раздражавшие всех святоверческие «письма счастья», в которых то и дело можно было встретить наивную религиозную пропаганду.

На автомате сунув записку в ящик письменного стола, он закрыл его на ключ и двинулся к выходу.