Кент ненаглядный

Алексей Аринин

Кент ненаглядныйМакс и Таня – пара. Он – сама решительность, она – сама красота. Она обеспечена, он – вчерашний зэк. Есть любовь, и есть понимание, но Макс хочет сказать свое слово. Его манит большой куш; однако на пути у него банда вероломных мерзавцев, мент со странными принципами и одержимый прошлым тюремный волк. А в команде Макса только призраки прошлого да лучший друг. Книга содержит нецензурную брань.

«Чистильщики»

За час, два до того, как в город хлынет и заструится между домов волна ночного мрака, эти ребята начинают собираться в мобильные, жаждущие легких и кровавых побед стаи.

Кто они?

Им от шестнадцати до тридцати. Они любят бары, где накурено, дымно и дешево. Их глаза подернуты пьяным туманом, а кулаки всегда готовы ломать носы и выбивать зубы. Они со злобным интересом изучают каждого незнакомца, горя одним только желанием — устроить избиение. В карманах у них среди мелких купюр и презервативов свинчатка или кастет — словом, то, что прибавляет уверенности подлецу.

Довольно не глупые парни, днем они — студенты, ученики, заботливые сыновья, а вечером… Вечером они превращаются в вампиров.

Вот бравая компания, от которой разит перегаром и пьяной дерзостью, курит на пороге небольшого кафе и отпускает недвусмысленные шуточки в адрес проходящей мимо девушки. Ее парень грубо реагирует, и на нем мгновенно фокусируется внимание ищущей повода своры. Слабой искорки вполне достаточно, чтобы воспламенить эту бочку с порохом. Слово, другое, третье — и вот уже грянул взрыв. Действия хулиганов согласованны и максимально жестоки; ни о каком кодексе чести нет и речи, происходящее — совсем не дуэль. Сопротивляться разгоряченной, вкусившей крови толпе — все равно что драться со сторуким великаном. Этот великан никогда не проигрывает, он зол, беспощаден, и единственное, что может его остановить — вой милицейской сирены. Великану нельзя мешать, так как он не уважает старость и заткнет рот любому пожилому человеку, проявившему участие. Он также не является джентльменом, а потому не церемонится и со слабым полом. Его кулаки обрушиваются на головы всех, кто имел неосторожность крикнуть: «Прекратите!» В общем, подругу уже лежащего на асфальте парня затягивает бешеный водоворот избиения. Неожиданно из дверей заведения трусливо высовывается голова охранника, пару минут назад выполнившего свой профессиональный долг набором номера милиции. «Сюда едут», — пищит он. Существо с десятком раскрасневшихся морд и разбитых в кровь кулаков, бросается прочь. Сонная громада города лениво наблюдает, как оно растворятся в тягучей мгле. Лабиринты улиц спрячут многоликого Минотавра, спасут его от зевающих, безразличных стражей порядка.

Закон, этот не всегда суровый, подслеповатый старик, плохо видит днем, а ночью ему лень заходить в пустынные дворы и дымные бары. Далеко не всякий раз он настигает подонков, но те все равно трепещут перед ним. В противном случае они не кидались бы стремглав, услышав слово «менты»…

А вот эти ищущие приключений парни в другой вечер и в другой части города. Их волосы треплет ветер, руки зябко прячутся в карманах курток, губы шевелятся, и единственное, что с них слетает — это площадная брань. Огни в домах гаснут. Вечер сулит развлечения. Из подворотни медленно выплывает чья-то тень. Не то человек, не то призрак. Местный наркоман вышел на вечерний променад. Приближающаяся ломка делает его активным; лихорадочный поиск денег начался. Он неслышно крадется вдоль кирпичной стены, косясь на шумную компанию. Уйти, скорее уйти! Но его появление замечено. Осиный рой не миг замолкает, и в этой тишине явственно слышится угроза. Спеша убраться, наркоман семенит в ближайший подъезд. Его догоняют, останавливают, обступают со всех сторон.

— Куда пошел? — спрашивает голос незнакомца.

— Да я, пацаны, это…, — наркоман запинается, ему страшно.

— Посмотри на него хорошенько, — советует голос из толпы, — Это «нара». Он и двигается-то как в замедленной съемке.

— Не-е-е, пацаны, — мычит раб героина. — Я не колюсь. Честное слово.

Удар в нос бросает его на мостовую. Десятки ног приходят в движение. Они пинают и топчут. Наркоманов частенько бьют, и тот, кого сейчас лупят, привык к подобному обращению. Он не сопротивляется и даже не стонет, с христианским смирением принимая побои. А вскоре он уже умело изображает полную отключку; так легче всего прекратить экзекуцию. Хищники не питаются мертвечиной. Но эти ребята скорее падальщики. Вид потерявшей сознание жертвы не останавливает их, они молотят, пока не устанут. Наконец один из них командует отбой, и первым склоняется над окровавленным телом.

— Гондон штопанный! — кричит он в ухо полутрупа. — Знаешь, кто мы!? Мы — «чистильщики»! Запомни, и другим расскажи. Мы очищаем город от такой вот мрази, как ты! Ни одного наркота в покое не оставим!

— Да! — подхватывает гул голосов. — Кулаки до локтей о вас сотрем!

Кто-то плюет на тело поверженного врага. Подмигивая друг другу, «чистильщики» уходят. Они меняют дислокацию. Новое место, новые жертвы.

Зачем же молодые, здоровые парни бьют людей, не причинивших им никакого вреда? Все просто: это их способ самоутверждения. Их волнует только победа, а не то, как она им досталась.

Кто же они? Каковы их лица?

Вот один из них. Высокий, кадыкастый парень двадцати четырех лет от роду, с большим горбатым носом и длинной белесой шеей, за которую его прозвали Жирафом. Темные глаза его всегда мутны, словно полные ила озера, а руки находятся в постоянном движении; они мелькают в воздухе во время разговора, что-то чешут, что-то ломают, наносят удары невидимому противнику. Они — два непоседливых хорька, никак не могущие найти себе места. Жираф вообще крайне нетерпелив и неусидчив. По этой причине ему не удалось прочесть до конца ни одной книги, сотни его начинаний полетели коту под хвост. Приходя из института домой, он, наскоро перекусив, вылетает во двор так стремительно, будто крыша над головой горит. Его родители понимающе кивают: эхе-хе, у молодых столько энергии, да и столько надо успеть. (Чтобы сынуля везде успевал, ему купили автомобиль). Жираф садится за руль и мчится к своим приятелям. Без них он обычно чувствует себя неуверенно и как-то незащищено.

Лучшим его другим считается Гном. Рост Гнома полностью оправдывает его прозвище. Маленький, щуплый до слез, он может покупать себе одежду в магазинах для детей. Его подвижные, крохотные глазки замечают едва видимое, а хорошо подвешенный язычок способен испортить настроение тому, кто поначалу не принял всерьез похожего на ребенка парня. Существует поговорка: «Мал да удал». Гнома она не касается. Да, он невелик ростом, но совсем не удал. Смелость в него вселяет лишь полная беззащитность противника. Обделив этого человечка габаритами и физической силой, природа наградила его изворотливым умом, умением строить интриги и способностью врать с честными глазами. Как и всякий опытный лжец, он разбавляет явную ложь правдой в пропорции один к одному. И ему верят. Верят родители его товарищей, верят в семье, верят в милиции, куда он иногда попадает после очередной драки. Гном жесток, хитер и злопамятен. Он не прощает никому и ничего. Кривые усмешки и косые взгляды в его сторону многим стоили зубов. Большая часть потасовок была спровоцирована им. Парень, гуляющий с хорошенькой девчонкой, всегда вызывает у Гнома зависть, ведь сам Гном у слабого пола популярностью не пользуется. Он ненавидит всех крепких, хорошо сложенных ребят с мужественными чертами лица. Еще бы, самому ему так недостает квадратного подбородка, стали в глазах и мускулов на плечах. Внутри него столько яда, сколько не извлечешь и из трех десятков черных мамб. Это он, Гном, в новогоднюю ночь налетев плечом на коренастого мужичка, заорал: «Наши — под раздачей!» и, видя приближающуюся подмогу, пустил в ход кулаки. Мужчина тот умер от перелома основания черепа прямо на руках у жены, хриплым голосом призывающей пьяных прохожих вызвать «скорую». А однажды Гном собрал своих дружков вечером, когда его вышвырнули из бара «Восточный базар» за хамское поведение. Тогда тоже была кровь.

Если Гном похож на ребенка, то его товарищ Крюк напоминает крепкое, не страшащееся ни бурь, ни засух дерево. Нагромождение мышц на плечах и спине говорит о недюжинной мощи, а злобный огонек в глубоко посаженных глазах указывает на то, что мощь эта может обрушиться на кого-нибудь в любой момент. Крюк говорит всегда очень громко, выплескивая заученные фразы. С таким зычным голосом невозможно иметь умные мысли в голове, и Крюк их не имеет. Он просыпается после полудня, день отдает тренировке, а вечер — компании, где его уважают за оглушительный правый «крюк». Этому удару он и обязан своим прозвищем. Гном, похлопывая его по широкой спине, частенько говорит: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Да, Крюка можно сравнить с бронепоездом, но назвать «чистильщиков» мирными людьми может только человек, рассчитывающий вызвать у слушателей улыбки.

Истязать беззащитных — стихия «чистильщиков». И если учесть, что и Жираф, и Гном, и Крюк имеют благополучных, заботливых родителей, если принять во внимание тот факт, что они никогда не подвергались насилию и унижениям, напрашивается вывод: их агрессивность — вовсе не следствие социальных проблем. Скорее, на лицо случай массового умопомрачения.

Юность — пора радужных надежд. Радужных потому, что ей неведомы еще нечистоты мира, и вчерашние дети все еще верят в сказки. Юность похожа на весну — зеленую, цветущую, пьяную, не дающую спать, манящую в укутанные дымкой уголки, где прячутся тайны и любовь.

Но ни Жираф, ни Гном, ни Крюк не любят. Сие чувство недоступно им. А тому, кто не способен любить, не дано и по-настоящему ненавидеть. А как же Гном? Ненависть Гнома — это движение каловых масс по канализационным трубам в то время, когда подлинная ненависть — не что иное, как пожар души и клокотание гнева.

Эти трое никогда не дружили. Потому что дружба им так же неведома. Они лишь называют себя друзьями, однако истинный смысл этого слова им недоступен. Они коротают вместе дни и ночи и часто говорят один другому: «У нас один за всех, и все за одного». В действительности красивые слова почти всегда скрывают уродливую правду. Правда заключается в том, что, попади кто-нибудь из «чистильщиков» в опасную передрягу, его приятели, мигом улавливающие запах отчаяния, тотчас забудут про него. Когда беда барабанит в двери, храбрый мушкетерский девиз сменяется благоразумным законом джунглей: «Каждый сам за себя».

«Чистильщики» благоразумны. Во избежание неприятностей они стороной обходят тех, кто может, если что, осложнить им жизнь. Они ищут расположения сильных мира сего, и нередко заручаются их поддержкой. Они гибки, расчетливы и трусливы.

На одном из сборищ Крюк выдвигает предложение создать бойцовский клуб.

— Подумайте, — он краснеет от напряжения, ожидая одобрительных возгласов товарищей. — Это же круто. Не какая-нибудь там секция бокса, а клуб, где орудуют голыми кулаками!

— Да, здорово, — кивают приятели, думая в тот момент, какой же Крюк дурак.

Естественно, дурак — ведь в бойцовском клубе нужно драться, добывать победу в честном бою, а «чистильщиков» подобный вариант пугает.

Один на один. Только ты и противник. Глаза в глаза. Кость в кость.

«Нет, — думает Жираф, — так в два счета лишишься здоровья».

«Крюк спятил, — думает Гном. — Ему нужно меньше тренироваться».

«Чистильщики» — не воины. Они — расстрельная команда. Команда, которой нравится их дело.

Нередко они встречаются со Старухой, слушают его рассказы о былом, внимают мудрым советам. Старуха называет такие встречи «работой с молодежью». Высказывая свое авторитетное мнение по поводу устраиваемых «чистильщиками» экзекуций, он говорит, что все это нужно, ибо без демонстрации мускулов нынче никуда, что слушают только сильных, и что эпоха акул кончилась, и наступило время пираний.

Крюк, Жираф, Гном и другие полсотни человек из шайки с серьезным видом кивают в знак согласия. Для Старухи же быть в центре внимания — значит, жить, и, усевшись на своего любимого конька, он без устали выступает перед сборищами туповато улыбающихся типов. В такие минуты он мнит себя Лениным, Троцким, а для него это важно.

Да, матерый, потрепанный жизнью волчара может научить молодых шакалов охоте на овец и правилам спасения ото львов.

Попрощавшись с наставником, «чистильщики» садятся в машины и катятся по притихшему под луной городу. Их руки сжимают пивные банки, глаза неустанно ищут добычу.

В двадцать первом веке вампиры не спят в гробах, не носят черные плащи и не шарахаются прочь, уловив запах чеснока. Нет, они, зевая, желают своим матерям спокойной ночи, обсуждают в баре боксерские матчи и откликаются на прозвища типа Жираф и Гном.