Путешествие по небесной России

Александр Шкут, 2022

Обычный россиянин попадает в необычную современную Россию, из которой сразу очень желает вернуться домой, где всё привычно, хоть и нелюбимо. Однако молодому человеку совершенно неизвестно, как возвратиться обратно, из-за чего приходится посещать странные места и встречать странных жителей. Впрочем, все названия с именами вдруг оказываются до боли знакомыми, что не оставляет героя равнодушным и заставляет смотреть на Россию другими глазами. “Русь, куда ж несёшься ты?" – задаётся он не единожды вопросом на ходу. В грязь политики, религиозный рай или к вечной любви?Содержит нецензурную брань.

Глава IV. Еслибывск

Сразу за знаком с названием города, как это часто бывало в России в связи со сменой административной принадлежности, дорога стала куда более ровной. Кабриолет перестало трясти, он не подпрыгивал и лишь изредка то попадал в слегка продавленную многочисленными колёсами асфальтовую колею, то выбирался из неё. Невзирая на это, водитель ощутимо прибавила ходу.

Слева и справа от трассы замелькали одно — и двухэтажные дома с собственными дворами. По прикидке владивостокца, участки были некрупными — вероятно, стандартного размера, в шесть соток. Практически каждый хозяин обладал своим гаражом, благодаря чему у заборов не наблюдалось ни одного припаркованного автомобиля. Крыши по цвету делились в основном на две категории: малиновые — как любили в европейской части России, и синие — как любили в азиатской.

Из-за быстрой езды приморцу лишь на третьем по счёту доме удалось разглядеть адресную табличку: “улица Несосланных Энтузиастов, 176”. Андрей слышал, что улица с почти таким же странным, завораживавшим названием “Шоссе Энтузиастов” находилась в Москве, но происхождением его никогда не интересовался, поэтому даже не мог предположить, ни в чём суть энтузиазма, ни куда должны были быть сосланы обладавшие им люди (шоссе Энтузиастов — бывший Владимирский тракт, переименованный в 1919 году наркомом просвещения РСФСР Луначарским в честь политических заключённых, которых царские власти отправляли пешком в сибирскую ссылку по этой дороге. — Прим. автора).

Стоило дальневосточнику опустить глаза, как кабриолет, притормаживая, размашисто завилял — и в стороны от автомобиля отпрыгнули кудахтавшие курицы.

— Ещё курей тут не хватало! Ядрён совиньон! — оторопела блондинка. — Не город, а колхоз какой-то!!

Реакция попутчицы только рассмешила приморца, ничуть не удивлённого шастаньем несушек в частном городском секторе, ведь жившим в нём россиянам, включая Андрееву бабушку, было свойственно разводить домашнюю живность. “Вот если бы, — вообразил владивостокец, — кабриолет с леди в красном платье внутри врезался бы в коз, тогда точно стало бы не до веселья, а так — курам на смех!”

Разволновавшаяся девушка заметила сарказм пассажира, но ничем язвительным не ответила. Красотка лишь смерила молодого человека прищуренным взглядом, после чего притопила педаль газа.

Резво ускорившийся “Мерседес” вызвал неподдельный интерес водителей двух встречных легковушек: оба мужчины маятниками глядели то на белый автомобиль без крыши, то на трассу впереди.

— Смотрят! Щас всех кур передавят! — с издёвкой прокомментировала поведение зевак блондинка.

Отклонившаяся влево дорога привела к новым рядам частных домов, за которыми показались светло-бежевые четырёхэтажные панельные здания с остроугольными серыми крышами, и высившемуся на обочине огромному рекламному щиту, чью синюю поверхность украшала размашистая жёлтая надпись: “Добро пожаловать в Еслибывск — город сослагательного наклонения (категории глагола, выражающей возможное действие. — Прим. автора)! Вам бы попробовать быть как дома!”

— Будешь тут! Сами живите в своём курятнике! — возмутилась водитель.

Владивостокца её негодование развеселило вдвойне, поскольку по стремительно приближавшемуся перекрёстку с улицей Сибирских Метрополитенов — о чём гласил дорожный знак, — тоже бродили несушки в большом количестве. Правда, приморец совсем не понял, почему в уличном названии фигурировало множественное число, ибо в Сибири существовало единственное метро, новосибирское, в вагонах которого, как было широко известно, висели плакаты с правилами русского языка и стихотворениями выдающихся поэтов. Вряд ли омская подземка, состоявшая из одной станции “Библиотека имени Пушкина”, могла, по Андрееву мнению, считаться полноценной.

Едя по главной дороге, девушка ещё прибавила газу, чтобы одним лишь шумом кабриолета распугать крылатую свору, оккупировавшую зебру. Едва десятки куриц осознали исходившую от белого монстра опасность и начали вприпрыжку разбегаться, молодой человек истошно закричал “Стой! Стой!!” Испугавшаяся ора блондинка нервно ударила по тормозам. Через секунды послышался пронзительный мужской вопль.

Вжавшийся в сиденье владивостокец тысячу раз был благодарен сам себе из-за того, что пристегнул ремень безопасности — в противном случае, он с лёгкостью впечатался бы лицом в лобовое стекло “Мерседеса”. Красотка же, также пристёгнутая, заёрзала на водительском месте словно ужаленная пчелой: девушка то прожигала взглядом пассажира, то вытягивала шею и тщетно пыталась заглянуть за капот.

Натужно вздохнув, Андрей первым избавился от ремня, грубо оттолкнул дверь и ринулся мимо машины к левой обочине: в полуметре от неё лежал парень, рядом с которым валялся автомобильный руль. Часто вздымавшаяся грудь была беспорядочно облеплена белыми перьями, одежда не порвана, кеды оставались на ногах, кровь как на теле, так и на асфальте, отсутствовала, ссадин на руках и голове не виднелось.

— Жив? — спросил дальневосточник, приподнимая ладонью мужскую голову, покрытую жгуче-чёрными, будто смола, волосами.

— Врроде да-а… — тихо заикнулся находившийся в состоянии шока худющий юноша с впалыми скулами и большими круглыми чёрными глазами.

Вышедшая из кабриолета водитель замерла и поинтересовалась издали:

— Что с ним??

— Да вроде цел, — пожал плечами Андрей.

Обнадёженная девушка осторожно прошагала к пострадавшему:

— Точно?

— Да т-точно, точно, — опёрся на локти неизвестный, чья одежда задралась в нескольких местах: сжавшиеся гармошкой края тёмно-синих джинсов обнажили голени над чёрными носками, а скатанные рукава превратили светло-серую футболку в майку. — Точнее не бывает…

Пассажир окинул взором кабриолет:

— Хм, машина тоже вроде цела. Что ж случилось-то?

— Я… Я… Я подъезжал к перре-крёстку, увидел за дерре-вьями чикенов (вольное произношение английского слова “chiсkens”, переводящегося как “курицы”. — Прим. автора), стал на них кричать, прог-гонять с дорог-ги. Тут вдруг шум маа-шины, чикены взбесились, стали прыгать, визг торр-мозов прямо рядом со мной, я резко торр-мознул, стал сдавать назад, наехал на чикена, коле-со прокрутилось — я перревернулся, закричал…

— Стоп, стоп, стоп. Как это, ты ехал? — заинтересовался Андрей.

— Ка-ак все ездят, так и я ехал! Вон, руль даже отва-лился — не видите что ли?

— То есть ты ехал с этим рулём по тротуару, а потом собирался по зебре?

— Не по трот-туару и не по зебре, а по своей полосе! А вы на своей дорог-гу не уступили! Вы виноваты!! Анд-дэрр-стэнд? (вольное произношение английского слова “understand”, обозначающего вопрос “Поняли?”. — Прим. автора).

Опешив от услышанного, девушка приложила ладонь ко лбу.

— Во-первых, зачем вылетать на зебру из-за дерева, да ещё и в кучу птиц?! — разозлился приморец. — Опасно же! А во-вторых, даже если тротуар с зеброй у тебя — обычная дорога, и настоящая главная дорога для тебя — тоже обычная, то тогда у тебя ж помеха справа! Почему не уступил?

— Я — сэрр! Потомок британских кровей! Поэтому у меня движение левостор-роннее, и как раз у вас помеха слева!

В доказательство пострадавший повернулся боком — так, чтобы стало полностью видно его левое плечо: на нём темнела вытатуированная в две строки надпись на английском языке “My life — my rules!” (“Моя жизнь — мои правила!”. — Прим. автора).

Поразившись знакомому лозунгу, владивостокец посмотрел на девушку. Она с выпученными от удивления глазами стыдливо потянула свой красный рукав вниз, дабы и краешек наколки не попадал в поле зрения.

Хмыкнувший Андрей повернулся обратно к уже начавшему подыматься заике:

— Что же это получается? У тебя левостороннее движение, у нас — правостороннее, а дороги равнозначные. В итоге у нас помеха слева, у тебя помеха справа! И кто же по-твоему прав?!

— Конечно, я! — уверил отряхивавшийся юноша. — Если всё одинаково, то вступает в силу реш-шающее правило: прав тот, у кого круче автомобиль! А тут оно вообще пред-дельно ясно: у кого круче кабриолет!

— У тебя тоже кабриолет?? — нервно усмехнулась растерянная красотка.

— Конечно. Вы что, видите крышу?

— Ну пускай, — громко хохотнул владивостокец. — И что, твой всё равно круче?

— К кор-ролеве не ходи — круче у того, у кого он более открытый, — потерпевший поднял с земли руль и принялся крутить его влево-вправо. — Пос-смотри, у моего открыто всё, а у вашего — только крыша! Так что, мой круче!!

Для этого аргумента дальневосточник с ходу не нашёл внятного контраргумента. Пока туманный гость недоумённо смотрел на вертевшего руль чудака, рядом с местом происшествия остановилась серая “десятка”. Появление очередной не праворульной, к тому же — российской, машины до крайности озаботило приморца: “Да, такой даже у “зелёнщиков” (продавцов с раскинувшегося на владивостокских сопках авторынка “Зелёный угол”. — Прим. автора) не найдёшь…”

Из “Лады” вышла пара предпенсионного возраста.

— Помощь нужна? — уточнил дородный мужчина, пристально изучая внешний вид юноши.

— Нет, всё в порядке, в порядке, езжайте, — судорожно замахала рукой испугавшаяся ответственности блондинка.

— Всё окей, ок-кей, — лично подтвердил пострадавший, одновременно сложив в кольцо указательный и большой пальцы правой руки.

— Ну-ну, — цокнул водитель “десятки”. — Ну-ну…

— Не веришь?! — поднял брови заика. — Смот-ри!

Тотчас он издал звуки, имитировавшие рёв мотора, после чего передвинул вперёд невидимый рычаг невидимой коробки передач — и тронулся с места.

Четверо людей ошеломлённо глазели на удалявшегося юнца. Не сомневаясь в их внимании к себе, парень напоследок громогласно запел песню “Битлз” “Вчера”:

Yesterr-day

All my troubles seem-med so far away,

Now it looks as though they're her-re to stay.

Oh, I believe in yesterrr-day.

Вчер-ра

Я своих пробл-лем не замечал,

А теперь всем им нет чис-сла.

О, я верю во вчер-ра.

(перевод с английского языка. — Прим. автора)

“Oh, I believe in yesterr-day” (“Я верю во вчер-ра”. — Прим. автора) ещё раз, но уже еле слышно донеслось издалека — и шофёр полностью открытого кабриолета скрылся из вида.

Задумчиво почёсывая подбородок, Андрей подытожил прощание:

— Одна из самых бестолковых песен, которые я слышал. Как можно верить во вчера?!

Выпрямившаяся девушка хотела было что-то возразить, однако так и не решилась.

— Рабы! — неожиданно поддержал фаната стихий мужчина. — Двести лет назад перед французами преклонялись, а теперь — все перед англосаксами (германскими племенами, переселившимися на остров Великобритания. — Прим. автора)! Кто дальше? Немцы, китайцы или мадьяры (самоназвание венгров. — Прим. автора)?

Пышногрудая пассажирка “Лады”, цокнув в направлении спутника, несколько раз неодобрительно мотнула головой, поправила очки и принялась обходить белый кабриолет. Аккуратно проведя ладонью по гребням дверей сначала с водительской стороны, а потом — с пассажирской, женщина взглянула на три портрета. Испытующе изучив их, она отклонила голову, протёрла стёкла очков и снова вперила взор в нарисованные лица. С троицы он перекочевал на блондинку, с неё — опять на портретный прямоугольник, и обратно — на девушку.

— А Вы случайно не певица?! — полюбопытствовала гражданка.

— Нет, я не певица, и куры не мои! — съехидничала красотка.

— Вася, да это поди Успенская! Помнишь, на той неделе по телевизору рассказывали, что она существует, просто скрывается!? И кабриолет — её! Всё сходится! Точно говорю!! Вася!!

— Женщина, да какая я Успенская?! Что Вы тут ерунду городите! Мы с ней ничем не похожи!

— Вася! Вася! — задёргала пассажирка “Лады” руку остолбеневшего мужчины.

— Так, так, ну сейчас начнётся! — рассердилась блондинка.

С шипением набрав воздуха через ноздри, девушка подошла к “Мерседесу”, плюхнулась на сиденье и включила зажигание.

— Ты едешь?! — надрывно вопросила она владивостокца.

Без раздумий молодой человек поспешил обойти кабриолет. Как только он оказался внутри, девушка нажала на педаль газа.

Удалявшееся место происшествия не отпускало Андреева взгляда ровно до тех пор, пока продолжавшие стоять у обочины пассажиры “десятки” не исчезли за деревьями.

На следующем перекрёстке — с улицей Якутского Моста — автомобиль свернул влево, где по-прежнему не было панельных домов, съехал на край асфальтового полотна и застыл.

— Постоим чуть, мне надо перевести дух, послушать какую-нибудь музыку, — объяснила остановку водитель. — Это меня успокаивает.

Откинув спинку сиденья, девушка включила магнитолу. Из динамиков послышалось короткое хрипение, тут же замещённое автопоиском радиостанций. Чёткий радиосигнал поймался спустя всего пару секунд пролистывания частот. Вещал женский голос:

–… сообщили эксклюзивно “Сарафанному радио”: в Еслибывск впервые приехала Любовь Успенская! Представляете! Она существует, она не в подполье, она в городе! А вы не верили!! Значит, в концертном зале “Бы-холл” скоро должен состояться её концерт, надо бы приобретать билеты. Как рассказали очевидцы, певица специально прикатила на кабриолете, чтобы создать в городе атмосферу своего главного хита! Еслибывск и Успенская — ах, как бы я позавидовала тому, кто сделал бы с ней и её кабриолетом фотографию или селфи! Хоть сама выходи на фотоохоту! — ведущая засмеялась, вслед за чем радостно запела: — А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь!”

Женское пение сменила радиозаставка: “Сарафанное радио”. Мы сообщаем новости быстрее всех!”

— Также редакции рассказали, — дополнила ведущая, — что певица, как настоящая яркая личность, умудрилась попасть просто-таки в настоящую киношную историю! Кабриолет едва не сбил одновременно городского сумасшедшего и нескольких куриц, если бы в последний момент все они не увернулись, будто каскадёры в фильме! Если бы! Если бы!! Наш корреспондент уже успел взять комментарий у пострадавших.

В эфире раздалось куриное кудахтанье. Когда оно закончилось, женский голос прибавил:

— Мы могли бы понять сказанное, если бы люди знали куриный язык! Ах, если бы! Если бы!! Если бы!!! Но и без этого ясно, что пострадавшие взволнованы, слова звучат нервозно, из чего можно сделать вывод, что ситуация складывалась катастрофически, и если бы не вера во вчерашний день — а это, напомню, был вторник…

Красотка резким движением руки выключила магнитолу.

— Что, что происходит??! Что за колхоз!!

Нервную обстановку до предела накалили послышавшиеся впереди мужские голоса: метрах в ста трое семенивших по обочине человек в серо-голубой одежде показывали пальцами на кабриолет и по мере приближения ускоряли свой шаг. Один из них вдобавок вскинул руку с телефоном в направлении машины.

— Ну всё, с меня хватит! — разгневалась блондинка. — Я уезжаю отсюда!

Девушка вперила взгляд в молча наблюдавшего за ней Андрея.

— Всё, дружок, больше нам не по пути! Выходи быстрей! А то придурки эти уже близко! Давай-давай-давай!

Владивостокец дёрнул за ручку двери и буквально выпрыгнул из белого кабриолета.

— Прощай, дружок! — бросила водитель в направлении бывшего пассажира.

Тронувшийся “Мерседес” развернулся в два захода, с визгом выехал на главную дорогу и понёсся к центру города.

Любитель катаклизмов какое-то время ещё неподвижно смотрел на опустевший перекрёсток. Когда же расстояние до перешедшей на бег троицы стало угрожающе близким, Андрей от греха подальше рванул промеж деревьев на тротуар.

Дабы не упасть при резком повороте, приморец под истошные крики с дороги ловко ухватился за старинный фонарь, чьё основание затенял памятник писавшему псу — почти идентичный известному монументу на набережной Вологды: лапа барбоса так же была высоко задрана, уши прижаты, хвост свёрнут в кольцо.

Домчавшись до перекрёстка, молодой человек удостоверился в отсутствии преследователей за спиной, пронёсся по зебре и выбежал на новый, лежавший впереди, тротуар, где едва не врезался в памятник водопроводчику, очень схожий с известной композицией в Перми — бронзовым мужчиной, сидевшим с разводным ключом на трубе, которая соединялась с другой, вертикальной, трубой, увенчанной огромной морской раковиной.

На ходу Андрей раз за разом прокручивал в голове обрывки тирад гонителей. Из услышанного следовало, что троица осталась крайне недовольна исчезновением певицы, но всё же намеревалась даже с уже отснятым материалом превратиться в героев “Сарафанного радио”, а также своих корешей — и этому явно должен был поспособствовать допрос владивостокца.

“Вот влип! — заключил Андрей, озираясь. — Что теперь? Куда дальше? Куда бежать?” Торопливо оценив обстановку, туманный гость метнулся между закончившейся чередой личных участков и светло-бежевой четырёхэтажкой.

Параллельно двухподъездному жилому дому, как это было заведено в России, стоял его близнец. Фанат стихий без колебаний нырнул в образованный зданиями тёмный зелёный двор, надеясь затеряться среди старых долговязых деревьев, чьи кроны возвышались над покатыми крышами.

Проскочив детскую площадку, приморец очутился на земляной дорожке, которая привела его к ещё одному монументу, находившемуся в центре дворовой территории — за бронзовым столом сидели игравшие в домино бронзовые пенсионеры: один, ссутулившийся — в кепке, расстёгнутом пиджаке и рубашке; другой, коренастый — в бескозырке и тельняшке с длинными рукавами; третий, худой, кучерявый, с высоким лбом — в свободной клетчатой рубахе. Первые двое напряжённо наблюдали за тем, как кудрявый игрок собирался приставить занесённую костяшку к длинной угловатой доминошной цепи. Вновь оглядевшись и не обнаружив погони, владивостокец присел рядом с ходившим.

Из-за курения подобные забеги, будь то при надобности успеть на электричку или куда-то ещё, давались туманному гостю с трудом — всякий раз его одолевала продолжительная одышка. Чтобы замедлить пыхтение и не пропотеть, он стянул с себя свитер, после чего расстегнул на рубашке пару верхних пуговиц.

Вызванный бегом жар заставил Андрея вспомнить о том, что с момента выхода из дома во рту не было ни капли воды. Желая избавиться от мыслей о жажде, молодой человек приложил ладони к вискам и отрешённо уставился на поверхность стола.

Его взор блуждал по бронзовому полотну из стороны в сторону, пока случайно не наткнулся на выгравированные надписи. Напротив добродушного старичка в кепке темнели слова “Иван Кузьмич. Электрик”, перед серьёзным мужчиной в тельняшке с прямолинейным, как курс крейсера, взглядом горделиво красовалась строка “Пётр Фёдорович. Моряк”, возле занёсшего с азартом костяшку кучерявого доминошника были вырезаны буквы “Иван Дмитриевич. Шофёр”.

Прочитав имена, владивостокец поднял голову и стал внимательно рассматривать одного за другим бронзовых игроков.

— Рыба! — вдруг громко послышалось откуда-то сзади.

Дальневосточник резко обернулся: за его спиной стояла троица, пытавшаяся настигнуть блондинку. Тихо подкравшиеся преследователи походили на сводных темноволосых братьев — заметно отличаясь телосложением, они, тем не менее, были одеты одинаково. Крайний левый значительно превосходил товарищей в росте, широте плеч и высоте лба, средний выделялся лёгкой упитанностью и круглым лицом, правый — сухощавостью, суженными глазами и острым подбородком с многодневной щетиной, вот-вот готовой превратиться в короткую козлиную бородку.

Все трое носили серые повседневные слаксы (плотные брюки свободного покроя без стрелок. — Прим. автора), тёмно-серые мокасины, голубые рубашки поло — только с разными белоснежными римскими цифрами на всю грудь: самому высокому принадлежала единица, пухлячку — двойка, а небритому — тройка. Если бы на голубом фоне, как вообразил приморец, вместо палочек белели кресты, то трио точно бы смахивало на королевских мушкетёров из фильма про Д’Артаньяна.

Повисшую паузу нарушил высокий незнакомец:

— Эй, это же ты вышел из белого кабриолета?

Андрей замешался: соглашаться никак не хотелось, а отнекиваться было чересчур глупо, ведь вопрос явно являлся дежурным, и все друг друга узнали.

— Ну! Я же тебя спрашиваю! — повторил дылда более грозно.

В конце концов, во избежание совершенно непредсказуемого конфликта туманный гость решил всё-таки сознаться:

— Ну я…

— Куда она поехала?

— Не знаю, я ей не хозяин, — погрубел голос владивостокца.

— Так ты с ней ехал или мы? — ещё напористее вопросил детина.

— Я ехал — вам-то что с того? Я знать её не знаю. Подвезла она просто.

— Прям вот ты голосуешь на дороге, тут вона едет певица и подбирает тебя? — съязвил пухляш. — Или ты такси вызываешь, и тут она подъезжает?

Все трое дружно засмеялись.

— Да, так и было, только это не певица, — сухо бросил дальневосточник в их сторону.

— Как не певица? — оторопел дылда.

— Ну вот так — просто похожая девушка.

— Этого не может быть! А даже если и так — тогда убегал чего? — не унимался высокий незнакомец.

— Не убегал, а шёл побыстрее и подальше. Кто знает, что ждать от бегущих в твою сторону товарищей, да ещё и с телефоном навытяжку?

— Да уж не ради тебя бежали!

Детина ухмыльнулся.

— А ради Успенской! — тут же добавил он. — Весь город знает, что она у нас, на своём кабриолете! Такой шанс упустили! Но хоть тебя нашли…

— Ничего бы у вас всё равно не получилось! — с нескрываемой бравадой произнёс приморец. — Повторяю, во-первых, это не певица, а во-вторых, что вам певица, если даже эта девушка не хотела с вами общаться! И город ей ваш не понравился. Особенно — куры.

— Она, не она… Хотела, не хотела… Радио врать не будет! Сказали бы, кто перед ней — сразу бы перехотела. А так — что? Соскочила на кабриолете с дополнительной славы! Можно сказать — на собственной песне! Нет, получается, даже не соскочила — а наступила на горло собственной песне!

Дылда заржал.

— Да, а сам ты вона так не соскочишь! Совесть не позволит! — поддакнул первому второй. — Идёшь вона по городу, видишь тот самый кабриолет, который все ищут, а он сруливает, оставляя пассажира! Как тут не узнать, в чём дело!?

— А по-другому как? Они шли, увидели знаменитое авто — и остались с носом?! Что о таких кореша скажут? — сыронизировал третий.

— Значит, говоришь, просто девушка подвезла? — настоял детина. — И куда ехала, не знаешь?

— Не знаю. Она, по-моему, сама не знает: едет куда-нибудь — да и всё.

— А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь! — запел вполголоса дылда. — Ну прям как в песне! Эх! “Бы-холл” бы хором горланил!

— Ладно, чёрт с тобой! — заключил высокий незнакомец с цифрой “I” на поло. — А сам-то куда едешь? А то “ехала куда-нибудь”, “город ваш ей не понравился”…

Мысленно согласившись с тем, что у процитированных фраз была дрянная суть, Андрей смягчил тон:

— Неважно, но точно не сюда. А из-за вас, в итоге, она меня тут высадила! И вообще вы сами кто? А то сами-то — “сказали бы, кто перед ней — перехотела бы”…

— Но-но-но! — возмутился детина. — Ты бочку-то не гони! Ей предъявляй — она же высадила! А мы…

Недоговорив, первый посмотрел на второго и третьего. Те — на него.

— Хм, мы… Ну мог бы и сам догадаться! Нас тут все знают! Видишь номера? Мы — первое, второе и третье лицо. Только первое лицо — это не то, которое, якобы, президент. То первое лицо не настоящее. А настоящее первое лицо — это я!

Признавшись, дылда довольно улыбнулся, а вслед за ним и его спутники.

— Лица из русского языка, — дополнил пухляш и сразу же поправился: — Точнее, вона из всех языков.

Изумлённый Андрей принялся въедливо рассматривать лыбившихся мужчин. Он четырежды прошёлся взглядом по ним прежде, чем вымолвить самое банальное из всего то, что можно было вымолвить:

— Я, ты, он/она?

— Они самые, — подтвердил небритый. — Есть сомнения? Они, значит, ему всячески это доказывают, а он сомневается?

— В смысле, доказывают?

— А ты последи за нашей речью! — уже не шутя порекомендовал первый.

Дальневосточник пришёл в полное замешательство. Он даже не мог припомнить, случалось ли когда-нибудь с ним вообще что-то подобное. Будто набрав в рот воды, молодой человек замолчал — и в центре двора установилась тишина.

— Ладно, не серчай, значит виноваты чуть перед тобой, раз заставили водителя тут тебя высадить, — принёс вскорости извинения детина. — Может, и врёт радио! Всё-таки журналист — одна из двух древнейших профессий! Давай хоть поможем чем тебе — подскажем, как отсюда доехать, куда нужно, или дойти.

Владивостокец в недоумении продолжал безмолвствовать. Он ещё раз пристально посмотрел на первое лицо — и почему-то в этот момент захотел сглотнуть слюну, но слюна отсутствовала. Туманный гость ощутил, что в горле невыносимо пересохло, из-за чего пить захотелось больше всего на свете.

— У вас тут магазин далеко? — буркнул Андрей, словно растолканный жаждой. — А то пить охота…

— Какой далеко?! — воспрянул пухлячок. — Тут, до конца квартала проходишь — и вона сразу на перекрёстке.

Второй указал на четырёхэтажку рукой и тотчас махнул ею же:

— Да что вертеть туда-сюда?! Пойдём, вона самим показать — раз плюнуть!

Узнав ни с чем не спутываемую родную нотку, заключавшуюся в том, что простые добродушные россияне всегда предпочитали лично проводить прохожего до нужного места, а не просто показывать направление, приморец неожиданно осмелел:

— Ну пойдём, коль не шутишь.

Дальневосточник поднялся с бронзовой лавки — и все четверо неспешно зашагали туда, куда ранее указывал пухляш.

Любитель катаклизмов на первых же метрах сравнил новую большую компанию с тремя мушкетёрами и Д’Артаньяном. “Да, тут теперь и тысяча чертей может появиться из-за угла, — домыслил туманный гость, — или вообще сам Боярский, только-только обменявший лошадь на свою первую шляпу”.

Покинув тенистый двор, четвёрка мужчин вышла на прежнюю улицу Якутского Моста, которую украшал ещё один памятник: металлический слесарь-сантехник, вылезший из уличного колодца и положивший на крышку люка газовый ключ — в точности, как знаменитый омский “Степаныч”.

— У вас тут прям памятник на памятнике, — поделился наблюдением Андрей. — Почему так? И что за герои-то такие? Доминошники, водопроводчики, ссущие собаки?

— Чтоб прям памятник на памятнике — это только на этой улице, она спецом такой задумывалась, — заговорил небритый, шедший рядом с владивостокцем. — А вот тематика — да, всюду единая. Везде люди живут, везде возникают проблемы. Кому их обнаруживать и кому их решать? Простым людям. Не власти же. Власть — это ленивая имитация бурной деятельности в приказном порядке. Она проблем создаёт больше, чем решает. Поэтому подлинные герои — кто? Простые люди. А после решения проблем и до их нового возникновения кто — герои? Простые люди. Для кого они решают проблемы? Для себя. Не для власти же! Когда проблем нет, геройство заключается именно в том, чтобы их не создавать. Поэтому праздно играющий доминошник — герой. А тот, кто создаёт ему проблемы, то есть, например, ворует из бюджета, удлиняя отсрочку замены старых труб из-за нехватки денег — не герой. А даже совсем наоборот — антигерой. Таким тут памятники не ставят. Власть — это хорошие, плохие и ужасные дела за спиной. Если ставят памятники представителям власти, то не только забывают о том, что она натворила плохого и ужасного, но и сакрализируют её (наделяют священным содержанием. — Прим. автора).

Андрей предпочёл не комментировать сказанное — вместо этого он вспомнил как никогда подходившее правило имярека: разделяй страну и государство.

После молчаливой паузы в разговор встрял шагавший сзади с дылдой пухляш:

— А ссущие собаки — тоже вона герои? Машину поставишь — колесо обоссано. Забор — обоссан. Столбы подъездов многоэтажек — обоссаны. Где же тут геройство? Тебе, поссавшему за гаражом, вона памятник что-то не ставят!

— Вон чего он хочет! — замотал головой повысивший голос третий. — Так, сейчас, как раз. Сейчас, сейчас.

Он терпеливо дождался, пока заинтригованные попутчики дошли до пересечения с улицей Северного Широтного Хода, и рьяно вскинул руку:

— Вот!

Дылда, пухляш и приморец сначала уставились на занимавший угол ещё одной четырёхэтажки магазин, а потом их взгляды приковались к высившемуся у входа в него железному дереву, чьи ветви были оккупированы железным котёнком с железной вороной. Металлическая скульптура донельзя напоминала знаменитый памятник на улице Лизюкова (улице Генерала Лизюкова. — Прим. автора) в Воронеже.

— И что? — равнодушно спросил второй.

— А то, что было бы странно, если бы человек садился на ветку, и ему ставили памятник! Потому что люди не сидят на деревьях и ссать на гаражи не должны! Кто ссыт на дерево или на гараж — тот как пёс! Для пса же это естественно, это повседневное геройство! Он же не в доме ссыт, создавая проблемы. А так лапу поднял — струя! Это как взмах саблей военного, сидящего на коне! Хотя сейчас такие собаки пошли, мелкие, гламурные, что уже и лапу поднять не могут — писают только сидя. Вот таким ставить памятники не должны.

— Какой-то вона ссаный собачий расизм! — подытожил пухляш.

— Не расизм, а забота о гражданах наших меньших! А то, если так пойдёт — а эти мелкие уже не только не в силах лапу задрать, но и лаять почти перестали, — собаки обессилят и вымрут! И не будет больше собак.

Мужчина с цифрой “II” в ответ лишь обескураженно покачал головой, явно давая понять Андрею, что третье лицо немного не в себе. Под взаимное бухтение двух разошедшихся во мнениях собратьев компания переступила порог магазина.

За дверью нагромождения полок разделяли узкие проходы, что являлось вполне естественным для розничной торговли. Помимо продуктов, на стеллажах имелись товары из самых разных бытовых областей, будь то зубная паста, стиральный порошок, чашки, салатницы или одноразовые мангалы.

Андрей выбрал минералку, однако сразу не понёс её пробивать: он, как нередко делал в подобных случаях во Владивостоке, открутил крышку прямо у полок с напитками и жадно припал к бутылке. Дылда с небритым смотрели на приморца точно на главного героя фильма “Белое солнце пустыни”, товарища Сухова, нашедшего воду после блужданий по среднеазиатским пескам. За сладостным поглощением минералки не наблюдал только пухляш, увлечённо рывшийся в куче коробочек со сладким драже.

Выпив половину литровой бутылки, дальневосточник взял в продуктовом отделе готовый к употреблению, но холодный сэндвич, а также маленький пакетик майонеза: молодому человеку хотелось есть, ведь на работе он к этому времени что-нибудь да обязательно перехватывал.

Давшая о себе знать привычка к утреннему рабочему перекусу заставила владивостокца вспомнить о потерянном мобильном. “Надо бы позвонить на работу, — рассудил приморец, — узнать хотя бы, как и что, сказать, что задержусь, пока туман не рассеется”.

— Ребят, не дадите быстро позвонить? — попросил любитель катаклизмов. — Телефон дома забыл, на минуту надо.

Первый и третий взглянули на него недоверчиво.

— Приехал в чужой город на кабриолете, без телефона. Странно, — колко подметил дылда и потянулся к карману. — Ну что ж, держи.

Андрей нажал заученные цифры, попутно обрадовавшись тому, что работал в отделе продаж, поскольку на других участках мало кто наизусть знал рабочий номер. Женский голос-автомат ответил: “Номер не существует”.

Туманный гость проверил набранные цифры, позвонил ещё раз — результат оказался тем же: “Номер не существует”. “Странно, — подумал фанат стихий. — Может, снова какие проблемы со связью. Ладно, наберу попозже”.

— Спасибо. Не пригодилось, — владивостокец вернул сотовый первому лицу.

— Обращайся, мы ж должны тебе! — посмеялся детина.

— Ну он всё выбирает? — прикрикнул небритый на пухляка. — Или ещё за булкой пойдёт?

— Да, вона тут уже, тут, — ответил второй и встал за приморцем у кассы.

Дальневосточник выставил на ленту покупки: початую минералку, сэндвич и пакетик майонеза. Из-за кассового аппарата высунулась миловидная, неброско накрашенная, сухотелая блондинка лет сорока — сорока пяти, являвшаяся одной из тех многочисленных российских кассирш, которые даже в рабочее время умудряются выглядеть ни чуть не хуже моделей со страниц глянцевых журналов. Женщина брезгливо осмотрела наполовину опустошённую бутылку, прощёлкала, цокая, штрихкоды считывателем и объявила итоговую сумму.

Владивостокец вынул из бумажника банкноты, положил перед кассиршей.

— Это что? — вопросила она, рассматривая одну из купюр.

— В смысле? — непонимающе уточнил Андрей.

— Ну что за деньги?

— В смысле?? Рубли, что же ещё?

— Какие это рубли?

Пухляш вытянул шею:

— Вона что! Это не наши рубли! Такие не ходят тут.

Дылда с небритым подошли к месту расчёта.

— Да, такие я видел как-то, только не помню где. Тут на такие ничё не купить, — огорчил первый. — Менять надо на небесные рубли, но вряд ли такие поменяют.

— Как это? — поднял брови туманный гость. — И что за небесные рубли? Покажи.

Детина достал свой кошелёк и вытащил из него сплошь голубые купюры. После первого, беглого, взгляда Андрей подумал, что перед ним голубые двухтысячные банкноты, дизайн которых посвящён Дальнему Востоку: Русскому мосту, перекинутому из родного Владивостока через пролив Босфор Восточный на остров Русский, а также — затерянному в лесах Амурской области космодрому “Восточный”. Однако, повертев пальцами каждую бумажку, приморец понял, что это совершенно другие деньги. Будучи очень похожими друг на друга, явно они отличались только числами и изображёнными облаками: кучевыми, слоистыми, перистыми, местами — с синими оттенками дождя. Чем грознее представало небо, тем более крупный номинал ему соответствовал. Сотни были с тонкими полосками перисто-слоистых, пятьсот — со слоистыми, тысяча — со слоисто-дождевыми, две тысячи — с кучевыми. Прочие варианты купюр отсутствовали.

Лишь изучив чужие деньги, владивостокец окончательно осознал, что оказался где-то совсем вдали от дома: вроде в родной России, а на самом деле — нет. Реальность говорила Андрею сама за себя: хоть все и общались по-русски, до работы дозвониться не выходило, номер не существовал, рубли не принимали, название города являлось вообще не знакомым. “Что за края? Что за небесная Россия такая? — запаниковал дальневосточник. — И чем сейчас платить за товары, особенно — за наполовину выпитую минералку? Да, главное, чем я вот прямо сейчас, здесь заплачу за эту чёртову минералку??”

— Хм… Ладно, тогда верну всё, кроме минералки… — обратился молодой человек к кассиру и сразу посмотрел на троицу: — Ребят, не будет шестьдесят рублей? Оставите номер телефона чей-нибудь, я потом закину.

Фыркнувшая блондинка тоже направила ожидавший взор на мужчин позади обладателя неизвестной валюты.

— Да хорош, будет тебе! — приосанился дылда. — Мы ж тебе должны! Так, девушка, давайте ничего не будем возвращать! Вот, возьмите, за всё.

Первый положил на прозрачный монетный лоток банкноту в пятьсот небесных рублей — со слоистыми облаками.

— Пакет нужен? — осведомилась женщина.

— Нужен? — переспросил детина Андрея.

Любитель катаклизмов замешался:

— Пакет… Ну можно… Маечку, если есть.

Кассирша вытащила из-под своего стола небольшой белый полиэтиленовый пакет.

— Спасибо, — поблагодарил владивостокец кивками дылду с блондинкой и принялся складывать покупки.

— Сдача, — кассир положила перед туманным гостем полторы небесных сотни.

Немедля она сухо добавила:

— У Вас только драже?

— Да, — подтвердил пододвинувшийся к монетному лотку пухляш.

Когда отоварившаяся компания выбралась на улицу, первый взялся сочувствовать дальневосточнику:

— Э, брат, куда тебе тут без денег? Пропадёшь ты тут без них!

Но за порогом магазина Андрея больше заботили не деньги. Собравшись с мыслями в течение нескольких секунд, он посетовал:

— Так это всё — правда, что тут небесная Россия, раз тут такие деньги ходят?

— В смысле? — недопонял детина. — Что значит “правда”? Небесная Россия, а что же ещё? И ходят тут только небесные рубли.

Только лишь приморец опять смолк, чтобы задуматься, как аккуратнее расспросить о текущем местоположении и дальнейшем пути, из памяти, словно подводная лодка, всплыл имярек со своей назойливой фразой “Слушай — да не спрашивай! А то домой не вернёшься!” Следом на воображаемом морском горизонте возник воображаемый небесный Киев, до которого должен был вести воображаемый чужой язык. “Чёртов старик… — возмутился про себя молодой человек. — Нарушу ли я правило о запрете поиска себе учителя, если я начну интересоваться у кого-то обо всём? Не сойдёт ли это за ученичество?”

Ход Андреевых мыслей прервал не унимавшийся дылда:

— Где тебе взять денег? Не бросить же тебя так… Где взять? Где?..

— И вона где? — повторил так же неравнодушно пухляш.

Владивостокец проникновенно взглянул сначала на первого, затем на второго — и решил отложить задавание невнятных вопросов до лучшего момента. “Когда ты в Риме, делай то, что римляне делают”, — припомнилась ему вдогонку известная поговорка.

— Так, в общем, подобные проблемы у нас можно решать только одним способом! — торжественно отрапортовал детина. — Нужно найти своего человека. Он поможет. Он всем помогает.

Второй и третий одновременно широко улыбнулись.

— Свой человек, — добавил небритый, — ну как не любить его!?

Приморец подумал, что ослышался:

— Свой человек?

— Да, свой человек, — отчеканил дылда.

— Как же его искать?

— Известно как! — усмехнулся первый. — Надо идти на наше место. Своего человека всегда стоит искать на нашем месте. Особенно в это время.

“Нашем месте…” — эхом отозвалось в Андреевой голове. Туманный гость давным-давно заметил, что у каждого человека, в том числе и у него, были свои уединённые “наши места”: к примеру, “наше с друзьями место” или “наше место со второй половинкой”.

С приятелями фанат стихий любил выйти на железнодорожной станции Вторая речка и спуститься по поросшему кустами земляному уклону к кромке Амурского залива, находившейся всего в тридцати метрах от рельсов. Возможность крайне быстро попасть из электрички прямо на дикий берег моря способствовала проведению на нём множества загульных вечеров, дополненных приготовлением шашлыка, а также — сонма ночей под звучавшую гитару.

Второе любимое, связанное с Олькой, место тоже находилось у воды: с обыкновенного бетонного пирса, прилично вдававшегося во всё тот же Амурский залив, открывался потрясающий вид на владивостокские закаты и создававшуюся садившимся солнцем длинную блестевшую дорожку.

“Нашем месте… — аукнулись ещё раз реплика детины у Андрея внутри. — Но что за его наше место? Или их? Что он имеет в виду?”

— В общем, раз уж начали тебе помогать, надо помогать до конца, — резюмировал свои же слова дылда. — Идём?

Вместо того чтобы ответить, дальневосточник вдруг обеспокоился тем, как судьба всё больше тащила его куда-то, будто не спрашивая. Хотя решения, безусловно, принимал он сам, складывалось впечатление, что всё делалось словно за него.

— Слушай, упрашивать тебя не будем, — прибавил первый. — Помочь же тебе предлагаем. Причём раз уже помогли.

— Далеко идти? — уточнил приморец, неявно давая понять, что согласился, но с сильным сомнением.

— Нет, ты вона посмотри! — возмутился пухляш. — Тебе предлагают помощь, а ты ещё вопросы задаёшь!

— Пошли, — мотнул головой влево детина и тронулся с места. — Два квартала отсюда, пруд у кинотеатра. Устроим небольшой сюрприз своему!

Засеменивший за троицей любитель катаклизмов на ходу освободил сэндвич от упаковки, оторвал зубами уголок пакетика с майонезом, помазал им хлебный край и жадно откусил.

— Не, майонез у вас не ахти, — прожевав, высказался Андрей. — Вот у нас “Золотой”, корейский, в пластмассовых бутылках — вот это майонез! Во рту тает! Есть можно с одним хлебом, без колбасы или рыбы! А некоторые и вообще без хлеба едят.

— Ну уж извини, какой есть, — усмехнулся дылда. — И вообще дарёному коню в зубы не смотрят!

— Что да, то да, — вздохнул молодой человек, намазал сэндвич по новой и отхватил ещё более крупный кусок, чем в первый раз.

Недовольно запыхтевшее среди четырёхэтажек второе лицо вполголоса осекло высокого собрата:

— Вообще дарёному коню вона смотреть в зубы надо.

— Это почему ж? — поморщился детина.

— Значит история с Троянским конём ни чему не учит?

Дылда потёр переносицу:

— А при чём здесь Троянский конь? По-твоему, что, и в майонезе могут быть враги?

— Враги могут быть где угодно! Ты вона один телек посмотри! Теории заговора повсюду! Сначала ты покупаешь майонез, а завтра в твоей квартире жрут солдаты НАТО!

— Что жрут, майонез? — засмеялся первый.

— Всё жрут. Даже — вещи, как моль!

— Что за ерунда! — не выдержал небритый. — Рассказывает он! Дырка на штанах — это тоже значит солдаты НАТО виноваты? Это ж то ли бред сивой кобылы, то ли собачья чушь! Кто-то наслушался сказочных животных, и давай пересказывать!

— В самом деле! — присоединился к мнению третьего детина. — Известно же, если я вдруг стану слушать этих животных и пропускать всё через себя, то сути в остатке будет ноль! Там ни слова правды, хоть и звучит красиво! Точно как у политиков!

— Да, с этим-то братом если кто соприкасается — надо держать ухо востро! — подтвердил небритый. — Они у нас говорят одно, а происходит не то, что совершенно другое, а вообще — не пойми что. Политика — дело ещё более хитрое, чем Восток.

— Да что в ней вона хитрого? — цокнул пухляш. — Всё ясно и понятно — ничего выдающегося. Куда больше удивляешься знаменитому кабриолету в Еслибывске! Вона такое действительно раз бывает, а ты упускаешь…

Под новый виток сожалений компания пересекла улицу Строителей Сахалинского моста и, не проронив ни слова, миновала оставшийся короткий отрезок пути до описанных первым лицом краёв.

Как увидел владивостокец, прудом дылда назвал небольшое водохранилище прямоугольной формы с бетонными берегами, за которым стоял коричневый кубический кинотеатр высотой этажа в три-четыре: названия его видно не было, так как он примыкал к водоёму тыльной стеной.

Само любимое место попутчиков находилось посередине длинной береговой кромки, между водой и автобусной остановкой с замутнёнными стёклами. По бокам его хорошо скрывали от посторонних глаз деревья c кустарниками. Туманный гость лишний раз неприятно убедился в том, что почти все наши места в России представляли из себя весьма жалкое природное зрелище: и здесь, и на Второй речке, и во многих других уголках люди проводили время среди диких зарослей, бетона или голой утоптанной земли. Андрей связывал эту особенность напрямую с желанием укрываться с малых лет от чужаков в нелюдимых точках.

Компания подождала, пока мимо проедут два автомобиля, после чего перешла дорогу и по траве обогнула остановку. За ней в телефоне копался моложавый мужчина лет тридцати пяти, которого ранее маскировали мутные стёкла. Чёрный костюм, из-под которого выглядывал ворот белой рубашки, чёрная бабочка и чёрные туфли идеально сочетались с чёрными волосами, густыми чёрными бровями и твёрдо сидевшими на носу очками в чёрной оправе. Единственным элементом, не соответствовавшим строгому внешнему виду, являлся выделявшийся под пиджаком округлившийся животик.

Едва четвёрка ходоков встала перед своим человеком на расстоянии одного шага, повисла длинная пауза. Во время неё приморец успел пробежаться взглядом по всем сосредоточенным лицам: три пары глаз с неожиданной серьёзностью взирали на заслонённую линзами четвёртую, а та — на дылду. Именно первый ни с того ни с всего прервал общее молчание, перейдя на приветственный крик:

— Здарова, свой!

— Здарова!! — таким же ором отреагировал мужчина в очках.

— Свой!! — подхватил пухляш.

— Сколько вёсен! — заголосил небритый.

— Сколько осеней! — громко ответствовал свой.

Каждое из трёх последовавших крепких рукопожатий превратилось в настоящие мужские объятья. Только по их окончании детина представил Андрея:

— Вот, это человек, которому надо помочь, приехал к нам, а денег совсем нет. Точнее, есть, но не наши — те, которые и не обменяешь.

Владивостокец протянул руку.

— Свой. Давай только без имени, — улыбнулся незнакомец. — Так будет безопаснее и для меня, и для тебя.

Свой человек сразу же показался фанату стихий действительно каким-то своим, свойским: простосердечным, доброжелательным, готовым быстро войти в курс дела и помочь в любой ситуации, не задававшим лишних вопросов, знавшим нужных людей и нужные ходы, хватким, суетным, пронырливым. “Вот это точно один из тех, кого называют “своими людьми”, — мысленно заключил приморец. — А когда у тебя везде есть свои люди, когда везде свой человек — это же значит, что, по сути, все дороги открыты, все кабинеты”.

— Нет проблем, — одобрил Андрей призыв остаться безымянным.

— Да нет же, пока они есть — и большие, — возразил дылда. — Их-то свой и поможет решить. Так же?

— Без сомнений, — уверил элегантно одетый мужчина. — Задача абсолютно решаема. Причём помогу напрямую, сам. И за короткое время. Думаю, за час-другой управимся.

Чтобы снизить напряжение, вызванное полным непониманием, к чему всё шло, молодой человек достал сигарету и молча закурил.

— Часик-другой, если сейчас выйдем, — свой посмотрел на наручные часы с чёрным циферблатом и чёрным ремешком. — Позже будет не с руки — надо будет ждать следующего дня.

— Ну, он в своём репертуаре! — подтрунил небритый. — А как же пиво попить, за жизнь поговорить на нашем месте?!

— После, после поговорим. Дело — прежде. А репертуара у меня своего нет! Свой репертуар — только у певцов, которые и музыку, и текст сами себе пишут. Вот это свой репертуар! У остальных же — так, привычки. А ещё хуже — просто личные спецэффекты.

Мужчина в очках смерил глазами дальневосточника:

— Если ты, конечно, за.

Выпустив дымную струю, любитель катаклизмов сжал губы и слегка кивнул в знак согласия.

— Тогда пойдём, время — как раз. По дороге всё объясню.

Остатка сигареты хватило владивостокцу на две тяжки. С окурком в руке он отошёл к остановке, старательно затушил его о край урны и смачно швырнул на железное дно.

— Пакет свой тоже выбрось. С ним — палево. А свитер надень — так солиднее будет, не на шее же его носить.

Андрей издали вопрошающе взглянул на детину.

— Поможет, поможет, — усмехнулся тот, — я же помог. Не дрейфь — свой человек!

— Давай, давай, — поторопил свой.

Туманный гость, озираясь, выполнил просьбу обстоятельного незнакомца.

— Так вас ждать? — съёрничал небритый. — А то пока за пивком можно сходить!

— Ну друга вашего — можно, отметите заодно. А я после обеда освобожусь, не раньше. А скорее — к вечеру. Уйти рано — палево.

Дылда хлопнул вернувшегося приморца по плечу:

— Давай, подождём! Расскажешь потом.

О чём нужно было рассказать, а тем более — что отмечать, владивостокец совершенно не понял. В полном неведении он отправился со своим человеком в обратную сторону, вдоль водохранилища.

— Тут совсем не далеко. А теперь внимательно-внимательно слушай! — предупредил попутчик.

Уже успевший свыкнуться со многим дальневосточник всё равно насторожился.

— Я — крупье, и наша с тобой задача — выиграть денег, — начал свой. — Мы сейчас пойдём в “Бы-казино”, очень известное у нас место. Слышал?

— Не.

— Ладно. Так вот, место известное. В целом, нам надо провернуть небольшую операцию, в два шага: тебе нужно будет дважды сорвать небольшой банк. С помощью меня, конечно. Время сейчас, как я говорил, единственно подходящее. Потому что зал открывается в полдень как раз для мелких сошек — игроков с небольшим количеством денег либо вообще новичков. Типа тебя. К вечеру же из них никого не остаётся — приходит солидная публика. План такой: я даю тебе небесную тысячу. Так мало, во-первых, чтобы у тебя не было соблазна с ней пропасть, а во-вторых, чтобы сошёл за реального зеваку-новичка. Держи.

Спутник протянул голубую банкноту со слоисто-дождевыми облаками.

— Я зайду в казино первым. Ты — через минут десять-пятнадцать. Когда войдёшь, походи, демонстративно осмотрись — чтобы было видно, что ты в первый раз. Потом, слева, перед входом в игровые залы — увидишь арку между колонн — будут окошки, наподобие билетных, тебе надо обменять в одном из них кэш (наличность. — Прим. автора) на фишки. Когда разменяешь, заходи в игорную зону, проходи коридор. Мой стол будет в конце большого длинного зала, тоже слева, самый крайний. Не подавай вида, что мы хоть как-то можем быть знакомы! Если кто-то из игроков окажется за столом, сначала понаблюдай за игрой, за парой розыгрышей, а потом поставь сам, но только сразу после того, как я запущу колесо. Сделаешь ровно две ставки. Первый раз ставь сикслайн: это ставка на шесть чисел сразу. Видел игровое поле когда-нибудь?

— Не…

— Ладно. Это прямоугольник: двенадцать на три. В каждой ячейке число. Тебе надо поставить на шесть чисел, то есть одновременно на две соседних коротких линии по три номера. Возьмёшь только половину фишек и положишь на стык “19” с “22”, который находится на одной из сторон прямоугольника — это и будет означать, что в игру попадут линии, начинающиеся с “19” и “22”. Запомни, фишки должны лежать не внутри прямоугольника, а на его внешнем крае! Если фишки на внешнем крае, значит играет вся линия. Если ещё и на стыке двух линий, то играют обе эти линии. Понял?

Андрей кивнул.

— Тут ничего сложного. Как ты, может быть, слышал, в крупье не берут тех, кто не может попасть на рулетке в одно из четырёх рядом находящихся чисел. Но это зачёт для студентов! — свой хохотнул. — А я уж матёрый, уж точно выбью “20”! Так вот, это выигрыш — пять к одному, то есть с пятисот — чистыми две с половиной тысячи. Фишки на мою тысячу после уберёшь. Выигранные же две с половиной тысячи поставишь, якобы в азарте, на стрит, то есть на три номера. Фишки положи так же на внешний край, на середину “10”, то есть на короткую линию, начинающуюся с “10”. На середину! Я выбью “12”. Выигрыш будет одиннадцать к одному, то есть вместе со ставкой — тридцать тысяч. Итого получится: тридцать плюс моя тысяча в запасе — на руках тридцать одна. Ставки запомнил?

— Да. Но давай, если можно, ещё раз.

— Это правильно. Не надо хорохориться — лучше повторить, чтобы точно запомнить. Обе ставки кладёшь на внешний край прямоугольника. На внешний! Первую — на стык “19” и “22”. Вторую — на середину “10”. Запомни: “1922” — как год, и “10” — как яблочко на мишени. Запомнил?

— Да.

— Как выиграешь во второй раз, игру прекрати, сгреби все фишки в кучу возле себя. Из неё отсчитай мою тысячу и пододвинь ко мне — так у нас принято в случае большого для игрока выигрыша. В нашем с тобой случае это — типичный российский откат! — вновь хохотнул попутчик. — Только по дружбе. Дружба — это всегда, когда по себестоимости. Впрочем, иногда и в убыток.

Обогнув угол пруда, мужчина продолжил уже донельзя серьёзно:

— После сразу иди к окошку менять свои фишки. Не смотри ни на кого! Особенно на меня! И больше не играй нигде и ни во что! Ты должен сделать соскок: взять деньги и уйти! Мол, знаешь меру азарту. Так как деньги не большие, а ты как будто новичок, то всё должно пройти как по маслу. Но и за тобой, и за мной будут следить как минимум двое: инспектор и пит-босс. Пит-босс, главный по залу, сегодня будет высокий, лысый, с горбатым носом. Он либо важно ходит между столами, либо смотрит с возвышения у стены. А вот место инспектора — прямо за нашим столом, сегодня — это коротышка с бегающими глазами. На него старайся не смотреть. Будь раскованным, по возможности. Можешь лишний раз перед розыгрышем подвигать фишки с числа на число, как бы сомневаясь. Особенно на второй ставке. Сначала на одни квадраты, потом — на соседние. Но вообще, так как самое начало дня, оба этих товарища должны следить не очень пристально — это ещё один плюс полудня. После иди на наше место, отметишь с пацанами. Если там задержитесь, то авось ещё пообщаемся. Да… Кстати. Если что-то пойдёт не так, то мы не знакомы. Никто никого не сдаёт: не спорь, уходи сразу с тысячей или без тысячи. Чёрт с ней. Это на всякий пожарно-игорный случай, как у нас говорят.

Договорив, свой человек остановился и одновременно с показушным поправлением очков украдкой осмотрелся.

— Так, сейчас пройдём конец пруда, через деревья выйдем на тротуар и будем расходиться, — объявил спутник и двинулся дальше. — Я пойду по дороге направо до перекрёстка со Строителями Сахалинского моста и по ним — к казино. Ты же переходи прямо здесь дорогу, затем дворами иди параллельно Строителям до Фартового бульвара. Он упрётся в казино. Всё — ты пришёл.

— Хорошо, — томно отозвался владивостокец.

— Да ты не дрейфь! Дело есть дело. Всё будет нормально.

Едва ходоки поравнялись с дальней кромкой водохранилища, свой человек вновь демонстративно пошевелил очки, только уже на ходу — и раздвинул первые ветви придорожной зелени.

Узкая полоса деревьев — так же, как на противоположном берегу, — примыкала к спокойной улице: тишину разбавляли лишь негромкая попсовая музыка, звучавшая из окон высившейся впереди четырёхэтажки, и шум редко проезжавших автомобилей. Попавшаяся на Андреевы глаза адресная табличка идеально подходила к окружавшей обстановке: “улица Мира Во Всём Мире, 15”.

Конец ознакомительного фрагмента.